Теряя чувство журналистской меры
Теряя чувство журналистской меры
Итак, основная масса активов физических лиц досталась ОНЭКСИМ-банку. Скупил он кое-что и у мелких фирм, раньше дававших доверенности «Лукойлу». К 1 мая результаты сторон оказались практически одинаковыми: каждая имела по 48 с лишним процентов. Началась финишная гонка с интенсивными поисками и уговорами последних держателей акций.
На меня вышли из «Лукойла» с предложением 6 долларов за штуку, и я уже хотел его принять, но снова объявился Саша Гордин вместе с представителем банка Вадимом Горяиновым, они назвали 7 долларов. Мысленно поиздевавшись над своими низменными чувствами и вспомнив знакомую с детских картежных времен поговорку «жадность фрайера губит», я согласился. Через час или два опять был звонок из «Лукойла» и прозвучала такая же цифра — семь за акцию. Мне показалось, что если буду настаивать, она может увеличиться. Но я не стал этого делать. Несмотря на то, что я с самого начала осуждал конфликт с «Лукойлом», хотелось все же такого его финала, чтобы он был по возможности лучшим для «Известий». Продав акции ОНЭКСИМ-банку, то есть известинской стороне, я вздохнул с облегчением, что не только духовная, но и материальная связь с газетой осталась не разорванной.
А вот как это было с Борисом Резником, находившимся в те дни дома, в Хабаровске. Ему позвонил Андрей Иллеш, активно включившийся в борьбу за акции на стороне «Лукойла». Сказал:
— Твой пакет очень нужен «Лукойлу». Я договорился, что к тебе готов немедленно вылететь его человек с деньгами — 450 000 долларов.
За этим звонком последовал другой — из редакции. Агитировали в пользу ОНЭКСИМ-банка. В какой-то момент трубку взял Голембиовский:
— Боря, в твоих руках судьба «Известий». Прими правильное решение.
Состоялся домашний совет. Супруга Лена сказала:
— Есть вещи, которые дороже денег…
За свою верность «Известиям» семья Резника получила от ОНЭКСИМ-банка рублевую сумму, эквивалентную 25 000 долларов.
Дольше всех не расставался с акциями Владимир Надеин. И ему, и его супруге Ольге тоже звонили из редакции в Вашингтон, пытаясь всколыхнуть их патриотические чувства по отношению к «Известиям». Хотя хорошо знали, что Надеин не тот человек, который может подчиниться демагогическому давлению. У него имелось собственное понимание пути, по которому должна была двигаться газета. Он считал, и говорил об этом ему звонившим, что вообще никому не надо продавать акции. Их ведь на начало конфликта насчитывалось у редакции и физических лиц — известинцев в общей сложности 45 процентов, очень внушительная доля для отстаивания в рамках акционерного общества интересов коллектива. А продавая акции, переставая быть собственниками, люди утрачивают и в конечном счете утратили какое-либо влияние на развитие газеты. Когда Надеин слышал, что газета остается в руках журналистов, он отвечал, что это в значительной степени бравада. Нельзя одновременно продать свои акции, получить деньги за те рычаги влияния, которые были, и утверждать, что мы будем и при деньгах, и у руля. Владельцами любой газеты являются люди, заплатившие за нее деньги.
Надеина за его оригинальные мозги и острое перо уважали в редакции все, а среди уважающих были те, кто его не любил, что естественно — талантливых, да еще с характером не обязаны любить все. Но еще были и те, кто Надеина боялся как возможного будущего главного редактора, а такая перспектива не исключалась. В интервью журналу «Итоги», вышедшему 29 апреля, Голембиовский говорил:
— С самого первого момента, когда возник такой накал, я думал об одном: главное — «Известия». И не в Голембиовском дело. Другой будет редактор — ну так, Бог ты мой, мало ли у нас было редакторов… У нас же, когда мы говорили о возможных компромиссах, возникла кандидатура Надеина. С нашей стороны это лучшая альтернатива, чем то, что они предлагают: Иллеш, Гонзальез, Агафонов… А еще они предлагают: Егор Яковлев. Да, и еще Третьяков…
Те, что боялись видеть Надеина в главном руководящем кресле, сделали все необходимое, чтобы он в нем не оказался. Кто-то запустил слух, что «Лукойл» назначает его вместо Голембиовского, после чего он был отнесен к вражескому стану, его имя стало произноситься с негативной интонацией, и шло это с самого верха газеты.
