4. Массовые беспорядки в Грозном (26-28 августа 1958 г.)

4. Массовые беспорядки в Грозном (26-28 августа 1958 г.)

Грозный накануне волнений

Конфликтные ситуации в сельских районах Чечено-Ингушетии, где разворачивалась борьба между этносами за ресурсы, влияние, где «выдавливание» переселенцев из других районов страны наталкивалось на ответное сопротивление, тайное или явное, отвлекали на себя основное внимание органов милиции. Столица республики, довольно большой полиэтничный промышленный город, казалась более спокойной, да и находилась она под непосредственным контролем республиканского министерства внутренних дел. Однако в Грозном чувствовалось напряжение. До жителей доходили слухи о конфликтах и столкновениях в сельской местности. Через город шел поток послевоенных переселенцев, возвращавшихся на родину. В сельской местности историческая давность была целиком за чеченцами. Представители других этносов - переселенцы, хотя и не чувствовали себя виноватыми, полагая, что отдуваются за чужие ошибки, все же оказались в психологически невыгодном положении. Они, фактически, занимали чужое место.

Иначе было в Грозном. Город построила империя. Он был основан русскими как военная крепость в начале 19 века. В 1920-е гг. при создании чечено-ингушской автономии в высших эшелонах власти прошла даже небольшая дискуссия о необходимости придания Грозному особого статуса самостоятельной административной единицы. На этом настаивали руководители местных нефтепромыслов. В 1930-е гг. город стал политическим и культурным центром автономии, но его экономическая жизнь по-прежнему была связана с нефтепромыслами, на которых в то время чеченцы работать не хотели, да, наверное, и не могли. И если депортация чеченцев и ингушей в 1944 г. опустошила сельские районы, в том числе плодородную плоскость, куда и направили поток новых поселенцев, то в Грозном, который стал центром новой области, ситуация была иной. В 1950-е гг. б0льшую часть населения составляли рабочие различных национальностей, занятые в нефтяной промышленности. Их «давность» могла по крайней мере конкурировать с чеченской. И психологически они чувствовали себя более спокойно. Да, город стоял на чеченской земле, но в Грозном уже целый век существовало многонациональное (в значительной мере русскоязычное) сообщество, которое чеченцы, вообще говоря, не в состоянии были «выдавить» - по крайней мере, в близком будущем. В городе доминировали не чеченцы. Но многонациональное население столицы восстанавливаемой автономии, как и все на Кавказе, имело обостренную этническую чувствительность.

Поэтому местные жители не просто постоянно жаловались на плохую работу органов внутренних дел, на уличное хулиганство и рост преступности. Обиженные горожане, не вникая в статистику (кого на самом деле было больше среди преступников и хулиганов - чеченцев, русских, азербайджанцев, евреев?), склонны были повсюду замечать «чеченский след» и придавать своему недовольству этническую окраску. Сама по себе такая примитивная психология довольно обычна в полиэтнических сообществах. Всегда находятся некие «козлы отпущения», включенные в примитивную систему опознавательных знаков и этнических стереотипов: кто есть кто, от кого и чего можно ожидать и т.д. У тех, кто не хочет или не может утруждать себя более сложными способами интеллектуального освоения социального пространства (а таких, вообще говоря, большинство), этнические символы (так же как и классовые ярлыки) часто выполняют роль ориентиров и опознавательных знаков в мире людей и вещей. В нормальных, спокойных ситуациях, при эффективно функционирующих полицейских службах и разумной политике центральных и местных властей эти психологические конструкты дремлют, включенные в бытовое общение, и при всей своей моральной сомнительности не таят непосредственной угрозы для социума.

В столице только что восстановленной Чечено-Ингушской АССР не было ни нормальной ситуации, ни эффективно работающей милиции, да и разумность и дальновидность политики центральных и местных властей может и должна быть поставлена под сомнение. Симптомы потенциального конфликта с этнической подоплекой были зафиксированы в Грозном еще до массового возвращения чеченцев. Под новый 1955 г. МВД СССР счел необходимым информировать ЦК КПСС о случае коллективного избиения и столкновения с властями молодежи Сталинского района Грозного. 25 декабря 1954 г. ученик ремесленного училища № 2 Л. «на почве личных счетов» затеял ссору с курсантом автошколы, возвращавшимся поздно вечером из дома культуры вместе со слушателем школы механизации. Приятель Лисовского побежал к общежитию ремесленников с криком «наших бьют». Выбежавшая толпа начала забрасывать противников камнями. Те вскочили в проходивший трамвай. Но ремесленники трамвай остановили, вытащили беглецов на улицу и стали избивать. К избиению присоединились учащиеся расположенного рядом ремесленного училища № 2. Наряд милиции с трудом отнял жертв у разъяренной толпы молодых людей и задержал двух хулиганов. По дороге в отделение милиции вооруженная камнями молодежь требовала освобождения задержанных. В этих беспорядках участвовало около 200 молодых людей, которые разошлись только после освобождения их задержанных товарищей¹. Никаких намеков на этническую подоплеку событий в докладной записке МВД СССР не было, но именно на этническую составляющую событий указывали фамилии участников конфликта.

В 1956-1957 гг. в ходе массового возвращения в республику чеченцев и ингушей серьезных изменений, учитывающих специфику ситуации, в работе правоохранительных органов Грозного сделано не было. Наружная служба милиции работала неэффективно. В Грозном совершалось более 50 % всех преступлений, зарегистрированных на территории республики. Распространенный характер получили драки с поножовщиной¹. Одна из таких драк привела к убийству. Оно взволновало весь город и столкнуло под гору снежный ком беспорядков.

