На волнах времени

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На волнах времени

– Игорь Семенович, Вы упомянули об обстоятельствах, которые вынуждали Вас переходить из одной дисциплины в другую…

– Я всегда делал только то, что мне нравилось, и занимался тем, чем хотел. Большей частью получалось так, что я занимался в науке тем, чем другие не занимались, потому что заниматься этим было нельзя. Хотя, конечно, это я мог позволить себе уже позже, начиная со статей в «Новом мире».

– Которые, могу засвидетельствовать, шли у «новомирских» читателей нарасхват.

– Писать в 1966 году о еврейском вопросе, естественно, не было карьерным мероприятием. Когда я стал заниматься личностью, это тоже не было модным и вошло в научную моду потом. Все мои темы были внутренне мотивированы, несмотря на то, что оставались запретны.

Самой запретной, конечно, была сексуальность. Но вот, например, психология юности, которой я занимался, не была запретной. А с другой стороны, с 29?го и по 79?й год, когда вышла моя «Психология юношеского возраста», книг на эту тему у нас не было. Почему не писали – понятно: возникало очень много деликатных мировоззренческих вопросов. Чувствовали, что это опасно.

– В таком случае, у Вас неизбежно должны были возникать конфликты с цензурой, с властью вообще.

– Прямые конфликты возникали сравнительно редко. У меня было больше неприятностей и сложностей с коллегами, чем с цензурой. Ничего антисоветского я не писал, многого в реалиях того времени просто не понимал. Шокировала непривычность тематики. Иногда действительно возникали острые конфликты. Например, когда в 1965 году я сказал в одном докладе, что у нас есть проблема поколений, проблема отцов и детей. Тут меня дружно опровергали.

Тогда было негласное правило: если хочешь сказать что-то новое, надо избрать максимально спокойную, каноническую форму, зашифровать, закодировать. Зато это все очень внимательно читалось. Если говоришь обыкновенности, можешь выбрать форму эпатажную. Сейчас все не так: если подача материала не носит скандального характера, его просто никто не заметит.

Но и такого чувства невостребованности, как сейчас, раньше не было. То, что не выходило в печати, шло в самизда т.

То, что было искорежено цензурой, читатель-единомышленник, настроенный на ту же волну, понимал.

Сегодня, конечно, я издаюсь. Но кто это читает, мне неизвестно, как понимают – неизвестно. Я вот ездил в Челябинск (меня попросили выступить перед директорами детских домов). С одной стороны, меня все знали и читали. Глава администрации Челябинской области, врач по образованию, цитировал наизусть мои книжки, которые читал еще в юности. Учителя приносили мне на подпись «Психологию юношеского возраста» издания 79?го года. А докторша, которая мне делала кардиограмму, рассказывала, как ей повезло: когда она была студенткой, ей удалось достать книгу «Введение в сексологию». Но, с другой стороны, ничего, что вышло после 89?го года, туда не попало. Это все равно, как если бы в 89?м я умер.

– В начале разговора Вы обронили такую фразу: социологией стало заниматься невозможно. С чем это было связано?

– В то время как советская пресса трубила, что основа всех свобод личности – право на труд, я доказывал, что «логическая предпосылка и необходимое историческое условие всех других свобод» – свобода перемещения. «Ограничение ее инстинктивно воспринимается и животными, и человеком как несвобода. Тюрьма воспринимается не столько наличием решеток или недостатком комфорта, сколько тем, что это место, в котором человека держат помимо воли».

В 1960?е годы в советском обществе уже отчетливо просматривались тенденции, которые в дальнейшем должны были привести его к краху, в частности, аппаратно-бюрократический антиинтеллектуализм и кризис в межнациональных отношениях. Социология создавалась на волне предполагаемых реформ. Стало ясно, что в обществе существуют проблемы, которые надо осмысливать. Но вскоре наша информация, которая в какой-то момент казалась необходимой Хрущеву, настроенному на реформы, стала не нужна. Общество вновь стало беспроблемным. А такому обществу не нужны общественные науки. Из социологии стали делать служанку пропаганды. Тогда я ушел на заработки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.