Брежнев-победитель

Брежнев-победитель

Между тем наступление державников по всем фронтам благополучно продолжалось. В ноябре 1969 года из Союза писателей СССР был исключен Александр Солженицын, который хоть и считался почвенником, однако в силу своей необузданной ненависти к советской власти стал одним из главных союзников западников. Его книги были запрещены к публикации на родине, зато в огромном количестве печатались на Западе, причем не из-за своих выдающихся художественных достоинств, а именно по причинам их антисоветскости. Говорят, во время исключения Солженицын бросил в лицо своим недавним коллегам (а исключали его в Рязанской писательской организации) фразу: «Вашей атмосферой стала ненависть». Однако даже если это и правда, то не Солженицыну было говорить об этом: его собственное творчество давно питалось той же ненавистью, только не к отдельным товарищам, а к советской власти в целом.

В те же дни другой советский писатель, Михаил Шолохов, выступая на III съезде колхозников, упомянул в своей речи именно таких писателей, как Солженицын. А сказал он следующее: «Вы успешно боретесь с вредителями полей, а вот у нас, на беду, еще не вывелись колорадские жучки. Из тех, которые едят советский хлеб, а служить хотят западным, буржуазным хозяевам, куда тайком и переправляют свои произведения (в 1969 году только в США были отпечатаны десятки тысяч экземпляров последней книги Солженицына, чего до этого не удостаивался ни один советский писатель. — Ф. Р.). Но, как и вы в своем хозяйстве, так и мы, советские литераторы, преисполнены желания избавиться от всяких недостатков и помех, и мы от них безусловно избавимся».

Стоит отметить, что именно за свою непримиримость к западникам Шолохов снискал себе огромное уважение среди державников и лютую ненависть среди либералов. К последним в этом деле примкнул даже почвенник Солженицын, который много сил отдал на то, чтобы уличить Шолохова в плагиате романа «Тихий Дон».

Тем временем последний год того десятилетия закончился большим идеологическим совещанием, которое провел ответственный за культуру в ЦК КПСС Петр Демичев. Собрав в декабре всех влиятельных творческих работников — писателей, музыкантов, художников, кинематографистов, — Демичев в течение трех часов говорил о повышении бдительности и усилении идеологической работы.

Между тем следующее десятилетие началось с очередного наступления державников. В феврале 1970 года был «зачищен» оплот либералов журнал «Новый мир»: оттуда убрали не только главного редактора Александра Твардовского, но и нескольких членов редколлегии. И когда последний номер за подписью Твардовского (№ 1) попал в руки читателей, либералов-западников там уже не было. Хотя «прощальный выстрел» они все-таки произвели: опубликовали в конце номера рецензию на книгу Майи Бессараб об авторе знаменитого русского «Толкового словаря» Владимире Дале. В своей книге Бессараб с восхищением писала о патриотизме Даля, его любви к своей родине. Например, описывая эпизод, когда Даль был награжден «Владимирским крестом с бантом» за то, что помог русской армии переправиться через Вислу, чтобы подавить польское восстание (он придумал выстроить из пивных бочек плавучий мост, а когда на него ступила польская кавалерия, уничтожил его), автор книги писала:

«В годы, когда казенные лжепатриоты до такой степени затаскали самое слово „патриотизм“, что честному человеку было совестно его произносить, нужен был патриотизм воинственный, от самого сердца идущий, чтобы просто и ясно сказать солдату: „Земля русская, Отечество наше обширнее и сильнее других земель. Гордись и величайся, что родился ты русским“.

Автор разгромной рецензии в журнале весь пафос своей статьи посвятил тому, чтобы оспорить эти слова и доказать, что у этого «воинственного патриотизма» есть и другие имена, имея в виду фашизм. Вообще это была главная «фишка» либералов: уличать патриотов в склонности к фашизму (впрочем, почему «была»: это присутствует в их умозаключениях по сию пору). Причем либералы испытывали неприязнь абсолютно ко всем проявлениям патриотизма, включая даже тот, что был почитаем в их любимой Европе — к воинской славе. Как верно отметил уже в наши дни политолог А. Ципко: «У либералов-шестидесятников присутствует беспочвенность, выброшенность из русской истории».

