Под бравурный туш и звон бокалов
Под бравурный туш и звон бокалов
В один из холодных январских дней у входа в «Известия» расположился небольшой военный оркестр и отыграл несколько жизнерадостных мелодий. Публика, следовавшая через соседние двери — в метро и из него — осталась в легком недоумении: по какому все это случаю в разгар трудового дня? Ответа не знали и известинцы, но они всё поняли, когда оркестранты прошли через нашу охрану и поднялись в Круглый зал на третьем этаже. Вскоре раздавшиеся оттуда звуки бравурного туша возвестили о торжественном начале невиданного события в биографии «Известий» — давно обещанного читателям розыгрыша лотереи среди подписчиков газеты на 1997 год.
В лотерее приняли участие 88 003 подписчика «Известий». Присланные ими конверты с ксерокопиями подписных талонов лежали здесь же, рядом с лототроном. Было разыграно свыше 150 призов — зарубежные туристические путевки, фотоаппараты, магнитолы, сковороды, швейные машинки, тканевые фильтры, фены, кофеварки, пылесосы, в том числе миниатюрный «Лилипут», многое другое. Оркестр особенно постарался, когда лототрон выдавал на-гора пять шариков, обозначенных цифрами 1,9,8,9,1 — это был номер обладателя трехкомнатной квартиры в московском районе Южное Бутово, доставшейся 63-летнему пенсионеру Каримову из Екатеринбурга. Номеру 59 984 выпали новенькие «Жигули», их владельцем стал 56-летний коммерсант Никишин из Нижнего Новгорода. Член жюри поэт Вишневский адресовал заочное напутствие выигравшему автомобиль в своем фирменном лаконичном жанре: «Удачи вам и чтоб не обстреляли».
Хотя многим в редакции не нравилась идея заманивать читателей лотерейным способом, руководство АО его одобрило и рекомендовало использовать в будущих подписных кампаниях. Оптимистичный музыкальный фон этого непрофильного для журналистов шоу стал прелюдией к грандиозному празднику — 80-летию со дня выхода в Петрограде 13 марта 1917 года первого номера «Известий».
Как будем отражать юбилей газеты на ее страницах? В ходе разговора об этом на редколлегии я предложил дать серию выступлений по истории «Известий». Лет двадцать назад отдел информации вел популярнейшую колонку под рубрикой «Неизвестное об известном», за которую отвечал изобретательный на темы Руслан Армеев. Я был уверен, что никто лучше него не сможет подготовить историческую часть к годовщине газеты. Сама по себе напрашивалась рубрика «Неизвестное об “Известиях”». Руслан набросал план на десяток материалов и отлично его реализовал.
Настоящей сенсацией в этой серии явилась перепечатка из очень старых «Известий». Если бы можно было определить наилучшую публикацию в газете за все 80 лет, то ею могла быть статья с абсолютно точным названием «Безумная авантюра», напечатанная 25 октября 1917 года, буквально в те часы и минуты, когда власть в России захватывали большевики. Как писал Армеев, теперь, когда мы знаем ход истории за целый век, «вряд ли у кого поднимется рука что-нибудь отсюда вычеркнуть. Здесь предсказано все, что будет (было) с нами, целой страной — все наши беды, муки, несчастья, войны».
И у меня не поднимается рука что-нибудь из этой потрясающей статьи вычеркнуть. Читайте — не пожалеете: «Безумная авантюра» в «Известиях» от 25 октября (по старому стилю) 1917 года:
По-видимому, всякие убеждения уже бесплодны, и большевистское восстание, против которого мы все время предостерегали, как против ужасного для страны испытания, организуется и начинается. За три недели до выборов в Учредительное собрание, за несколько дней до Съезда Советов большевики приняли решение произвести новый переворот.
Они опираются на широко разлитое недовольство и на не менее широкую бессознательность солдатских и рабочих масс. Они взяли на себя смелость обещать им хлеб, и мир, и землю народу. Мы не сомневаемся в том, что ни одно из этих обещаний они не были бы в состоянии исполнить, если бы даже их попытка увенчалась успехом.
