8. Пиррова победа?

8. Пиррова победа?

У советских людей к советско-финляндской войне особый счет. После гражданской она стала первой войной, которая так взбудоражила нашу страну, принесла во многие семьи горе и страдания. Правда, после первых дней декабрьских боев она проходила мимо сознания большинства советских людей, и прежде всего тех, кто не получал похоронок и вообще знал о ней только по публикуемым в печати победным реляциям.

Одним из тех, кто испытал подобное чувство, был и Константин Симонов. Он гордился тем, что был активным участником боев, только что завершившихся на реке Халхин-Гол в Монголии. Но, как вспоминал он позже, было нечто такое, что мешало «душевно стремиться на эту войну Советского Союза с Финляндией так, как я стремился, даже рвался попасть на Халхин-Гол…».

Война «кончилась, – писал он далее, – в итоге удовлетворением именно тех государственных требований, которые были предъявлены Финляндии с самого начала, в этом смысле могла, казалось бы, считаться успешной, но внутренне все мы пребывали все-таки в состоянии пережитого страной позора…» Правда, продолжал писатель, «с подобной прямотой об этом не говорилось вслух, но во многих разговорах такое отношение к происшедшему подразумевалось. Оказалось, что мы на многое не способны, многого не умеем, многое делаем очень и очень плохо»[532].

По своим личным наблюдениям и на основании бесед с Молотовым Шуленбург уже в начале января 1940 г. пришел к выводу, что советско-финляндская война была непопулярна среди советских людей. Страх перед предстоящей большой войной, сглаженный заключением советско-германского договора, снова вспыхнул в связи с началом советско-финляндской войны, докладывал он в Берлин. Настроение людей падает в связи с неудачами на фронте, население опасается повышения цен, вызывает беспокойство прибытие с фронта большого количества обмороженных красноармейцев[533]. Аналогичную информацию направляли своим правительствам и посольства других стран в Москве.

Некоторые государственные деятели Финляндии давали свою оценку политике финских правящих кругов накануне войны. Например, Ю. Паасикиви еще в 1946 г. отмечал, что в 20–30-х годах Советская Россия была слаба и в Финляндии полагали, что она «будет всегда находиться в таком состоянии и должна быть оттеснена в восточный угол Финского залива, который настолько узок, что, как нам говорили русские в Тарту, в нем крупный корабль вряд ли может повернуться. Но в 1939 г. дело обстояло иначе»[534].

Нельзя не согласиться с президентом Финляндии У. Кекконеном, который отмечал, что безопасность как Финляндии, так и Ленинграда – это проблема вековой давности и попытка разрешить ее войной никогда не приводила к успеху. «Национальные предрассудки и политическое недоверие не давали возможности найти решение этой проблемы на путях сотрудничества, основанного на взаимном доверии. Надо было пройти через ужасные страдания, прежде чем мы смогли прийти к выводу, что самая лучшая гарантия безопасности в отношениях между Финляндией и Советским Союзом – это доброе соседство, основанное на взаимном доверии, что включает в себя также уважение самобытной жизни другой страны»[535].

Установившиеся в послевоенное время добрососедские взаимоотношения между СССР и Финляндией не препятствуют, а, наоборот, предполагают всестороннее и объективное рассмотрение трагических страниц в истории наших стран, и, разумеется, особенно войны 1939–1940 гг., в интересах дальнейшего укрепления этого добрососедства. В одном из своих заявлений 19 сентября 1974 г. президент Финляндии У. Кекконен сказал: «Дело не в том, чтобы стыдиться мрачного прошлого, даже если оно обагрено кровью. Из такого прошлого надо извлекать уроки»[536]. Призыв извлечь уроки из прошлого касается, очевидно, и Советского Союза.

Официальные представители Финляндии отвергают утверждения, что именно их страна начала войну против СССР или спровоцировала ее. Об этом, в частности, заявил глава финской делегации на переговорах в Москве в марте 1944 г. Ю. Паасикиви, и Молотов, по существу, с ним согласился[537].

Преемник Паасикиви на посту президента Финляндии Урхо Кекконен, который в начале 50-х годов участвовал в переговорах в Москве, вспоминая о беседе с Молотовым, отмечал: «Я высказал сожаление, что события прошлого приняли такой оборот, и сказал, что не знаю, была ли в этом вина только Финляндии, и что, возможно, Финляндия явилась главным виновником. Молотов ответил, что и мы тоже были виноваты. Следовательно, обоюдное подозрение вызвало не лучшие действия обеих сторон»[538].