Но заискивающие звонки ему из редакции продолжались, так как очень нужны были его 0,64 процента акций. Просили обязательно прибыть в Москву и иметь при себе большой мешок для денег от ОНЭКСИМ-банка. Прилетев в дождливый майский вечер, кажется, 6 мая, Володя позвонил мне и предложил встретиться. Сделать это было легко: он звонил от дочери в районе Яузского бульвара, я жил поблизости — на Чистопрудном. Расстались поздно. Привожу эти подробности, чтобы в напечатанном виде опровергнуть утверждения, будто Надеин еще из Вашингтона договорился с «Лукойлом» продать ему свои акции и в аэропорту его уже ждали представители компании. Это выдумано. Мы говорили о многом, касавшемся ситуации с газетой и в самой редакции, а наши переживания, естественно, были связаны с неопределенным будущим «Известий». Каких-то окончательных планов относительно своих акций у Володи не было. Я ему сказал, что свои продал банку.
О дальнейшем немало писалось в газетах. Расходясь в деталях, суть передавалась верно. Надеин сначала договорился о сделке с нефтяниками, оформив предварительные бумаги по имевшемуся при нем загранпаспорту. Официально зафиксировать продажу акций требовалось в помещении депозитария, оно находилось в соседнем с редакцией подъезде. Когда он туда явился, там его уже ждали наши молодые журналисты-международники Максим Юсин и Константин Эггерт, отличавшиеся особенно активным неприятием зависимости газеты от «Лукойла». Страстно уговаривая Надеина порвать с нефтяниками, они в числе аргументов против них назвали речь вице-президента компании Федуна при неудачной попытке провести 22 апреля собрание в «Известиях»: в ней будто бы слышался антисемитский душок, и он, возможно, присущ идеологии других руководителей компании. Истинного демократа Надеина это насторожило, и он согласился встретиться с человеком из ОНЭКСИМ-банка — Вадимом Горяиновым. Встреча состоялась сразу, а единственным аргументом в ней были уже деньги. Этой сделке не могла помешать предварительная договоренность с «Лукойлом» — там фигурировал загранпаспорт, не имеющий юридической силы. Оформление в банке прошло на основе общегражданского паспорта.
Так складывалось по чужеземному, а не по советско-русскому обычаю, что мы с Володей ни в 97-м, ни во все годы позже ни разу между собой не говорили о тех суммах, что получили от продажи своих акций. Как-то подразумевалось, что это сугубо личное дело каждого и нечего совать нос в кошелек другого, хоть мы и друзья. Ну а поскольку его деньги оказались вдруг предметом общественного внимания, то я просто принял к сведению то, о чем писали газеты, иногда со ссылкой на сотрудников банка: журналист Надеин получил за известинские акции 1 миллион долларов. Сам он эту цифру не опровергал и никак нигде не комментировал. Зато комментировали ее многие другие, отмечая возросший финансовый масштаб известинского конфликта, раз в нем возникают долларовые миллионеры. Другой, несколько странный резонанс вызвала эта история в отдельных кругах родного коллектива. Надеина осудили за то, что из своих акций он выжал намного больше, чем все остальные. Искренне возмущались: как он посмел?.. Зависть переходила в неприязнь к человеку, вина которого в том, что он неглуп, расчетлив.
Ажиотаж последних дней вокруг известинских акций не позволял иметь точную картину того, как они распределились между акционерами, но Игорь и его команда нисколько не сомневались, что победа обеспечена, и по этому случаю, как пишет Яков,
в кабинете главного царил настоящий праздник. Все что-то выпивали, много курили, громко общались… Нас охватила настоящая эйфория. Вождь, как мы к этому времени шутя уже называли Игоря Несторовича, снова был весел, уверен в себе и энергичен. Он чувствовал себя победителем вместе с нами, и это как-то по-особому всех объединяло. Даже тех, кто до этого отсиживался по кабинетам или позванивал в «Лукойл». Но мы, опьяненные победой, были великодушны. Игорь Несторович ни на кого не держал зла, и его пример был для нас убедительным. А опьянение уже в буквальном смысле довело ситуацию до курьеза…
Дальше Яков рассказывает, что один из участников торжества, изрядно «принявший» за победу, поехал домой на метро с портфелем, в котором были все документы о скупке-продаже акаций. Утром он вернулся в редакцию совершенно убитый и заявил, что портфель пропал. Вспомнить, где это произошло и при каких обстоятельствах, не мог. Все были в шоке.
