Материнское благословение

Материнское благословение

– Когда вы с Лилей переехали в Финляндию?

(Вторая часть нашей беседы продолжалась через год, в той же Сяпсе – Тимо стал совсем большой, ему теперь три с половиной года, не потерял свой абсолютный музыкальный слух, охотно поглощает землянику, чернику, смородину, а с утра пораньше торопит укки на рыбалку – проверить опущенные в речку катиски, ловушки для окушков и плотвы).

– Тут снова надо мою маму вспомнить. Отца, ты уже знаешь, мы так и не дождались. У матери были знакомства среди финнов, и у одной ее подруги – она умерла – был муж, Онни Иванович Эсколин. Много лет он просидел в лагерях – и финских, и сталинских. Валил лес, охотился, строил дома. Воевал. Силищи был медвежьей. С любым инструментом умел обращаться как истинный мастер. В советскую Россию приехал совсем молодым, семнадцатилетним. Его отец участвовал в революции на стороне красных. Под Питером они с отцом строили электростанцию…

И вот в 58?м или в 59?м приходит Онни Иванович к нам свататься за маму. Мы с Лилей уже поженились, окончили национальные студии (Лиля училась в коми-студии, я – в карело-финской) Ленинградского театрального института и работали в Петрозаводске в Финском драматическом театре. Пришел, стало быть, к нам Онни Эсколин, получивший советское гражданство только в середине 50?х, и сватает у меня, сына, мою мать… Вот ведь задача! И я (смеется – А. С.) дал добро моей матери: «Конечно, выходи замуж, семья есть семья, как без мужика жить?!»

И они поженились и уехали в лесной поселок Райконкоски Суоярвского района: в Петрозаводске ему с его-то биографией жить не разрешалось. Второго такого мощного трудягу как Онни Эсколин я в жизни не встречал. В лесу ему равных не было. Представляешь, на лесобирже он за смену делал восемь дневных норм!

В Райконкоски долго не задержались, там было всего несколько финских семей, а Чална, лесной поселок под Петрозаводском, вовсю строилась; к этому времени пораженным при Сталине в правах ингерманландцам разрешили туда переезжать, в Чалне собралось много финнов, и моя общительная мать начала подбивать мужа переехать в Чалну. Но у Онни был приятель Уйти, переехавший в Сяпсю и зазвавший его его сюда на берега речки Сяпси и одного из самых рыбных карельских озер Сямозера. В Сяпсе Онни с несколькими мужиками-помощниками (я тоже пособлял во время отпуска) за четыре месяца поставил дом, и осенью они уже в него вселились. А я купил за 40 рублей (треть тогдашней пенсии) дачу, и с тех пор мы с ребятишками стали каждое лето жить в Сяпсе.

– Это дом, где мы сейчас сидим?

– Нет, этот я своими руками построил.

– Вид у твоего дома такой, будто бревна лаком покрыты…

– Это мне в Йоэнсу, когда я уже в театре работал, посоветовали: «Возьми льняное масло и бревна им обработай, дом всегда будет светиться, как новенький». И во все годы работы в Йоэнсу я лепил по вечерам модель нашего сяпсинского дома, все время что-то менял, кроватки переставлял, чтобы у каждого внука был свой угол. И каждое лето приезжал сюда и строил дом.

– И сколько вы уже живете в этом доме?

– Шестой год. А всего в Сяпсе – с 1968 года. Знаешь, я только когда стал строить свой дом, понял, как всю жизнь мне мешала вечная спешка – репетиции, спектакли, гастроли, съемки в кино и на телевидении, необходимость читать десятки пьес. Здесь наслаждаюсь тем, что одно поделаю, отставлю, другим займусь. И баню сам построил. Делаю, что хочу, и читаю, что хочу.

– Мама и Онни Иванович похоронены на Сяпсинском кладбище. Мы со Светланой, женой, были на их могиле. Мама твоя умерла 26 июля 1991 года. Ты уже работал в Финляндии?

– Мы похоронили маму, а через несколько дней, 31 июля я уже начал работать в Финляндии. Как будто своей смертью она благословила меня на отъезд.