Обожженное крыло

Обожженное крыло

Предварительный авторский комментарий к книге

Страницы, что легли сейчас перед тобой, читатель, могут показаться мало похожими на книгу в привычном понимании этого слова. Ибо это и не мемуары, прокладывающие путь от мудрого сердца автора к мудрому сердцу читателя, и не научный труд, казалось бы, более свойственный мне – доктору философских наук, профессору, и не сборник выступлений политического деятеля, облеченного высокими полномочиями народного депутата России и Председателя Совета Национальностей Верховного Совета Российской Федерации, а теперь депутата Совета Федерации.

Эти страницы не писались в тиши уютного домашнего кабинета (да в моей московской квартире нет и места для него). Они рождались иначе: в самолете, стремительно приближающемся к одной из «горячих точек”, которых сегодня так много; в машине, с трудом пробирающейся по крутым дорогам моего родного Дагестана; в те короткие минуты свободного времени, когда удавалось отвлечься от напряженных парламентских и политических будней.

Эти страницы возникали после острых разговоров с избирателями, они проступали из стенограмм моих выступлений и бесед с журналистами, докладных записок и научных исследований, писем и телеграмм. Словом, из всего того, что составляет мою жизнь. В основном они были написаны задолго до сентября – октября 1993 года.

Все откладывал публикацию данной работы. Не был убежден, что мои мысли кому-то будут интересны. Но события последнего времени убедили меня в том, что это не просто мысли и рассуждения отдельного человека. Это своего рода исторический опыт (негативный или позитивный, не берусь навязывать кому-то оценки), опыт, без учета которого мы придем к новым ошибкам и трагедиям.

Из переживаний и размышлений родилась эта книга. Полагаю, у политических деятелей (а волею судьбы мне пришлось стать одним из них) нет сегодня времени для «жанровой” литературы. С целью поиска истины, друзей, единомышленников писались эти строки. И продиктованы они болью моего сердца, тревогой за все то, что произошло и происходит с нами и с нашей Россией, с моим Дагестаном. Это и ясно, ибо общество наше стало вновь «переходным”. То мы героически переходили от капитализма к социализму. Это был миф? Теперь не менее героически начали переходить от социализма к капитализму. Тоже миф?

Социальное мифотворчество – любимое занятие российской интеллигенции. Это дает ей полную иллюзию своей причастности к политике, позволяет имитировать активную реформаторскую деятельность. В такой же степени и политики, особенно в последнее время, все чаще впадают в интеллигентские рассуждения о смысле жизни и государственности, что возвышает их в собственных глазах, как бы «гуманизирует» их не всегда оправданные решения. Если своих утопистов недостает, Россия охотно заимствует их из других стран, превращая любого утописта в великого реформатора, а то и великомученика. Тут все освящено духом преклонения и фанатизма.

Казалось бы, пора научиться проявлять здравый смысл. Но не успевали отторгнуть одного вождя вместе с его теорией, которая только вчера еще была нашим общенациональным мировоззрением, как мы тут же навязывали себе какой-нибудь новый «изм». И он тут же становился делом жизни каждого, «делом миллионов». Так, только вчера перестройка вместе с демократическим социализмом «овладевала массами», а уже сегодня реставраторы капитализма под видом реформаторов, даже особо не вникая в суть происходящих процессов, навязывают нам новый путь, доказывая, что он – наиболее свойствен нашему российскому менталитету. Менталитет. Слово-то какое! Но скажешь иначе – уже не реформатор. В каком еще обществе в конце XX века была возможна даже сама идея программы «500 дней» – программы перехода от развитого социализма к недоразвитому капитализму? В какое еще «шоковое состояние» надо нас загнать, чтобы мы поняли губительность многого из того, что сегодня творится с нами? Но «не мешайте, – отмахнемся самозабвенно. – Мы заняты самоанализом и самобичеванием. Поднатужимся в борьбе, и 500 дней хватит для строительства буржуазного рая».

А в это время жизнь уходит, как и шансы ее очеловечить. Зато в руках – реформаторский билет в никуда под названием ваучер. И вместо недавнего революционного: «Привет, товарищ!» – так и слышится «новоменталитетное»: «Привет, ваучер!»

История свидетельствует, что переходные этапы развития общества характеризуются тяготами и испытаниями. С историей не спорят. Но речь все же о том, что мера уничтожения и разрушения не совпадает с мерой созидания и зарождения нового качества жизни. Коренные интересы населения России, их состояние говорят о величайшей вине политиков, которые сознательно или от незнания допустили глубочайший кризис и развал всего общества. Тут основателям Старого Вавилона, как говорится, еще расти и расти до нас.

Социально-экономический и духовный кризис столкнул ветви власти, что называется, поставил страну на уши, на грань гражданской войны. Разочаровались даже те, кто героически боролся за демократию и свободу. Взорванное общество взбудоражило науку, политические институты. Люди превращены в безропотные объекты политиканов.

Элита и лидеры чаще всего становятся жертвами собственных заблуждений. Кто вчера хвалил, тот ныне свергает с тем же героизмом и верой в свои убеждения. Первые признаки рыночной экономики и демократии остаются под развалинами великой страны. «Шоковая терапия» достигла таких масштабов, что не только над производственной, социально-экономической сферами, но и над целым поколением населения нависла опасность такого рода, что его уже никогда невозможно будет вывести из шокового состояния. Даже такой сильнодействующий наркотик, как крупная денежная эмиссия, не «взбодрил» производство. Денежное обращение выходит из-под государственного контроля. Да и роль государства в регулировании социально-экономических процессов фактически уничтожена.