Как показал более чем 40-летний послевоенный опыт, обе соседние страны постоянно расширяли и углубляли свое сотрудничество на благо обоих народов. Миролюбивый внешнеполитический курс Финляндии вошел в историю под названием «линии Паасикиви – Кекконена».

Таковы были политические уроки, извлеченные государственными деятелями и народами обеих стран из этой злополучной войны.

Но эта война преподнесла, и в первую очередь нашей стране и ее Вооруженным Силам, немало поучительных военно-оперативных уроков. Правда, в официальной пропаганде действия советских войск преподносились в мажорной тональности. В печати, особенно в «Красной Звезде», публиковались репортажи о массовых подвигах советских воинов, о высоком уровне советского военного искусства и т. д. Целые газетные полосы занимали списки Героев Советского Союза и награжденных высшими государственными орденами.

Но вместе с тем по служебной, закрытой линии принимались срочные и радикальные меры по исправлению выявленных пороков в нашем военном строительстве, по совершенствованию боевой и политической подготовки войск. Главное командование Красной Армии сделало серьезные самокритичные выводы как из самого факта советско-финляндской войны, так и из того влияния, которое она оказала на международную обстановку в Европе. По докладу Ворошилова итоги войны были обсуждены на внеочередном Пленуме ЦК ВКП(б), проходившем в марте 1940 г. сразу же после прекращения военных действий. Затем в середине апреля 1940 г. состоялось расширенное заседание Главного военного совета с участием руководящего командного состава действующей армии вплоть до командиров дивизий.

Было признано, что в ходе войны Красная Армия приобрела опыт прорыва мощного укрепленного района в условиях суровой зимы, который послужил дальнейшему развитию тактики и оперативного искусства Красной Армии, улучшению организационной структуры, вооружения, совершенствованию управления войсками.

Вместе с тем отмечалось, что война стоила лишних жертв, которых можно было избежать, выдвигались предложения коренным образом улучшить качество вооружения, организацию, обучение и воспитание войск. Весьма громоздкими для данного театра оказались стрелковые дивизии с трудноуправляемыми тылами. Не существовало специальных лыжных подразделений – они стали создаваться лишь в ходе войны. Пехота не умела вести бой на лыжах, и в этом она во многом уступала финским солдатам. В ходе боев обнаружились серьезные пробелы в снабжении войск, в неудовлетворительном состоянии оказалась автомобильно-дорожная служба. Командный состав плохо знал противника, его организацию, вооружение, тактику. Командиры практически не понимали реальной опасности, которую представляла собой линия Маннергейма.

«Война с Финляндией показала, что уровень подготовки командного состава, его представление о войне и бое оказались не вполне отвечающими действительным требованиям и реальным условиям современности. Это привело к лишним потерям, вскрыло низкую тактическую и стрелковую подготовку войск, неподготовленность некоторых командиров и начальников к управлению войсками в современном сложном бою и неумение правильно использовать технические средства борьбы»[539] – так докладывал в ЦК партии начальник политического управления Красной Армии армейский комиссар I ранга Мехлис 23 мая 1940 г. Причинами этих отрицательных моментов автор считал неправильное освещение интернациональных задач, такие установки в воспитательной работе советских воинов, как непобедимость Красной Армии, армия героев, абсолютное техническое превосходство Красной Армии и др. Мехлис с удовлетворением воспринял восстановление в армии в 1940 г. дисциплинарных (штрафных) частей, упраздненных в 1934 г.

Было признано, что способы использования танковых войск оказались неудовлетворительными. Отсутствовало массированное применение танков. С учетом этого опыта уже в мае 1940 г. было принято решение о создании шести танковых корпусов, затем еще трех, а с февраля 1941 г. началось формирование еще 20 танковых корпусов. Это были крупные соединения. Каждое из них по штату должно было иметь 36 тыс. человек, 1 031 танк, 268 бронемашин, 358 орудий и минометов, 352 трактора и 5 165 автомашин. Но их формирование шло медленно, не хватало техники и офицерского состава. Поэтому к 22 июня 1941 г. ни один из этих корпусов полностью укомплектован не был.

