ПЛИТА С ДЕТОНАТОРАМИ

ПЛИТА С ДЕТОНАТОРАМИ

Все детонаторы должны срабатывать одновременно. Только в этом случае ядерная взрывчатка сжимается равномерно, а, следовательно, образуется критическая масса.

Это была одна из самых сложных проблем: как добиться «мгновения Икс», фантастической синхронности, неведомой до сих пор?

Испытания шли непрерывно. Они становились все изощренней, конструкторы и инженеры искали все новые методы, однако они по-прежнему не устраивали до конца Главного конструктора Ю.Б. Харитона. Тот постоянно требовал новый испытаний, потому что не допускал, чтобы при реальном взрыве произошел сбой.

«Плита с детонаторами» стала самым убедительным методом проверки практически всех конструкций ядерных изделий — как авиабомб, так и боеголовок ракет.

Азовское море. Крым. Идут заключительные испытания авиабомбы.

Ее полет хорошо виден: за макетом тянется шлейф дыма от горящей шашки.

Конструктор А.в. Митюков рассказывает:

«Результаты работы автоматики зафиксированы на плите-отметчике.

Я до сих пор восхищаюсь простотой решения конструкторами задачи определения равномерности срабатывания капсюлей-детонаторов для обжатия ядра заряда. Представьте себе два круглых «блина», где в центре один капсюль, а остальные 31 — по периметру. Между ними, в каналах, прутки — лапша. При взрыве от центрального к периферийным, а от них — к центральному идет детонационная волна. На месте встречи — на стальной плите — яркая отметка с точностью до миллисекунд. Просто и гениально».

Труднее всего было офицерам-поисковикам. Если макеты авиабомб всегда «были на виду» благодаря дымовым шашкам, то с ракетами обстояло все иначе. Запускались они с полигона Капустин Яр, а приземлялись в степях неподалеку от озера Балхаш. Два на два километра — таков был район поиска в том случае, если пуск ракеты проходил удачно. Даже в таких случаях разыскать небольшую плиту, ушедшую в грунт до двух метров, было нелегко. Если же шел аварийный пуск ракеты, то район поисков расширялся на много десятков километров. А Ю.Б. Харитон требовал, чтобы в любом случае «экспериментальный материал не пропал».

Кстати, сам Юлий Борисович первые годы всегда приезжал на полигон. В канун испытаний он обязательно проверял все службы, не упуская даже мелочей. Однажды он увидел, как инженер заполняет документацию карандашом. Обычно сдержанный Харитон на этот раз возмутился до предела.

— Почему карандашом? — конструктор почти перешел на крик. — Прекратить немедленно. Запомните, что, переписывая, наделаете ошибок. Заполняйте, как положено, а если ошибетесь — исправьте и распишитесь.

Дотошность и скрупулезность Юлия Борисовича Харитона, казалось, не знает предела. Это стало счастьем для всего нашего «Атомного проекта». Благодаря этим качествам Главного конструктора мы избежали аварий с ядерным оружием…

А тот эпизод с инженером завершился неожиданно. Харитон чуть позже спросил его о детях. Инженер ответил, что у него их двое. Но Харитон все же посоветовал на сидеть на контейнере, в котором находилась боеголовка.

— Можете остаться без потомства, — заметил он.

Эту встречу на полигоне инженер запомнил на всю жизнь…

Специалистам из Лесного частенько приходилось приезжать на Семипалатинский полигон.

Вспоминает один из ветеранов:

«Создалась особая каста «стариков». «Старики» — это условно, а фактически этим высококвалифицированным специалистам нет и тридцати. «Старики», приехав, сразу «четверились» — удобная цифра для столовой, преферанса, да и в гостинице четырехместные номера. К новичкам присматривались, прислушивались, «принюхивались» — не залетная ли птица? Если новичок удовлетворял их надежды, испытывали, проводили два теста: умеет ли играть в преферанс и может ли выпить залпом полстакана спирта, занюхав рукавом рубахи. На полигоне был «сухой закон», но для «стариков» это не было проблемой.

Человек, который участвовал в испытаниях термоядерного оружия, сразу поймет меня, что полигоны — это не места для отдыха, а место изнурительного труда, иногда круглосуточного. Но вот что странно, остается в памяти не это, а смешные случаи, юмористические эпизоды и все прочее, что к делу не имеет. Не странно ли?»

В общем-то, ничего необычного в этом нет. Они не имели права говорить со сторонними о своей работе, да и с товарищами — только самое необходимое, а потому память сразу же «вычеркивала» то, что «нельзя». Даже сегодня, когда секретность, казалось бы, соблюдается не столь строго, ветераны предпочитают молчать о своей работе. Наверное, они правы: случайно оброненное слово может кому-то помочь узнать тайны ядерного оружия, а чем меньше людей их знает, тем лучше, потому что мы живем в очень уж неспокойном мире.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.