23 августа 1958 г. Убийство рабочего Степашина.

Началось все с «интернациональной» выпивки. В ней участвовали три чеченца и русский. Один из чеченцев, М., разогретый спиртным, стал требовать от русского, чтобы он «поставил» еще одну бутылку водки. Завязалась ссора. Русский получил легкое ножевое ранение в живот, убежал в общежитие и лег в постель. Остальные продолжали пьянствовать. Вскоре один из чеченцев, Везиев, отправился в общежитие проведать раненого. Туда же заявились и двое других. Увидев раненого, они бросились на него с ножом. Расправе помешал Везиев (тоже чеченец, заметим это в скобках) который не только защитил жертву, но и сам получил ножевое ранение в руку. Раздосадованные и агрессивные хулиганы отправились на танцы в дом культуры, где встретились с двадцатитрехлетним рабочим химического завода Е. Степашиным и его товарищем и ровесником А. Рябовым - военным моряком, приехавшим из Севастополя в отпуск к родителям. Пьяные чеченцы начали ссору из-за девушки. Конфликт закончился нападением большой группы молодых чеченцев на Рябова и Степашина. Рябову удалось убежать за угол дома и скрыться, а Степашин поскользнулся и упал. Преследователи настигли его, жестоко избили и нанесли пять ножевых ранений. Молодой рабочий умер на месте. Два преступника были арестованы и помещены в камеру предварительного заключения КГБ.

25 августа. Слухи и разговоры в городе

Жестокое убийство получило широкую огласку. По городу поползли слухи. Активизировались античеченские разговоры. Появилась психологическая почва и моральное оправдание для «жестких» античеченских высказываний. Обычно источники не дают сведений о том, кто и как распространяет слухи и «нагнетает обстановку», о чем говорят между собой люди на улицах, в транспорте, дома. Крайне трудно понять, что, собственно, скрывается за стандартными полицейскими фразами о «провокационных слухах» и «подстрекательских разговорах». Однако некоторые образчики таких высказываний, также как и сведения об их авторе, у нас все-таки есть. Правда, произнесены они были за месяц до описываемых событий.

Принадлежат эти высказывания личности весьма необычной. Сорокашестилетний С. был человеком семейным (двое детей восьми и десяти лет). В свое время закончил четыре класса начальной школы. Тем образование и ограничилось. В самые трудные месяцы Великой Отечественной войны - с июля по сентябрь 1941 г. - воевал, затем попал в плен. Был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией». В 1958 г. работал слесарем на одном из предприятий нефтяной промышленности.

Судя по материалам дела, С. был озлоблен против власти, особенно ненавидел Хрущева. Кажется, любил делать антихрущевские надписи на заборах и стенах общественных туалетов. Щеголял обычной для бытовых «оппозиционеров» того времени и шокировавшей «простых советских людей» фразой: «Будет тогда хорошо, когда придет в Советскую страну президент Америки». Хвастун и фанфарон, он, как рассказывали свидетели, во время выпивок « говорил, что если будет война, то он сразу перейдет в плен и воевать не будет»¹.

С. был довольно типичным образчиком той анархической, бунтарской человеческой массы, которую хрущевский режим унаследовал от жестоких сталинских времен. Недовольный жизнью и судьбой, с психикой, изломанной пленом в фашистских лагерях, этот выходец из курской деревни был пропитан еще и вульгарным бытовым шовинизмом. Чеченец, которому пришлось выслушивать в трамвае оскорбительную пьяную болтовню С., процитировал одно из высказываний скандалиста: «Кто вас сюда чеченцев прислал в Грозный, вы паразиты, бандиты, вас нужно резать. Вы ждете турков...»²⁸⁸ .

Пока по Грозному носились слухи об убийстве, а будущие участники беспорядков тешили свою злость на чеченцев и на весь мир, в доме убитого готовились к похоронам.

25 августа. Вечер и ночь в доме убитого

Понимая значение происшедшего и его общественный резонанс, дирекция химического завода попыталась превратить похороны Степашина в официальное мероприятие. Этого же хотели и друзья убитого. К председателю комиссии по организации похорон, созданной решением дирекции, они обратились с просьбой установить гроб для прощания в клубе завода. Однако заводское начальство тут же увязло в бюрократических согласованиях. Друзья убитого, обиженные и разочарованные, занялись всем на свой страх и риск. Власти инициативу упустили.

Когда около 3-4 часов дня гроб с телом Степашина привезли из морга, то, «вопреки указаниям горкома партии», установили его в саду, перед домом невесты, в поселке Черноречье. Там жила основная масса рабочих химического завода. В родном доме гроб все равно поставить не могли (узкий коридор), а в разрешенном горкомом красном уголке - не захотели. Стихийно у молодых людей созрело решение превратить прощание с другом в митинг протеста: «... этим действиям чеченцев надо положить конец и хорошо бы провести митинг по случаю убийства Степашина... и потребовать выселения из Грозного чеченцев».

Были написаны и расклеены на видных местах в поселке и на заводе объявления о митинге. Начальство объявления сняло, но подготовка продолжалась: « как-то стихийно мы все пришли к решению, чтобы провести митинг, несмотря на то, что будет запрещено». Чересчур силен был шок от убийства, и слишком несправедливым показался запрет. Люди хотели потребовать у властей защиты, а они (эти власти), руководствуясь какими-то своими соображениями (может быть и правильными: не разжигать межнациональной розни), попросту отмахнулись от рабочих химического завода. Но митинг уже нельзя было просто запретить.

