««Вова» на подскок не вернулся…»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

««Вова» на подскок не вернулся…»

Не так давно один из известных российских политиков во всеуслышание, с экрана телевизора заявил: теперь, когда говорят о партизанах, его просто «тошнит», и он слушать о них не желает. Чем же так не угодили партизаны Великой Отечественной нынешнему политику-демократу?

Оказывается, он совсем недавно узнал, что наши партизаны совсем не те, за кого себя выдавали. Они де не местные мужики-мстители в телогрейках, взявшие в руки оружие по зову сердца, как думал долгие годы политик, а засланные в тыл «энкавэдешники» и «гэрэушники». Более того, эти «засланные» и загоняли силой в партизаны тех самых мужиков.

Трудно сказать, чего больше в этих утверждениях: невежества, ненависти к собственной истории, продажности, умопомешательства? Не знаю. И не могу понять, зачем это нужно.

Что касается «засланных», так их отправлял во вражий тыл еще главнокомандующий русской армией фельдмаршал Михаил Кутузов в 1812 году. В составе партизанской группировки действовали тогда 30 казачьих, 7 кавалерийских и 5 пехотных частей. В боях с французами в партизанской войне прославили себя полковник Давыдов, майор Храповицкий, штаб-ротмистр Бердяга, поручик Макаров. Все они были офицерами известных боевых частей, таких, к примеру, как Ахтырский гусарский, Волынский уланский полки.

Так что это давняя воинская традиция, и не стоит засылку в тыл кадровых воинских формирований почти через двести лет подавать как некое потрясающее историческое открытие.

Ну, а если выяснять правду о том, шли сами мужики в партизаны либо их заставляли идти, то правда такова: было и то, и другое. Как, впрочем, и в солдаты, на фронт попадали и добровольцами, и по призыву.

И лжепартизаны, которые грабили соседние деревни, тоже не новость. Но если утверждать, что все партизанское движение было таким, — значит, в очередной раз оболгать историю, извратить истину.

Да, действовали партизанские группы, отряды, заброшенные в тыл из Центра. Да, это были кадровые разведывательно-диверсионные подразделения ГРУ и НКВД, но разворачивались и целые соединения, сформированные из местных патриотов-добровольцев, во главе с местными командирами. Разным оно было, наше партизанской движение, как, впрочем, и вся война, и народ, вынесший на собственном горбу эту самую страшную в мировой истории войну.

Однако не забудем главного, о чем напрочь забывают, захлебываясь в разоблачениях, иные авторы: нынешние богатые и благополучные, которые учат нас жить сегодня, уже к июню сорок первого были не более чем пылью у фашистских сапог. Это правда. С мольбой глядели они на Советский Союз — последнюю их надежду обрести независимость и свободу. И в каких бы грехах нас ни обвиняли потом, в поствоенный период, именно мы вернули порабощенной Европе ее растоптанное имя. Не американцы, не англичане, а мы. Остальные нам только помогали. Конечно, спасибо им за помощь. Но главную тяжесть войны вынесли мы — советские люди. А мы — это в том числе и партизаны.

…Историю переброски польской делегации из оккупированной Варшавы в Москву я неспроста вынес в отдельную главу. Даже в ряду самых сложных партизанских операций она стоит особняком. Сколь трудным и опасным оказалось это на первый взгляд обычное дело — переправка через линию фронта нескольких поляков.

Признаюсь, рассказать эту историю решился и еще по одной причине, авось отпадет охота у некоторых борзописцев рассуждать о наших партизанах как о неких «лесных разбойниках» и мародерах, грабящих в лихое, военное время собственный народ.

Итак, 1944 год. В марте делегация Крайовой Рады Народовой, временного органа антифашистских сил Польши, с помощью местных патриотов отправляется из Варшавы на восток к линии фронта.

В составе делегации четверо человек. Поляки устанавливают контакт с разведгруппой «Дубовик» под командованием Н. Матеюка.

31 марта Матеюк передал радиограмму в Москву «Центру. Ко мне прибыли Ян Стефан Муравский — член ЦК, Тадеуш Василевский — член Президиума Крайовой Рады Народовой, Казимир Сидор — член Крайовой Рады Народовой, шеф люблинского штаба Армии Людовой, Марьян Спихальский — член ЦК, член главного штаба Армии Людовой.