Они не могут дать хлеба городскому населению, потому что его подвозится мало и не может быть подвезено больше вследствие расстройства железных дорог. Но его может быть подвезено значительно меньше вследствие усиления анархии и будет подвезено меньше. Поэтому первым последствием большевистского выступления будет ухудшение продовольствия и городов, и армии. И это ухудшение вылилось бы в полный голод, если бы действительно большевикам удалось захватить власть: ведь большевистского правительства в далеких южных степях никогда не признали бы и не дали бы ему хлеба те, кто снабжает им всю Россию. Ведь вопрос продовольствия есть вопрос организации, а кто же может сомневаться в том, что организация неизбежно расстроится при гражданской войне и рухнет совершенно, если в свои руки захватят власть люди, которые никогда в практической государственной работе не принимали участия, которые не имеют о ней никакого представления? Да, конфискацией запасов в магазинах и лавках можно кормить 1–2 дня столичное население, но не больше. После этого остается только голодный бунт и погромы. Другого разрешения продовольственного вопроса большевики дать не могут, не в силах даже при самом крайнем напряжении энергии.
Что касается земли, то переход земли в руки трудящихся может совершиться двумя путями: либо изданием соответствующих законов и правильной организацией распределения земли, либо путем простого захвата ее крестьянами. Что касается первого пути, то он предполагает не только выработку закона, но и создание местных земельных комитетов, работающих по определенному плану на основании учета земель и населения. Как могут организовать это большевики, если у них нет и никогда не было никакой сельскохозяйственной организации, если они никогда не имели и не имеют большинства ни в земствах, ни в волостях? Самое большее, что они могут сделать, это издать распоряжение в двух словах: захватывай землю! В результате этого могут быть только аграрные беспорядки, разгромы, которые они для приличия называют аграрным восстанием, но ни в коем случае не передача земли трудящимся. В этом случае землю берет тот, кто хочет, а не тот, кому нужно.
Всеобщий разгром имений еще не означает распределения земель, и безземельные крестьяне при нем останутся в громадном числе случаев такими же безземельными, как были и раньше. Во всяком случае, как раз те, кто больше всего вправе ждать распределения земли, именно солдаты действующей армии, останутся ни при чем. После неорганизованного всеобщего расхвата земель им пришлось бы с оружием в руках снова завоевывать себе землю в своей собственной деревне или в соседней или совсем на чужой стороне. Расхват земель — это не великое земельное законодательство, которого вправе ждать прежде всего революционная армия, это — варварство, которое даст, по крайней мере на первое время, обнищание всей страны.
Не лучше обстоит дело и с миром. Неорганизованным путем, братаньями, можно прекратить стрельбу на отдельных участках фронта, можно уйти с этих участков и дать врагу возможность окружить остающихся на позициях, перебить их или взять их в плен. Можно открыть врагу фронт и дать ему возможность занять новые области. Но мира таким путем заключить нельзя. Мир может заключить только государство. Для того чтобы оно, с некоторыми расчетами на успех, могло заключить мир, нужно, чтобы оно было едино и крепко, чтобы оно пользовалось уважением у союзников и врагов. Но со страной, находящейся в состоянии гражданской войны, никто мира заключать не станет, потому что не имеет смысла договор с непризнанным правительством. В этом случае неприятелю даже при желании мира с его стороны прямой расчет не заключать мира, но продолжать войну, чтобы еще более улучшить свое военное положение и таким образом обеспечить себе более выгодное положение. В то же время, как мы наблюдали это летом, каждый военный успех немцев усиливает реакцию в Германии, укрепляет положение Вильгельма и тем самым отдаляет возможность демократического мира. Большевики обещают немедленный мир, на деле же они могут дать только немедленную сдачу всей России Вильгельму, хотя бы они всеми силами этому сопротивлялись. Логика вещей, которая сильнее желания людей, ведет к этому.
Но самое ужасное — это то, что большевистское восстание при всякой удаче повело бы к целому ряду гражданских войн, как между отдельными областями, так и внутри каждой из них. У нас воцарился бы режим кулачного права, в одном месте террора справа, в другом — террора слева. Всякая положительная работа стала бы на долгое время невозможной, и в результате анархии власть захватил бы первый попавшийся авантюрист, и темные массы — у нас еще достаточно много людей темных — вернулись бы к Николаю II, как избавителю от революции, которая не умела дать народу того, что обещала.