У гроба Степашина начались стихийные выступления. Инициатива исходила от заслуженных, уважаемых и вполне законопослушных людей. Примерно в 8 вечера к дому Степашина вместе с Рябовым (вторая жертва нападения чеченцев, которому удалось убежать) приехал семидесятитрехлетний старик Л.И.Мякинин, хорошо знавший убитого как товарища своего сына. Участник гражданской войны, он был инвалидом труда, в 1951 г. лишившимся обеих ног; в 1955 г. за долголетний и безупречный труд в нефтяной промышленности его наградили орденом Ленина. Вместе с Мякининым прибыл шестидесятилетний отец Рябова, тоже инвалид.

Мякинин сказал у гроба Степашина: «Чеченцы убивают русских -то одних, то других, не дают нам спокойно жить. Надо написать коллективное письмо от имени русского народа, собрать подписи, выделить человека, который отвезет письмо в Москву с просьбой направления к нам в г. Грозный комиссии, а если комиссии не будет, пусть приедет сам тов. Хрущев, чтобы разобраться на месте». Его поддержали Рябов и некоторые другие.

Уже ночью во время дежурства у гроба близкие знакомые и товарищи Степашина договорились, что если будет запрещен траурный митинг в Черноречье, то гроб с телом они понесут на руках к обкому партии, где и проведут митинг. Наутро участники ночного разговора сказали об этом решении матери убитого. И она согласилась.

26 августа. Утро похорон

Утром 26 августа стихийная самоорганизация жителей Черноречья и рабочих химического завода продолжалась. Стали появляться петиции к властям. Автор одного из этих документов - Галина Корчагина, инвалид 1-ой группы (ходила на костылях), описала убийство Степашина в ученической тетради, привела и другие обвинения против чеченцев. Автор зачитала свое «обращение» у гроба, попросила собравшихся подписать документ и собрать деньги, чтобы отправить его с «надежным человеком» в Москву. Присутствующие подписывали обращение и бросали в гроб деньги. По данным следствия, неизвестными лицами было написано еще две петиции на имя Ворошилова - от имени рабочих химического и нефтеперерабатывающего заводов. В них выдвигалось гораздо более жесткое требование - выселить чеченцев из города. Все три письма (с подписями жителей и рабочих) Корчагина через несколько дней сожгла, а собранные деньги передала матери Степашина.

К часу дня в поселок Черноречье явилось партийное начальство -секретарь обкома КПСС и четыре работника аппарата обкома. Вместе с ними приехали 15 работников милиции. Большинство были переодеты в гражданскую одежду. Вероятно там же были и сотрудники КГБ, но доступные нам источники об этом умалчивают. Секретарь обкома запретил выступления перед выносом тела. Тогда вспомнили о ночном плане друзей Степашина. Начались разговоры о том, что надо идти к обкому и устроить митинг там. Обстоятельства этому благоприятствовали. Мать Степашина решила похоронить сына на городском кладбище Грозного, а дорога туда из Черноречья (окраина Грозного) проходила близко от центральной площади.

При выносе гроба с телом убитого собралось около тысячи жителей пос. Черноречье. На кладбище отправились приблизительно 200 человек. Траурная процессия тронулась в путь в 15 часов 30 минут. Предстояла дальняя дорога: от Черноречья до центра Грозного и оттуда еще 5 километров до городского кладбища. Организаторы и участники похорон имели твердое намерение сделать остановку около обкома КПСС и провести траурный митинг там.

26 августа. Траурная процессия

Гроб с телом Степашина его товарищи понесли сами, на руках. От всех предложений похоронной комиссии завода и работников милиции везти гроб на машине участники процессии категорически отказались. В пути процессия обрастала новыми людьми. Она постепенно превращалась в античеченскую демонстрацию. Раздавались угрожающие выкрики. Наибольшую активность проявила пожилая женщина, член КПСС с 1927 г. Она же постоянно призывала идти к обкому. Власти, со своей стороны, сделали все для того, чтобы направить траурную процессию в обход центра Грозного. Подступы к центральной площади были перекрыты нарядом милиции и автомашинами. Некоторые участники похорон возмущались и кричали: «Почему не разрешают нести гроб там, где хочется!». Наконец, толпа женщин, около 50 человек, побежала вперед, обогнала идущих с венками, прорвала оцепление милиции и с криками повернула толпу на улицу, ведущую в центр. Так женщины (до 300 человек) и шли впереди, не давая милиции перекрывать улицы к центру города. Около продовольственного рынка кто-то из женщин стал звать народ на митинг.

К 5 часам вечера похоронная процессия, обросшая множеством случайных людей - за гробом шло уже около 800 человек, подошла к обкому. Площадь тоже была запружена людьми. Их, по разным данным, собралось от 4 до 7 тысяч человек¹. Было много пьяных, а также люмпенов, воров и хулиганов, которых похоронная процессия « прихватила » на рынке. В собравшейся толпе носились разные слухи . Когда мать покойного упала в обморок, разнеслась молва, что она от перенесенного горя умерла. Постоянно раздавались выкрики и призывы к расправе над чеченцами...

Предыстория грозненских событий на этом заканчивается.