Известный поэт сказал бы сегодня: жалко правительство, которое есть, но трижды, которое будет. Социальные и даже духовно-нравственные ресурсы общества фактически исчерпаны. И как не согласиться с сентенцией, высказанной в «Независимой газете» 4 февраля 1994 года: «В самом ее (власти – авт.) «алгоритме» от августа 1991 года заложен диктат политики над экономикой. Уверен, у нас главным образом происходит не рыночная, а идеологическая реформация страны… Главное, «судьбоносное» значение имеют для радикальных реформаторов цели идеологические, доктринерские, конфронтационные». Работаем, чтобы спасти благополучие хотя бы десяти процентов радикально настроенных граждан-бойцов. Национальные, семейные и многие другие идеалы рушатся. Мафиозные синдикаты стали контролировать ситуацию в целых регионах. Они же стали определять и содержание национального сознания многих. Если срочно не скорректировать реформы, то спасти Россию как самобытную державу, сообщество десятков уникальных народов будет невозможно. Слава Богу, что наконец эта мысль прозвучала в Послании Президента.

Но подобные рассуждения расцениваются сейчас еще как антиреформаторские, консервативные. Но те, кто еще не потерял веру, все-таки подвергают осмыслению происходящее. И хотя дело это неблагодарное, но другого выхода нет. Списывать все на историческое прошлое нечестно и бесполезно. Неужели ради спасения узкого круга «элиты» мы готовы и дальше вести общество к краху? Средства массовой информации откровенно оболванивают общество, закрепляют за небольшой группой людей право называться демократами и реформаторами. И стоит кому-то из этой группки, скажем, Гайдару или Чубайсу, откуда-то куда-то уйти, как тут же телевидение и радио вкупе с «московскими комсомольцами» становятся профессиональными плакальщицами и устраивают истерический общенациональный плач.

Ярким сигналом того факта, что характер проводимых реформ и ценностной ориентации общества носит опасность взрывов, конфликтов и крупных катаклизмов, выступают события 21 сентября – 3–4 октября 1993 года. Как же мы дошли до этого в собственном Отечестве? И об этом мои записки, часть которых вошла в эту книгу.

Чужого горя не бывает. Так издревле говорят в России. Мне хотелось бы добавить: чужой вины не бывает. За то, что произошло в период с 21 сентября по 4 октября 1993 года, ответственны мы все. О мере ответственности можно говорить лишь в правовом смысле, но в духовно-нравственном измерении вина лежит на всех политиках. Нужно покаяние, а не оправдания.

А ведь начиналась моя новая политическая жизнь, как и новая жизнь России, вполне благополучно и даже красиво. Первый Съезд народных депутатов России. Тогда господствовал лозунг «Вся власть Советам», и во главе российских Советов после неоднократных туров стал Б. Н. Ельцин. Это весьма противоречивый и сложный политик, но с кипучей энергией и величайшей интуицией. Буквально за два года он обрел ореол человека-борца. Россия находилась в поисках нового лидера, а Борис Николаевич обладал в достаточной мере всем необходимым для этого. Даже внешне – высокого роста, с красивой белой головой, с привлекательной улыбкой. Говорил, как бы делая выводы, без претензий на сомнения. Не симпатизировать ему было невозможно. Вполне коммунистический Съезд избрал его Председателем Верховного Совета РСФСР.

Впервые я увидел Б. Н. Ельцина на XIX Всесоюзной партконференции. Среди других и я, стоя, аплодировал, чтобы ему дали слово. Б. Н. Ельцин изо всех сил старался тогда, чтобы его поняли, чтобы дали ему возможность своеобразной политической реабилитации. Его выступление вызвало у многих противоречивые чувства: сочувствие и неприятие, восхищение и ненависть. Я сочувствовал ему и искренне желал, чтобы такие лидеры оставались в партии. Он не был понят тогда, и это, вне всякого сомнения, наложило достаточно сложный отпечаток на всю его дальнейшую политическую деятельность.

Будучи избранным Председателем Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР, я был искренне настроен на сотрудничество с Б. Н. Ельциным и надеялся воздействовать на него именно с точки зрения рационального осмысления политической жизни. Искренне считал, что на преобразование Союза, всей политической и экономической жизни страны я был настроен не меньше его. Но я был сторонником эволюционного пути преобразований, тогда как революционный энтузиазм Бориса Николаевича постоянно подогревался его острым соперничеством с М. С. Горбачевым. Если к этому прибавить еще и догматическую неповоротливость всей партийно-государственной системы, а также отсутствие всякой политической воли у Горбачева, то обреченность не только политической системы, но и всего государства была понятна. Неоднократные встречи и беседы с Горбачевым, а также ежедневная работа с Б. Н. Ельциным все больше убеждали меня в неотвратимости краха СССР, ухудшения материального положения людей, начала региональных войн. Нужно было принимать срочные меры, хотя бы возмутиться, крикнуть, чтобы разбудить общество. Все это и привело нас шестерых из руководства парламента к известному «заявлению шести». Я надеялся, что Борис Николаевич будет вести более сдержанную, разумную политику, а Горбачев поймет, осознает, наконец, куда он ведет страну. Борьба со старым, отжившим, догматическим возможна была без разрушения страны. После третьего Съезда мне показалось, что Б. Н. Ельцин в большей степени откорректировал свою политическую линию. А Горбачев в самые тяжелые дни работы Съезда уехал за границу. Он по-прежнему недооценивал Ельцина, воспринимая его как своего подчиненного. Но подчиняться Ельцин как раз и не умел.