Только к этому и может привести нас большевистское восстание. Неужели не ясно, что диктатура и террор не есть средство организации страны? Неужели не ясно, что диктатура одной партии, будь она самой левой, громадному большинству населения будет так же ненавистна, как и самодержавие? И неужели не ясно, что попытка восстания во время подготовки выборов в Учредительное собрание может быть не преступна только потому, что она совершенно безумна?
В который раз перечитываю эту статью и не перестаю восхищаться мощью и остротой ее гражданственности, глубиной и точностью политического анализа и прогноза. Как всем нам, нынешним известинцам, было не гордиться работой в газете, которая в самом начале своего существования подала столь впечатляющий пример отечественной журналистике — пример на многие десятилетия, можно сказать, что и на века. Не уменьшает эту гордость и знание того, что были долгие периоды, когда газета являла собой прямое подчинение и отражение власти, утвердившейся в результате той, описанной выше безумной авантюры. Но она же, газета, и немало делала и сделала, чтобы приблизились и наступили другие времена. Обо всем этом — о многом тоже впервые — рассказывалось под рубрикой «Неизвестное об “Известиях”». Выступил в ней (крупнейшим размером) и наш знаменитый коллега Станислав Кондрашов, пришедший в газету в августе 1951 года вместе с двумя другими выпускниками МГИМО — также будущими звездами «Известий» Владимиром Осиповым и Леонидом Камыниным. Вряд ли кто из читателей прошел мимо этого материала, привлекшего к себе внимание как именем автора, так и его заголовком: «КАК МЫ ХОРОНИЛИ СТАЛИНА. Воспоминание последнего из (состоящих в штате) могикан». Всему на этих шести колонках было тесно — и интереснейшей информации, и емким мыслям не только о прошлом газеты, но и критическим — о ней сегодняшней. Так что не была случайной, а получила там развитие фраза последнего из могикан: «Старый известинец, я не все принимаю в новых “Известиях”…».
Огромным был поток поздравлений по случаю юбилея «Известий». Часть из них напечатана, часть использована в обзорах почты. Писем и телеграмм никто не организовывал, они шли самотеком, подтверждая уважение людей к заслугам газеты. Но было и исключение — к одному читателю мы сами обратились с просьбой не обойти нас своим вниманием. Учитывая его занятость, это было сделано еще в середине декабря. Голембиовский написал президенту Ельцину:
13 марта 1997 года — особая дата в жизни коллектива «Известий» и, смеем надеяться, в истории российской журналистики. Газете 80 лет… Мы рассматриваем этот юбилей как возможность отдать должное предшественникам и повод определить свою роль в строительстве новой демократической России. Любая форма Вашего внимания к этому событию придаст ему достойный вес, но особенно мы были бы Вам благодарны за честь видеть Вас в числе самых уважаемых наших гостей…
Мы знали точно, что письмо дошло до адресата, но очень долго, фактически до самой юбилейной даты оставалось непонятным, какого рода внимание окажут «Известиям» в Кремле. От этого зависела и форма участия должностных лиц рангами пониже. Задержка протокольной ясности из Кремля вносила напряжение в подготовку всего церемониала праздника.
Тем временем решались многие оргвопросы. В середине февраля долго обсуждалось, где проводить банкет ориентировочно на 700 человек? Было названо немало вариантов с учетом разной суммы расходов — от экономически наиболее приемлемой собственной территории (Круглый зал, кабинеты и коридоры на всех восьми этажах) до самых дорогих ресторанов в гостиницах «Метрополь», «Националь». Шла речь и о престижности места. По этому показателю выигрывал банкетный зал Государственного Кремлевского дворца. Мне было поручено встретиться с управделами президента Бородиным и переговорить о разрешении на этот зал. Я тут же позвонил Пал Палычу, он согласился меня принять на следующий день. На всякий случай я прихватил с собой официальное письмо Голембиовского. Вернулся в редакцию с нужной подписью Бородина. Но когда его службы подсчитали наши будущие расходы, то пришлось ехать к Бородину с новой бумагой. На этот раз Игорь писал: «Уважаемый Павел Павлович! Для организации и проведения мероприятия в Государственном Кремлевском дворце, посвященного 80-летию газеты “Известия”, убедительно просим Вас применить льготный тариф».