Чернореченцы поддались, наконец, на уговоры властей, перебрались от здания обкома на площадь Орджоникидзе и оттуда, уже на машинах химического завода, отправились на кладбище. На церемонии погребения присутствовал один из секретарей обкома. Все прошло спокойно. Вероятно, участники похорон и сами были напуганы произведенным эффектом. Их отвезли в Черноречье. На улице были установлены столы и устроены поминки.

Никакого участия в массовых беспорядках чернореченцы не принимали, состава преступления в их действиях не было. Однако некоторые, вероятно те, кто продемонстрировал неприятные для властей способности к неформальному политическому лидерству и самоорганизации, попали на заметку КГБ. (Подробности нам, к сожалению, неизвестны). Следственные материалы на старую коммунистку, выкрикивавшую шовинистические лозунги, направили для рассмотрения в партийные органы, что, впрочем, было совершенно справедливо.

26 августа. Стихийный митинг на центральной площади

Траурная процессия удалилась на кладбище. Но на площади у обкома осталось большое количество обывателей, не имевших никакого отношения к похоронам - тех самых пьяных, хулиганов и люмпенов. Там же вертелось много подростков 15-16 лет, а также учащихся ремесленного училища, известных в городе своими хулиганскими выходками²⁸⁹. Толпа продолжала требовать открытия митинга и выступления секретарей обкома КПСС. В конце концов митинг возник стихийно. На нем прозвучали уже не только античеченские, но и «антисоветские» мотивы, недовольство Хрущевым и его политикой, даже призывы к забастовке.

Силою случая на первых ролях оказался Виктор Егорович Исаев, 51 года от роду, русский, со средним образованием. В 1922-1923 гг. он был бойцом ЧОН (отряд чрезвычайного назначения). С 1922 г. - в комсомоле, затем с 1927 - в коммунистической партии, откуда выбыл, «т.к. не снялся вовремя с учета»²⁹⁰. Воевал в 1941-1943 гг., в начале 1950х гг. работал директором Краснодарского крайкниготорга. Затем был осужден за злоупотребление властью и служебным положением. Имел трех взрослых детей. В 1958 году нигде не работал - не мог устроиться, биография была «с пятном» и для руководящих должностей не подходила.

Исаев сидел целыми днями дома, готовил обеды, ходил на рынок, в магазины и чувствовал себя обиженным. 26 августа он весь день занимался по хозяйству, выпил два стакана вина и кружку пива. Вечером в 7 часу пошел в новый универмаг на Августовской улице. Там услышал, что чеченцы убили рабочего, и народ собрался около памятника Ленину¹. Исаев передал жене корзинку, с которой ходил по магазинам, и побежал к площади. «Там, - рассказывал впоследствии Исаев, -действительно стояла большая толпа и многие выступали. После одного из выступлений кто-то из толпы выкрикнул: «Сделать забастовку». Я тоже возмутился и сказал окружающим, что я выступлю. Меня поддержали, подняли на руки, и я начал выступать.

В своем выступлении я говорил о бесчинствах чеченцев, об убийствах... и требовал приезда руководителей ЦК. Помимо этого я говорил о лжекоммунистах и также требовал расправы и с ними. После выступления я пошел по направлению Ленинского моста и стал плакать. Ко мне подошел один гражданин и сказал, что он коммунист с 1941 года и, если так сказал, то начинай бить меня. Я ему ответил, что я говорил не обо всех коммунистах... Когда я пошел домой и плакал, ко мне подошла женщина и успокаивала. Ей я сказал, что я не работаю, имею большой стаж работы и меня возмущает все, например, то, что меня не принимали на работу».

Свидетели запомнили, что Исаев был пьян, и рассказали на суде о подробностях событий. Сотрудница райкома партии Л. рассказала: «Он говорил, что пришло время, когда ему можно высказаться: «Долой лжекоммунистов». Требовал приезда из ЦК и выселения чеченцев... В этот момент подняли еще одного гражданина на руки и кто-то из них двух сказал: «Долой Советскую власть». Свидетель Т. сообщил, что Исаев «просил людей не расходиться и поддержать его выступление... говорил, что когда он воевал с белоказаками, то там он не видел обкомовских работников, а сейчас в обкоме лжекоммунисты, требовал выселения чеченцев». Х. дополнил картину. По его показаниям, Исаев говорил: «Поднялась на ноги великая Русь», - имея в виду собравшуюся толпу», и добавил: «не работает химзавод и если поддержит завод «Красный Молот» и другие, то можно многого добиться».

Исаеву одному из первых пришла в голову идея связаться с Москвой по телефону или телеграфу и потребовать приезда представителей ЦК. Кажется, к словам Исаева толпа отнеслась благосклонно. Но когда речь зашла о забастовке, многие испугались: «не стали слушать и даже сбросили с рук». Но на площади уже звучал знакомый нам мотив «неправильных коммунистов», спасение от которых можно найти только в Москве. Оттуда на жителей Грозного должна была снизойти коммунистическая благодать и справедливость, только ЦК и Хрущев могли спасти от «злых чечен». Собственно и к забастовке Исаев призывал, чтобы привлечь внимание Москвы. Он был против «лжекоммунистов», из-за которых пострадал, которые мешали

устроиться на работу, но при этом призывал: «поднимем высоко ленинское знамя»¹.

