Владимир Познер

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Владимир Познер

В. Познер родился 1 апреля 1934 года в Париже. Его отец был родом из еврейско-русской разночинной семьи и еще мальчишкой эмигрировал с родителями в Берлин. Затем семья долгое время жила в Париже. Отец Познера занимался литературной деятельностью, активно поддерживал коммунистов. Женился он на француженке, которая и родила ему сына в день своего рождения – 1 апреля. Однако в 1940 году, когда фашисты оккупировали Францию, семья Познер подалась в США. Чтобы не натолкнуться на немецкие подлодки, корабль шел через Атлантику южным путем – мимо Бермудских островов. Там 6-летний Владимир стал свидетелем жуткой сцены, когда акула откусила одному из матросов корабля полруки.

Дело было так.

Команда корабля обнаружила в океане тушу мертвого кита, около которой кормилась целая стая акул. Ради развлечения матросы решили поймать одну из хищниц. Они привязали к канату крюк, а на него насадили шмат сала. В конце концов одна из акул – четырехметровая рыбина – все-таки клюнула на приманку и тут же оказалась на борту корабля. Видимо, посчитав, что хищница уже не столь опасна, как в море, один из матросов ткнул ее пальцем в глаз. И жестоко за это поплатился – акула среагировала молниеносно и одним движением отхватила смельчаку руку по локоть. Фонтан крови брызнул вверх, и все, кто со стороны наблюдал за этой сценой (а Познер-младший в это время стоял на первой пассажирской палубе), содрогнулись от ужаса. Несмотря на то что в тот же день тушу акулы разделали и матросы подарили мальчику на память три акульих зуба и два позвонка, он на всю жизнь сохранил страх перед этими животными.

В Америке Познеры прожили до 1949 года (за четыре года до этого у них родился еще один мальчик – Павел), причем жили весьма неплохо, Познер-старший зарабатывал в год до 250 тысяч долларов. Однако, даже несмотря на это, они вынуждены были вновь вернуться в Европу – на этот раз в Германию. Поскольку в дальнейших планах Познера-старшего значилось возвращение на родину – в СССР, 15-летний Владимир усиленно учил русский язык в школе для детей немецких политэмигрантов. В декабре 1952 года Познеры наконец получили возможность переехать на постоянное место жительства в Союз (здесь долгое время в интеллигентских кругах будет ходить версия, что Познер-старший все годы своего пребывания за рубежом работал на КГБ).

Познеру было 18 лет, когда он поступил на биологический факультет МГУ (в те годы его увлекала теория рефлексов Павлова). Однако уже на втором курсе теория рефлексов перестала его интересовать, поскольку все его мысли стала занимать... любовь. Познер безумно влюбился в женщину, которая была старше его почти на пятнадцать лет, и эта любовь едва не стоила ему карьеры – его уже собирались отчислять из университета.

Рассказывает В. Познер: «Мои родители прожили вместе всю жизнь. Конечно, их брак является для меня примером. И я был так воспитан, что очень долго никаких особых отношений с другим полом не имел: в первый раз поцеловался, когда мне было 18 лет. У меня были такие понятия, что... ну нельзя так просто переспать. Хотя были случаи, когда мне даже делались предложения... Нет, не жениться, это называлось – дружить. Но я на это не шел. Но потом я влюбился в женщину, которая была намного старше меня – ей было 34 года. Она была необыкновенно обаятельная, талантливая, обожавшая литературу и рассказывавшая мне какие-то вещи из русской литературы, которые я не читал. Не знаю, что ее привлекло во мне: с пожилыми женщинами это случается, но она была очень хороша собой, пользовалась гигантским успехом, а я был совсем малоопытным в личных отношениях. К тому же она подвергалась серьезнейшей критике со стороны своих родственников, которые осуждали ее за «совращение младенца»... А для меня это была первая сильная, настоящая, всепоглощающая любовь, которая длилась два года, пока она не выставила меня – думаю, что во спасение...»

Безумная любовь занимала все помыслы Познера, и на учебу у него просто не хватало ни времени, ни сил. В итоге он завалил два экзамена из трех да еще оказался замешан в политическом скандале – вместе с группой студентов осудил подавление советскими войсками венгерского восстания в 56-м году. Короче, Познера собирались исключать из МГУ, и перед ним уже реально маячила служба в армии (его хотели забрать на флот, где тогда служили по 5 лет). Был момент, когда он всерьез подумывал о том, чтобы навсегда уехать из Советского Союза. Особенно сильно эти мысли овладели им летом 57-го, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов и Познер встретился с американцами. Эта встреча мгновенно воскресила в его памяти те годы, когда он безмятежно жил в США, и мечта вернуться обратно в Америку овладела им с новой силой. Но судьбе было угодно рассудить все по-своему. Гуманные советские власти дали Познеру возможность исправиться и восстановили в университете. И весеннюю сессию он уже сдал на «отлично».