Встречаясь с Борисом Николаевичем, я говорил: «Уважаемый Борис Николаевич! Можно бороться против партии, против Горбачева, но бороться с Отечеством, с Советским Союзом вместе с Ландсбергисом россиянам нельзя. Россия – это становой хребет Союза. Советский Союз по большому счету и есть Россия. Кроме того, во всех наших действиях нам следует помнить о 26 миллионах русских, россиянах, которые останутся за границей при распаде Союза. Надо думать и о государственном устройстве самой Российской Федерации. Невероятно, например, чтобы Англия требовала выхода из Великобритании. Также невозможен и для нас выход РСФСР из Советского Союза». Борис Николаевич на словах со мной соглашался.

Горбачев явно терял нити управления государством. Он действительно мешал реформам. У Ельцина же было желание реформировать все и вся. Участвуя в разработке Союзного договора в качестве представителя РСФСР, я видел, что даже среди руховцев Украины не было таких людей, которые бы говорили о неизбежности развала Союза.

Уже после подготовки Союзного договора М. С. Горбачев пригласил к себе нескольких человек. Были: Топорнин – директор Института государства и права, Лазарев – член Конституционного суда, Шахназаров – помощник Горбачева, Яковлев – советник Горбачева, Михайлов – заведующий отделом ЦК КПСС, два-три известных юриста и я. Это происходило весной 1991 года. Горбачев сказал, что Союзный договор готов, и просил высказаться, что теперь нужно делать. Яковлев молчал, Шахназаров сказал, что еще не наступил благоприятный момент, Лазарев – что надо подписывать, пока не поздно. Михайлов и Топорнин согласились, что нужно подписывать, но вместе с Украиной. Я сказал, что национал-сепаратизм буквально цветет. И конечно, договор, составленный на этом фоне, не очень благоприятный, но, несмотря ни на что, надо подписывать хотя бы поэтапно. Пусть подписывает тот, кто готов это сделать. «Знаете, Михаил Сергеевич, – сказал я, обращаясь к Горбачеву, – кто ждет сбора урожая до тех пор, пока созреет последняя груша на дереве, соберет одну высохшую грушу. Тянуть нельзя. Один экземпляр договора положите у царь-колокола, пусть подписывает каждый проходящий. Если не начнете подписание, вы упустите исторический шанс». Но Горбачев так и не проявил свою волю. Видимо, трудно проявлять то, чего нет.

К сожалению, слишком многое в нашей истории зависит от воли (или безволия) одного человека. Особенно в нашей стране. Нерешительность Горбачева привела к ГКЧП, а все вместе взятое подвигнуло Ельцина на такой поступок, как роспуск Союза, а отсюда – формирование Горбачевым нового содружества. По-моему, он идеализировал возможности и перспективы демократии у нас в стране.

В дальнейшем главным вопросом для России стал вопрос о Конституции. Проект Конституционной комиссии затормозился. Обострялась борьба между ветвями власти. Вчерашние соратники становились врагами. Видимо, конституционная реформа явилась главным политическим аргументом противостоящих сил. Начались активные акции по взаимному свержению. Обострил ситуацию и конфликт между Президентом и вице-президентом.

На повестку дня выдвинулось несколько коренных вопросов: о новой Конституции, о новых выборах, о перспективах Федерации. Эти вопросы обсуждались на всех уровнях. Неоднократно по ним пришлось выступать в средствах массовой информации и мне. Свою позицию считал открытой, доступной.

17 сентября 1993 года Президент Б. Н. Ельцин пригласил меня на 16 часов к себе. Откровенно говоря, я думал, что он проводит какое-то совещание. Когда выехал на Калининский проспект, встретил кортеж машин из трех «Зилов» в сопровождении мотоциклистов. Я подумал, что Борис Николаевич куда-то выехал. С такими мыслями и прибыл в Кремль – приемную Президента. Оказывается, Президент был на месте, а ехал в сопровождении Майкл Джексон. Приглашенным на этот час, как выяснилось, оказался я один. Буквально через несколько минут меня пригласили в кабинет Б. Н. Ельцина. Он, как всегда, бодро встал, прошел почти до середины кабинета и пригласил сесть. Сначала мы обменялись впечатлениями о наших «волейбольных» радикулитах. Пришли к выводу, что это профессиональная болезнь старых волейболистов. Потом Борис Николаевич стал говорить о политической ситуации, которая складывается в стране. Каждый высказал свои мысли. «Как вы считаете, каким образом лучше всего подготовить и принять Конституцию?» – спросил он. Я ответил, что надо, чтобы Конституцию готовили совместно рабочие группы из Конституционного совещания и Конституционной комиссии. Но пока следует принять раздел о высших органах государственной власти, без чего невозможно будет провести новые выборы. В целом Конституцию реальнее всего принять на вновь избранном парламенте. Принятие Конституции на референдуме – это наиболее простая форма обмана не только народа, но и себя.

Борис Николаевич подтвердил близость такого подхода к его позиции. «Принятие новой Конституции на Съезде нереально, – заключил он. – На референдуме потом ничего не изменишь. И пройдет ли она везде? Я знаю вашу позицию об одновременных выборах Президента и депутатского корпуса. Но вы должны понять, что такое большое государство без власти и управления оставлять нельзя. Как тут поступить?»