Ночь с 26 на 27 августа. Штурм обкома

Толпа, собравшаяся на стихийный митинг, поначалу готова была к диалогу с властью и даже к выдвижению осмысленных политических требований. Однако ближе к ночи зеваки и любопытные, то есть более здравомыслящая публика, отправились по домам. А агрессивная и «незаконопослушная» часть толпы откололась от митинга и начала штурм обкомовской твердыни. Привлеченные для усиленной охраны здания работники милиции (70 человек) действовали вяло и, слава Богу, что не стали стрелять в толпу. Ворвавшись в здание, бунтовщики «бесчинствовали, открывали служебные кабинеты, искали секретарей обкома». К полуночи милиция и подразделение войск МВД (120 солдат и офицеров) очистили помещение от хулиганов. Но толпа наиболее отпетых и подогретых спиртным людей не расходилась. Во втором часу ночи оцепление было снова прорвано, и нападавшие лавиной рванулись в здание. Главной ударной силой была молодежь во главе с известными местными хулиганами - учащимися ремесленного училища. Поснимав с себя поясные ремни и размахивая пряжками, они бессмысленно носились по коридорам и кабинетам, вряд ли отдавая себе отчет в том, зачем они это делают.

Силами милиции и КГБ здание было вновь очищено от хулиганов. А к трем часам ночи утомленная толпа разошлась, а «мелкие группы рассеяны». Милиция задержала 20 человек, в основном пьяных, 11 посадили в камеру предварительного заключения. После «выяснения личности» всех отпустили. Милицейское начальство, полагая, что общественный порядок, наконец, восстановлен, успокоилось.

27 августа. Утро на площади. Листовки

С утра в городе появились листовки, обращенные к рабочим.

Кажется, властям так и не удалось выяснить, кто во время короткой ночной передышки (с 3 ночи до 8 утра) успел написать и размножить на машинке эти листовки. По имеющимся сведениям, в начале десятого утра плотник одного из строительно-монтажных управлений по дороге из курилки встретил на строительной площадке химического завода неизвестного в возрасте 20 лет, среднего роста, худощавого, одетого в костюм черного цвета. У молодого человека в руках была целая пачка отпечатанных на машинке листовок (около 15 штук). Одну из них он протянул рабочему:

«Листовка.

26 августа 1958 года наши товарищи проносили гроб с трупом убитого чеченцами рабочего мимо Обкома партии. Органы милиции вместо принятия мер к наказанию убийц задержали 50 человек наших рабочих. Так давайте же в 11 часов бросим работу и пойдем к Обкому партии требовать их освобождения». (Слова «задержали наших

рабочих» были подчеркнуты чертой на пишущей машинке).

Вручая листовку, неизвестный сказал, что для поездки к обкому специально выделены автомашины - находятся около гаража химического завода. Плотник показал листовку бригадиру и другим рабочим. Призыв попал на подготовленную почву. По указанию бригадира члены бригады бросили работу и вместе с другими рабочими химического завода поехали в центр города - на митинг.

Это один из самых непонятных эпизодов в истории грозненских волнений. Что это были за машины, уже стоявшие наготове? Кто и когда сумел организовать коллективную поездку рабочих на митинг? И можно ли заподозрить авторов грамотно написанной листовки, да еще отпечатанной на пишущей машинке, в хулиганах, громивших ночью обком и бессмысленно метавшихся по зданию, размахивая ремнями. Предположение (не предположение даже, а догадка), которая приходит в голову, шокирует. Не попытался ли кто-то из местных русских начальников или работников «органов» использовать беспорядки для провокационной цели - подтолкнуть ЦК КПСС к силовому решению чеченской проблемы, возрождению репрессивного духа сталинского времени и особого статуса полицейских сил? Из других источников нам, например, известно, что в это время в городе находилось несколько бывших сотрудников НКВД, виновных в незаконных (даже по сталинским меркам) расстрелах мирных чеченцев еще в 1943 г. Земля под ними горела - очевидцы расправ добивались наказания преступников¹. В дошедшей до нас информации МВД есть еще несколько темных мест. Что случилось с неизвестным работником консервного завода, который выезжал в поселок Черноречье и, по сведениям милиции, играл «наиболее активную роль в разжигании национальной вражды и подстрекании рабочих на беспорядки». Этим человеком занималось КГБ. Однако никаких следов следствия и суда над ним в делах надзора за следствием в органах госбезопасности Прокуратуры СССР нет. А если официального следствия не было, то почему? Почему так легко спустили на тормозах дело организаторов похорон? Только ли потому, что не хотели раздражать население? Ничего не удалось найти и о той девятке из числа организаторов похорон, которыми тоже занималось КГБ. Чуть ли не целая организация действовала, листовки печатали - и ничего! Непонятно и бездействие тайной полиции, знавшей о плане превращения похорон в митинг протеста, но не ничего не предпринявшей. Все, что было сделано, хотя коряво и безуспешно, было сделано партийными органами и милицией. Почему толпа, как мы увидим ниже, весь день 27 августа с удивительной настойчивостью и целеустремленностью добивалась связи с Москвой и сделала все, чтобы о событиях стало известно в центре? Сказанное ни в коей мере не ставит под сомнение спонтанный характер беспорядков в Грозном и стихийную самоорганизацию бунтовщиков. Но невозможно избавиться от мысли, что кто-то, «по известной ему причине», как пишут в милицейских протоколах, помог волнениям развернуться в полную силу. И не был ли этот «кто-то», также как и причины его действий, известен КГБ.

С 8 часов утра на площади перед обкомом снова стала собираться толпа. Раздавались выкрики с требованием вызвать представителей из Москвы. В 10 часов часть собравшихся, несмотря на уговоры, оттеснила охрану и через главный подъезд ворвалась в здание. Секретаря горкома Шепелева на руках вытащили на площадь и заставили выступать. Как это часто бывает в подобных случаях, действия толпы не отличались логичностью. Когда Шепелев, наконец, начал говорить, раздались «дикие выкрики и свист». Теперь его не хотели слушать.