В 1958 году Познер закончил МГУ. В том же году он женился на своей сверстнице и переехал жить в ее семью. А год спустя устроился на работу к известному поэту Самуилу Яковлевичу Маршаку. Почему к нему? Дело в том, что еще к четвертому курсу своей учебы в МГУ Познер понял, что наука – не для него. К тому времени он сильно увлекся переводами английской поэзии на русский язык. Поскольку после университета он получил свободное распределение, он решил всерьез заняться переводами. Далее послушаем самого В. Познера:

«Я для души переводил стихи. Случайно они попали к Самуилу Яковлевичу Маршаку. И вот в один прекрасный день мне позвонила его экономка Розалия Ивановна и сказала, что Маршак хотел бы со мной встретиться. Для меня это было равносильно приглашению к самому господу богу! Самуил Яковлевич отметил у меня некоторые способности и полное отсутствие техники перевода. И предложил стать его литсекретарем. На самом деле я был просто писарем, который отвечал на письма из Англии, Франции, Америки... А попутно учился: слушая его разговоры, стихи, рассуждения о литературе... Целых два года...

Самуил Яковлевич наконец одобрил четыре моих перевода. Обрадованный, я помчался с ними в журнал «Новый мир», а так как не очень-то рассчитывал на успех, прихватил еще четыре малоизвестных перевода Маршака. И все восемь подписал своим именем. А через неделю получил отказ: слабо, серо и т. п. «Как, все восемь?» – спросил я. Пришлось «саморазоблачиться». Эта история стала каким-то образом известна Маршаку. Он страшно рассердился. А моя задача была доказать ему, себе и редакторам: «А судьи кто?» Конечно, я схулиганил, но получил большое удовольствие. А Маршак меня в конце концов простил...»

В октябре 1961 года Познер все же расстался с Маршаком и устроился работать в весьма престижное советское учреждение – Агентство печати «Новости». Практически сразу стал получать там весьма сносную зарплату: сначала 190 рублей, затем – 225 (когда работал в издательстве АПН). А уже спустя три с половиной года – в 1965 году – его назначили ответственным секретарем журнала «Совьет лайф» (он издавался в обмен на журнал «Америка»). Еще через два года Познер вступил в ряды КПСС, поскольку это открывало перед ним еще большие перспективы в плане карьерного роста. По его словам:

«В партию я вступил после серьезных раздумий. Думаю, что объясняется это отчасти моей биографией. Я думаю, что если бы я родился здесь, окончил бы школу, как все дети, стал бы октябренком, пионером, комсомольцем и так далее, то, учитывая время, я бы автоматом пошел в партию. Но поскольку я приехал в Советский Союз в сознательном возрасте, когда мне было 18 лет, то мое отношение ко всем этим вещам – и к комсомолу, и впоследствии к партии – было гораздо более осознанным. И когда в 28 лет я вышел из комсомола, то совсем не спешил вступать в партию.

Я думал, как мне быть. Ведь по своему нутру я человек общественный, политически активный. Было много разговоров. И решающим стал совет старого большевика, латышского стрелка Николая Яковлевича Тиллиба. Он сказал мне: «Володя, если ты хочешь что-то делать для того, чтобы действительность изменилась, и если ты считаешь, что у тебя хватит сил, то вступай в партию. Но имей в виду, что придется тебе непросто. Придется иногда и хитрить, и выполнять то, что кажется тебе несправедливым, но другого пути нет. В нашей стране добиться серьезных изменений, находясь вне партии, если только не призывать к перевороту и к очередной крови, невозможно».

Между тем, вступая в КПСС, Познер преследовал и вполне определенную личную цель – ему хотелось вновь побывать за рубежом. Дело в том, что все 15 лет своего пребывания в СССР он был невыездным и сильно от этого страдал. Человеку, который все детство и юность провел за границей, трудно было жить в условиях советской системы, да еще зная, что его больше никогда не выпустят за пределы страны. Но, став коммунистом, Познер мог рассчитывать на снисхождение. Вполне вероятно, так бы оно и произошло, если бы не чехословацкие события августа 1968 года. Речь идет о так называемой «бархатной революции» – о попытке чехословацких либералов пойти по пути капиталистических реформ, которые грозили в конечном итоге оторвать ЧССР от Восточного блока. Однако Кремль пресек эту попытку, подавив «бархатную революцию» с помощью оружия. Это вторжение вызвало гневную реакцию Запада, а также было осуждено либералами внутри самого СССР. Учитывая это, советские власти провели чистки в некоторых учреждениях, где влияние либералов было особенно велико (в том числе и в АПН). Под эту чистку попал и Познер, которому объявили что он... не является гражданином СССР.

Рассказывает В. Познер:

«В 68-м году я все-таки решил, что надо попытаться куда-нибудь поехать. В частности – во Францию. Потому что это моя родина, мой язык, моя мама. Но французы могли меня посадить, потому что я не отслужил во французской армии и не воевал в Алжире. Для французов – я был их гражданином, потому что по закону ребенок мужского пола, рожденный во Франции от французской матери, – француз. Что бы там ни было.

И вот для того чтобы поехать во Францию, мне надо было отказаться от французского гражданства. Я все справки получил. Осталась одна – что я гражданин Советского Союза. Но это же плевое дело! Я позвонил в консульский отдел МИДа СССР, тогда заведовал им товарищ Маленков. И он сказал: «Владимир Владимирович – это не проблема. Мы вам дадим такую справку через недельку». Проходит неделя – никакой справки, проходят десять дней – никакой справки. Через две недели я позвонил и услышал: «Вы знаете, Владимир Владимирович, мы вам такой справки дать не можем. Дело в том, что, строго говоря, вы не советский гражданин. Ведь вы до того, как приехать в Советский Союз, жили в ГДР, были вписаны в паспорт матери. Она была тогда французская гражданка. А когда исполнилось шестнадцать лет, вы что сделали?» Я говорю: «А что я сделал?» Он говорит: «Ваш отец повел вас в наше консульство, и вы попросили на словах советский паспорт, а так как вам шестнадцать лет, вам его дали. А не имели права. Неопытный был клерк. Вот если бы ваша мать к этому времени была советской гражданкой, тогда нет проблем. А так вам надо обращаться в Верховный Совет СССР с просьбой дать вам советское подданство».