Указанные лица едут официальными представителями для переговоров с правительством СССР по вызову товарища Димитрова. Варшава поставила в известность Москву. Переправа через Буг и сопровождение за Бугом были организованы отрядом имени Ворошилова в очень тяжелых условиях. Дальнейшее сопровождение отрядом невозможно. Нет боеприпасов. В связи с создавшейся обстановкой находимся в лесу под с. Рагозное. Молнируйте. Номер 56. Дубовик».

Центр сразу же отреагировал на донесение Матеюка. Уже 1 апреля разведчица-радистка Л. Орлеанская («Маргарита») приняла телеграмму: «На номер 56. Явившихся к вам четырех поляков Центр ожидает лично с нетерпением. Отнеситесь к ним корректно и примите все меры к безопасной их отправки к нам с доверенными людьми и охраной через базы Черного. Номер 12. Центр».

Уже 4 апреля Матеюк выделил в охрану поляков своих разведчиков, радистку Л. Афонину («Звезда»), и группа двинулась к линии фронта. Но их ждала неудача. Пробиться через гитлеровские заслоны не удалось. Группа возвратилась на базу разведотряда под руководством Банова, позже была переправлена в бригаду подполковника Каплуна.

Комбриг Каплун сформировал специальный отряд разведчиков. В него вошли и поляки. Две недели отряд искал в прифронтовой полосе, занятой гитлеровцами, брешь, чтобы проскользнуть через линию фронта. И вновь пришлось возвратиться ни с чем.

Само возвращение оказалось крайне тяжелым. Бригада уже несколько дней вела бои в небольшом лесу, окруженном болотами, недалеко от Бреста. Было известно, что гитлеровское командование усилило свои войска на ковельском направлении. Сюда подтянулась танковая дивизия СС «Викинг». Положение бригады Каплуна становилось критическим. В этой ситуации переброска поляков на советскую территорию приобретала особое значение. Центр постоянно требовал от Банова, Каплуна, Матеюка во что бы то ни стало переправить польскую делегацию в Москву. Однако маневр наших разведывательных отрядов и групп под натиском крупных сил противника постоянно затруднялся.

Вспоминает Людмила Орлеанская.

«…Быстро собрались командиры и решили перейти в лесок, который был на взгорке. Молодой, не очень густой, но выбора не было. Разведка доложила о приближении фашистов. Заняли круговую оборону. Женщины и раненые поместились в одной из лощин, там же расположился штаб.

Сюда приводили раненых, мы их перевязывали, приносили пустые диски, ленты от пулеметов, которые мы набивали патронами. Наш запас был взорван, и мы брали боезапас у раненых.

Бой шел жестокий, длился целый день, до темноты.

Так, в Ромблеве нас настигла та самая отборная дивизия головорезов СС «Викинг», которая много дней шла за нами по пятам.

Пока враги подходили к лесу, самолеты нас уже бомбили, дивизия имела все — минометы, танки, пушки, пулеметы и автоматы, а у нас — винтовки, автоматы, что прислали с Большой земли, у некоторых — немецкие пулеметы, добытые в боях.

Начали экономить патроны. До вечера еще далеко. Фашисты задались целью нас уничтожить. Наконец, начало смеркаться. В лесу это особенно заметно. Стихала перестрелка. С темнотой на взгорке мы увидели огромное пожарище. Это фашисты подожгли деревню.

Подошли партизаны. Командиры совещались недолго. Собрали раненых, оружие, положили все на повозки, и первые конные, а за ними остальные двинулись в сторону горящей деревни.

Как только замелькали силуэты партизан в отсветах пожара, фашисты открыли огонь из автоматов и пулеметов. Немцы редко заходили в лес даже днем, не то что ночью, но на дорогах по деревьям насажали «кукушек-снайперов».

Опять завязалась сильная перестрелка. Свернули на лесную дорогу. В стороне услышали стон, встали, прислушались: да, кто-то стонет. Пошли, увидели двоих тяжелораненых. Как они тут очутились? Может, посчитали их мертвыми или решили, что нет смысла везти. Один уже почти умирал, у второго весь бок был разворочен, крови много потерял, чуть живой.

