Потребители государства

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Потребители государства

«Видите ли, Валерий, — сказал профессор Аузан, разводя руками, — потребительская революция, наверное, является необходимым условием революции демократической, но, — печально покачал головой, — не единственным условием. Не единственным».

Мы пили кофе у Аузана на дачной террасе. Терраса выстроена была приблизительно там, где двадцать лет назад лежало историческое бревно, на котором состоялось картельное соглашение между Шелищем, Бочиным, Полячеком и Аузаном, там, где начиналось потребительское движение, к которому теперь Аузан не имел никакого отношения, если не считать старых друзей. Работа над книгой подходила к концу, что всегда немного грустно, но фраза, сказанная Аузаном, была первой серьезной фразой за несколько часов. Вообще-то мы хохотали тут всю дорогу, как бешеные бабуины.

Источником нашего веселья была Светлана Маковецкая, бизнес-консультант по профессии, но на самом деле лоббистка, занимающаяся отстаиванием прав малого бизнеса в правительстве, в парламенте и во всех остальных структурах, именующих себя государством.

Светлана была три часа как с самолета, а еще через три часа ей надо было к какому-то важному начальнику. Она пила кофе чашку за чашкой. У Светланы были крайне неожиданные представления о жизни: она, например, думала почему-то, что жить нужно в Перми, а не в Москве. Еще она думала, что все будет хорошо, несмотря ни на что. А о серьезных социальных проблемах она, кажется, думала, что лучше разговаривать про них, рассказывая друг другу смешные байки.

Вот, например, про дактилоскопию. Кому-то в высоких кабинетах пришла же в голову мысль дактилоскопировать всю страну. Чтобы легче было искать преступников и пропавших без вести. Чтобы легче было проводить опознание погибших в многочисленных наших терактах и катастрофах. И вообще, власти же как-то значительно спокойней жилось бы, если бы все люди в стране были дактилоскопированы. Так рассказывала Светлана, пантомимически изображая спокойствие власти, как дети изображают разные предметы и явления в известной игре «Крокодил».

Когда приняли закон о поголовном и добровольном дактилоскопировании, рассказывала Светлана, правозащитники в прессе гневно выступали против, оппозиционные политики из своего подполья кричали, что это, дескать, еще один шаг к тоталитаризму, в блогах кипели дискуссии… А один из Светланиных сподвижников по фамилии Шолохов в Казани пошел в отделение милиции, дабы добровольному дактилоскопированию подвергнуться.

Как выглядит отделение милиции — известно. У входа бездельно стояли припаркованные патрульные машины. Четверо милиционеров лениво курили на крылечке, без всякой задней мысли направляя друг другу в пуза автоматы Калашникова. За стеклянным окошком скучал дежурный. А на стене развешаны были стенды со всякой полезной информацией, например о том, что разыскиваемый особо опасный преступник с таджикской фамилией — таджик по национальности, тогда как особо опасный преступник с русской фамилией национальности не имеет.

Минут пятнадцать Шолохов изучал эти стенды, а потом обратился к дежурному.

«Прошу прощения, — он прямо так и сказал. — Не будете ли вы столь любезны указать, где тут у вас размещена информация о добровольном дактилоскопировании?»

«Чего? — отвечал дежурный, и четверо с автоматами на крыльце тоже обернулись к экспериментатору нашему с интересом. — Чего?»

«Добровольное дактилоскопирование, — продолжал Шолохов вежливо. — По регламенту где-то тут у вас на стенде должны висеть правила, но я что-то не вижу…»

Слово «регламент» дежурному не понравилось. Дежурный не знал про закон о добровольном дактилоскопировании, зато знал, что где-то там в Москве, казалось бы, всенародно избранным президентом подписан 210-й Федеральный закон о принципах предоставления гражданам государственных услуг. Согласно этому закону милиционеру, например, надлежало представляться, не надлежало хамить и совсем уж не надлежало бить граждан без крайней необходимости, что, согласитесь, осложняет работу. Многие сотрудники правоохранительных органов надеялись, что закон этот есть фикция, очередная «потемкинская деревня», к которой нельзя относиться всерьез. Однако же среди граждан редко, но находились все же отдельные умники, относившиеся к закону всерьез. Они могли не только требовать соблюдения регламента с глазу на глаз. Они могли даже, если регламент не соблюден, звонить в службу собственной безопасности или выкладывать видео, запечатлевавшие нарушения, в Интернет. Тогда могли возникнуть серьезные неприятности. Очевидно, перед окошком дежурного стоял гражданин именно из этих скандалистов. И дежурного это расстраивало.

К счастью, у дежурного зазвонил телефон, и он с удовольствием отвлекся на серьезный какой-то разговор о серьезных правонарушениях. Четверо на крыльце огляделись вокруг, никаких серьезных правонарушений не увидели и закурили еще по сигарете, чтобы отвлечься хотя бы на табакокурение.

«Простите, — мягко настаивал Шолохов. — Так как же с дактилоскопированием? Я хотел бы войти в регистр…»

«Твою мать!» — надо полагать, подумал в этот момент дежурный, но вслух сказал: «Вам к эксперту Лариной».

И отправил рассыпавшегося в благодарностях Шолохова к эксперту Лариной в двадцать первый кабинет на втором этаже.

Эксперт Ларина была всерьез занята. Она только что накрасила ногти и, прижимая трубку плечом к уху, разговаривала по телефону с подружкой, вероятно о тонкостях правоохранения.