Далее позволю себе привести его же сравнение взглядов двух противников советской власти: русского философа Николая Бердяева и советского историка-медиевиста Арона Гуревича, поскольку это имеет непосредственное отношение к данной теме. А. Ципко пишет:

«Бердяев утешается тем, что Русская православная церковь все же выстояла, что народ все же не забыл о вере, что за новым советским патриотизмом проглядывает старый российский. Потому Бердяев поддерживает Сталина там, где видит тенденции русификации СССР. Гуревич, напротив, порицает Сталина за то, что он „подменил идеи марксизма и пролетарского интернационализма идеями националистическими, идеями патриотической мифологии“…

Но в отношении к государству, к армии, к человеку в мундире у типичного шестидесятника эмоции, страсти, обиды берут верх над разумом. Наверное, и победы Суворова и Кутузова являются для Гуревича всего лишь патриотической мифологией из-за его антимилитаризма. Мир мундиров, погон, побед для него не существует. Его душа такой мир не воспринимает.

Для дореволюционного российского интеллигента Бердяева, напротив, несмотря на его анархизм, его бунтарство, победы даже чужой для него Советской армии значат многое. Ибо он никогда не может расстаться с исходной почвой, личной причастностью к российской истории.

И в этом еще одно коренное отличие дореволюционного российского мыслителя от советского ученого-шестидесятника. Патриотизм, русское самосознание помогают Бердяеву одолеть мыслью ненависть и к Сталину, и к его системе.

Бердяев признается, что самой трудной для него проблемой было отношение к Сталину и к советской России в годы войны. С одной стороны, это была власть, которая опиралась на чуждую ему коммунистическую идеологию, власть, отнявшая Родину, возможность общаться с русским читателем. С другой стороны, Бердяев вынужден признать, что «советская власть» является «единственной русской национальной властью», что, в сущности, «никакой другой нет, и только она представляет Россию в международных отношениях». Бердяев признавал, что эта власть осуществляет «государственные функции» в жизни российского народа.

Типичный шестидесятник не хочет видеть, что эта ужасная сталинская система все же выполняла государственные функции, учила детей, обеспечивала безопасность граждан, создавала эффективную систему здравоохранения, в конце концов, обеспечивала безопасность границ.

У дореволюционного интеллигента, оказавшегося не по своей воле после Октября на чужбине, как исповедовался Бердяев, «сердце сочится кровью, когда я думаю о России». А для советского интеллигента нет России, нет «трагедии русской культуры», нет «мучительной русской судьбы»…

Гуревич рассказывает много о дружеских отношениях с советским философом Владимиром Библером… Тот не только сформулировал кредо веры, выразил философию подлинного шестидесятничества, но и оказался тем живым мостом мысли, связавшим миросозерцание подлинных шестидесятников с демократами и либералами 90-х годов и начала ХХI века. Библер писал тогда, что в России не только не стыдно бороться с государственничеством, но и необходимо. Именно эта философия, согласно которой в России порядочный человек не может быть ни государственником, ни патриотом, как раз и сближала шестидесятников…»

Однако вернемся в начало 70-го года.

Два месяца спустя после «зачистки» в «Новом мире» очередь дошла и до такого важного пропагандистского органа, как Гостелерадио: в кресло его председателя сел державник Сергей Лапин, который некогда уже там работал (в 1944–1953 годах он был заместителем председателя Комитета по радиофикации и радиовещанию), а в последние годы возглавлявший ТАСС.

Было укреплено и Госкино, куда начальником Главка по выпуску художественных фильмов был назначен Борис Павленок — еще один выдвиженец из Белоруссии (до этого он семь лет был председателем Госкино в этой республике).