27 августа. Полдень. Митинг. Захват обкома. Погром.

Утренняя атака на обком захлебнулась. Бунтовщиков удалось вытолкать из здания. Но толпа не расходилась, готовилась к новым атакам - у нее уже был опыт многократных «прорывов». К полудню на площади собралось уже более 1000 человек. Здесь же оказалась грузовая автомашина, в кузове которой стоял стол и был установлен микрофон. У микрофона выступала некая женщина в возрасте 20 - 25 лет среднего роста, полная, одетая в розовое платье. Она призывала направить делегацию на заводы и фабрики, остановить их работу до тех пор пока не освободят 50 задержанных ночью. Она же объявила, что химический завод и завод «Красный молот» уже остановлены. На самом деле они продолжали работать. Выступал также неизвестный мужчина старше 40 лет, среднего роста, в хлопчатобумажном костюме темного цвета и черной кепи. Он призывал к выселению чеченцев и ингушей, требовал освободить задержанных и прекратить работу на заводах.

Примерно в час дня от митингующих откололась большая группа хулиганов, снова ворвалась в обком и заполнила все помещения. Неоднократные попытки очистить здание успеха не имели. Погромщики ломали мебель, били стекла в окнах, графины и стаканы, разливали чернила, рвали настольные календари, выбрасывали на улицу деловые бумаги, кричали, свистели. В столовой обкома были открыты все водопроводные краны и краны газовых горелок. К счастью, коммунальщики довольно оперативно прекратили подачу газа в здание. На крыше здания горела бумага.

Некоторые участники беспорядков призывали бить чеченцев и «устранить» руководителей местных республиканских и партийных органов. Погромщики попытались использовать местную радиотрансляционную сеть для выступлений перед толпой. Однако одному из коммунистов удалось вывести радиовещание из строя.

Опасались захвата оружия. Участники нападения действительно искали комнату, где оно хранилось. К счастью, его успели перенести в безопасное место. Напуганные работники обкома просили вооружить их для самообороны. Этого, тоже не сделали - не было разрешения 1-го секретаря. И слава Богу!

Попытки уговорить нападавших ни к чему не привели. Толпа набрасывались на «начальников», избивала их, рвала одежду. Некоторые руководящие работники обкома КПСС и Совета Министров автономной республики укрылись от хулиганов в подвальных помещениях обкома, другим удалось уйти через запасные выходы.

В это же время на улицах города отдельные группы участников беспорядков останавливали автомашины - искали чеченцев. Опасаясь нападения хулиганов, «руководящий состав и значительная часть сотрудников МВД и райотделов милиции сняли форменную одежду».

Около 400 человек коммунистов, посланных Сталинским и Ленинским райкомами КПСС, пытались образумить толпу. Их не слушали, им угрожали, и ничего сделать эти люди не сумели.

27 августа. Между 5 и 7 часами вечера. Нападение на МВД и КГБ

Около пяти часов дня группа хулиганов набросилась на заместителя министра внутренних дел республики Шадрина. Требовали освободить задержанных 26 августа. Заверениям, что всех задержанных выпустили еще утром, не поверили. Переодетые сотрудники милиции попытались освободить своего начальника, но им это не удалось. Шадрина силой повели в МВД и, несмотря на сопротивление охраны, всей толпой ворвались в здание. (В это же время другая часть погромщиков ворвалась в здание КГБ. Подробности этого эпизода в доступных нам документах отсутствуют).

Оружия сотрудники МВД не применяли, пытались уговаривать. Их не слушали, открывали двери служебных комнат, искали задержанных. Около здания МВД был избит милиционер. Примерно 250 человек с криком и свистом проникли во двор, а затем в камеру предварительного заключения (КПЗ). Там в это время находились в том числе и убийцы рабочего Степашина. Однако на них почему-то не обратили внимания -хотя, казалось бы, должны были отреагировать «на чеченцев». Интересовались только ночными хулиганами. Поверили, что всех отпустили, только после заверений сидевших в камерах. Потребовали у начальника КПЗ адреса освобожденных. Пробыв в КПЗ около полутора часов и получив адреса, толпа ушла из помещения. На прощанье разбили телефонный аппарат и сорвали погоны с начальника КПЗ. Взяли милицейскую машину и отправили несколько человек по городу -проверять сообщение об освобождении.

Остальные погромщики вернулись на площадь к обкому. Там бушевала стихия. Некоторых работников обкома заставляли выступать перед толпой. В 18 часов 30 минут на место событий прибыли 2 пожарных машины, якобы для тушения пожара. Одну тут же опрокинули, у другой - повредили электропроводку и выпустили воздух из шин.

27 августа. Вечер. Шваюк: «проект резолюции».

Около 8-9 часов вечера в захваченный обком пришел Георгий Шваюк и принес написанный им «проект резолюции». Шваюк родился на Северном Кавказе в 1914 г. в семье служащих. Имел высшее образование и работал старшим инженером-гидротехником Гудермесского совхоза Чечено-Ингушской АССР. 27 августа он приехал в Грозный, где у него была квартира, из Гудермеса. «В автобусе, - рассказывал Шваюк на суде, - я услышал разговор. Говорили о том, что назначается митинг по поводу зверского убийства работника химзавода... в порыве гнева по поводу услышанного, я дома написал проект резолюции митинга и поехал на площадь. Прибыв на площадь, я зашел в обком партии, где этот проект резолюции отдал двум комсомольцам».

