ПОСЛЕДНИЙ ТРИУМФ БОЛЬШОГО ПАПЫ
ПОСЛЕДНИЙ ТРИУМФ БОЛЬШОГО ПАПЫ
Получив доклад от часовых о перестрелке и каких-то посторонних людях в Энтеббе, начальник караула не решился по такому пустяку будить диктатора. Он посадил отряд отборных бойцов в небольшие фургоны и отправил разобраться, в чем дело.
Спецназ на джипах и вездеходах встретил угандийцев у главного въезда в аэропорт. Залпы безоткатных орудий разметали всю подмогу по обочинам. Разбегающихся угандийцев положили из автоматов. Неподвижные тела укутал плотный туман.
Угандийцы, охранявшие старое здание аэропорта, поступили мудрее — они давно сложили оружие.
— Не трогайте пучеглазых, — скомандовал бригадный генерал Шомрон.
Кто-то из заложников подтвердил:
— Чернокожие только старались нам помочь. Юный десантник привязал двоих угандийцев друг к другу за щиколотки и запястья.
— Скажите президенту Амину, что здесь был Дани из киббуца, — попросил он на иврите и, спохватившись, перевел на английский: — Здесь был Дани из киббуца, это сюрприз для вашего президента…
Гремели взрывы, осколки МиГов-17 и МиГов-21 разлетались далеко окрест. Из 50 угандийских военных самолетов 30 находились сейчас в Энтеббе. По плану «Молния» все они должны были быть уничтожены. Специальная разведгруппа занималась радарным центром. Оттуда вынесли всю ценную советскую электронику, после чего здание содрогнулось от мощного взрыва — так были стерты следы похищения. Затем разведчики опустошили арсенал, расположенный при казармах палестинских летчиков, которые, на их же счастье, в выходной день развлекались в Кампале.
Тем временем бойцы Нетаньяху деловито размещали заложников в чреве первого «гиппо». Все их разговоры над озером Виктория слушали генералы Пелед и Адам. Они потом рассказали журналисту Ури Дану, насколько необычные звучали фразы.
— Двадцать на борту, — считал офицер. — Двадцать один. Еще одна группа из десяти.
— Летим к неграм? — обратился к пилотам генерал Шомрон.
— Кен! — прозвучало на иврите четыре раза. — Да!
Это значило, что командиры всех четырех «гиппо» считают риск дозаправки в охваченном огнем Энтеббе неоправданным: ее следовало произвести уже в Кении. Переговоры запеленговали и советские радары, и радары Агентства национальной безопасности США. Но даже операторы, свободно владеющим ивритом, не понимали происходящего. Факт звучания иврита в эфире Уганды указывал на некую операцию, связанную с освобождением заложников, но детали операции от этого не становились яснее.
Короткие реплики, ни о чем не говорящие цифры да акронимы — вот и все, что приносит радиоперехват, когда израильский спецназ проводит свои операции. Акронимом называют сокращение из первых букв слов. От аббревиатуры акроним отличается добавлением гласного звука «а» между согласными при произношении. Акронимы широко используются в арабском и еврейском языках, азбука которых не имеет гласных букв.
Арабский акроним ХаМаС расшифровывается как «Исламское движение сопротивления» (Харакат аль-му-хавама аль-исламия). Ивритский акроним ШаБаК означает «Всеобщая служба безопасности» (Шерут бетахон клали). В профессиональной сфере используются тысячи акронимов, которые понятны лишь специалистам. Вот чисто филологическая причина, способствующая достижению максимума секретности как израильскими, так и арабскими спецслужбами.
В главные ворота вкатились новые грузовики с «пучеглазыми». Их пропустили до контрольно-диспетчерского пункта и ударили с тыла силами двух взводов.
Подполковника Нетаньяху внесли в первый «гиппо», чтобы как можно скорее довезти до воздушного госпиталя в Найроби. К десантникам бросался какой-то парень в слезах:
— Помогите найти мою маму! В пятницу ее увезли в больницу с пищевым отравлением…
У трапа упала в обморок закутанная в одеяло девушка. Одеяло распахнулось, и бойцы переглянулись — девушка была почти обнажена. Ее уложили на носилки, прикрыли, дали нашатырь…
— Мы летели с мамой в Нью-Йорк на свадьбу к моему брату! — продолжат кричать молодой человек. — Вы, должно быть, слышали о нем, это Даниель Хартув. Он председатель Союза журналистов Израиля!