Под угрозой, — пишет Яков, — оказались все наши усилия последних дней. Мы растерянно сидели за длинным столом в кабинете у шефа и не находили слов. Тишину нарушило тихое предложение Горяинова: «А может, в камере забытых вещей метро поискать?». Вадим Белых вскочил и убежал звонить, мы лишь махнули руками. Но минут через десять Вадик вернулся и, едва распахнув дверь, со смехом произнес: «Портфель на станции метро “Университет”. В камере хранения»… Надо было видеть облегчение на наших лицах. И шефа, качающего головой.
Даже по этому краткому описанию праздника победы видно, как редакция была разделена на наших и ваших, своих и чужих. Это сейчас победители прощали «даже тех, кто отсиживался по кабинетам». Это сейчас «мы, опьяненные победой, были великодушны». Это сейчас «ни на кого не держал зла». А что было до этого? Властвовал печально знаменитый в нашем отечестве подход к людям, к их оценке: кто не с нами, кто придерживается своего, другого мнения — тот против нас. Особой манерой при этом отличался автор приведенных воспоминаний. Свою хорошую репортерскую привычку выезжать на задания с видеокамерой он перенес на редакционные будни. Говорит сотрудник на планерке неприятные вещи о публикации в газете против «Лукойла» — Яков его снимает. Выступает человек на собрании против руководящего мнения в этом конфликте — Яков пополняет свое досье на инакомыслящих. Сгруппировались за столом с кофе несколько сотрудников из списка неблагонадежных — они уже в кадре Якова. В цитируемых мною его мемуарах он приводит эпизод с дискуссией на одном из собраний — и тут же пишет: «Часть коллектива (по-моему, Захарько и Бергер. Надо посмотреть видеозапись) стала публично возражать». Я посмеивался над видеослежкой оператора-любителя, многих же она раздражала как способ откровенного психологического давления.
Добившись перевеса в акциях в пользу ОНЭКСИМ-банка, «Известия» 14 мая опубликовали на первой полосе сообщение «Претензии “Лукойла” на роль владельца газеты оказались несостоятельными». Все оно выдержано в прежнем конфронтационном духе по отношению к своему крупнейшему акционеру. Главным материалом следующего номера становится огромная статья «“Лукойл”: политика и бизнес» с подзаголовком «Штрихи к портрету акционера». Если бы существовал список позорных публикаций за всю историю «Известий» — а был бы он, увы, громадным, — то в него наверняка вошла бы и эта статья. Обвинительная лексика прошлых десятилетий, высосанные из пальца доказательства. Приписанная «Лукойлу» вина за все. В политике он — душитель свободы, слепо действующий по указанию второго лица в стране (премьера), кормится от него и полностью зависит. Более того, по его заданию скупил акции «Известий» с целью подмять редакцию под себя. В бизнесе — хозяйственная несостоятельность, колоссальная задолженность перед бюджетом, один из крупнейших налоговых должников. Но откуда у него «свободные» запредельные средства на акции? Задавшись этим вопросом, статья уверенно отвечает: есть дополнительный «карман». Это — черная касса бандитов. Оказывается, респектабельный «Лукойл» находится под контролем криминальных структур, в его руководстве состоят люди с бандитским прошлым. А среди тех, кто способствует могуществу «Лукойла» в интересах братвы, фигурируют крупные тузы российского преступного мира — воры в законе Мирон, Дед Хасан, Шакро-молодой, Дато Ташкентский, Михо, Робинзон, Чиж и другие уголовные авторитеты калибром поменьше. Никаких конкретных фактов, разоблачительных свидетельств.
