Миф

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Миф

Первая, одобренная семьей, биография Кэрролла увидела свет уже в 1898 году. Она и положила начало коллективному мифотворчеству. Крупный вклад внесли последователи Фрейда — автор «Алисы» был представлен ими, как человек с «нестандартными сексуальными пристрастиями». Придуманные Кэрроллом слова и многозначительная бессмыслица дали им возможность привязывать к его книге любые комплексы и фобии.

Из-за путешествия Алисы через тоннель ее образ трактовали как фаллический, чем ни в коем случае нельзя было смущать юные умы; у самого писателя нашли людоедские мотивы с пожиранием младенцев — потому что «он наверняка в детстве ревновал к своим младшим братьям и сестрам».

Кэрролла легко обклеивать двусмысленными ярлыками — один изобретенный им термин «дитя-друг» чего стоит. Но немногим известно, что он называл так всех ближайших подружек, даже сорокалетних, и что цветение женственности привлекало его больше, чем подростковая незрелость.

Связи Чарльза Доджсона с женщинами, замужними — как Констанс Берч, вдовствующими — как Эдиф Шаги и Сейра Боумен, и одинокими — как Мэй Миллер, Тео Хифи и «дарлинг Иза» Боумен, были предметом слухов и скандалов. Сплетники сильно досаждали писателю: особенно светская дама миссис Гранди, которую назвали его личной Торквемадой. Миссис Гранди было что обсудить — дамы приезжали к Доджсону на интимные ужины, ухаживали за ним, когда он болел, приводили в порядок его гардероб и приглашали писателя пожить в их домах.

Но уже тогда начал складываться образ чудака, предпочитавшего общество детей. Сам писатель пытался извлечь из этого выгоду, представляя своих подруг более юными, чем они были. Депо в том, что любая девочка до четырнадцати лег считалась в викторианской Англии существом, стоявшим выше любых земных грехов, и такая дружба только украшала сказочника. Кэрролл осознавал, что вместе со своей книгой имеет шанс стать одним из символов викторианской эпохи, которая уходила и уже начинала казаться нереальной.

В первые годы после смерти Кэрролла о нем было написано немало воспоминаний. Хотя авторы не сомневались в своей любви и искренности, они мало отличались от семейства Доджсонов. Опять в дело пошли ножницы: земное и нормальное было отброшено ради портрета эксцентрика, и портрет этот становился все чуднее и чуднее.

Причина выборочной лукавой памяти современников Кэрролла та же: погрохатывая, наступал XX век, вместе с ним приближалась Первая мировая война. На глазах исчезал привычный уклад, менялись дорогие приметы и лица. Всех «теченьем далеко от дома унесло» — прямо как в «Приключениях Алисы».

Сочинитель волшебной истории, будившей ностальгию по пикникам в золотистый июльский поддень и шарадам при свете садовых фонариков, никак не мог оставаться обычным мужчиной. Он должен был сам при надлежать тому странному, неподдающемуся определению, зыбкому миру, которым очаровал читателей на поколения вперед.

Кто бы мог подумать, что из-за этих мемуаров образ нежного друга детей будет поставлен с ног на голову, и писатель разделит участь собственных героев-перевертышей? С другой стороны, подобная участь закономерна для человека, всю жизнь игравшего словами и символами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.