«А он что? А она что?» — переспрашивала в телефон эксперт Ларина, вероятно имея в виду Верховный суд и Комиссию по правам человека при президенте РФ. — «А он что? А она что?»

Шолохов открыл дверь и сказал вежливо:

«Здравствуйте, я хотел бы пройти добровольное дактилоскопирование».

«Куда пройти? — не поняла эксперт Ларина, которой понимать человеческую речь мешали все же подруга в телефоне и свеженакрашенные ногти. — Что у вас?»

«У меня дело», — вежливо настаивал Шолохов.

«Уголовное или гражданское?» — Ларина повесила трубку, поняв с некоторой досадой, что не удастся как следует просушить ногтей.

«Личное дело, — отвечал Шолохов. — Или государственное. Я, короче, хотел бы пройти добровольное дактилоскопирование. В регламенте написано…»

Про добровольное дактилоскопирование эксперт Ларина слышала впервые в жизни. Зато про регламент она слышала уже и прежде. Она понимала, что вот этот сумасшедший с законом о добровольном дактилоскопировании в руках может ведь позвонить и с службу собственной безопасности, может нажаловаться, что эксперт Ларина не соблюдает регламент. Все это она понимала, но как провести добровольное дактилоскопирование, не понимала совершенно.

Тут Шолохов пришел ей на помощь. Он сказал, что согласно регламенту в отделении милиции должна быть специальная бумага для дактилоскопирования. Часа за полтора с привлечением лучших казанских сыщиков бумага была найдена. Еще через полчаса нашлась и краска, дабы, что называется, «прокатать пальчики». В итоге часа через три эксперт Ларина с облегчением протянула Шолохову листок, на котором красовались его отпечатки пальцев.

«Тут не хватает треугольной угловой печати, — сказал Шолохов, несколько даже смущаясь. — Я бы не настаивал, но в регламенте написано».

Тут эксперт Ларина, надо думать, как и дежурный давеча, подумала что-то неприятное про шолоховскую мать, а заодно и про матерей всех московских чиновников и депутатов, которые придумали это чертово дактилоскопирование. Но ничего не сказала, и еще два часа все отделение милиции искало треугольную угловую печать с таким рвением, с каким не искало прежде даже особо опасных преступников.

Часов через шесть уже начальник отделения, пожилой майор, которому оставалось до пенсии всего-то полгода, в торжественной уже обстановке, в актовом зале под портретами Медведева и Путина, попытался вручить Шолохову листок с его отпечатками пальцев, треугольной угловой печатью, круглой печатью, подписью дактилоскописта, подписью самого Шолохова, подписью черта, дьявола и всех остальных, кто перечислен в регламенте.

Перед лицом листка Шолохов убрал руки за спину и сказал терпеливо: «Мне это не надо. Это же теперь вы должны хранить. Чтобы постепенно у вас накапливался дактилоскопический регистр всех граждан России».

«Иди, мужик, пожалуйста, — взмолился майор. — Иди! Мы будем хранить свои пальчики как зеницу ока».

Тем временем эксперт Ларина, вероятно, прикидывала в голове, что будет, если все сто пятьдесят миллионов населения России придут к ней добровольно сдавать пальчики.

Через две недели в полном соответствии с законом о добровольном дактилоскопировании Шолохов отправился в отделение милиции, чтобы забрать свои отпечатки пальцев из картотеки. Дело в том, что по регламенту гражданин РФ, прошедший добровольное дактилоскопирование, имеет право в любое время данные свои из всероссийского регистра изъять. В этом случае сотрудники милиции должны на глазах гражданина уничтожить листок с его отпечатками пальцев и выдать гражданину справку, что правоохранительные органы больше отпечатками пальцев этого гражданина не располагают.

День был погожий.

«Здравствуйте, — сказал Шолохов дежурному, и уже от этого дежурный побледнел. — Две недели назад я проходил у вас добровольное дактилоскопирование, но, видите ли, жена очень переживает, боится проникновения в частную жизнь, боится милиции, боится… Короче, в соответствии с регламентом я хотел бы изъять из картотеки свои отпечатки пальцев…»

Сказать ли вам, что дежурный выл? Да, он выл. Но очень тихо. Это было похоже на брачный крик марала, но такой, как если бы марал сочетался браком тайно. А у эксперта Лариной разыгралась мигрень, впрочем, недостаточно сильная, чтобы вызвать скорую и взять больничный. А начальник отделения, пожилой майор, проклинал свою недальновидность и вообще тот день, когда, спровадив этого сумасшедшего, скомкал гневно и выкинул немедленно в мусорное ведро листок с отпечатками его пальцев, треугольной угловой печатью, круглой печатью, подписью дактилоскописта, черта, дьявола и всех, кто указан в регламенте.

Ибо как же уничтожишь листок на глазах гражданина, если сам же две недели назад выкинул этот листок в мусорное ведро?

«Мужик, — взмолился майор. — Войди в наше положение. Давай мы тебе пальчики снова откатаем, поставим все печати, какие надо, а потом у тебя на глазах этот листок уничтожим? Давай, а? Мне тут че до пенсии-то осталось… Давай, пожалуйста…»

Шолохов смилостивился. Снова пару часов искали бумагу и краску. Снова объявили во всероссийский розыск угловую печать. Однако же к вечеру дактилоскопировали-таки Шолохова заново, уничтожили результаты дактилоскопии и выдали Шолохову справку по всей форме, что правоохранительные органы Российской Федерации не располагают отпечатками пальцев гражданина Шолохова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.