Один из них попросил, чтобы мы пристрелили. Я смотрела очумелыми глазами и не могла понять, что он просит. А он молил пристрелить, так как с рассветом придут фашисты и будут издеваться.

Я сказала, что не смогу этого сделать. Раненый замолчал и обреченно махнул рукой. У меня в кармане брюк лежал пистолет. Вложила его в руку раненого. Не знаю, правильно ли я поступила, но иначе поступить не могла».

Исчерпав возможности перехода линии фронта, Центр принял решение перебросить членов делегации из немецкого тыла самолетами. Руководство операцией было возложено на представителя Центра майора П. Савельева и офицера разведотдела 1-го Украинского фронта Н. Леонтьева. Непосредственно переброску проводила специальная группа, которую возглавил О. Горчаков. В нее вошли два радиста — Киселев («Вова») и Потупова («Лена»). Все разведчики обладали достаточным опытом работы в тылу врага.

Комбриг Каплун получил указания Центра и приступил к оборудованию площадки для приема самолета У-2 с Большой земли. Разведчики подобрали для этого небольшую поляну с твердым грунтом. Со всех сторон поляна была окружена болотом. По ночам бойцы бригады тайно выравнивали ее — пилили деревья, корчевали пни, вырубали кустарник, сносили кочки. На случай нападения противника разработали систему обороны этого лесного аэродрома, установили пулеметы, подготовили сигнальные костры.

Ночью 5 мая спецгруппа Леонтьева с аэродрома «подскока» северо-западнее Ковеля на двух самолетах У-2 вылетела на Запад, в район расположения бригады Каплуна. Однако над партизанской площадкой появился лишь один самолет. Покружив над лесом, он возвратился назад. Корреспондент «Лена» сообщила в разведотдел фронта: «5 мая 1944 года. В 24. 00 был над точкой посадки. Поляна выбрана удачно. «Вова» на подскок не вернулся. 6 мая повторим вылет…»

Второй самолет не смог найти лесной аэродром. Возвращаясь, он сбился с курса и сделал вынужденную посадку в районе Мозыря, к счастью, на нашей территории. Радист Киселев сообщил в Центр: «Сигнальных костров у цели не обнаружил. Местонахождение Леонтьева неизвестно. Наш самолет произвел вынужденную посадку… Прошу прислать горючее и пропеллер. Вова».

Леонтьев и Соловьев по поводу неудачного вылета доложили в Москву: «На точку улетели два самолета У-2, задание оказалось невыполненным. Для партизан бросили вымпел о необходимости подрубить лес. Один самолет на аэродром подскока не вернулся. Ввиду плохой погоды 6 мая не летали…»

Однако и дальнейшая переменчивая погода спутала планы разведчиков. На брестские леса обрушились проливные дожди. Они шли, не переставая, несколько дней.

Выполнение задания затягивалось, и это тревожило Центр. Корреспонденты «Вова» и «Лена» сообщали в Москву: «7 мая вылет не состоялся в связи с плохой погодой», «8 мая была нелетная погода», «С 9 мая по 12 мая не летала ввиду плохих метеоусловий».

Тем времененм положение польской делегации осложнялось. 11 мая через радиостанцию группы Матеюка они обратились в Москву: «Центр, тов. Димитрову. Делегация наша два месяца в дороге. Здоровье членов делегации плохое. Две недели ожидали переброски через фронт самолетом: без результата. Для реализации целей нашей миссии необходима ваша помощь. Номер 39».

Центр требует от майора Савельева ускорить проведение операции. К партизанам вновь вылетают два самолета — 15 мая польскую делегацию вывозят на советскую территорию и на следующий день отправляют в столицу.

Так по линиям специальной радиосвязи военной разведки была подготовлена и проведена важнейшая политическая операция. Эта связь в сложнейшей обстановке стала единственным средством, обеспечившим успех операции.

Однако вскоре встала проблема вывода из немецкого тыла еще одного поляка — генерала Роля-Жимерского.

Первое сообщение о встрече с генералом поступило также от группы Матеюка. В ответ радист Орлеанская приняла радиограмму Центра: «Первое — Центр благодарит вас за работу, проведенную в связи с перелетом и отправкой… поляков, и достойно вас отметит. Об этом никто, повторяю, никто кроме вас знать не должен. Второе — донесите, где находится сейчас Роля-Жимерский, есть ли с ним связь? Через кого и как часто она может осуществляться?»