Однако, дабы не давать большого преимущества одной стороне, власть бросила «кость» и противоположному лагерю: в октябре 1970 года произошли кадровые перестановки в патриотическом журнале «Молодая гвардия». Вот как об этом вспоминает работник журнала В. Петелин:

«На Секретариате ЦК КПСС отчет главного редактора журнала Анатолия Никонова заслушали Брежнев, Суслов и другие партийные руководители. Решение было суровым — Никонова и Петелина обвинили во всяческих „грехах“. Никонова перевести главным редактором журнала „Вокруг света“, а Петелина — временно главным редактором журнала „Славянофильство“, подвел убийственный итог обсуждению всезнающий Суслов. Вскоре пришел новый редактор — Феликс Овчаренко, инструктор ЦК КПСС: ему поручили „выправить“ линию журнала, сделать его по-настоящему советским…»

Отмечу, что Овчаренко недолго возглавлял журнал — меньше года. Вскоре он заболел раком и скоропостижно скончался. Во главе «Молодой гвардии» встал многолетний сотрудник журнала державник Анатолий Иванов (автор романов «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов»).

Между тем все эти рокировки не были случайными, а являлись следствием той обстановки, которая складывалась в мире вокруг Советского Союза. После чехословацких событий Запад хотя и осознал, что советское руководство умеет проявить жесткость, однако не собирался отказываться от своей стратегии нагнетания напряженности. Только теперь она стала выглядеть более гибкой: западные стратеги «холодной войны» стремились совмещать оборонительные акции с наступательными. Например, в апреле 1970 года США подписали с СССР Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ), а ФРГ в августе — Договор о признании послевоенных границ в Европе, положивший начало серии договоров ФРГ с восточноевропейскими странами.

В то же время при активном участии США на СССР был в прямом смысле натравлен Израиль. Американцы знали, что делали: они были в курсе того, что после Праги-68 еврейская элита в СССР в большинстве своем осудила действия своих властей, поэтому и использовала Израиль в качестве тарана для дальнейшей радикализации советского еврейства. В итоге в 1970 году Израиль объявил Советский Союз своим главным стратегическим противником и подверг массированным атакам его союзников на Ближнем Востоке — в частности, Египет.

Новый премьер-министр Израиля (с 1969 года) Голда Меир призвала евреев к «тотальному походу против СССР». По словам израильтянина Вольфа Эрлиха, «с этого момента в Израиле Советский Союз стал изображаться как враг номер один всех евреев и государства Израиль. В детском саду, в школе, в университете израильский аппарат делал все, что в его силах, чтобы укоренить подобное изображение СССР как аксиому».

Естественно, подобная политика не могла не отразиться на евреях, которые проживали в Советском Союзе. Правда, у нас в школах и университетах антисемитизм открыто не практиковался, однако определенные притеснения евреев имели место. Например, после того как к руководству Гостелерадио пришел Сергей Лапин, с голубых экранов исчезли многие эстрадные артисты-евреи, причем достаточно популярные (Майя Кристалинская, Вадим Мулерман, Аида Ведищева, Нина Бродская, Лариса Мондрус и др.), а им на смену пришли представители союзных республик: София Ротару (Украина), Роза Рымбаева (Казахстан), Як Йоала (Эстония), Надежда Чепрага (Молдавия), ансамбль «Ялла» (Узбекистан) и др.

Однако все эти акции были следствием действий руководства Израиля, а не прихотью советских властей. Здесь в точности повторилась ситуация конца 40-х годов: тогда тот же Израиль «кинул» СССР, переметнувшись к США, в результате чего советские власти начали борьбу с космополитизмом. В начале 70-х годов было то же самое: Израиль, по наущению США, повел массированное идеологическое наступление на СССР, на что тот ответил такими же акциями.