Один десантник бросил, пробегая мимо:
— Перестань звать маму — ты уже взрослый мужчина. Молодой человек рванулся следом за ним и заорал пуще прежнего:
— Ее зовут Дора Блох! А меня зовут Илан Хартув. Я экономист, но всю последнюю неделю занимался переводами с английского на французский и обратно! — Илан переводил речи Амина, — пояснил кто-то из заложников. — Фельдмаршал приходил и первым делом спрашивал: «Где мой переводчик?»
— Марш в самолет! — скомандовал офицер.
Содрогаясь от рыданий, Илан Хартув поплелся по трапу в чрево летающей громадины. Первый «гиппо» вместе со всеми заложниками поднялся в воздух спустя 53 минуты после приземления. График, утвержденный начальником генштаба Мордехаем Гуром, предусматривал 55 минут. Следом взмыл второй «гиппо».
Горючего в баках оставалось на полтора часа, но до Найроби было всего 50 минут лета. Третий транспортник при разгоне соскочил правым шасси с бетона: командир экипажа принял белую линию за середину взлетной полосы, но то оказался ее край. Пока летчик понял, что произошло и вырвал самолет из жидкой грязи, несколько бесценных метров были потеряны.
Всем весом пилот навалился на тормоза, но при этом запустил моторы на максимальную мощность. С задранным вверх носом «гиппо» рвался по бетону в сторону озера. В самом конце полосы летчик резко отпустил тормоза. Огромный лайнер с диким ревом устремился в небо под углом 45°. Как удалось потом установить, для пробега махине хватило 183 метров, а скорость взлета не превышала 100 км/ч.
Подрывники с фонарями собирали на бетоне все, что могло вьщать национальную принадлежность участников рейда. Эти люди рисковали больше всех, но израильское руководство не хотело оставлять Иди Амину улик. Если бы с последним «гиппо» что-то случилось, подрывникам пришлось бы или отбиваться до последнего патрона или сдаваться в плен — становиться новыми заложниками.
— Я ощущал себя одиноким и беззащитным, и каждая минута казалась вечностью, — рассказывал командир экипажа четвертого «гиппо». — Казалось чудом, что остальные улетели беспрепятственно. Умом я понимал, что все идет точно по плану, минута в минуту. Но внутренний голос твердил: не бывает, чтобы все было совсем хорошо. А ведь я остался последним, и шальная пуля могла перечеркнуть надежду на возвращение.
Бригадный генерал Дан Шомрон улетел тем же самолетом. Из пылающего контрольно-диспетчерского пункта кто-то еще куда-то стрелял. Аэробус «Эр Франс», выполнявший рейс № 139, сиротливо стоял на опустошенном аэродроме.
В воскресенье в 0.30 по израильскому времени стрельба в радиоприемниках стихла. Члены спецкомиссии в Тель-Авиве переглянулись. Главком ВВС Пелед доложил, что «гиппо» с заложниками спустя десять минут совершит посадку в Найроби для дозаправки.
— Нужно сообщить Киссинджеру, — сказал премьер-министр помощнику. — Свяжитесь с Аллоном. Заодно у министра иностранных дел будет повод первым поздравить Америку с Днем независимости, ведь сегодня четвертое июля,..
Еще недавно Рабин был послом в Вашингтоне. Сейчас он лучше многих понимал необходимость жеста уважения к сверхдержаве.
— Мне кажется, теперь можно известить не только госдепартамент, но и МИДы других стран, — заметил Шимон Перес. — Ничего изменить никто уже не в силах.
В кабинете раздался храп: начальник генштаба Гур крепко спал, опустив голову на стол.
Один за другим четыре огромных транспортных самолета сели в четвертом, тщательно охраняемом квадрате аэропорта кенийской столицы. Сюда же вернулся и странный «боинг», два часа кряду круживший над вторым по размерам пресным озером в мире. Из «гиппо» уже бежали десантники с носилками.
Но подполковник Нетаньяху скончался, так и не придя в сознание. Десять других тяжелораненых санитарные машины увезли в государственный госпиталь имени президента Кениаты. Вместе с ними прибыли несколько десятков коммандос, чтобы сдать для раненых кровь. Врачи и медсестры с изумлением слышали звуки незнакомой речи, вдыхали запах пороха…
Иди Амина разбудил адъютант:
— Извините, ваше превосходительство, но полковник Бар-Лев настаивает!
Стрелки показывали 2.20 по угандийскому времени. В Израиле был 1.20 ночи. Об операции в Энтеббе только что сообщило французское радио, и израильтян интересовало, известно ли что-нибудь угандийскому диктатору. Тот прижал трубку к большому черному уху и сонным еще голосом сказал:
— Скажите вашему премьеру, что он обязан выполнить требования похитителей.