Я говорю: «Подождите минуточку, значит, я не женат и не разведен?» (В 1967 году Познер развелся с первой женой и ушел жить к родителям.) «Правильно», – говорит. «И ребенок у меня не ребенок? Я не член партии, конечно?» Он говорит: «Какой же вы член? Конечно, нет. Иностранец не может быть членом КПСС». – «Так я не лейтенант запаса?» – «И говорить нечего!» – «Прописки у меня нет? И вообще меня нет. Вы можете мне дать документ, гласящий, что я не гражданин Советского Союза?» Он говорит: «Пожалуйста». И вот через два дня я получил документ, в котором это написано, со штампом, с подписями. Я сделал пять фотокопий заверенных, спрятал их в разных местах. И до сих пор они у меня есть. Вы думаете, что я здесь, а меня нет, потому что я не гражданин...»

Между тем, разведясь со своей первой женой, Познер мгновенно превратился в одного из самых завидных женихов. Как гласит легенда, посмотреть на него в журнал «Совьет лайф» съезжались невесты из других дочерних изданий, в том числе и из журнала «Спутник». И вот однажды, во время одной из подобных смотрин, Познер встретил красивую женщину – Катю Орлову.

Е. Орлова родилась в Москве, окончила музыкальное училище и горный институт. Рано вышла замуж за очень влиятельного человека: у него была кремлевская «вертушка», персональная машина, государственная дача. В этом браке родился сын Петя. Однако ничего этого Познер тогда не знал и, встретив незнакомую женщину в коридоре редакции, поразился ее красоте, но в то же время отметил полное безразличие на лице. Она прошествовала мимо него, даже не повернув головы, лишь легкая ухмылка скользнула по ее губам. Это удивило Познера, привыкшего к восторженному отношению к своей персоне со стороны слабого пола. Казалось, что покорить сердце такой неприступной женщины никому не удастся, даже такому красавцу, как Познер. Однако...

Вспоминает Е. Орлова: «Девушки, которые были от него в восторге и втайне любили, очень переживали: у него начались неполадки в семье, и изумительно синие глаза вдруг погрустнели. И я решила посмотреть на человека, из-за которого постоянно в редакции проливались слезы – были две женщины, которые, возвращаясь, просто плакали от восторга. Он был очень красив, он и сейчас красив по-своему, но тогда – молодой брюнет с яркими синими глазами, очень красивое лицо, статная фигура... Правда, мои мысли в это время были заняты своей неудавшейся жизнью – я тоже только рассталась с мужем после 10 лет жизни и вообще не очень любила красивых мужчин. Поскольку он был такой красивый, что глаз оторвать было невозможно, то я даже перестала вспоминать о нем. Но вскоре он сам появился у нас на работе...»

Действительно, где-то в середине 67-го Познера перевели из журнала «Совьет лайф» в журнал «Спутник», где Орлова работала редактором, на должность ответственного секретаря. И судьбе было угодно сделать так, чтобы их посадили в один кабинет. Правда, поначалу Орлова игнорировала своего соседа, даже свой стол поставила так, чтобы сидеть к нему спиной. На то были свои причины. В те дни она переживала тяжелую душевную драму, связанную с распадом первой семьи. Прожив 10 лет с мужем, но так и не найдя с ним (а также со свекровью) общего языка, она подала на развод. В итоге от нее отвернулись как собственные родители, так и родня бывшего мужа, которая забрала себе ее сына. Естественно, женщине, угодившей в подобную ситуацию, любой мужчина казался монстром, и мысли закрутить с кем-то из сослуживцев служебный роман даже не возникало. Но жизнь взяла свое. О своем романе рассказывают его непосредственные участники.

Вспоминает Е. Орлова: «Тогда у меня было много поклонников – прошел уже год или полтора, как я была одна. Сегодня это назвали бы сексуальными притязаниями, в основном это были коллеги по работе. Среди них были руководители журнала и издательства, где я работала, – они меня вообще преследовали, как бы наказывая за то, что я шла с кем-то обедать или кто-то провожал меня домой. И Владимир Владимирович возник в моей жизни как человек, который вдруг это почувствовал и встал на защиту. Иногда он провожал меня домой, мы разговаривали, выяснилось, что у нас много общего в отношении к искусству, к музыке. Но то были спокойные дружеские отношения двух людей, попавших в беду. Потом они углублялись, углублялись, и вдруг стало ясно, что нам просто не хочется расставаться...»

Вспоминает В. Познер: «Тот факт, что мы оба были в довольно плохом состоянии, сблизил нас... Полгода просто общались, потом стали иногда видеться вне работы. Я, конечно, к ней ни разу домой не пришел, а сам в это время жил непонятно как: расставшись с женой, мне и в голову не пришло претендовать на площадь – пожил у родителей, потом снимал угол, в общем, довольно не здорово все было... Ну и в канун 68-го года просто сказал: «А может, поедем встречать Новый год в другой город, ну все к черту... Скажем, в Таллин?» – «Поедем», – ответила Катя...»