Управделами с пониманием отнесся к финансовому положению «Известий» и дал добро на льготный тариф.
К большому редакционному ажиотажу привела инициатива Гонзальеза, которая свидетельствовала, что коммерческая жилка у него всетаки иногда билась. Когда встал вопрос о премиях в связи с юбилеем газеты, Эдуард предложил не ограничиваться скромными возможностями редакции, а привлечь еще и финансы со стороны. И сам вызвался реализовать этот замысел, что сразу повысило его рейтинг в общественном мнении редакции.
За три дня до юбилея вышел приказ Голембиовского «премировать следующих сотрудников в размере оклада, но не более 500 долларов США (по курсу ЦБ на день выхода приказа)». В списке значились 211 человек, открывал его сам президент АО. Эти премии выдавались из собственных средств «Известий». На остальных сотрудников, включая собкоров по России, за ближними и дальними рубежами, распространилась идея Гонзальеза: выбить деньги из богатых бизнес-структур. Она была опробована на нашем новом акционере — компании «Лукойл». Читаю копию письма Голембиовского вице-президенту «Лукойла» Л. А. Федуну:
Уважаемый Леонид Арнольдович! Согласно договоренности представляю Вам список кандидатур на творческие премии в связи с 80-летием «Известий». Первая группа людей — это сотрудники редакции, наиболее активно и плодотворно работающие в последние годы, вторая — наши ветераны, чьим трудом и способностями создавался авторитет газеты на протяжении многих лет.
В первой группе списка четырнадцать фамилий, включая обозревателя отдела культуры Елену Ямпольскую, но применительно к ней формулировка «активно и плодотворно работающие в последние годы» являлась большим преувеличением, так как она была новым человеком в газете. Вторая группа — восемь по-настоящему заслуженных ветеранов: Надежда Болякина (44 года работы в «Известиях»), Борис Васильев (44), Геннадий Дейниченко (32), Наталья Ивановская (31), Игорь Карпенко (31), Элла Меркель (35), Сергей Смирнов (40), Зоя Соломина (31).
Все эти кандидатуры «Лукойл» принял и премии (эквивалентные 500 долларам США) выдал. Восемь человек премировал бывший наш акционер «Диалог-банк», пять человек — почти тезка по названию банк «Диалог». В письмах руководителям банков и компаний отразился один тактический нюанс, использованный известинской стороной. Сначала Гонзальез или кто-то другой звонил возможным спонсорам, и если удавалось договориться о выделении каких-то денег, следующим шагом было письмо, а в нем дело выглядело уже так, что это инициатива чуть ли не самих спонсоров. К примеру, вот что писалось президенту ОНЭКСИМ-банка М. Б. Прохорову (совершенно случайно через три месяца банк станет главным собственником газеты): «Мы высоко оцениваем желание банка поощрить сотрудников нашей газеты в связи с юбилейной датой». В этом письме Игорь назвал фамилии двадцати двух сотрудников. После перечисления денег от Прохорова вышел приказ за подписью Гонзальеза, уточняющий этот список. В нем говорилось: «Премировать по номинации ОНЭКСИМ-банка следующих сотрудников в размере 1000 (одна тысяча) долларов США в пересчете на рубли по курсу ЦБ». Здесь уже было двадцать три человека, появилась еще и фамилия Голембиовского. Так что он присутствовал в двух списках, в одном, видимо, как президент, в другом — как главный редактор.
Я шел по номинации Инкомбанка с премией тоже в 1000 долларов. В этом списке были также Друзенко, Гонзальез, Агафонов, Дардыкин, Данилевич, главный бухгалтер Астапова, директор по производству Батарчук, занявший это место после умершего год назад Станислава Лазарева. Инкомбанк премировал еще и 13 человек по 500 долларов каждому. Здесь мне хотелось бы исправить одну неточность, появившуюся все в той же, неоднократно упоминавшейся мною книге трех авторов «С журналистикой покончено. Забудьте».