Автор «проекта» на короткий срок стал идеологом беспорядков, попытавшимся облагородить действия погромщиков осмысленными политическими требованиями. Сам Шваюк на суде виновным себя не признал и заявил: «...свои действия не отрицаю и считаю их не преступными», - добавив: «мой проект не направлен на разжигание национальной вражды».

В документе говорилось:

«Учитывая проявление со стороны чечено-ингушского населения зверского отношения к народам других национальностей, выражающегося в резне, убийстве, насиловании и издевательствах, трудящиеся города Грозного от имени большинства населения республики предлагают:

1. С 27 августа переименовать ЧИ АССР в Грозненскую область или же многонациональную советскую социалистическую республику.

2. Чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10 % от общего количества населения...

4. Лишить всех преимуществ чечено-ингушское население по сравнению с другими национальностями...».

Этот шовинистический «проект» был немедленно размножен на пишущих машинках и оглашен участникам беспорядков. Нашли его через несколько часов в здании обкома вместе с копиями, отпечатанными на обкомовских бланках¹.

27 августа. 9 часов вечера. «Свяжите нас с Москвой»

Около 9 часов вечера толпа, убедившись, что задержанные прошлой ночью на свободе, и чувствуя вакуум власти, задалась новой целью: немедленно добиться «главной правды» у «верховного арбитра» - «Правительства», ЦК КПСС. Под красным знаменем или транспарантом, взятым в здании обкома, что, очевидно, имело символический смысл для погромщиков и как бы превращало их действия из уголовного преступления в «слово и дело государево», бунтовщики направились на городскую радиотрансляционную станцию.

Хотели говорить с Москвой.

Возглавлявший эту группу мужчина лет пятидесяти, одетый в спецовку синего цвета, в соломенной шляпе, кричал что он житель поселка Черноречье и «ему надоело терпеть бесчинства чеченцев, из-за которых нельзя вечером выйти на улицу». Что делал этот чернореченец в Грозном, когда весь поселок справлял поминки по убитому, почему следствие настойчиво утверждало, что чернореченцы в беспорядках не участвовали, кто, наконец, был этот странный руководитель погромщиков в соломенной шляпе - еще одна загадка грозненской истории.

Охранявшие станцию солдаты (всего три человека) толпу в здание не пустили - загородили вход. Погромщики, натолкнувшись на отпор, повели себя необычно - насилие применять не стали, а мирно удалились. Отправились попытать счастья в другом месте - на междугородную телефонную станцию. На этот раз они действовали более решительно, но охрана применила оружие и ранила двоих человек - мужа и жену (мужчина вскоре умер в больнице, а женщине пришлось ампутировать руку). Еще одна женщина получила случайное ранение. Толпа хотела расправиться со стрелявшими солдатами, но они сумели укрыться в помещении. Ворвавшись в здание, погромщики потребовали соединить их с Москвой. Особенно активна была некая молодая женщина 19-20 лет, одетая в костюм темного цвета, «которая с дерзкой настойчивостью требовала немедленного соединения с Москвой». По сведениям МВД, «разговора с Правительством» на этот раз не было. Работники телефонной станции заявили, что повреждена линия связи. Зато у двух телефонисток после визита толпы пропали дамские сумочки.

Лишь с третьей попытки, с городской почты, участники волнений дозвонились, наконец, в Москву. Разговор вел автор «проекта резолюции» Шваюк. Именно он, по мнению суда, был «инициатором разговора по телефону с приемной секретариата ЦК КПСС». Как рассказал сам Шваюк, телефонистка «соединила нас с Москвой, но т.к. по телефону некому было говорить, то мне передали трубку. Я стал разговаривать с Москвой, с приемной 1-го секретаря ЦК партии. Я у него спросил: «Знаете ли Вы о том, что творится в Грозном, что народ ждет представителей из Москвы, что нужно положить конец зверским убийствам, дело дошло до того, что некоторые требовали возвращения Грозненской области и выселения чеченцев...»»¹. Что Шваюк услышал в ответ (наверное, обещание разобраться), и с кем он на самом деле разговаривал - неизвестно.

Пока участники беспорядков добивались связи с Москвой на площади у обкома произошел странный эпизод, очень похожий на провокацию. В 22 часа 30 минут к обкома подъехал автобус. Его водитель взобрался на крышу автобуса и заявил, что он, якобы, перевозил убитых людей и кровью убитых испачкан весь салон. Люди бросились к автобусу, кто-то хотел задержать водителя. Толпа заступилась, и он вскоре уехал. По сведениям МВД, личность водителя была установлена, а его делом занималось КГБ. Никаких документов о том, что оно (это дело) дошло до суда нам найти не удалось.

Ночь с 27 на 28 августа. На вокзале.

Все под тем же красным знаменем около 300 человек прямо с почты отправились на городской вокзал. За полчаса до этого линейное отделение милиции на станции получило предупреждение от МВД. Однако подготовиться к встрече не успели. Толпа почти на два часа задержала отправление пассажирского поезда Ростов-Баку. На рельсы набросали камни, костыли, похитили ключи от двух стрелок. Б0льшая часть толпы собралась возле паровоза. Раздавались античеченские выкрики. На вагонах делали какие-то «провокационные надписи». Некоторые агитировали пассажиров. Другие бегали по вокзалу в поисках чеченцев. Двух человек нашли и избили. Кто-то продолжал целеустремленно добиваться связи с ЦК - хотели послать телеграмму. Наряд милиции сумел эту телеграмму изъять. (Вообще на всем протяжении событий местные партийные власти и милиция делали все, чтобы подтвердить расхожий миф о плохих местных начальниках, скрывающих правду от справедливого Центрального Комитета).