Небезызвестный нам киновед М. Черненко, описывая те времена, с негодованием отмечает, что они в СССР были проникнуты «атмосферой оголтелой „антисионистской“, а на самом деле антисемитской пропаганды, заполонившей и органы печати, и телевизионные программы, и тематические планы документальных и хроникальных киностудий: этот специфический „жанр“ советского документального кино сохранялся на советском экране до самого начала перестройки, благо события на Ближнем Востоке позволяли мастерам этого жанра (Олегу Уралову, Владимиру Копалину, Олегу Арцеулову и другим) пребывать в состоянии неугасающего идеологического оргазма на протяжении десятилетий…»

Между тем маститый киновед забыл напомнить читателю, что в еще большем «идеологическом оргазме» в те годы находились деятели искусств США и Израиля, которые с куда большим рвением клепали антисоветские фильмы, причем не только документальные, но и художественные. Только за пятилетку после Праги-68 (1969–1973) в одних США вышло более 20 игровых антисоветских картин, где советские люди были представлены в лучшем случае дебилами, в худшем — кровожадными монстрами, готовыми без сожаления развязать третью мировую войну. На самом деле поджигателями войн были те же американцы, которые в те самые дни напалмом сжигали десятки мирных вьетнамских деревень (в результате вьетнамской войны американской армией будет уничтожено более 1,5 миллиона вьетнамцев).

Лично мне в 70-м году было 8 лет, и я хорошо помню то время. Никакого антисемитизма, к примеру, в нашей среде не было и в помине. В моем классе училось несколько евреев (мальчиков и девочек) плюс чуть ли не половина школьных учителей тоже были евреями. И я не помню ни одного случая, чтобы кто-то упрекнул их в том, что они евреи и каким-то образом связаны с тем, что происходит в Израиле. Все эти «антисемитские» разборки происходили разве что в интеллигентской среде, а простым людям даже в голову не приходило устраивать разборки по национальному признаку. К примеру, в нашем дворе по соседству с Курским вокзалом мирно уживались люди самых разных национальностей: русские, украинцы, евреи, узбеки, татары, азербайджанцы, армяне и т. д. Не спорю, что порой и в нашей среде находились недоумки, которые могли бросить в лицо еврейскому сверстнику «жидовчик» или «пархатый», но от подобных выпадов, увы, не был застрахован никто: мусульман или кавказцев, например, могли так же обозвать «черножопыми». Но это были единичные случаи, которые не могли вытравить из людей десятилетиями прививаемые чувства многонациональной дружбы.

Между тем массированные атаки западных идеологических центров главной целью ставили внесение раскола именно в элитарную советскую среду. Главным было это, а народ, как говорится, подтянулся бы позже. Практически все западные радиостанции, вещавшие на русском языке, львиную долю своего эфирного времени посвящали именно «еврейской проблеме» в СССР. Хотя подобная проблема была во многих странах мира, например в тех же США. Как пишет А. Солженицын, опираясь на слова М. Медведа:

«В то же время внутри Соединенных Штатов, где евреев очень можно охарактеризовать как… самое привилегированное меньшинство и где они достигли беспрецедентных позиций, большинство американских евреев все равно находят ненависть и дискриминацию со стороны христианских сограждан, но утверждать это вслух — не звучало бы правдоподобно, и поэтому еврейского вопроса нет, и замечать его и говорить о нем — не положено и неприлично…»

Массированная идеологическая атака на умы советских евреев со стороны западных центров «холодной войны» возымела свое действие. Уже не сотни, как раньше, а тысячи советских евреев стали добиваться выезда из страны. Чтобы сбить эту волну, советские власти вынуждены были прибегнуть к ответным мерам пропагандистского характера: например, наряду с антисионистскими фильмами снимали документальные ленты о вполне благополучной жизни евреев в СССР, проводили публичные митинги и собрания с их участием.