Получив необходимые данные, Центр решил вывезти генерала в Москву самолетом через базу оперативного центра под командованием В. Пелеха («Галицкий»), находившегося в это время в липских лесах, в Польше под Люблином. В этот район по указанию Москвы и направилась группа Матеюка.

Обстановка под Люблином была напряженная. Гитлеровская дивизия СС «Викинг» проводила непрерывные карательные операции. Разведгруппе приходилось уходить из-под ударов фашистов. В одном из таких переходов сгорело имущество разведчиков. К счастью, радистке Орлеанской удалось сохранить радиостанцию «Север», ставшую единственной надеждой на связь со своими на Большой земле. В боях с карателями был дважды ранен командир группы Матеюк. Его принесли обессиленного, окровавленного на ближайшую партизанскую базу.

21 июня Центр направил Пелеху телеграмму, в которой требовал срочно организовать отправку польского генерала. Но сложная обстановка, плохая погода мешали выполнению операции. Разведчики Пелеха никак не могли принять самолет: лили дожди, размокал грунт, над площадкой висела низкая облачность.

Первая попытка посадить самолет 30 июня закончилась неудачей: он потерпел аварию. Чтобы самолет не попал в руки врага, разведчики вынуждены были его сжечь.

Вспоминает Людмила Орлеанская.

«Вскоре нашли площадку для посадки самолета. Собственно, это не площадка, а хорошо укатанная дорога. Но вот беда, отсюда в 30 километрах немецкий аэродром, и к тому же деревня недалеко. Такое соседство нас не устраивало. Фашисты в любую минуту могли прилететь и разбомбить. Поискали другую площадку, но не нашли и дали прежние координаты и опознавательные знаки.

На другой день получили шифровку с датой прибытия самолета. В шифровке был приказ мне и Николаю Матеюку вылететь этим самолетом.

Стали готовиться. Подвезли раненых, разложили костры. Как только услышали шум моторов, костры зажгли. Весело было у нас на душе, шутили, смеялись, но, по возможности, тихо.

Показался самолет — дали ракету, есть ответная. И самолет, развернувшись, стал приземляться. Вот коснулся дороги, побежал, встал. Быстро погасили фары, открыли двери, выбросили груз. Вышел экипаж, поздоровались и заторопились в обратный путь.

Самолет, быстро набирая скорость, побежал по дороге, оторвался. И тут кто-то увидел, что дверь осталась открытой. Николай пошел закрывать ее, и в это время самолет сделал резкий разворот. Его отбросило, но он удержался на ногах. Еще разворот, и мы увидели, что летим выше леса, но что-то в этих резких разворотах мне показалось ненормальным. Николай опять пошел к двери. И вдруг — удар о землю. Очнулась, лежу на полу. Какая-то тяжесть сковала меня. С трудом подняла голову. Увидела лежащего у двери Николая. Встала, подошла к нему. Из головы у него капала кровь. Вышел экипаж, принесли бинты. Перевязали и стали выгружаться. Подбежали партизаны, спрашивают, в чем дело, а командир самолета злой, как сто чертей, торопит с выгрузкой.

Вынесли раненых. И тут поняли, что самолет не летит совсем.

Повозки с ранеными двинулись в обратный путь.

Группа партизан и экипаж остались у самолета. Решали, как быть. Сняли рацию, все остальное и зажгли самолет. Спрятать такую махину некуда, да и небезопасно, фашисты могли его найти. Знатный был факел. Пока ехали, видели его.

Возвратились мы на базу, и наутро в Центр полетела радиограмма с нашими новостями. Мы запросили, как нам быть? Центр долго молчал, думал. Наконец, сообщили, что мы должны пройти ближе к линии фронта на восток, и там нас вывезут самолетом».

И вот 5 июля 1944 года корреспондент «Сом» сообщил: «Центру. В 02. 20 самолет вылетел и взял курс на восток. Все благополучно». «Дуглас» пилотировал опытный пилот подполковник Чукаев. Вместе с генералом Роля-Жимерским в Москву были доставлены раненый Матеюк и радистка Орлеанская. И вновь успех операции стал возможен лишь благодаря надежной связи радистов разведуправления.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.