Вспоминает Е. Орлова: «Мы много путешествовали, но Владимир Владимирович был невыездным – за границу поехать не могли, а, скажем, Эстонию, Латвию, Литву, Грузию очень любили, и каждый раз в гостинице возникали неприятности, потому что мы жили в одном номере, сняв два. Нас это раздражало, и в конце концов мы решили расписаться, но свадьбы не было... (После загса молодожены отправились в ресторан в сопровождении родителей с обеих сторон и хозяйки, у которой снимали комнату. – Ф. Р.)

Он отдавал почти всю зарплату бывшей жене, чтобы девочку можно было воспитывать (у Познера от первого брака росла дочь Катя. – Ф. Р.). Я воспитывала своего сына, было очень тяжело, родители мне не помогали, как бы наказав за то, что ушла от мужа. По существу, мы только начинали жизнь: снимали комнату и собирали денежки, чтобы купить нашу первую однокомнатную кооперативную квартиру – восемь лет на это потребовалось. Помню, как гуляли с Владимиром Владимировичем в одну из первых встреч: мы шли в сторону Нового Арбата, и мне безумно хотелось есть, но я понимала, что у него нет ни одной копейки в кармане, и не могла сказать: «Давай зайдем в какое-нибудь кафе» или «Пойдем посидим в ресторане». Помню страшное чувство голода и понимание того, что не имею права сказать ему об этом, потому что знаю, в какое положение его поставлю...»

Между тем в феврале 1970 года Познер пошел на повышение – он стал комментатором Главной редакции радиовещания на США и Англию Гостелерадио СССР. Работа ему нравилась, и во многом потому, что иновещание подвергалось минимальной цензуре. Уже через три года Познер стал выходить в эфир с ежедневным трехминутным комментарием по поводу внутренних событий в СССР, и визировал эти выходы только один человек – главный редактор. Никакого Главлита, никакой цензуры. Видимо, наверху считали, что ничего опасного в таком положении нет – кто будет слушать московское радио на английском языке, да еще на коротких волнах, да в два часа ночи? Конечно, контроль был, но очень щадящий. Поэтому Познер мог говорить то, что хотел, то, что он считал нужным. Прямой антисоветчины он себе не позволял (все-таки член КПСС), однако кое-какие «вольности» в его исполнении в уши зарубежных слушателей попадали. Но власти об этом не знали. Иначе вряд ли в конце 70-х они сделали бы Познера выездным. Он наконец сумел побывать на своей родине, во Франции, а также в США и ряде других западных стран. Однако длилось это недолго. В 1981 году был ужесточен контроль за иновещанием, и Познер одним из первых угодил в «черные списки», позволив себе неодобрительно высказаться по поводу ввода советских войск в Афганистан.

В июле 1986 года в жизни Познера произошел новый поворот – ему предложили работать на телевидении в качестве политического обозревателя. Почему именно ему? Дело в том, что к власти в Кремле (в марте 85-го) пришел Михаил Горбачев – ставленник либерально-прозападной части высшей советской элиты, которая стала выдвигать на ведущие посты своих единомышленников. В числе их был и Владимир Познер, который прекрасно зарекомендовал себя на поприще конвергенции – то есть сближения либеральных элит Востока и Запада. Короче, Познер принял приглашение Главного управления внешних сношений ЦТ (руководитель – Валентин Лазуткин) и с ходу провел первый телемост – «Ленинград – Сиэтл». Затем был второй телемост между женщинами Бостона и Ленинграда. Потом Познер сделал несколько разовых передач, после чего в конце 1987 года руководство ЦТ (а оно управлялось со Старой площади – из Идеологического отдела ЦК КПСС) доверило ему вести собственную программу – «Воскресный вечер с Владимиром Познером» на московском канале. Правда, пробивалась эта передача с трудом.

Один из заместителей председателя Гостелерадио – В. И. Попов – испытывал лично к Познеру, а также и к его политическим воззрениям большую неприязнь и всеми силами старался не допустить, чтобы у него была собственная передача. Официально он аргументировал это тем, что журналист-международник не должен касаться внутренних вопросов собственной страны (верная аргументация, если учитывать, что Познер никогда и не был настоящим гражданином СССР, а сегодня он вообще является гражданином сразу трех государств: США, Израиля и России). Но этот конфликт был разрешен достаточно быстро. Сторонники Познера в верхах попросту избавились от Попова – перевели его на другую работу, после чего вставлять палки в колеса Познеру стало некому и его передача стала выходить в эфир.

Детище Познера имело неплохой рейтинг у зрителей, хотя радикализмом (именно это качество тогда особенно ценилось) никогда не отличалось. В отличие от, скажем, того же Владимира Молчанова («До и после полуночи»), Познер в некоторых вопросах занимал более осторожную позицию и старался не лезть на рожон. К примеру, в ноябре 89-го он так и не решился пригласить к себе в передачу тогдашнего возмутителя спокойствия – главного редактора газеты «Аргументы и факты» Владислава Старкова (Молчанов это сделал). Чуть позже Познер объяснил свои действия следующим образом:

«Я хотел пригласить Старкова – не только и не столько потому, что он мой добрый знакомый, но потому, что «АиФ» – самая читаемая газета в мире, газета, выросшая на дрожжах перестройки. Но ноябрь – это был пик неприятностей Старкова. И вот вам противоречие: «Воскресный вечер с Владимиром Познером» – это моя передача, но в то же время – не моя. Производится она в рамках Главной редакции вещания на Москву. И я обязан был поэтому, как порядочный человек, сказать главному редактору: «Я хочу пригласить в свою передачу Старкова». Ведь именно он, главный редактор, несет ответственность за все передачи.