— Понимаю! — объявил «Борька». — Конечно, обязан! Большого Папу смутила радость в его голосе. Амин посчитал своим долгом напомнить:
— Переговоров больше не будет!
— Хорошо. Спасибо за все, что вы сделали.
— Спасибо? За что?
«Борька» опустил трубку на рычаги. В эти минуты керосин по толстым шлангам переливался в баки четырех «гиппо». Часть заложников выбрались на летное поле размять ноги. Некоторые даже осмелились покинуть 4-й квадрат, чтобы перекусить в буфетах аэропорта Эмбакази — работу общепита продлили специально по просьбе израильтян.
Но скоро первые два «гиппо», заправившись, вырулили на взлет. Едва самолеты набрали высоту, коммандос отстегнули ремни безопасности, подстелили под себя пропотевшие куртки и уснули в проходах между джипами и под вездеходами. Последний «Геркулес С-130» взмыл в воздух часа за два до рассвета. Следом покинул кенийскую землю воздушный госпиталь в «Боинге-707». В госпитале Найроби остались двое коммандос и один заложник. Другой заложник — Паско Коэн, выживший в фашистском концлагере, — скончался.
После рассвета в 4-й квадрат приехала подметальная машина. Водитель с ужасом обнаружил в разных местах кровавые пятна. Никаких других следов на бетоне не было.
Около пяти утра по израильскому времени телефонный звонок разбудил Баруха Бар-Лева.
— Что вы со мной сделали?! — Большой Папа был в панике. — Почему вы стреляли в моих солдат? Я заботился об израильтянах, я хорошо с ними обращался, я дал им одеяла, матрацы, я предоставил им обслуживание. Я надеялся, что скоро мы совершим обмен, — и вы убили моих солдат!
Бар-Лев разыграл изумление:
— Кто убил, господин президент? Разве у заложников было оружие?
— Стреляли не заложники, — произнес Амин дрожащим голосом. — Самолеты прилетели и стреляли.
«Борька» изумился пуще прежнего:
— Самолеты? Я не знал, что там были самолеты. Вы меня разбудили. Я спал и понятия ни о чем не имею. Кстати, не хотите ли поговорить с Нехамой, она будет очень рада услышать вас…
Диктатор был прекрасно знаком с госпожой Бар-Лев. Он сказал:
— Нет, но передайте ей привет. И детям тоже, я ведь их хорошо помню… Не как политик, а как профессиональный солдат, я должен сказать, что операция была проведена блестяще. Ваши солдаты были великолепны.
Спустя час Большой Папа вновь разбудил «друга»:
— Вы должны искупить свою вину перед Угандой. Я готов принять от Израиля некоторые запасные части. Часть пушек и танков моей армии не в очень хорошем состоянии.
Амин боялся, что СССР лишит его своего покровительства за то, что не уберег огромное количество отличных истребителей.
Выгрузив десантников и технику на военной базе близ Эйлата, Давид за штурвалом первого «гиппо» взял курс на аэропорт Бен-Гуриона. Встречать заложников прибыли их семьи, члены спецкомисеии и лидер оппозиции Менахем Бегин — он с самого начала настаивал на силовом разрешении кризиса.
В 11 утра 4 июля 1976 года заложники ступили на израильскую землю — прошло ровно 12 часов с высадки ком-мандос в Энтеббе.
— З?у зэ нигм?р! — повторяли рыдающие люди, обнимаясь со своими близкими. — Все кончилось!
К этому времени угандийские операторы радарного центра, проморгавшие израильские самолеты, уже были расстреляны. А вечером того же дня в одну из больниц Кам-палы ворвался взбешенный Иди Амин.
— Где эта сионистская тварь? — рычал Большой Папа. — Задавлю!
Перепуганные медики проводили его в палату, где лечилась от пищевого отравления 75-летняя Дора Блох. Больше старушку никто никогда не видел: экономист Илан Хартув и журналист Даниель Хартув остались без матери.
На другой день тело Иони Нетаньяху перевезли в Иерусалим. Из Бостона прибыли его родители.
«Скорблю о тебе, брат мой Ионатан; ты был очень дорог для меня», — министр обороны Перес, стоя над могилой, процитировал Библию (2-я книга Царств, 1:26).[12]
— Я уполномочен объявить, что правительство переименовало «Молнию» в «Операцию Ионатан».
Американский представитель в ООН Дэниель Мойнихен выступил в кампусе Еврейского университета в Иерусалиме:
— Израиль стал синонимом демократии. Точно так нападения террористов на израильтян стали синонимом общей атаки на демократию, которую вдохновляет современный тоталитаризм.