«Я не столь наивен, Борис Николаевич, чтобы не понять этого, – ответил я. – Одновременность выборов не обязательно означает выборы в один день. Вначале можно было бы пойти на парламентские выборы, а потом на президентские. Но важно довести до сознания общества идею, что Президент не просто избавляется от парламента, но и сам идет на выборы». Со своей стороны я обещал всячески содействовать скорейшему проведению через парламент Закона о выборах и о высших органах государственной власти. Можно было бы предложить для компромисса, чтобы эти законы готовились и представлялись в парламент субъектами Федерации, если варианты, подготовленные одной из ветвей власти, будут неприемлемыми для другой. Компромиссы можно и нужно искать. Другого не дано.

Борис Николаевич задумался, но тут же перешел на другие темы. Спросил, как я себя чувствую в парламенте, сказал, что знает о том, как трудно там здравомыслящим людям. А затем предложил, если есть желание, перейти на работу в Правительство или к нему. Я поблагодарил за доверие, но тут же подчеркнул, что такая тактика Президента, по-моему, ошибочна. Я всегда был против «перетягивания» людей из Верховного Совета в президентские структуры. Таким образом парламент «освобождался» от Шумейко, Шахрая, Филатова, Ярова и других представителей демократического крыла. Между тем я не мог покинуть Верховный Совет, как бы там ни было сложно, отказаться от депутатского мандата, оставить без защиты своих избирателей-горцев. В этом вопросе проблема политическая для меня перерастала в проблему нравственно-этическую. Тем не менее от разговора с Президентом у меня осталось весьма приятное впечатление, было ясно, что он думает о путях сотрудничества. Меня радовал уровень осмысления Президентом насущных проблем. Таким глубоко задумавшимся я его раньше не видел. Вспоминаю, что в разговоре с Борисом Николаевичем я как бы ненароком попросил его найти возможность наладить отношения с вице-президентом и с Хасбулатовым, ибо их отчужденность может дорого обойтись России, парламенту. Борис Николаевич не стал рассуждать по этому поводу. Видимо, удивился моей наивности.

Через несколько дней (21 сентября 1993 г.) произошло то, что уже всем известно: Президент принял Указ, прерывающий деятельность законно избранного парламента. Для меня это был огромный удар. Я все-таки этого не ожидал, хотя внутренне и готовился к чему-то подобному. Конфронтация набирала силу с каждой минутой. Вначале я поддался стихии эмоций. Но одумавшись, решил, что в этой ситуации мой долг – вести линию на ослабление напряженности, на примирение сторон, искать пути безжертвенного разрешения конфликта. В этом трудном деле находил понимание одних и неприязнь или осуждение других.

С благодарностью вспоминаю встречу со Святейшим патриархом и участие Русской Православной Церкви в миротворческой миссии. Хотя Алексий II не угодил политикам вроде Глеба Якунина и других крайних. Но патриарх выполнил свой долг честно. Не все, конечно, удалось. Поистине, неисповедимы пути Господни. Мне показались искренними и стремления Филатова, Лужкова, Сосковца уйти от кровопролития. Во всяком случае, подписанный протокол открывал дорогу к диалогу.

С сожалением приходится констатировать срыв переговоров и резкий поворот событий, закончившийся кровавым побоищем. Что тут скажешь? Думаю, что еще рано давать какую-либо однозначную оценку поступкам людей, вовлеченных в эту историческую драму.

Пусть скажет свое слово правосудие. Оценка одного человека, даже самого нейтрального, объективно настроенного, все равно не будет ни полной, ни истинной. Известно, что очевидец – это самый необъективный свидетель истории. Думаю, что больше правды может быть в словах либо тех, кто ушел из политики, кто решил заняться далекими от нее делами, либо чьи действия не находятся в поле зрения правосудия и не связаны непосредственно с политикой. Правда, последние вряд ли и знают многое, но из воспоминаний, оценок каждого из них и сложится общая картина происшедшего. Тот, кто продолжает свой политический путь, тысячами нитей связан с прошлым и настоящим. В такой ситуации при всем желании трудно быть беспристрастным.

Трагедии можно было избежать. Но все были увлечены борьбой до полного уничтожения не только друг друга, но и всего, что, по их мнению, мешало или могло помешать им. Вот почему так неблагодарна та миссия, та роль, которую мне и некоторым моим коллегам пришлось играть в эти трагические дни.

Третьего октября утром я собрал в Белом доме совещание с представителями парламента, участвовавшими в переговорах. Я настаивал на продолжении переговоров и подготовке пакета наших предложений. Не все отнеслись к этому с пониманием. По-моему, многие не осознавали опасности надвигающейся трагедии. На 14 часов 30 минут меня пригласил к себе В. С. Черномырдин. Он говорил о недопустимости кровопролития и провокаций, настаивал на переговорах на совещании субъектов Федерации.

Не успел я дойти от Старой площади до здания Конституционного суда, как сообщили, что отряды из Дома Советов взяли штурмом мэрию и двигаются в сторону «Останкино» и Кремля. О жертвах пока ничего не говорилось. Я понял, что это война. В Конституционном суде были представители краев, областей и республик. Радости в глазах людей я не видел. Я был, что называется, в шоковом состоянии. Мы тут же начали готовить обращение о прекращении боевых действий с обеих сторон и безотлагательном возобновлении мирных переговоров. Речь шла о предотвращении кровопролития. Но этого не удалось достичь.