Главный редактор ответил, что он не возражает, но решить этот вопрос не может. И попросил меня переговорить с первым заместителем председателя Гостелерадио. Выслушав меня и мое заявление, что я готов сам нести ответственность за приглашение Старкова, тот ответил: «Отвечаете за телевидение не вы, а я». А дальше он сказал, что появление Старкова в моей передаче будет означать, что государственное телевидение берет его сторону в споре с Идеологическим отделом ЦК. Конечно, я мог, никого не спросив, пригласить Старкова, но я бы тогда подставил и главного редактора, и коллектив передачи, так как я не один несу ответственность за свои поступки в эфире. Итак, мне пришлось отказаться от своего замысла. Отказавшись, я не смог публично поддержать Старкова. И в этом, если хотите, мерзость и противоречивость существования журналиста на одном, не имеющем альтернативы, телевидении».

Стоит отметить следующий факт: по итогам обширного социологического исследования за 1989 год «Политические обозреватели и комментаторы информационных передач ЦТ в оценках московской аудитории», Владимир Познер был признан тележурналистом № 1. Правда, трудно сказать, было ли это исследование по-настоящему объективным, или специально подгонялось «под нужный результат» в закрытых кабинетах либерально настроенных политиков, которые были заинтересованы в том, чтобы «двигать в народ» именно своих «звезд».

В начале 1990 года Познер стал вести еще одну передачу – на втором канале под названием «Квадратура круга» (о межнациональных отношениях). Однако в сетке вещания ЦТ она продержалась недолго и исчезла, причем не по вине Познера. В апреле 1991 года, когда у руля ЦТ стоял Леонид Кравченко и многие ведущие либерального толка скопом покидали «Останкино», ушел и Познер. В одном из тогдашних интервью он так объяснил причину своего ухода:

«Никакого давления со стороны руководства Всесоюзной государственной телерадиокомпании я не испытывал. Напротив, мне предлагали стать политическим обозревателем высшего разряда в новой структуре, долго уговаривали не уходить. Поэтому я не хочу, чтобы у читателей (и телезрителей) сложилось впечатление, будто меня выжили с телевидения, выгнали, что этот уход – результат моего личного конфликта с Кравченко. Дело здесь в другом. Я пришел к выводу, что не могу здесь оставаться. Я почувствовал, что мне приходится делать выбор между устроенностью и благополучием, с одной стороны, и тем, что я называю журналистской порядочностью, – с другой. При существующей монополии государственного телевидения, когда (если говорить в общенациональном плане) другого телевидения нет, если у журналиста существуют разногласия с государственной, скажем, политикой, у него есть один выход – молчать. Во всех остальных случаях его просто уволят. Я не имею ничего против государственного телевидения как такового, оно есть во многих странах. Но отношения государства и телевидения там таковы, что правительство может лишь косвенно влиять на политику вещания. В нашем же случае это не просто государственное телевидение. Это телевидение лично Президента СССР. Это очень важно, и дело здесь не только в Михаиле Сергеевиче Горбачеве, а в самой системе, в принципе, когда президент телекомпании назначается лично Президентом страны и может сменяться только Президентом. Таким образом, Президент получает абсолютный контроль над телевидением через того человека, которого он сам назначает. А следовательно, журналист, желающий критиковать действия Президента, лишается возможности сделать это в эфире. Возможность высказывать свободно свои взгляды по любым проблемам – это, на мой взгляд, не только право, но и долг журналиста. И для меня необходимость выбирать между послушанием и тем, что я понимаю под журналистским долгом, стала решающим фактором ухода с телевидения...»

Отметим, что еще совсем недавно все те люди, которые ушли с кравченковского ТВ (включая и Познера), были хорошего мнения о Горбачеве и не считали зазорным работать на него. Однако к концу 90-го Горбачев уже полностью растратил былое доверие как у большинства населения, так и у подавляющей части элиты и заметно уступал по популярности другому политическому деятелю – Борису Ельцину. Так что познеровский уход, судя по всему, объяснялся и этим: понимая, что дни Горбачева-политика фактически сочтены, он не хотел, чтобы его имя отныне ассоциировалось с его политикой. Так что все эти слова телеведущего о «свободе высказывать свои взгляды» от лукавого: люди типа Познера (то есть очень осторожные и хитрые) всегда двигаются в русле той свободы, которая выгодна прежде всего им.

Многие коллеги Познера, ушедшие с кравченковского ТВ, предпочли перейти на российский канал (РГК, позднее – РТР). Однако он их примеру не последовал. Почему? Вот его собственные слова на этот счет:

«Ответ прост: из-за неибежности превращения РГК в нечто подобное тому, от чего я должен был уйти сейчас.

Все мы наблюдаем долгую и трудную борьбу российского парламента за телевизионный и радийный эфир. Думаю, большинство из нас сочувствует этой борьбе, и чем тяжелее она протекает, тем больше мы ей сочувствуем. Но, страстно желая победы, мы забываем, как мне представляется, о чрезвычайно важном соображении: борьба эта закончится не только «прорывом» Российского ТВ в эфир, но и появлением еще одного государственного телевидения. Оно – в силу этого обстоятельства – не может не превратиться в слепок того ТВ, из которого сбежали или вынуждены были уйти столько толковых журналистов и других профессионалов. Хочу подчеркнуть еще раз: независимо от того, насколько либеральны и критичны руководители, они не могут существенным образом влиять на закономерности, по которым живет некая структура, некий организм. Государственный организм есть структура самодовлеющая, и даже самому «доброму» руководителю ничего с этим не сделать...»