В длинном монологе одного из авторов — Алика Плутника (он назвал этот монолог «нелирическим отступлением»), очень нелестном по отношению к Голембиовскому, отправным моментом для критики в его адрес послужили как раз те предъюбилейные дни в редакции с раздачей премий. Плутник говорит, что его имени не оказалось ни в одном из списков на получение премии, и в этом он видел только одно: козни Голембиовского. Алик высказывает опасение, что ему могут не поверить, что не в премии дело — сюжет с ее неполучением лишь внес долгожданную ясность в их тридцатилетние отношения с Игорем. Я как раз ему верю, что деньги тут ни при чем, но могу утверждать, что ни при чем здесь и сама история с якобы отсутствием имени Плутника в списках на премию. Вот он, подписанный Голембиовским 10 марта приказ:
…премировать следующих 13 сотрудников в номинации Инкомбанка: Алимова Г. А., Плутника А. У., Ивкина А. Н., Сычева А. В., Якова В. В., Орлика Ю. П., Резника Б. Л., Степанова Т. Г., Юферову Я. Б., Нестерову Н. В., Шмыгановского В. Н., Капелюшного Л. В., Лукашина В. П. — в размере 500 (пятьсот) долларов США каждого (по курсу ЦБ на день выхода приказа).
Как видим, классик известинской журналистики не был обойден списками на премию, а поскольку он ее не получил (что это факт — я тоже верю), то о причине этого можно только гадать, но она не в происках Голембиовского. По-моему, на такую мелочность он не был способен.
Считаю, что оставшись без рублей, эквивалентных 500 долларам США по курсу ЦБ на 10 марта 1997 года, Плутник приобрел большее — моральное превосходство над всеми остальными известинцами, взявшими деньги от бизнес-структур, включая и меня. Да, мы все нуждались в деньгах, но принимать их не имели права — ни морального, ни профессионального. Мы были бедными, но оказались еще и не гордыми. Тогда это не испытывалось, а сейчас стыдно.
А вот кто точно не значился ни в пресловутых спонсорских списках, ни в официальном редакционном, кого и добрым словом не вспомнили в юбилейные дни, хотя он очень многое сделал для газеты за те двенадцать лет, что входил в состав редколлегии и занимал важнейшие должности, так это Николай Боднарук. Всего за месяц до праздничной даты он ушел из редакции. Формально — по собственному желанию, фактически — в знак протеста против новых веяний, охватывающих газету, уводящих ее от серьезной, общественно важной проблематики. Журналист высочайшей пробы, он терпеть не мог примитивных и желтых подходов к выбору тем и написанию материалов, а разного примитива и желтизны становилось все больше. Колю давно звал к себе в «Общую газету» Егор Яковлев, и тот ушел к нему первым замом. Голембиовский при всей в последнее время холодности своего отношения к Боднаруку понимал, что равноценную замену найти ему непросто, и решил понизить статус занимаемой им должности. Раньше она называлась довольно длинно: заместитель главного редактора «Известий» по отделу общественно-политической жизни. Стала короче и ступенькой ниже: редактор по отделу политики. Уход Боднарука негативно сказался как на общей психологической атмосфере в редакции, так и на уровне профессиональных требований к облику и содержанию газеты, друг к другу.
А юбилей приближался, он становился событием в жизни страны. 11 марта в редакции состоялась посвященная ему большая пресс-конференция для российских и иностранных корреспондентов. На следующий день редакцию посетили аккредитованные в Москве послы многих государств мира. В этот же день объявил о своей форме внимания к «Известиям» долго молчавший Кремль — это была просто поздравительная телеграмма президента Ельцина. К этому моменту уже росла гора поздравлений буквально отовсюду, она высоко поднимется на следующий день, а потом в нескольких номерах мы будем выделять большое место только для перечисления тех, кто нас приветствовал.