Вина за трагедию лежит на всех, кто хоть немного в эти годы был приобщен к политике. Нужно все осмыслить, покаяться и очистить свою душу. Исповедуясь перед своими избирателями, перед своими соотечественниками, может быть, и мне удастся хоть немного очистить свою душу, проложить дорогу к Храму, имя которому – Совесть. Прежде всего должна быть совесть, а уж потом политика. Так я думаю.

Помнится, на одной из встреч с избирателями дотошный немолодой уже человек все спрашивал: «На каком же этапе исторического развития мы находимся?» Объясняю и так и эдак, а он опять же свой вопрос. Пришлось отшутиться, сказав, что мы находимся на гаком этапе, когда невозможно определить, на каком этапе мы находимся. Сказал – и обожгло: ведь это настоящая трагедия для такого сложного государства, как Россия.

Действительно, общество, люди, нации в своей повседневной жизни встречаются с тысячами вопросов, на которые все еще нет четкого ответа. Все мы привыкли жить в условиях жестких партийно-государственных установок, которые и были ответами на любой вопрос. Это не наша вина, а наша беда, наше общее горе. Ведь многие народы, переходя от одной общественно-экономической формации к другой, проходят этот путь столетиями, а у нас революционным скачком за 200 или 500 дней. Это такое глубокое и грубое вмешательство в образ жизни, мировоззрение и нравственные установки людей! Это невиданные социальные эксперименты. Не все их выдерживают. Многие впадают в буквальном смысле слова в невменяемое состояние. Я это видел на выборах 1993 года. Люди, кроме того, не могут обойтись хотя бы без общих нравственных и государственных ориентиров, как, впрочем, без этого не могут успешно функционировать нации и государства. Узконациональная идея одной, даже самой великой, нации не может подменить государственные приоритеты в таком многонациональном сообществе народов, каким является Российская Федерация, в составе которой более 150 уникальных народов и национальностей. Тем более что все они как бы вышли из одной формации и не могут так быстро, автоматически войти в другую. Общество, государство, оказавшиеся без общегосударственной идеи и ориентиров, подвержены внутреннему разложению и распаду.

Действительно, старые идеи, ценностные ориентации низвержены, а новые еще не утвердились. Да и не ясно, какие утвердятся. Над народами бывшего Союза и нынешней Российской Федерации, над каждым из нас витают тени смутного времени. Найти себя, самоопределиться по-человечески гражданину, а уж тем более народам крайне тяжело. Для этого требуется время, знания, терпение и главное – огромный потенциал духовности, совести. Коль всего этого недостает – возникает суматоха, неразбериха, толкотня, драки, кровопролитие. Блаженствуют лишь крайности – правые и левые радикалы. «Партия бешеных», как говорили о крайних во времена Французской революции, делает заложниками своих крайностей и невежества не только отдельных людей, но и целые народы. А политиканствующие жрецы вместо просвещения заводят их в тупики очередных лабиринтов трагедий.

Смутные времена приносили с собой революции и гражданские войны, крушение социальных и национальных надежд, порождали озлобленность. В такие времена идеи самоутверждения для некоторых политиканов дороже, чем судьбы народов. Смутные времена всегда приносили с собой совершенную неопределенность власти и одновременно усиливающуюся в связи с этим жесточайшую борьбу за власть на всех уровнях. Так происходит и сейчас. Все говорят о суверенитетах, но никто не хочет считаться с суверенностью другого народа, государства, личности, пытаясь утвердить лишь суверенитет своего невежества и корысти. И все это происходит на фоне общего экономического и духовного кризиса. При остром дефиците совести и культуры.

И это то, в чем больше всего нуждаются сегодня народы, государство. Время выдвинуло немало молодых и талантливых политиков, но лжедмитриев и Распутиных в такие времена тоже предостаточно. Да и чтобы отличить нормальных людей от потенциальных политшизофреников, нужна величайшая духовность, терпение и терпимость. Предлагаемые реформы проваливаются из-за противостояния крайностей. И главное, как мне представляется, в эти смутные времена лишь на стадии становления находится как коллективный разум наций, так и истинно национальная совесть человека. В большей степени ныне мы имеем дело с взбудораженными всплесками национальных эмоций, порой превращающимися в националистический психоз. Человеческое начало отходит на задний план. Заявления от имени наций, как правило, не соответствуют стратегическим национальным интересам того или иного народа.

Национальные политические элиты, пользуясь смутными временами, развернули борьбу не на жизнь, а на смерть за политические кресла и за «приватизацию» тепленьких мест. Национальные лозунги чаще всего сегодня повсеместно используются для завоевания власти и контроля над материальными ценностями. Идет приватизация, и национальные кланы хотят захватить социальную инициативу для себя.

Дело не в народах. Люди, как говорят, «простые» опомнятся потом, и тогда начнется борьба за новую справедливость. Ясно, что и ныне идет невиданная ранее борьба между узкими группами национальных кланов не только в межнациональном, но и во внутринациональном масштабах. Однако в первую очередь страдают не они, а наши самоотверженно терпеливые народы, жизнь которых в смутные времена протекает как в сказке: чем дальше, тем страшнее.

Одна из сверхдержав – Советский Союз – рухнула не только из-за исторического предательства, но и неспособности адаптироваться к современности целого ряда партийно-государственных вождей: главным образом первых лиц и их окружения, а не потому, что это была империя, как ныне любят твердить современные ультрарадикальные горе-теоретики. Для большинства из нас это была страна, была Отчизна. Советский Союз не был обречен. Его обрекли, перекрыв воздух свободы, демократии и прогресса.