Самое интересное, что уход Познера из ВГТРК и неприход на РГК вовсе не означал его желания навсегда исчезнуть с телевизионных экранов. Уходя, Познер добился принципиальной договоренности о дальнейшем сотрудничестве с обеими компаниями. А пока он созвонился со своим старым приятелем Филом Донахью и предложил ему вместе делать передачу в Америке. Тот согласился, и вскоре Познер с женой уехали в США. Там популярный ведущий прожил несколько лет, периодически появляясь и на российских экранах, где у него остались единомышленники (на РТР одно время выходила передача «Америка Владимира Познера»). Но в середине 90-х передача Познера и Донахью была закрыта. Почему? Послушаем самого Познера:

«Наш контракт надо было возобновлять каждый год. И вот в очередной раз нас приглашает президент кабельного канала «СNBC» и говорит: «Я собираюсь продлить ваш контракт, но есть несколько условий». (Здесь надо сказать, что Фил считается в Америке либералом, там сейчас это ругательное слово, а меня вообще записали в левые.) И начинает нам рассказывать, что мы можем говорить, чего не можем и т. д. Мы встали и ушли. И больше не вернулись. Интересно, что ничего особенно неприемлемого мы себе не позволяли. Как-то, рассуждая об инвенции японских машин на американский рынок, мы сказали, что не надо нападать на японцев, надо лучше делать американские машины. И сразу же обе автомобильные фирмы, дававшие рекламу в нашей программе, ее отозвали. Вот как осуществляется цензура в рыночном варианте, без всяких ЦК и Политбюро. Так что не стоит уж очень всерьез воспринимать разговоры о свободе слова в Америке...»

Между тем, пока Познер жил в Америке, рухнул СССР (в декабре 1991 года) и новые российские власти в значительной мере утратили контроль над телевидением, позволив ему стать частным. В итоге очень скоро Познер вернулся в Россию: он получил приглашение от компании «АТВ» выпускать самостоятельную передачу под названием «Мы». А в начале 1996 года на свет родился еще один телепроект Познера – программа «Человек в маске». Кстати, придумала программу 26-летняя Мэри Назари, которая в течение трех лет была ее настоящим «мотором». В середине 1999 года она вышла замуж и уехала в Париж, после чего программа закрылась. Что касается Познера, то он без дела, конечно же, не остался. В августе этого года он приступил к работе над новым вариантом программы «Мы». Осенью того же года состоялся ее первый эфир – она теперь называлась «Мы и время» (передача просуществовала до марта 2000 года).

На тот момент Познер с женой Екатериной Орловой (она – директор Школы телевизионного мастерства) жили в пятикомнатной квартире в старинном доме в центре Москвы. Кроме этого, у них имелась и дача – кирпично-деревянный домик по Можайскому направлению. В гараже у Познера имелась вишневая «девятка», однако очень скоро он сменил ее на более престижную иномарку.

Из интервью Е. Орловой конца 90-х:

«Когда мы с Володей поженились, то договорились: мы два свободных человека и будем возвращаться в наш дом до тех пор, пока хочется вернуться. То есть, если он увлечется настолько серьезно, что захочет сойтись с другим человеком, я не буду устраивать скандалов. Мне никогда не нравились семьи, в которых люди живут просто по чувству долга – это губительно для этих людей и для детей особенно. То были полушутливые разговоры, но при всех колебаниях – а были встречи и у меня с мужчинами, и у Владимира Владимировича с женщинами, которые могли повлиять на наши отношения, – оказывалось, что в этом доме нам лучше всего...

После ссор у нас бывают приятные примирения... Раньше я была больше склонна к компромиссам, уступала, а сейчас хочется доказать правоту. Владимир Владимирович – очень категоричный человек, увлекается страшно, при этом ничего не видит, а я, как женщина, что-то предчувствую, и мне хочется его уберечь от неверного шага. И вот мы ссоримся, потом миримся – как-то симпатично, мило, с цветами, хорошими, ласковыми словами... Иногда миримся письменно. Я очень горячий человек: когда спорим, говорю громко, его это подавляет, ему трудно отвечать, он теряется от потока слов, от такого женского агрессивного напора, а когда успокаивается, ему легче и проще изложить чувства на бумаге. Однажды было такое: мы должны были принять очень важное решение, и я тоже написала ему письмо на 24 страницах. Так мы общаемся: чтобы не ранить, а спокойно все высказать, все-таки когда ты слова кладешь на бумагу, то вынужден над ними думать больше, чем когда их выкрикиваешь. Так что эпистолярный жанр в нашей семье популярен...

Времени у него на быт не хватает, поэтому я стараюсь все делать сама, насколько могу. Он бурчит, когда нужно поехать на рынок или в магазин, но едет. Готовлю сама, но, когда друзья собираются, он любит и очень хорошо готовит, знает хорошие французские рецепты... И вообще может делать по дому все – гладить только не любит. Но я стараюсь его не загружать этой ерундой, он должен все-таки заниматься своим делом...»