Это была публикация, потерявшая всякое чувство журналистской меры, попиравшая все этические нормы профессии. Неслучайно авторы не захотели оставить свои имена для истории газеты, статья была подписана не существующим «Аналитическим центром “Известий”». Вообще-то я догадывался, кто писал, готовил к печати материал, но не называю фамилий, уважая право каждого на псевдоним. Добавлю, что мне трудно понять, как на такое пошли люди, ранее выдававшие вполне качественную журналистскую продукцию.
И последнее в связи с этой статьей. По нашему внутреннему распорядку за час до подписания номера в печать, в 14.00 проводилась так называемая топтушка — просмотр практически готовых полос с участием редколлегии. Доводилась последняя корректировка содержания и оформления газеты. Обычно мы знали, какие основные материалы проблемного характера идут в номере, их копии иногда рассылались членам коллегии и каждый из нас имел право, а в тех случаях, когда речь шла о позиции газеты, обязан был высказать свое мнение. Однако в этот раз ни утром, ни днем не объявлялось, какая в номере будет основная статья. Когда в два часа дня начали смотреть полосы, четвертая выглядела наполовину пустой.
Возник вопрос: что здесь печатаем? Руководящий выпуском Дардыкин неохотно ответил: «Материал еще в наборе». Естественно, снова вопрос: о чем он? Дардыкин замялся: «Ну, о “Лукойле”». Все поняли, что нас дурят, — статья готова, она не выставляется на полосу, чтобы не допустить ее обсуждения. Все немного завелись, у меня вырвалось: «Надо позвать главного редактора». Игорю позвонили, он пришел сразу. Я сказал, что нарушается правило, за которое мы боролись под его руководством: редколлегия должна знать, что печатается в номере. Сказал о недопустимости таких вещей. Услышанное не могло Игорю нравиться, но он видел, что обстановка напряжена, и постарался ее разрядить. Обращаясь почему-то только ко мне, произнес:
— Ты прав, извини. Но так сегодня складывается номер. В принципе, подобного делать не следует.
По существу самой статьи речи уже не было — номер спешил к подписанию. Многие известинцы, думаю, что большинство, восприняли ее как тяжелейший собственный удар по репутации газеты. Отзывы со стороны были не лучше.
Именно эта статья сильно качнула общественное мнение и журналистское сообщество в сторону от «Известий». В некоторых изданиях стали появляться материалы, в которых от недавней солидарности с «Известиями» не осталось и следа. О продолжении конфликта сообщалось уже в основном нейтрально, а кое-где слышались и критические нотки в адрес руководства газеты. Иногда в очень уж обидном, безжалостно ироническом плане. Чего стоит только заголовок в журнале «Эксперт», вышедшем 20 мая: «…а Голембиовский в белом фраке». Первый же абзац раскрывал суть материала: «Вокруг приобретения акций “Известий” продолжается нагнетание страстей. Причем этот процесс носит загадочно односторонний характер — нагнетают сами “Известия”».
Авторы статьи, известные в деловой прессе журналисты Никита Кириченко и Андрей Шмаров, сделали в своем последнем абзаце едкий, но, как оказалось, верный прогноз: «Мы не можем точно сказать, чем закончится поднятая руководством “Известий” буря. Но нам кажется, что более вероятным будет исход, созвучный анекдотической жалобе в милицию: “Желая досмотреть драку до конца, был избит обеими сторонами”».
По удивительному совпадению, на возможность и опасность именно такого ужасного исхода — быть избитыми обеими сторонами, «Лукойлом» и ОНЭКСИМ-банком, указал и вышедший в тот же день, 20 мая, еженедельник «КоммерсантЪ Weekly» в статье «Последние “Известия”: свобода — дело хозяйское». В ней дается слово представителям двух еще вчерашних конкурентов в борьбе за известинские акции, которые говорят неожиданную и крайне огорчительную для газеты вещь: они уже встречались, они уже начинают сотрудничать.
Михаил Кожокин (ОНЭКСИМ-банк). С «Лукойлом» будем выстраивать систему взаимоотношений, которая будет учитывать интересы всех сторон. Мы обречены на взаимопонимание.
Александр Василенко («Лукойл»). В ОНЭКСИМ-банке здравые люди, они прекрасно понимают, что нужен компромисс, что нужно договориться по всем позициям…
Из этой статьи в «КоммерсантЪ Weekly» мы узнаём, что во время первого раунда переговоров ни новый, ни тем более старый акционеры ничего не говорили о независимости газеты, понимая, что разговор этот неделовой. Стороны предпочитали оперировать более предметными понятиями: «взвешенные статьи», «объективность, достоверность и никаких компроматов и заказных статей», «солидное издание».