Война с Финляндией потребовала серьезно заняться производством минометов. В этом деле были достигнуты неплохие результаты. Если на 1 января 1939 г. Красная Армия имела более 3 тыс. минометов, то к 22 июня 1941 г. – уже 57 тыс.[540] Неоправданными оказались некоторые нормы снабжения войск, не хватало спецобмундирования для лыжников. Опыт первых недель советско-финляндской войны показал нецелесообразность создания ударной и сковывающей групп боевого порядка, так как сковывающая группа некоторое время бездействовала. В последующий период войны подобная тактика была отменена.

Была дана высокая оценка действиям авиации, которая наносила удары по железнодорожным объектам, военным заводам, портам в Ботническом заливе и правительственным зданиям в Хельсинки. Но отмечалась слабая подготовка штурманского состава, что влияло на точность бомбовых ударов.

Обеспеченность финских войск автоматическим оружием, которое применялось весьма эффективно, подтолкнула советское командование серьезно заняться этой проблемой. К началу гитлеровской агрессии было произведено 100 тыс. автоматов, что было крайне мало для многомиллионной армии. Слабым местом в действиях советских войск было неумелое взаимодействие между наземными силами и авиацией, а также между соединениями и частями.

В морально-политическом плане слабой стороной было то, что рядовые воины не понимали целей войны, а политработникам трудно было обосновывать эти цели.

Опыту войны были посвящены и письма ее участников, адресованные Ворошилову. В них высказывались мнения не только о действиях наших войск, но и финской армии. Так, в одном из таких писем командарм II ранга Н. Н. Воронов отмечал, что финские войска отличаются высокой одиночной тактической и стрелковой подготовкой. Они умело владеют лыжами, превосходные снайперы, для освещения местности часто используют ракеты, четко ориентируются на местности. Хорошо продумана экипировка солдат. Вместе с тем финны, будучи сильны в обороне, слабо подготовлены к наступательным действиям. Основной вид таких действий – это просачивание мелких подразделений в наши фланги и тылы. Финская армия располагает устаревшей артиллерией при острой нехватке снарядов[541].

Анализу действий Красной Армии в советско-финляндской войне большое внимание было уделено в акте приема-сдачи Наркомата обороны СССР в мае 1940 г., когда наркомом обороны вместо Ворошилова был назначен Маршал Советского Союза Тимошенко. В этом документе говорилось, в частности, что представления командного состава Красной Армии о войне не вполне отвечают действительным требованиям и реальным условиям, в которых протекает современная война.

Ссылаясь на опыт советско-финляндской войны, авторы документа пришли к выводу: «Глубоко укоренился вредный предрассудок, что якобы население стран, вступающих в войну с СССР, неизбежно и чуть ли не поголовно восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии, что рабочие и крестьяне будут нас встречать с цветами… Война в Финляндии показала, что мы, не ведя политической разведки в северных районах, не знали, с какими лозунгами идти к этому населению и как вести работу среди него. Мы часто обращались в своей пропаганде к финским крестьянам северных районов, как к труженикам, а оказывается, этот крестьянин шюцкоровец – крупный кулак. Столкновение с действительностью нередко ошарашивало нашего бойца и командира, знавшего население зарубежных стран по трафаретным лозунгам и упрощенной пропаганде»[542].

Действительно, высшее советское военное руководство было дезориентировано старыми стереотипами о готовности всего «рабочего класса капиталистических стран» встать на защиту Советского Союза. Так, в оценочном докладе генштаба Ворошилову от 10 ноября 1939 г. о положении в Финляндии утверждалось, будто «рабочие массы и беднейшие слои крестьянства выражают скрытое недовольство политикой правительства, требуют улучшения отношений с СССР и угрожают расправой всем, кто ведет политику, враждебную Советскому Союзу…»[543].

В свое время авторы «Краткого курса истории ВКП(б)» с восторгом отмечали способность Сталина – военного деятеля в годы гражданской войны – учитывать при разработке стратегических планов морально-политические аспекты. Речь шла, в частности, о «сталинском» плане разгрома Деникина с нанесением главного удара не со стороны донских степей с враждебным казачьим населением, а со стороны рабочего Донбасса, где Красной Армии будет обеспечена поддержка.