Дочь Познера Катя (1961 г.) живет в Берлине в семье мужа. Она композитор и пианист. У нее растут двое детей: Маша (1984) и Коля (1995). Брат В. Познера, Павел, – ученый, доктор наук, занимается историей средневекового Вьетнама, защитил диссертацию в Сорбонне. Однако на одну ученую степень не шибко пошикуешь, поэтому Павел одно время возглавлял совместное российско-французское предприятие.

Сын Е. Орловой, Петр Орлов (1961), в конце 90-х работал собкором НТВ в США.

В начале нового тысячелетия брак Познера и Орловой дал трещину – они расстались. С тех пор рядом с телеведущим можно увидеть более молодую спутницу – концертного продюсера и промоутера, что вполне типично для сегодняшней российской элиты – большинство ее представителей пожилого возраста предпочитают доживать свои дни в окружении более юных особ. Познер со своей пассией живут в элитном поселке «Московский писатель» под Внуковом (Познер и там в начальниках: он председатель дачного товарищества), причем их соседкой является... бывшая жена телеведущего Екатерина Орлова.

Вместе с братом Павлом Познер участвует и в ресторанном бизнесе: они открыли в Москве ресторан «Жеральдин», названный так в честь их матери.

За те десять лет, что прошли с момента возвращения Познера в Россию, он достиг многого. В частности, возглавил Академию Российского телевидения и заимел новое детище – еженедельную аналитическую программу «Времена» на Первом канале (он является ее ведущим), премьера которой состоялась на ОРТ 29 октября 2000 года. Отметим, что телеведущий является не только гражданином России, но и еще двух государств: США и Израиля. Многих его оппонентов это удивляет и даже возмущает, поскольку Познер очень часто в своих «Временах» поет осанну этим государствам, а вот Россию, мягко говоря, не жалует. И уж совсем нелестно он отзывается о СССР, которому многим обязан – в том числе и своей карьерой (например, во время работы на радио Познер в течение нескольких лет возглавлял партком этого учреждения – то есть был там одним из главных коммунистов).

Между тем проамериканская позиция Познера является следствием той клятвы, которую он давал, когда принимал гражданство США. Процитирую отрывок из нее:

«Торжественно, добровольно и без каких-либо скрытых колебаний настоящим я под клятвой отказываюсь от верности любому иностранному государству. Мои преданность и верность с этого дня направлены к Соединенным Штатам Америки. Я обязуюсь... где бы то ни было защищать Конституцию и законы США против всех врагов, иностранных и отечественных, на военной, на боевой или гражданской службе...»

Из последних телепроектов Познера (кроме «Времен») стоит отметить спортивное шоу «Король ринга», где он исполняет роль комментатора. Многие полагают, что он справляется со своей ролью весьма успешно: этакий американский денди в смокинге и с хорошими манерами. Хотя по поводу манер есть и другие мнения. Вот что, к примеру, сказал в интервью газете «Аргументы и факты» (номер от 20 августа 2008 года) один из участников шоу – актер Никита Джигурда:

«Я разочарован, что в двух предфинальных боях у меня украли победу. На любительских съемках запечатлено, как я наношу удары соперникам. Но в телеверсии это отсутствует! Более того, из разговора комментатора «Короля ринга» Владимира Познера с Султаном Ибрагимовым вырезали слова, где чемпион мира по боксу отдал победу Джигурде! Через неделю собеседником Познера был актер Уилл Смит. Ему показали перемонтированную версию моего боя с Вячеславом Кулаковым. А зрителям представили, будто голливудский актер видел этот поединок вживую! Удивлен, как президент телеакадемии Владимир Познер пошел на такой подвох?..»

Еще одним телепроектом с участием Познера стал многосерийный документальный сериал «Одноэтажная Америка», который был показан по Первому каналу в январе – апреле 2008 года. Многие из тех, кто его видел, не преминули отметить его откровенно проамериканскую направленность. Особенно много критики на него появилось в «Литературной газете». Вот лишь два мнения оттуда.

А. Кондрашов: «Получилась откровенно проамериканская агитка, и ее во время страшного падения в мире популярности США удалось разместить на главном федеральном канале России. Финансировали проект не только Первый и Госкомитеты гг. Швыдкого и Сеславинского (первый тогда возглавлял Госкомитет по культуре и кинематографии, второй – по печати и массовым коммуникациям. – Ф. Р.), но и две государствообразующих компании США: «Форд» и «Макдоналдс». Вот почему им посвящены такие подробные, немыслимо комплиментарные, очевидно рекламные сюжеты...

Вот интересно, а смог бы сейчас какой-нибудь Фил Донахью на СNBС еженедельно в течение четырех месяцев объясняться в любви к России? В порядке обмена? Путешествуя с камерой по маршруту Джона Рида или Герберта Уэллса: по Кремлю, по Невскому, посетить Третьяковку, кафе «Пушкин», восхититься Суздалем и Вологдой, заглянуть на грандиозное строительство Москоу-Ньюс, побывать в онкологическом центре академика Давыдова, где делают операции, которых ни в каком Кливленде делать пока еще не умеют?.. Нет, боюсь, что сейчас это исключено – не дадут: Фил как-то попробовал было покритиковать правительство США за Ирак, так его сразу и выперли с телевидения. Вот и Билл (Познер. – Ф. Р.) побаивается. Не нас. Нас он не клялся «защищать от всех врагов, иностранных и отечественных, на военной, на боевой и гражданской службе»...