Это была крупнейшая ошибка «Известий» — исходить из того, что в интересах редакции новый акционер будет играть против старого. Замечу, что все то время, когда готовилась и велась битва за акции, представители ОНЭКСИМ-банка произносили немало критических, язвительных слов о людях из «Лукойла», занимавшихся партнерством с «Известиями». Это впечатляло, нравилось: ругают нефтяников — значит, наши верные союзники. Но едва ОНЭКСИМ-банком был взят контрольный пакет, как «союзники» немедленно начали переговоры с «врагом» и сразу же перешли к другим отношениям с редакцией: демонстративно дружеский, можно сказать, братский тон с объятиями и поцелуями при встречах сменили на строго деловой.
За несколько дней до этого на первой полосе газеты заявлялось, что создана такая схема взаимоотношений «Известий» с ОНЭКСИМ-банком и «Лукойлом», которая исключает саму возможность скоординированных действий двух экономических тузов по их вмешательству в редакционные дела. Когда эта схема только намечалась, она казалась чуть ли не идеальной. Имелось в виду, что редакция продаст банку 22,4 процента акций, скупленных в течение нескольких лет у своих сотрудников. Параллельно будет тайно подготовлена и молниеносно проведена операция по массовой скупке акций. Если в итоге набираются 50 процентов, они делятся поровну. Имея блокирующий пакет, редакция получает возможность отстаивать свои интересы.
Так задумывалось, так договаривались, но договоренности не были документально зафиксированы, что признал Голембиовский в интервью Виктору Лошаку в «Московских новостях» уже после того, как ушел из «Известий». Вспоминая, что союз с ОНЭКСИМ-банком состоялся через президента компании «Сиданко» Зию Бажаева, он продолжил:
— Под его честное слово это начиналось. Условия были предложены ими: мы сохраняем редакцию, мы не дадим «Лукойлу» произвести никакие перемены, мы не видим никого, кроме Голембиовского, как главного редактора и президента, и мы готовы рассмотреть инвестиции в газету.
— Кто дал эти гарантии? Они были устными? — спросил Лошак.
— Устными. Давали их вице-президент банка Кожокин, начальник управления Горяинов, и подтверждены они были Бажаевым. Бажаев был гарантом. В конечном итоге они Бажаева отстранили — как только получили акции, — и он остался человеком со стороны. И дальше началось!.. Когда мы вели эту финансовую операцию, естественно, мы не простачки, мы создали такой небольшой документ, который назвали «меморандум», в нем были зафиксированы все наши договоренности…
Ну хорошо, не простачки, но и не блеснули элементарной сообразительностью. Должны были бы подстраховаться, не сводить все к «меморандуму» — это же не более чем записка, излагающая фактическую или юридическую сторону какого-либо вопроса или какие-то взгляды, которые всего лишь следует помнить, иметь в виду. Но это не документ, накладывающий на подписавших его юридические обязательства. Еще сильнее удивляет наивная доверчивость, а точнее — безрассудство, проявленное при подписании 28 апреля договора, согласно которому ОНЭКСИМ-банку передавались 22,4 % акций за баснословно низкую цену — 1 миллиард 850 миллионов рублей. В свое время скупая эти самые акции у физических лиц, АО «Известия» заплатило за них около 4 миллиардов рублей. А по тем ценам, что в святой день Пасхи банк давал известинцам (3 доллара за акцию), стоимость этого пакета (22,4 %) составляла около 30 миллиардов рублей. Поразительно, что этот договор заключила команда, в которой состоял доктор экономических наук О. Лацис.
Как пишет в своих воспоминаниях Данилевич, когда 1 миллиард 850 миллионов рублей поступили на счет «Известий», выяснилось, что с этой суммы надо заплатить налог, который вместе с НДС составлял почти ее половину! Таким был финансовый итог странного решения по продаже акций ОНЭКСИМ-банку. Но если бы только к этому свелись неожиданности запланированной борьбы против «Лукойла» с помощью второго крупного акционера…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.