Сделав этот выпад в адрес СССР, Мойнихен улетел в Нью-Йорк, где в ООН уже разгорелись нешуточные дебаты по поводу «вопиющего нарушения суверенитета Уганды». Хотя резолюция с осуждением Израиля на сей раз принята так и не была, стало ясно, что время для объединения усилий в борьбе с терроризмом еще не пришло. Террористов поддерживали мусульманские страны, Китай и весь советский блок. Эта поддержка делала крайне нерешительными позиции ведущих демократических стран.
В один из июльских дней черный «мерседес» вкатился во двор.
— Мне оч-чень нравилось, что он был б-б-белоснеж-ным, — прошептал, заикаясь, потрясенный хозяин. — Зачем же в-вы его п-перекрасили?
Выбравшийся из-за руля офицер ВВС отвел глаза в сторону:
— Извини, я оплачу тебе новую покраску. Самой прекрасной женщине земли хотелось ощутить себя премьер-министром!
И действительно, арабский торговец получил пять тысяч долларов компенсации за причиненный ущерб. Но вскоре, сидя перед телевизором, этот человек здорово напрягся. Его глазам предстал перекрашенный «мерседес», выкатывающийся из безразмерного чрева транспортного самолета «геркулес» на бетон аэропорта Энтеббе. Израильское ТВ показывало кинохронику.
Ну, а что же Иди Амин? Пережив миг долгожданной всемирной славы, этот неграмотный великан-сифилитик превратился в международное посмешище. Однако в Уганде он по-прежнему оставался хозяином жизни и смерти. Решив отыграться на собственных подданных, Амин возвел гонения на целые племена и в первую очередь — на христиан.
Стоило архиепископу Уганды, Руанды и Бурунди вступиться за народ, Амин лично застрелил его прямо в гостиничном номере. Этого диктатору показалось мало, и в тот же день 17 февраля 1977 года он приказал убить двух последних министров-католиков из своего правительства. Вместо отпевания в соборе их тела были сожжены солдатами.
— В Уганде нет тюрем, — заявил Амин с трибуны конференции ОАЕ в Каире. — Мы все живем в мире и безопасности. Уганда свободна, люди ее процветают.
Расовый террор против угандийцев азиатского происхождения, насаждение ислама и крайний трайбализм (межплеменная вражда) за 8 лет правления Амина привели к гибели около 300 тысяч человек. Человеческая жизнь обесценилась, а страна была совершенно разорена. Благодаря офомному числу кровников накал межплеменных страстей достиг взрывоопасного предела, что проявилось в ходе последующих «разборок» и переворотов.
В октябре 1978 года горе-фельдмаршал погнал свою армию в соседнюю Танзанию. Внезапность обеспечила первые успехи, однако танзанийцы быстро убедились в неспособности солдат Большого Папы к боевым действиям. Привыкшие к расправам над мирным населением, они при малейшей опасности целыми ротами переходили на сторону Фронта национального освобождения Уганды. Этот Фронт был создан Милтоном Оботе — экс-президентом, которого 25 января 1971 года предательски сверг 45-летний главнокомандующий Иди Амин.
Уже 11 апреля 1979-го осажденный в Кампале узурпатор Амин понял, что пора «делать ноги». Он по радио призвал верные войска стоять «до последнего патрона», а сам вылетел в Ливию. Люди Оботе обнаружили в его холодильнике человечину: так подтвердились многочисленные слухи о людоедстве угандийского тирана.
Даже жестокий ливийский президент Муамар Каддафи не пожелал предоставить убежища каннибалу. Зато тот воспользовался гостеприимством саудовского короля Халеда, которого сам некогда принимал в Кампале с почетом. Выдать «фельдмаршала» Уганде для суда Саудовская Аравия отказалась наотрез.
В 1989-м Большой Папа попытался создать базу для возврата власти на севере Уганды, где обитают племена его сородичей. В качестве эпицентра восстания он наметил одну из угандийских деревень неподалеку от границы с Заиром (ныне Конго). Однако затея провалилась еще в аэропорту Киншасы. Заирские пограничники опознали Амина и вместе с сыном выдворили обратно, хотя Уганда вновь потребовала выдачи президента-террориста.
Король Халед взял со своего гостя твердое обещание никогда больше не возвращаться в политику. Сегодня Иди Амин вместе с любимой женой Сарой тихо живет в Джид-де — в прекрасном дворце неподалеку от родового гнезда Усамы бен-Ладена.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.