Одно из первых таких мероприятий прошло 4 марта 1970 года в столичном Доме дружбы: там состоялась пресс-конференция для советских и иностранных корреспондентов по вопросам, относящимся к положению на Ближнем Востоке. На вопросы журналистов отвечали видные деятели еврейского происхождения: депутат Верховного Совета СССР В. Дымшиц, кинорежиссер Марк Донской, театральный режиссер Валентин Плучек, актеры Аркадий Райкин, Элина Быстрицкая, Майя Плисецкая, писатели Александр Чаковский, Лев Безыменский, историк Исаак Минц, генерал танковых войск Давид Драгунский и др. Суть их выступлений сводилась к одному: евреям в Советском Союзе живется хорошо. Вот, к примеру, что рассказал председатель колхоза «Дружба народов» в Крыму И. Егудин:

«Недавно наш колхоз посетил Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. У меня, в еврейском доме, за еврейским столом, обедал Генеральный секретарь Центрального комитета нашей партии. Когда, где, в какой стране это возможно? В моем доме был первый заместитель председателя Совета Министров Дмитрий Степанович Полянский. Недавно мы принимали у себя председателя Совета Министров РСФСР Геннадия Ивановича Воронова. Побывал у нас гость из Швеции — Эрландер. С ним приезжало 40 корреспондентов, и вы можете спросить у них о нашей жизни. Нам прекрасно живется в нашей стране, и мы никуда не поедем…»

Кстати, именно в те дни тучи нависли и над самим Брежневым: была предпринята попытка сместить его с поста Генерального секретаря ЦК КПСС. В качестве заговорщиков выступила группа влиятельных членов Политбюро в лице Михаила Суслова, Александра Шелепина и Кирилла Мазурова, которые были недовольны брежневской политикой «двуглавого орла»: то есть компромисса между державниками и западниками. По мнению заговорщиков, в свете последних мировых событий эта политика перестала быть актуальной и должна была быть свернутой в пользу одной из сторон — державников. В итоге на мартовском Пленуме ЦК заговорщики собирались выступить с критикой политики Брежнева и потребовать его ухода с поста генсека. Однако тот, узнав об этом, предпринял упреждающие шаги.

Отложив на неопределенный срок дату начала пленума, генсек отправился в Белоруссию, где с конца февраля под руководством министра обороны СССР Андрея Гречко проводились военные учения «Двина». Ни один из членов Политбюро не сопровождал генсека в этой поездке, более того, многие из них, видимо, и не подозревали о том, что он туда уехал.

Брежнев приехал в Минск 13 марта и в тот же день встретился на одном из правительственных объектов, принадлежащих Министерству обороны, с Гречко и приближенными к нему генералами. О чем они беседовали в течение нескольких часов, дословно неизвестно, но можно предположить, что генсек просил у военных поддержки в своем противостоянии против Суслова. Поскольку Гречко, да и все остальные военачальники, давно недолюбливали главного идеолога, такую поддержку Брежнев быстро получил. Окрыленный этим, он через несколько дней вернулся в Москву, где его с нетерпением дожидались члены Политбюро, уже прознавшие, где все это время пропадал их генеральный. На первом же после своего приезда в Москву заседании Политбюро Брежнев ознакомил соратников с итогами своей поездки в Белоруссию, причем выглядел он при этом столь уверенным и решительным, что все поняли — Суслов проиграл. И действительно: вскоре Суслов, Шелепин и Мазуров сняли свои претензии к Брежневу, после чего попыток сместить его больше не предпринималось. Может быть, и зря, поскольку случись это, и ход истории пошел бы совсем по другой траектории.

Тем временем противостояние СССР и Израиля вошло в свою решающую фазу. Именно той весной из Советского Союза в далекий Египет прибыли наши ракетчики, которым предстояло выполнить интернациональный долг — защищать египетское небо от налетов израильской авиации. Вот уже в течение нескольких месяцев израильтяне наносили ракетно-бомбовые удары по пригородам Каира, другим населенным пунктам ОАР, не считаясь с решением Совета Безопасности ООН. Самым кровавым был налет 12 февраля 1970 года на металлургический комбинат в Хелуане, где погибли восемьдесят рабочих и более ста человек получили ранения. Жертвами других налетов стали и арабские школьники — тридцать один был убит и сорок шесть тяжело ранены.