В Советский Союз, как известно, вошли народы, которые исторически разными путями оказались вмонтированы в Российскую империю.

Позже, в 20-е годы, был найден более или менее приемлемый, хотя бы по форме, механизм их нового объединения. Оказались соблюдены элементы добровольности и равноправия, но народы страны, как и руководящая партия коммунистов, стали заложниками идеологических догм, прихотей и преступлений вождей. ВКП(б) стала партией прежде всего расстрелянных, а не только партией убийц, как сегодня преподносится. Но, несмотря на то что идея социализма была доведена до самого примитивного, казарменного уровня по целому ряду качеств, она показала свою жизнеспособность, весьма противоречивым и жестким путем создавая мощное государство, сплачивая (и не только страхом) людей различных национальностей.

Нравится нам это или нет, но таковы исторические реалия. С ними сегодня бесполезно воевать.

Помните знаменитый вопрос папы Юлия III: «Сын мой, разве ты не знаешь, как мало надо ума, чтобы управлять миром?» Многие наши вожди делами своими дали ответ на него. И они заслужили сегодняшние критические оценки своей деятельности. А в результате мы потеряли страну, и об этом, думаю, сожалеют миллионы людей. Прочеловеческие идеи социализма оказались в тисках догматизма, стали жертвой репрессий. Социализм был задушен практически в объятиях многих генеральных и первых секретарей. Они довели социализм до уровня своего собственного невежества и прихотей. Но даже в этих условиях существовало государство, не было холодных, люди пользовались хоть минимальными социальными и культурными правами.

Вместе с тем страна давно жаждала реформ. Интуиция Горбачева справедливо возвысила его, ибо он одним из первых осознал необходимость преобразований. После Горбачева мы оказались способными раскрепоститься. И на этом он себя, видимо, исчерпал. Не стоит забывать и тот факт, что в России даже самый захудалый управляющий традиционно начинает свою деятельность как реформатор, но заканчивает чаще всего бесславно, ибо прежде всего сам оказывается неподготовленным к реформам. Кто из прежних генеральных секретарей не начинал с реформ? Но провалившего реформы, не оправдавшего надежд людей Горбачева стали называть – даже и его соратники – авантюристом от политики, который погубил великую державу.

Интуиция, да и ряд объективных обстоятельств возвысили и Бориса Николаевича. Он раньше многих из нас понял, что «перестройка» и Горбачев обречены. Ельцин стал избранным народом Президентом. Ну а что же дальше? Время покажет. И хотя надежды у людей еще не умерли, уже сегодня можно сказать, что национальные приоритеты новой России не всегда соответствуют ее роли великой державы. Руководители Правительства в самый решающий, 1992 год оказались оторванными от грешной земли, а предлагаемые ими реформы явно не были состыкованы с интересами людей, со спецификой регионов. Поэтому в России продолжает углубляться экономический и духовно-нравственный кризис. Опять все навязывается сверху, идет грубейшая интервенция в духовную самобытность России, и это самая большая трагедия, ибо духовно-нравственные моменты всегда играли определяющую роль в судьбах россиян.

А наряду с этим народ нищает, растет безработица. Продолжается катастрофический спад производства. Та часть интеллигенции, что пришла к власти, своими руками проваливает культуру, просвещение и науку. Качественно ухудшилась социально-экономическая и правовая защищенность граждан. Невиданно выросли цены, в том числе на продукты питания и товары первой необходимости. Вместо ожидаемой цивилизованной буржуазии пришли криминально-коррумпированные буржуа. Словом, реформы проводят, не соотнося их с положением и самочувствием народов и регионов России.

Император Тиберий заметил в свое время: «Хороший пастух должен стричь овец, а не сдирать с них кожу». Неплохо бы нашим политикам хотя бы знать это изречение.

Невиданное терпение и неприхотливость наших людей плюс природные ресурсы страны еще держат нас на плаву. Ростки новой жизни трудно пробиваются на свет. Политика Федерального Центра, к сожалению, по многим направлениям становится малопривлекательной. Поэтому он теряет контроль над республиками и регионами. У федеральных органов власти, кроме отдельных кредитно-финансовых подачек, не остается существенных механизмов объединения регионов, республик, автономий, сохранения целостности Российской Федерации. А на бесконечные дрязги руководителей ветвей власти смотреть стыдно. Ведь в этой борьбе ослабляется государственная власть, российская государственность. Над этим мало кто думает по-государственному.

Вокруг какой политики, каких лидеров, какой экономики, какой культурной идеи должны объединяться российские народы? Ответить на этот вопрос крайне трудно. В этой книге дано лишь субъективно авторское видение картины «Как мы дошли до жизни такой», в особенности в национальных вопросах, показано, какие усилия прилагались, чтобы не допустить наметившегося развала Российской Федерации, масштабного межнационального кровопролития. А ведь к этому могли привести более тридцати самых «горячих точек».

