«Все остальные – переодетые обманщики»

«Все остальные – переодетые обманщики»

Маша и Ваня измучились, конечно, празднуя Новый год. Это началось еще в старом году. Они вставали уже до неприличия поздно, не раньше полудня. Они демонстративно страдали от безделья. И они ждали только одного: когда к ним придет Дед Мороз.

Новый год мы встречали в гостях, и Маша там сразу спросила одну нашу знакомую:

– А вы о чем попросили Деда Мороза в письме?

– Ни о чем, – вздохнула та.

Я надеюсь, в этот момент она пожалела, что не сделала этого.

– Ну что же вы! – искренне расстроилась и Маша. А уже почти прямо перед тем, как Дед Мороз должен был войти в наш дом, Маша сказала:

– Интересно, а какой он принесет мне фотоаппарат? Машина мама сильно встревожилась:

– Какой фотоаппарат? Разве ты просила у него фотоаппарат? Не было в письме никакого фотоаппарата! Мы же вместе это письмо писали! Не было!

– Мама, – сказала Маша, – я же потом еще одно письмо написала. Уже без тебя. И там был фотоаппарат.

– А как ты его отправила? – растерянно спросила Алена.

– А я соседей попросила, – рассказала Маша.

Я подумал, что мы до обидного редко видимся с соседями. А это ведь хорошие люди.

– А еще что-то было в этом письме? – с подозрением переспросила Алена.

– А больше ничего не было. Только еще пианино.

– Какое пианино?! – простонала Алена. – Зачем тебе пианино?!

– Я могу отказаться от пианино, – сказала Маша, – хотя оно мне нужно. Но от фотоаппарата не могу. Но главное – это, конечно, кимоно бой.

Она так и писала в письме – «кимоно бой». Я не знаю, может, это так и называется. Есть же, в конце концов, кимоно для девочек, а есть кимоно для боя.

Они с Ваней занимаются ушу уже полгода, и это чувствуется. Это даже бывает больно. Ваня вообще большую часть жизни находится в состоянии боя, даже когда спит.

И вот Алена говорит Маше:

– Давай договоримся так. Дед Мороз приносит тебе что-нибудь одно. Либо кимоно, либо фотоаппарат.

– Почему что-нибудь одно? – обескураженно спрашивает Маша.

Она совершенно убеждена в существовании Деда Мороза. У нее и правда до сих пор не было никакого повода сомневаться в этом. Да, есть на первый взгляд странность в том, что Дедов Морозов очень много встречается в предновогодние дни на улицах нашего города. Некоторые из них своим поведением могут подорвать веру в существование Деда Мороза. Но о чем это говорит? Маша сама рассказала мне:

– Дед Мороз один. Все остальные – переодетые обманщики.

– А один – какой именно? – спросил я.

– Который под нашу елку подарки приносит. А потом сам к нам приходит.

– А тот, который к вам в детский сад приходит?

– Нет, тот просто ненастоящий.

– То есть ты против него ничего не имеешь?

– Вообще ничего. Пусть приходит. И теперь Маша спрашивала:

– Почему только один фотоаппарат или только одно кимоно? Он же должен был получить оба письма.

– И ты правда думаешь, что он принесет тебе пианино?

– Конечно.

– Настоящее? – Да.

– И ты хочешь сказать, что 2 января ты заставишь Деда Мороза тащить это пианино на себе через весь город в такой холод? – спрашиваю я.

Маша думает, и я понимаю, что именно за эту мысль следует цепляться изо всех сил. При этом у меня такое ощущение, что я разговариваю с трехлетней девочкой. Более того, у меня такое ощущение, что я и сам трехлетний мальчик. И я уже сам верю в то, что я говорю.

Я представляю себе Деда Мороза, согнувшегося под тяжестью этого громадного пианино, которое он прет из самой Лапландии. Или это вообще концертный рояль? И он проклинает не только себя, согласившегося потакать этим безумным детским капризам, а и детей, которым надо с каждым годом все больше и больше этих бессмысленных вещей, и их родителей, которые выводят вместе с ними эти каракули в письмах, которые он потом не может толком разобрать. О! Каракули!

– У него же олени есть, – говорит Маша.

– Да, у него есть олени, – соглашаюсь я. – И они бы ему помогли, наверное, в самом деле. Но ты уверена, что он разобрал то, что ты написала? Вот как ты написала в последний раз «папе от Маши»? «Папи от Маше». А там было такое длинное, видимо, письмо. Да еще тайком от родителей. Тебе даже помочь-то было некому. Никто ошибки проверить не мог. Вот как ты написала слово «пианино»? Напиши прямо сейчас. И «фотоаппарат».

Маша бросается к фломастерам, приносит лист бумаги. Потом долго пишет. Я читаю: «фотапарат». В принципе понятно, о чем речь. И «пеанина». Тоже очевидно, в чем тут дело.

– Ты понимаешь? – спрашиваю я Алену. Она молчит. Кажется, она понимает.

И тут уже я понимаю, что Маша сейчас заплачет. И что нельзя было так с ней. Что я слишком увлекся этим диспутом и что самый счастливый праздник на земле что-то слишком быстро и неотвратимо превращается в самую страшную трагедию.

И еще я понимаю, что до прихода Деда Мороза остается не больше получаса.

– Вообще-то если он получил это письмо, – бормочу я, – то должен был как-то среагировать.

– Конечно, должен! – кричит Маша. – Главное, чтобы фотоаппарат принес. А пианино можно и в следующий раз.

– Так, – говорю я, – если он уже выехал, то у нас проблема. Давайте попробуем отправить ему телеграмму-молнию насчет пианино. Что можно и в следующий раз.

– Может, не надо? А вдруг он уже выехал? – с надеждой говорит Маша.

– Маша, а что, если все олени заболели и ему придется тащить пианино? – вдруг спрашивает сестру Ваня.

Господи, я, кажется, еще никогда не был так благодарен этой недетской Ваниной рассудительности.

– Тогда пишем телеграмму-молнию, – решается Маша. И мы пишем: «Не надо тащить пианино. Можно в следующий раз. Главное – приходи сам. Можешь опоздать на несколько минут».

И я успеваю. Я покупаю фотоаппарат и при этом еще долго выбираю его, начиная с самого простого и остановившись, конечно, на 10 мегапикселях с режимом видеосъемки.

Я возвращаюсь совершенно счастливый, потому что я успел. Я отдаю фотоаппарат Деду Морозу, который топчется у входа с таким недовольным видом, как будто и правда намерзся, пока мчал к нам из Лапландии.

Я вхожу в квартиру раньше его. Я понимаю, что не могу скрыть абсолютно самодовольное выражение лица. И мне не стыдно.

– Папа, – говорит Ваня, – а ты знаешь, что я в том письме тоже приписку сделал? Я фонарь попросил. Такой самый большой, который в руках трудно удержать. Чтобы в любую темень ходить светло было. Где Дед Мороз-то?