Наконец наступил пик юбилея — вечерний прием 13 марта в Кремле. Многое там шло так, как планировалось, но не все. Не обо всем сообщила и опубликованная на следующий день на первой полосе заметка «80 лет — возраст веселья». Она перечислила то, что соответствовало духу этого заголовка: что настроение в зале создавал и поддерживал Президентский оркестр под управлением генерала Павла Овсянникова; что руководил весельем писатель-юморист Аркадий Арканов; что в гости с поздравлениями пришли Михаил Жванецкий, солисты Кремлевского балета, изумительная Елена Камбурова с волнующими романсами, режиссер цирка Валентин Гнеушев, артисты «Ленкома», «Современника», «Табакерки». Была еще упомянута фамилия заместителя руководителя Администрации президента Сергея Ястржембского, зачитавшего поздравление Ельцина. Но умолчала эта заметка о том, что на известинский прием не явились многие персоны, которым руководство газеты посылало приглашения и которых очень хотело здесь видеть, потому как они олицетворяли собой высшие органы различных ветвей государственной власти. Не было ни первых, ни вторых, ни даже пятых лиц от правительства, Государственной думы, Совета Федерации, Конституционного суда и других высших инстанций, не пришел ни один министр. Что особенно удивило, не явился и мэр Москвы Юрий Лужков, который не однажды бывал в «Известиях» и считался как бы другом газеты.
Когда на утренней планерке 14 марта Голембиовский коротко подводил итог всей юбилейной кампании, он выразил сожаление, что многие из приглашенных высоких должностных лиц не были на приеме. Не дав Игорю договорить, Дардыкин взялся его утешить:
— Это даже хорошо, что не было больших начальников. Их отсутствие только подчеркивало нашу независимость.
— Ладно, проехали, — недовольно ответил Игорь. — Скажу только, что наша независимость не отменяет нашей заинтересованности в сотрудничестве с этими людьми, а значит, и необходимости контактов с ними.
Еще не раз во время разговоров у него в кабинете, за обедом затрагивался тот факт, что власть имущие проигнорировали «Известия». Было видно, что Игоря это существенно задело, а находил он объяснение то в занятости приглашенных, то в их забывчивости, то в обиде некоторых на когда-то звучавшую в их адрес критику, а то и в отсутствии интереса к «Известиям». Однажды произнес:
— Может, все проще и печальнее для нас: падает уважение к газете?
Если учесть, что не пришли слишком многие, то, наверное, все эти версии имели место, включая последнюю.
В тот же день, 14 марта, в Кремле президент России вручил Отто Лацису премию в области печатных средств массовой информации, учрежденную «Академией свободной прессы» и равную 600 минимальным размерам оплаты труда. Особую пикантность моменту придавало то обстоятельство, что «Известия» часто критиковали Ельцина, а Лацис еще не так давно, в разгар трагической чеченской авантюры демонстративно, под одобрительный гул почти всей российской прессы вышел из Президентского совета, куда его приглашал лично президент. Сейчас спрашиваю себя, мог ли так повести себя на месте Бориса Николаевича кто-нибудь из двух его наследников на этом посту, и над ответом не размышляю ни секунды.
В тот же день глава «Лукойла» Вагит Алекперов устроил прием для редколлегии «Известий» и большой группы сотрудников. Было произнесено много теплых слов в адрес газеты, ее истории и сегодняшнего дня. Сказано и то, что всем нам хотелось услышать: нефтяная компания не собирается вмешиваться в редакционные дела, влиять на политику газеты, а на покупку акций, на инвестиции в «Известия» решилась исключительно в расчете на прибыль, но никак не ради политических дивидендов. Двое известинцев из числа приглашенных на этот прием его проигнорировали — Агафонов и Дардыкин. На вопрос коллег «почему?» отвечали по-разному, но смысл был одинаков: да пошли они куда подальше, эти наши новые партнеры, не хотим с ними знаться.
В свете разыгравшейся вскоре битвы «Известий» с нефтяниками до сих пор непонятно, откуда была такая изначальная неприязнь к «Лукойлу», он же не рвался к нам в акционеры — это мы зазвали его к себе. Если двум Сергеям что-то говорила интуиция, то остается сожалеть, что она не предсказала катастрофического для газеты и их карьеры разворота событий. Однако их позиция была безупречной: никто впоследствии не мог бросить им упрек в неблагодарности по отношению к «Лукойлу» — за его счет они не пили и не закусывали.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.