В это же время израильская авиация нанесла ряд ударов по средствам ПВО египетской армии. Тогда-то, по просьбе правительства ОАР, Советский Союз протянул руку помощи арабскому народу. В конце февраля была сформирована часть противовоздушной обороны особого назначения, которая месяц спустя была переброшена в ОАР. И уже вскоре советские военные стали уничтожать израильских летчиков десятками. Едва это произошло, как сионистские организации всего мира начали беспрецедентную кампанию по дискредитации СССР. Активизировалось и диссидентское движение внутри самой страны, главным тараном которой стал вопрос об еврейской эмиграции.

В отличие от поляков, которые в конце 60-х годов, как мы помним, выпустили чуть ли не всех евреев из страны, советские власти этот опыт перенимать не захотели, поскольку посчитали, что это сыграет только на руку их противникам по «холодной войне». Во-первых, явит миру облик СССР в весьма неприглядном виде (мол, от хорошей жизни люди не бегут), во-вторых — в случае отъезда подавляющего числа евреев из страны это грозило серьезными проблемами для советской науки, искусства, литературы, где евреев было особенно много. Эту точку зрения хорошо отразил виднейший советский юрист, член-корреспондент Академии наук СССР Михаил Строгович, который заявил следующее:

«Мы согласны с тем, что каждый гражданин имеет право свободно избирать себе гражданство, жить, где хочет. Но мы не должны за счет своих советских граждан, за счет выращенных в советском обществе людей увеличивать агрессивные вооруженные силы Израиля, не должны позволять использовать их для проведения расовой политики, для разрушения мирных арабских городов, уничтожения женщин, стариков и детей».

Однако эта пропагандистская кампания властей оказалась не слишком эффективной: многие советские евреи продолжали грезить мечтами об отъезде из страны. Некоторые из них даже шли на крайние меры. Так, например, в Ленинграде в июне 1970 года группа из полутора десятков человек попыталась силой захватить гражданский самолет и улететь в Израиль. Однако захват сорвался благодаря мерам, предпринятым КГБ.

Спустя полгода, в декабре, состоялся суд над угонщиками, который завершился тем, что зачинщики угона были приговорены к расстрелу. Приговор был суровый, но вытекал из ситуации тех дней. Дело в том, что за два месяца до суда в Советском Союзе нашлись еще люди — отец и сын Бразинскасы, которые захватили гражданский самолет и улетели в Турцию, убив при этом молодую бортпроводницу Надежду Курченко. Видимо, чтобы раз и навсегда пресечь подобные эксцессы в воздухе, советские власти и приговорили ленинградских угонщиков к смертной казни. Но привести его в исполнение не удалось — вмешалась международная общественность. И Брежнев смилостивился — спустя неделю после суда заменил расстрел 15 годами тюремного заключения.

Именно «самолетное дело» стало одним из катализаторов массовой еврейской эмиграции из СССР, которая начнется в следующем году (тогда страну покинут 13 тысяч евреев). Для большинства жителей СССР это будет как гром среди ясного неба, поскольку, как уже говорилось выше, никакого особого антисемитизма в СССР не было. Однако евреи начали уезжать тысячами, причем даже из республик, где к ним относились лучше, чем где-либо (например, из Грузии или той же Прибалтики). Как честно напишет тогда один из еврейских эмигрантов — Б. Орлов:

«Самое поразительное в этом Уходе — его добровольность в момент наивысшей ассимиляции… Патетический характер российской алии 70-х годов… Мы не были изгнаны из страны королевским указом или решениями партии и правительства и не спасались бегством от захлестывающей ярости народного погрома… этот факт не сразу доходит до сознания участников исторических событий».

Что касается кинематографической среды, то «первыми ласточками» еврейской эмиграции в ней стали режиссер Михаил Калик (снял фильмы «Разгром», «Человек идет за солнцем», «До свидания, мальчики») и сценарист Эфраим Севела (фильмы «Годен к нестроевой», «Крепкий орешек» и др.). Их исключили из Союза кинематографистов в декабре 1969 года, а на следующий год они эмигрировали в Израиль. Однако в целом из киношной среды уезжали единицы, поскольку никаких особенных ущемлений прав евреев там не практиковалось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.