Тупик для фантазии

Тупик для фантазии

Если речь идёт о быстром поиске информации: дат, событий, новостей, – конечно, удобнее Интернет. Если же речь идёт о художественном произведении или серьёзной научной работе, на мой взгляд, нужна только живая книга.

Мир оформления книг разнообразен и часто одушевлён художником. Полиграфия – это уже искусство. Осязание книги, как и любого предмета, по восточным учениям, очень важно. Не случайно есть отдельные провидцы, которые, взяв в руки книгу или письмо, могут рассказать их содержание. Обычный человек лишён такой способности, но я не могу избавиться от ощущения, что осязание книги, особенно старой, помогает её освоить. Старая книга имеет мистическое значение – её держали и осмысливали единомышленники, радовались и страдали, делали пометки. Не случайно антикварные книги стоят огромные деньги, они для меня в чём– то сродни намоленной иконе и уже этим отличаются от бездушного импортного, устаревающего каждые несколько лет экрана…

И фонограмма – музыка, да только не та, не живая. Язык не обманешь: неживая значит мёртвая. Так и с книгой на экране. Она содержательна, но мертва.

Важен и сам ритуал поиска, иногда долгого, и покупки книги. В наше время жгли в ночных очередях костры, чтобы принять участие в лотерее, дающей шанс стать обладателем желанной подписки на собрание сочинений родного классика. Это сродни мучительному ожиданию письма.

Какие тайны души открываются в это время, какая «слюна» для «переваривания» чужих судеб и чувств выделяется в мозговой сфере? Мы не знаем. Но что-то важное происходило, вожделенная книга завораживала, и от неё было намного трудней оторваться.

Даже дети подтверждают, что информация, которую они мучительно отыскивают в энциклопедии, запоминается надолго, в отличие от мгновенно выдернутой из интернет-сети. Небезобидны и компьютерные игры. Сделаны они так же хитро, как пепси, кола и наркотики. Затягивают так, что не выбраться. И время в виртуальном мире, как по Эйнштейну или по прозорливым русским сказкам, течёт с другой скоростью. В одной русской народной сказке провалился мужик в склеп и был вроде бы недолго, а выбрался на поверхность и понял, что уже лет сто как прошло, идёт и всё ему незнакомо. Так и с современниками. Оторвался от игр, глядь, а детство и молодость уже пролетели. И не до семьи и не до карьеры переросткам, оставшимся в своём личностном развитии на уровне подростков. Для многих и сама жизнь становится виртуальной.

Не сегодня возникла эта ситуация, думали о ней и эмоционально переживали её уже многие и многие родители. И ещё в конце прошлого десятилетия я как отец выплеснул свои опасения в стихотворении «Перегрузка»:

В Сети всемирной молодёжь

Слезу не выкажет берёзке.

Ссудивши души под грабёж,

Мы стали вечные подростки.

В Инете мудрость не скачать,

С живым цветком не повстречаться,

Тень состраданья не сыскать,

И всё трудней рвёт сети мать,

Чтоб грудью к первенцу прижаться.

Опасность современных компьютерных игр ещё и в том, что они уничтожают образное мышление, чахнет без него правое полушарие. Живёт такой человек одной только левой, чисто конкретной логической половиной мозга. Но, как сказал И. В. Гёте: «Всё сущее не делится на разум без остатка». Творчество и неразрывно связанная с ним интуиция – прерогатива не одной только логики.

Ещё со своего детства помню я оскорбительное слово «полоумный». По этимологическому толкованию, оно образовано соединением слов «полый» и «ум», то есть полоумный – это человек, имеющий пустой ум. Однако случайной ли является распространённая описка «полуумный» – то есть имеющий половину ума? Язык ведь развивается, отражая действительность, и как бы эта описка-намёк не стала нормой для характеристики современного поколения с одним развитым полушарием!

Большой простор для фантазии давал ранее «нецивилизованный» городской ландшафт. Это и заросшие травой и кустарником пустыри с оврагами, и бесконечное разнообразие деревянной застройки: не похожие один на другой, со своими мирами, дома, окружённые дровяниками, чуланами, кладовками, – своим неповторимым колоритом до сих пор питают творчество лучших иркутских живописцев.

Немудрёные игрушки, карандаши, пластилин, а иногда и глина занимали огромное безэлектронное пространство в жизни детей. Как нас волновали непредсказуемостью преображений белые листы бумаги!

А какого рода волнения может испытывать ребёнок, сидящий перед монитором, пространство которого заполняют корысти ради чужие дяди и тёти, причём совершенно конкретным внешним, по отношению к тебе, чужим изображением супермашин и суперлюдей, в одеждах и без, с боями и гонками, эротикой и даже сексом?

Лист бумаги ребёнок заполнял сам, оживляя своей фантазией, рисунками, а часто и просто каракулями.

Впрочем, каракулями это было для взрослых, разучившихся разгадывать тайны. Для детей же в линиях и цветовых пятнах могли скрываться и сражение на поле брани, и джунгли, и состязания, и образы любимых героев и зверей. Не из такого ли, непонятного и таинственного детского творчества вырос, собственно, и Золотой, и Серебряный век нашей литературы и живописи?

А кого, кроме биржевых игроков, даст компьютерный век? Большой вопрос. Об утраченном пространстве для развития фантазии писал Геннадий Гайда ещё в предкомпьютерные годы:

Ветер хлопает уличной дверью

и подъездом гуляет всю ночь.

Нелегко городскому безверию,

а в бессонницу просто невмочь…

Ляжешь поздно – поднимешься рано —

всё-то непогодь зло веселится.

А в дому ни шестка, ни чулана,

где бы мог домовой поселиться,

где бы сказка могла завестись…

– Ты о чём это, милый? Окстись!

Эра новых свершений грядёт,

сказку мы воплотим…

А покуда

зло юродствующий анекдот

заменяет и сказку, и чудо.