Если Сталин действительно обладал такими способностями, что весьма сомнительно, то при планировании войны против Финляндии он их не проявил. Сталин не знал морально-политической обстановки в стране, с которой он собирался воевать. Ознакомление с этим документом неизбежно приводит к выводу, что содержавшиеся в нем резкие и нелицеприятные оценки явились следствием осмысливания военно-стратегических уроков советско-финляндской войны и стремления Сталина найти очередных виновников в ряде провалов в области военного строительства»[544].

Свой «вклад» в дезориентацию советского руководства о положении в Финляндии внесли некоторые коммунисты и деятели Коминтерна, переоценившие просоветские позиции финских трудящихся. Кстати, это касалось не только Финляндии.

«Финская война была для нас большим срамом и создала о нашей армии глубоко неблагоприятные впечатления за рубежом, да и внутри страны, – рассказывал А. М. Василевский. – Все это надо было как-то объяснить. Вот тогда и было созвано у Сталина совещание, был снят с поста наркома Ворошилов и назначен Тимошенко. Тогда же Шапошников, на которого Сталин тоже посчитал необходимым косвенно возложить ответственность, был под благовидным предлогом снят с поста начальника Генерального штаба и назначен заместителем наркома с задачей наблюдать за укреплением новых границ»[545].

Разработанные на основе опыта советско-финляндской войны мероприятия были положены в основу плана повышения боевой готовности войск и частично сыграли свою роль в преддверии Великой Отечественной войны. Однако не все из них были реализованы к июню 1941 г.

Генеральные штабы Германии, Италии и их противников на Западе как в ходе советско-финляндской войны, так и особенно после ее окончания внимательно изучали состояние и действия советских войск. Военные атташе этих стран в своих донесениях были единодушны в оценке упорства советского солдата в обороне, что признавал и противник. Так, маршал Маннергейм в своих послевоенных мемуарах называл советского пехотинца «стойким и героическим»[546]. Подчеркивались отличные качества артиллерии, высоко оценивалось массированное применение танков и артиллерии. Однако весьма критически военные специалисты отзывались о профессионализме советских командиров всех рангов, их неумении организовать взаимодействие на поле боя, беззаботности относительно потерь и здоровья красноармейцев. В донесениях послов и военных атташе отмечался крайне низкий уровень воинской дисциплины в Красной Армии. Германский военный атташе докладывал, например, что «советские солдаты о дисциплине вообще не имеют никакого понятия».

На основании этих донесений в столицах западных держав делали далеко идущий, но все же ошибочный вывод об общей слабости СССР в военном отношении. В Лондоне и Париже считали, что Советский Союз не может рассматриваться как серьезный партнер в возможных переговорах о военном сотрудничестве.

Шведская газета «Тиденс тейн» в статье «Секреты Красной Армии» от 29 марта 1940 г. пришла к выводу, что «финско-русская война разоблачила больше секретов Красной Армии, чем любознательный разведчик узнал бы за 20 лет ее существования». Именно в Финляндии, считает автор, Красная Армия прошла свое настоящее испытание, ибо она столкнулась с первым серьезным противником, который славится своими лучшими солдатами-одиночками. Далее в подтверждение своего вывода автор ссылается на судьбу 44-й советской дивизии, которая была уничтожена финнами. Здесь финны захватили лучшее русское вооружение – новые орудия, противотанковые орудия, пулеметы и револьверы. Автор дает высокую оценку вооружению и боевому снаряжению солдат, созданному в России, что свидетельствует о способностях русских конструкторов.

Соответствующие выводы были сделаны и в Берлине. Гитлер утверждался во мнении, что СССР – это колосс на глиняных ногах, с которым нетрудно будет справиться в предстоящем военном столкновении. Еще в начале января 1940 г. германский посланник в Хельсинки Блюхер представил в МИД анализ состояния Красной Армии и ее действий. Он, в частности, писал, что на протяжении шести недель Финляндия представляет собой подопытного кролика, на котором испытывается качество Красной Армии и военная мощь большевизма. Автор приходит к выводу, что результат этого эксперимента однозначный: несмотря на превосходство в живой силе и технике Красная Армия терпела одно поражение за другим, оставляла тысячи людей в плену, теряла сотни орудий, танков, самолетов и в решающей мере не смогла завоевать территорию. «Правительство» Куусинена не нашло в стране никакого отклика, даже рабочий класс стоял против него.

