Всеволод Бойко Уронить самолет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Всеволод Бойко

Уронить самолет

У сотрудников службы информации «Эха Москвы» есть такое устойчивое выражение «уронить самолет». Этот фразеологизм, как и многие другие сленговые словечки, которые мы используем, конечно, очень циничен. С помощью словосочетания «уронить самолет» описывается ситуация, когда во время рабочей смены того или иного журналиста случается авиакатастрофа.

Я «уронил» свой первый самолет 29 декабря 2012 года, в субботу. Обычно в выходные дни в мире происходит не очень много интересных событий, если не брать в расчет редкие массовые протестные акции или спортивные матчи. Но этот день я запомнил. Смена продолжалась с 16:30 до полуночи. После первого выпуска новостей я вышел из студии и сказал выпускающему редактору Ольге Кузнецовой, что очевидной главной новости этим вечером у нас пока нет. Через несколько минут на лентах информационных агентств появилось сообщение о том, что пассажирский самолет совершил экстренную посадку на Киевском шоссе. К тому моменту я работал ведущим новостей примерно полгода и с таким еще не сталкивался.

В это время в прямом эфире были Сергей Бунтман и Владимир Рыжков. Я забежал в студию, не обращая ни на кого внимания, плюхнулся на стул и уверенно, как мне казалось, выдал срочную новость о катастрофе. Все прошло нормально, если не считать того, что часть текста я прочитал в выключенный микрофон. Звукорежиссер просто не успел его включить. Кроме того, за минуту до моего феерического появления все немногое, что было известно о катастрофе, уже рассказали слушателям Бунтман и Рыжков.

Вскоре появились первые подробности трагедии. Самолет ТУ-204, на борту которого был только экипаж, при посадке выкатился за пределы полосы, пробил ограждение и остановился почти поперек Киевского шоссе. На месте погибли четыре человека. Недостаток информации сменился ее избытком. В таких случаях каждое причастное ведомство (МЧС, Минздрав, Следственный комитет) старается продемонстрировать прессе, как активно оно работает. Пресса, в свою очередь, пытается выяснить любые мало-мальски значимые детали. Сводные ленты информационных агентств (еще один пример жаргона) «становятся красными». То есть каждое СМИ выделяет свое сообщение красным цветом, чтобы другие журналисты обратили на него внимание и сослались в своих заметках.

Когда обрушился этот вал противоречащих друг другу данных, то я, откровенно говоря, «поплыл». Стал пересказывать слушателям все сводки подряд (порой дублирующие друг друга, а порой опровергающие). Вдобавок участился «шаг новостей» – мне приходилось бегать в эфир каждые 15 минут, и времени на подготовку почти не оставалось. В итоге я так запутался в поступающей информации, что допустил грубейшую фактическую ошибку – назвал Наталью Тимакову пресс-секретарем президента, хотя она на тот момент являлась пресс-секретарем премьера.

После этого постыдного выпуска новостей у двери в студию меня поджидал главный редактор Алексей Венедиктов. Самое плохое, что можно услышать от него в таком случае, – это роковая фраза: «Я снимаю тебя со смены». Но Венедиктов ее не произнес. Да, он ругался, но его выволочка привела меня в чувство. Мы провели «летучку» в службе информации, расставили приоритеты в работе. Инфореферент Варвара Костина взяла комментарии у очевидцев и экспертов. Корреспондент Алексей Соломин прошел пешком по трассе несколько километров от полицейского кордона до места катастрофы и вышел в прямой эфир с места событий. Смену я закончил сносно.

Уже дома, ночью до меня окончательно дошло, что я «уронил самолет». Я бы соврал, если бы сказал, что не испытывал удовлетворения от проделанной работы. Думаю, многие журналисты в тот день или в другой экстремальной ситуации ощущали нечто вроде извращенного азарта. Об этом не принято говорить вслух, но любой из нас хоть раз сталкивался с такими эмоциями сам или видел их в глазах коллег. Нормально ли это? Наверное, нет. Нужно ли это для того, чтобы быть журналистом? Наверное, да.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.