Относительная передышка, не позволившая России развалиться окончательно, была получена достигнутым национальным согласием, «большим компромиссом» в связи с подписанием Федеративного договора. Однако многие структуры общефедеральных и региональных органов власти, идеологи новой Конституции России, сепаратисты различных мастей, в том числе и отдельные народные депутаты России, делали все, чтобы не заметить конституционного значения Федеративного договора, всячески разрыхляли российскую государственность. Многие из них как боролись, так и продолжают бороться против этого Договора, чтобы крикнуть: «Смотрите, провалились! Развалились!» Часть из них жизнь свою готовы посвятить тому, чтобы с удовольствием это крикнуть. Как некоторые после развала Союза. Оказывается, все нормально, Союз был обречен. Не Союз был обречен, а политики, которые пришли к власти, окостеневшая политическая система. На этом фоне в России стали возрастать тенденции регионального и национального сепаратизма. Процессу развала Российская Федерация была подвержена автоматически в связи с развалом Союза. Огромные усилия Совета Национальностей Верховного Совета Российской Федерации способствовали разработке и принятию Федеративного договора. В результате удалось добиться утверждения в обществе конституционных норм общенационального согласия и мира, сохранения целостности федеративного государства. Но работа по «собиранию» России продолжается в новых политических условиях.

В результате двухлетней работы ученых и политиков Москвы, республик и регионов была подготовлена и одобрена Советом Национальностей Концепция национального возрождения народов Российской Федерации. Постараюсь рассказать читателям о сложности и противоречивости проделанной работы. И тут сразу же надо отметить, что реализация этих и других важнейших документов, направленных на стабилизацию межнациональных федеративных отношений, фактически не обеспечивается. Стало модой всячески охаивать деятельность парламента. Но именно он по составу и содержанию своей деятельности выступал во многом «собирателем» России.

Да, у него было немало недостатков, но не до такой степени, чтобы пугать людей «Белым домом», как раньше пугали «Старой площадью», и обеспечить победу в парламенте крайних сил и разгромить его. Очень активно создавался очередной образ врага, хотя мне самому неоднократно приходилось говорить, что депутаты и Президент не выполнили свои предвыборные обещания – развалили Союз, повысили цены на товары в сотни раз, допустили спад производства и рост преступности. В этом плане мы потеряли моральное право на выражение воли народа. Но жизнь продолжается, надо превратить Россию в великую и благополучную державу. И у нас есть возможность и время оправдаться перед своими народами. Пора собирать Россию, пора созидать. Для этого и ради этого остаюсь депутатом. Есть надежды, что мы сможем перейти к такой политике, хотя их крайне мало, если посмотреть на то, что делается вокруг. Пока есть избранные народом Президент и парламент – с ними, да и им самим, надо сотрудничать, работать, а не воевать. Так думал я до разгона Верховного Совета, так думаю и сейчас.

Самое страшное сегодня – это не противоречия между лидерами или ветвями власти и вовсе не позиция, которую, скажем, занимает газета «Известия» или телепрограмма «600 секунд». Главная беда в том, что мы идем к гражданскому расколу российского общества, его делению на «своих» и «чужих», на «наших» и «ненаших». Пора объединиться людям здравого смысла, настоящим патриотам России против этого опасного раскола. Пора вспомнить, что мы – соотечественники. Старые боли и новые невзгоды, старые догмы и новые мифы в сочетании с целым набором претензий бывших лидеров-догматиков и новоявленных жрецов наций взорвали спокойствие народов бывшего Союза. Они тут же занялись поиском новых врагов. И те республики, которые справедливо обвиняли в свое время центр в диктате, тут же, не успев его разрушить и, казалось бы, обретая долгожданный суверенитет, повели себя в сотни раз хуже по отношению к своим автономным и национальным меньшинствам, чем бывший союзный центр.

Известно, к примеру, что Сталин лишил десятки тысяч коренных жителей Прибалтики права голоса, выселил их из Литвы, Латвии, Эстонии. Национальные же лидеры вновь созданных этнократических государств лишили голоса сотни тысяч русскоязычных и фактически изгоняют, выживают их из государства. Тоталитарное сознание крепко сидит в нас, хотя порой оно и прикрывается демократической фразеологией. Как и прежде, это – кучка политиков. Люди, народы слишком далеки от сути политики.

Вспомним: российский парламент, Б. Н. Ельцин оказывали в свое время героическую поддержку радикальным силам Эстонии, Латвии, Литвы, Грузии, Молдавии, надеясь в перспективе на соответствующие действия и с их стороны, на то, что по соседству с Россией будут демократические, свободные от насилия государства. А в итоге родились режимы, не имеющие ничего общего с демократией. Тот самый фашизм, который сегодня декларирует Жириновский, они еще тогда опробовали на практике. Сотни тысяч людей из-за своей национальной принадлежности лишены в этих государствах элементарных возможностей для осуществления своих интересов и прав, И Ельцин для них сегодня враг. Отсюда и сами эти государства не могут начать возрождение своей экономики и культуры.

Разве можно созидать, объявляя половину населения страны второсортной? Или уничтожая национальные меньшинства? Или ведя страшную войну против соседа? На возникшую ситуацию, бесспорно, повлияли и моменты неубедительной, концептуально неотработанной стратегической политики России по отношению к ближнему зарубежью. Неужто нельзя было понять, что при учреждении СНГ требовалось обговорить, наладить хотя бы какой-то механизм снятия многочисленных острых вопросов – от судьбы Вооруженных Сил до прав и свобод людей? Что же получилось на деле? Науськали народы друг на друга, да еще и вооружили конфликтующие стороны современной военной техникой. В результате конфликты переросли в войны. И это еще один парадокс смутного времени: возникли братоубийственные войны между вчерашними соотечественниками. И кое-где с фашистской жестокостью. А ведь МИД России только сегодня стал более или менее четко обозначать свою позицию по защите интересов этнических россиян в новых независимых государствах.