Исходя из этих фактов, автор призывает подвергнуть основательному пересмотру немецкие представления о большевистской России. Мы исходили из ложных предпосылок, отмечал Блюхер, когда полагали, что Россия представляет собой первоклассный военный фактор, что большевизм со своим Коминтерном якобы оказывает сильное влияние на рабочие массы в других странах. Но в действительности Красная Армия имеет столько недостатков, что она не может справиться даже с малой страной и Коминтерну не удалось создать почву среди финнов, свыше 40% которых организованы в социалистическую партию.

С точки зрения экономической мощи России, продолжал Блюхер, эксперимент в Финляндии свидетельствует о том, что она уже на протяжении некоторого времени не представляет опасности для такой великой державы, как Германия, и поэтому на Востоке мы имеем свой тыл свободным. С господами в Кремле можно будет говорить совершенно другим языком, чем это было в августе – сентябре 1939 г.

В заключение Блюхер приходит к выводу: присоединение России к западным державам не стоит на повестке дня, так как финской авантюрой Россия себя сильно скомпрометировала и показала свою политическую и военную слабость. Автор призывал в отношении Москвы занять достаточно твердую позицию[547].

Тогда же по указанию Риббентропа донесение Блюхера было направлено Шуленбургу с предложением дать свою оценку действий Советского Союза в войне с Финляндией. Шуленбург пришел к следующим выводам.

На протяжении пяти недель войны Красная Армия не добилась заметных успехов. Причины медленного продвижения Красной Армии состоят в недостатках советской организации, особенно в вооружении и снабжении войск. Однако нельзя было сомневаться в том, что Красная Армия в конечном итоге победит. Это вопрос только времени. Нынешнее положение объясняется тем, что советское правительство к подобной войне недостаточно готовилось. Оно рассчитывало, что Финляндия пойдет на такие уступки, как это сделали Прибалтийские страны. Финляндское правительство неверно оценило ситуацию, что и вынудило Советский Союз прибегнуть к войне.

Война против Финляндии с самого начала была непопулярной среди населения СССР. Опасность войны, которая несколько ослабла после заключения советско-германского пакта, снова обострилась, особенно в результате неудач на фронте, возникших трудностей с продовольствием и под влиянием большого количества обмороженных красноармейцев, прибывающих в тыловые госпитали.

Что же касается позиции Швеции и Норвегии, докладывал далее Шуленбург, то Молотов заявил, что он предупредил их правительства о недопустимости с их стороны содействовать Англии и Франции во вмешательстве в конфликт. Скандинавские страны обещали соблюдать строгий нейтралитет. Молотов рассчитывает и на поддержку Германии.

На вопрос о возможности переговоров СССР и Финляндии Молотов ответил: «Поздно, слишком поздно». Прекращение войны, по мнению Шуленбурга, может нарушить английские планы, освободит Советский Союз от тяжкого бремени, а для Германии, если она окажет Советскому Союзу поддержку, будет означать рост ее престижа и уверенное получение железной руды из Швеции. Для достижения этих преимуществ необходимо выяснить: согласится ли Советский Союз на переговоры в сложившейся ситуации и какие условия он выдвинет. Считаю, писал Шуленбург, что возможность для переговоров существует при условии устранения Таннера, которого здесь считают «злым духом» проходивших прежде переговоров[548].

Применительно ко второй мировой войне задолго до ее окончания президент Рузвельт публично призвал вносить предложения относительно названия, которое должно быть присвоено этой войне. Позже он и Черчилль пришли к выводу, что правильнее будет назвать ее ненужной войной. Однако они ошибались: это была нужная война, ибо участвовавшие в ней народы антигитлеровской коалиции совершили великое дело – разгромили фашизм. Ненужной была другая война – советско-финляндская, которая принесла много горя и страданий народам обеих стран.

Не только Финляндии и Советскому Союзу, но и всем странам эта война напомнила, как важно проявлять государственную мудрость, гибкость и рассудительность, взвешивать все «за» и «против», прежде чем принимать ответственные решения. Что же касается безопасности обеих стран, то самой лучшей ее гарантией было бы доброе соседство, основанное на взаимном доверии и уважении. Нашим народам следовало бы помнить об этом всегда. Даже полвека спустя мы не можем рассматривать эту войну только лишь как факт истории. Наш долг – сказать правду народам обеих стран об этой войне, извлечь из нее такие уроки, которые послужили бы не только углублению добрососедских отношений между нашими странами, но и совершенствованию теории и практики современных международных отношений в целом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.