В «прощалке» предпоследних «Времен» о своих чувствах к России Познер дипломатично умолчал, а тем, кто ее все еще по старинке или по наивности любит, нравоучительно намекнул, что любовь – это значит видеть не только хорошее, но и недостатки. То есть он про мать свою (родину) обязан говорить хорошее, а мы про свою – только горькую правду...»

А. Салуцкий: «По глубине понимания Америки Познеру, кичащемуся своими заокеанскими знаниями, на самом-то деле да-алеко до тех, кто в сложные десятилетия советско-американского противостояния открывал эту страну для нашего читателя. Г. Боровик, В. Зорин, С. Кондрашов, М. Стуруа, конечно, Б. Стрельников... Познер неслучайно обходит молчанием имена своих предшественников, стремясь вычеркнуть их из памяти новых поколений. Сам-то он, проведя в Нью-Йорке отроческие годы, в перестроечные времена угодливо бегал с микрофоном на американских ток-шоу и в подметки не годится тому поколению американистов, которые, работая под прессингом, сумели гораздо глубже, в том числе и в позитивных проявлениях, осмыслить дух Америки.

А Познер... Даже меня, не американиста, но в последние годы часто бывавшего в США и понявшего весьма своеобразный американский менталитет, смех разбирает от назидательных познеровских оценок. Наверное, только представительный Иван Ургант, согласившийся на унизительную роль подмастерья и по худому совету напарника ставший иваном, не помнящим родства, может с восхищением внимать недостоверным размышлизмам Познера...»

А вот еще одно похожее мнение, опубликованное на страницах все той же «Литературной газеты», но чуть позже – в августе 2008-го. Принадлежит оно известному политологу из стана патриотов Александру Дугину. Цитирую:

«Нам необходимо потеснить «пятую колонну» западников в самой России. Их время уже подошло к концу. И кто-то должен паковаться, собирать чемоданы...

По крайней мере эти люди с их любовью к Америке не должны вести аналитические программы на Первом канале, как Владимир Познер. Такая ситуация – полное издевательство над своей страной. Да и просто ненормально, когда внешнюю политику России постоянно оценивает человек, который и не скрывает своей симпатии к стране, которая сейчас, по сути дела, осуществляет мощнейшее давление по всем направлениям. Причем с завидной регулярностью приглашает в студию таких же экспертов, например представителей американского разведсообщества. И такой телеведущий же не один, «познер» уже стало собирательным понятием, и такими «познерами» унавожено все наше медийное, информационное пространство. Среди тех, кто определяет стратегию России на перспективу-2020, таковых процентов восемьдесят. Явная аномалия для путинско-медведевского суверенного государства».

Эта публикация появилась аккурат во время агрессии Грузии в Южной Осетии. Как стало известно уже в те дни, агрессия эта направлялась из «вашингтонского обкома». В связи с этим последовала жесткая оценка действий американской администрации со стороны руководства России. В этой обстановке резко изменилась направленность речей российских американистов, в том числе и Владимира Познера. Вот что, к примеру, он заявил в интервью радиостанции «Эхо Москвы» по поводу освещения западными СМИ грузино-осетинского конфликта:

«Ощущения мерзотные... Но самые мерзотные – американские, конечно... Просто полное вранье. Там вообще не говорилось о том, что что-то было в Цхинвале. То есть у рядового американца такое впечатление, что Россия вторглась в Грузию. Почему вторглась? Вот потому, что русские такие... Насчет того, что такое Южная Осетия, что такое Абхазия, ну ни малейшего, ноль... Я помню, какое было американское телевидение, какие там были люди. Как все это подавалось. Сейчас это просто какой-то ужас...»

Вот такое «прозрение» внезапно нашло на самого ярого американца российского ТВ. Долгие годы, будучи ведущим программы «Времена», Познер чуть ли не в каждом ее выпуске пел осанну Америке и ее руководству, рисуя эту страну как оплот демократии на земле, и вдруг нате – мерзавцы оказались те еще. Однако можно ли верить в подобное прозрение человека, который является далеко не новобранцем на идеологическом фронте – как-никак уже почти пятый десяток работает в СМИ. Лично я в это не верю и объясняю сей кульбит весьма просто: поскольку паковать чемоданы, как ему советует А. Дугин, Познер не собирается, он, следуя примеру многих российских либерал-западников, мостит себе мостки на будущее. В политике это достаточно распространенный трюк: стырить идею у своих оппонентов и, перекрасившись (в данном случае сменить космополитическую риторику на патриотическую), переждать бурю.

И еще хочется спросить у г-на Познера: когда это были такие времена, когда американское телевидение было объективным по отношению к России? Уж не в горбачевскую ли перестройку, когда им пелась осанна исключительно либералам, которые, на радость Госдепу, разрушали СССР? Или, может, таким было ТВ США в ельцинские годы, когда Россию уже в открытую называли «американской пристяжной»? Так что не надо лукавить: «объективность» американских СМИ в отношении России всегда была однобокой и целиком строилась на корысти. Последняя базировалась на той степени продажности, на которую были способны советские или российские элиты в отношении США. Стоило нынешней российской элите взбрыкнуть, как от американской «объективности» не осталось и следа. Если для г-на Познера подобное поведение американских массмедиа стало откровением, тогда можно ли назвать его профессионалом того дела, которому он служит без малого полвека?..

Данный текст является ознакомительным фрагментом.