В полночь в Грозный были введены войска. Через 20 минут они были на станции. Толпа сопротивлялась - забрасывала военных и железнодорожников камнями. Солдаты, действуя прикладами и не открывая стрельбы, быстро подавили сопротивление. С вагонов были стерты надписи, с путей убрали посторонние предметы. Меньше чем через час поезд отправился по назначению.

Беспорядки были прекращены. Четыре дня в городе действовал комендантский час. До 30 августа охрану важнейших объектов и патрулирование по городу осуществляли армейские подразделения.

29 августа. Городской рынок. «Агитация» безработного Ковалева.

Напряжение в городе спало не сразу. 29 августа на городском рынке пьяный безработный Ковалев «выражался неприлично в адрес Хрущева и правительства, называл их дармоедами, что живут они за счет трудящихся», ругался на чеченцев, кричал «Долой Чечено-Ингушетию!» и даже говорил, что пойдет по заводам агитировать за восстание¹. Обиженный на жизнь, с растроенными нервами, постоянно готовый к пьяной агрессии, он одинаково ненавидел и чеченцев и Хрущева, был зол на весь мир. Именно люди этого психологического типа, «базарные хулиганы», придавали действиям толпы жестокий погромный характер, а потом в большинстве своем растворились в городе, оставаясь потенциальным источником этнической напряженности и политически окрашенной злобы.

Количество жертв. Поиск виновных. Аресты. Следствие. «Профилактические меры».

В результате беспорядков пострадало 32 человека, в том числе 4 работника МВД и милиции республики. Два человека (из числа гражданских ) умерло, 10 были госпитализированы. В числе пострадавших оказалось много официальных лиц - секретарь обкома КПСС, заместитель министра внутренних дел республики, заместитель начальника районного отделения милиции, два оперативных уполномоченных милиции, лектор Грозненского горкома КПСС Осадчий И. С., а также два преподавателя Нефтяного института (судя по фамилиям - русский и украинец), шофер-чеченец и другие. В списке пострадавших очень мало людей с чеченскими фамилиями - лишнее доказательство того, что волнения, начавшиеся под античеченскими лозунгами, явно переросли рамки этнического погрома и превратились в бунт против власти. Отсюда и вывод МВД о том, что беспорядки в Грозном «по своему характеру являлись антисоветским выступлением»²⁹¹.

После событий органы МВД тщательно «профильтровали» город. На поддержку приехало много квалифицированных оперативников из Москвы и из других автономных республик и областей. Была создана специальная следственная группа, занимавшая расследованием и «выявлением главных организаторов и подстрекателей беспорядков». Все сотрудники органов МВД были ориентированы «на выявление участников беспорядков, лиц ведущих провокационные разговоры среди населения города и задержание разыскиваемых». Через участковых уполномоченных вели наблюдение за обнаруженными зачинщиками. К 15 сентября было взято на оперативный учет 273 участника массовых беспорядков и хулиганов. Задержано к этому времени было 93 человека, из них арестовано 57, отобрана подписка о невыезде у 7 человек. 9 человек были переданы в КГБ, 2 человека - в прокуратуру. Органы КГБ арестовали 19 организаторов и активных участников беспорядков. Милиции возбудила 58 уголовных дел на 64 человека, из которых 8 человек были моложе 18 лет, 27 - от 19 до 25 лет, старше 25 лет - 29 человек. Среди арестованных был 31 рабочий и 26 безработных. 14 имели в прошлом судимость, 29 - участвовали в беспорядках в двух и более местах¹. Неясным же сих пор остается только одно. В материалах отдела по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР нам не удалось обнаружить никаких следов этих широкомасштабных арестов и следствия - хранятся только несколько малозначительных, периферийных, случайных дел. Где остальные - неизвестно.

Я допускаю, что преступления людей, арестованных МВД, могли квалифицироваться как, например, злостное хулиганство и не попасть на контроль отдела. Но куда испарились арестованные КГБ? Неужели ни на одного участника массовых беспорядков в Грозном не было заведено надзорных производств, никто не обжаловал приговор, не было просьб о помиловании и т.д.? Создается впечатление, что надзорные дела либо изъяты из общего секретного делопроизводства (почему?), либо материалы следствия так и не дошли до суда. Между прочим, аналогичный пробел существует в надзорных производствах по делам о другом, тоже довольно неясном событии 1950-х гг. - массовых выступлениях населения Тбилиси в поддержку Сталина в 1956 г.

Власти не только «профильтровали» население города, но и «почистили» его. Выявлялись «лица, не занимающиеся общественнополезным трудом, ведущие паразитический образ жизни и склонные к совершению уголовных преступлений для решения вопроса об удалении из гор. Грозного». На 15 сентября 1958 г. таких оказалось 365 человек (167 ранее судимых, 172 не работавших, 22 проститутки, 32 нищих и т.д.)²⁹².

15-16 сентября состоялся суд над убийцами рабочего Степашина. Один из них был приговорен к расстрелу, другой - к 10 годам лишения свободы и 5 годам «поражения в правах». Эксцессов во время суда в городе не было.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.