В этой книге постараюсь осмыслить и то, как это все могло произойти. Отчетливо понимаю одно: пора выздоравливать, ибо нельзя болеть вечно. В таком случае смерть будет неминуема. Пора обрести личное и национальное достоинство не на словах, а на деле и не кричать об этом, а сохранять самоуважение. И уж если действительно самоутверждаться, то по-человечески, достойным и цивилизованным способом, а не на крови и трагедии соседей-братьев, таких же людей, как ты сам, но только другой национальности. А ведь эти люди отличаются только другой культурой, историей, другим языком и другими традициями. Значит, воюя против другой нации, человек воюет с ее культурой, с ее историей и т. д. Это же дикость! Как это важно понять! Этот путь самоутверждения не годится в конце XX века. При решении многих сложных проблем некоторым политикам недостает цивилизованности и совести. Надо прекратить обманывать и убивать людей. Неужели это так трудно понять и принять?

Я пишу эти строки не ради популярности. Пишу от боли, стыда и какого-то бессилия. Помню, в августе 1992 года послал телеграмму Э. Шеварднадзе и В. Ардзинбе, чтобы они приостановили войну в Абхазии. Предложил срочно договориться о разграничении полномочий. Выступил с обращением к Конфедерации горских народов: не призывайте к войне против Грузии, ибо для нас близки и абхазы, и грузины. Давайте поддерживать абхазов, но не войной против грузин. Поехали с С. Шахраем в Г розный, чтобы искать согласие, пригласить конфликтующие стороны за стол переговоров. В тот же день из Душанбе позвонил мой старый друг Д. Ашуров и рассказал мне о трагедии гражданской войны в его прекрасном Таджикистане, в которой гибнут тысячи людей. Убегали от Москвы, а теперь требуют, просят помощи от Москвы. В те же дни в постпредстве Азербайджана собирались «московские» дагестанцы и азербайджанцы, чтобы предотвратить конфликты там, на своей Родине. И так каждый день. Но по-прежнему гибнут люди, братья. Гибнут от невежества, от провокаций.

Как много глупостей и авантюр политиканов выпало на долю наших народов! Я прежде всего чувствую себя не политиком, а человеком и как человек не могу не чувствовать угрызений совести за то, что допущен развал страны наших отцов, зато, что охаяно все, что ими было сделано. Многое стоило критиковать, но не страну, много стоило разрушать, но не государство, воевать надо с отсталостью, невежеством, а не с соседями. Это – моя боль. Но почему же, если кто-то из людей говорит о подобной боли, о том, что, разрушив все, мы ничего не построили, новоявленные «демократы», которые ничего общего не имеют с демократией, называют это происками правых? Не понимаю, почему носятся с теми, кто своим догматизмом не дал нормально реформировать Союз и сегодня обвиняют демократов? Почему общество замкнуто на крайностях? Ведь они неминуемо приведут Россию к трагедии, к позору.

Еще в начале 1991 года мне приходилось писать, что нельзя быть левее или правее Отечества, надо быть вместе с ним. Считаю, что до сих пор остаюсь с Отечеством при всех его трудностях, небольшой результативности моих усилий. Хотя это мое субъективное мнение. Надо сохранять Отечество, нашу российскую соотечественность, если так можно выразиться по-русски. Надо сохранить российскую государственность.

Еще не успели пройти старые страхи, а у людей начались страхи новые. Теперь уже от разгула свободной от законов и совести диктатуры хаоса, от беззакония и безвластия. Человек лишен даже главного права – права на жизнь. На новых «демократических» выборах расстреляли двух моих напарников, кандидатов в депутаты, на меня была объявлена охота. Могут ли в этой ситуации сохранить свою достойную жизнеспособность такие хрупкие и легко ранимые образования, как отдельные личности или нации? Они взбудоражены и взорваны. И к ним от имени народов обращаются иные национальные лидеры, ведущие чаще всего агрессивно-националистическую политику, политику межнациональной вражды и кровопролития. И они не понимают или не хотят понимать, что ставят под сомнение исторический шанс национального самоутверждения и национального возрождения, который их народ, народы России получили, может быть, впервые за столетия. Но их благополучие и достоинство возможны, если они соотнесены с благополучием и достоинством других людей и народов. Я в этом убежден, в этом убедили меня история, моя собственная жизнь. И чтобы отрицать социально-нравственную значимость дружбы народов, дружбы людей, надо быть больным человеком.

Нет, я не намерен в этих своих размышлениях навешивать кому-то ярлыки, искать врагов или виноватых. Хочется даже думать, что, начиная с Горбачева и кончая всеми нынешними президентами в целом, все они руководствовались благими намерениями. Но все же не могу отделаться от мысли, что личные интересы для многих были на первом месте. Отсутствие должного теоретико-прикладного и, самое главное, нравственного обоснования политики, слабость или отсутствие политической воли, превалирование личных политических амбиций и притязаний привели к тому, что благие намерения лидеров действительно вымостили многим из 250 миллионов человек, живших в Советском Союзе, дорогу не в рай. Во избежание различных обвинений скажу сразу, что прекрасно осознаю и еще один факт: бежим мы тоже все вовсе не из рая. И все-таки: неизбежность реформ не означает неизбежности трагедий. Ведь реформы в конечном итоге есть надежды на улучшение жизни. И я эти надежды не теряю.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.