11
11
Запасы продуктов иссякли. Чтобы не оставлять следов, не ходили даже за картошкой. Однажды Максиму удалось убить кабана. Некоторое время питались его мясом, которое без хлеба и соля было невкусным. Обещанные штабом продукты, снаряжение и боеприпасы должны были сбросить этой ночью. Об этом накануне была получена радиограмма.
После долгих поисков выбрали место между озёрами Волиско и Лазьно среди болот, подальше от человеческих жилищ. Решили сообщить его точные координаты в штаб незадолго до вылета самолёта, с тем чтобы, в случае перехвата радиограммы, немцы не успели бы расшифровать её и помешать операции.
Приняв по радио условный сигнал, отправились в путь вдесятером и через два часа были на месте. Самолёт должен был прилететь в 22.30. Расположились треугольником. В середине его, на поле, заросшем редким леском, должны были сбросить парашюты с грузом. Светящиеся стрелки часов медленно отсчитывали время, может быть, даже слишком медленно. Было около 22.00, когда с востока послышался вначале слабый, а затем постепенно усиливающийся гул моторов. Одновременно где-то вдалеке ночную темноту начали разрезать ножницы прожекторов и светящиеся ленты трассирующих пуль и снарядов, Вспышки разрывов и лучи прожекторов то и дело озаряли небо. Видимо, летела большая группа советских самолетов.
Издалека до разведчиков доносилось глухое эхо взрывов сброшенных бомб; замёрзшая земля и морозный воздух усиливали звук. Затем такое же эхо начало доноситься чуть ли не со всех сторон леса, а сильнее всего — из района Гижицко и Венгожева. Воздух дрожал от бомб, рёва проносившихся над пущей самолётов. Бомбёжка фашистских очагов сопротивления была, судя по всему, широко задумана.
Стрелки часов приближались к 22.30. В грохоте бомб и зенитных орудий, а также рёве бомбардировщиков трудно было разобрать гул их самолёта.
Он появился неожиданно со стороны Круклянок, низко летя над лесом. Тамара услышала в наушниках условный сигнал. Три фонарика — Генрика, Андрея и Тамары — вспыхнули одновременно, а мгновение спустя засветились огоньками остальные две вершины треугольника. Разведчики размахивали фонариками над головой. Самолёт развернулся и прошёл над лесом так низко, что на фоне чёрного неба они увидели его силуэт. Три приближавшихся к земле парашюта были уже отчётливо видны. Ветер относил их на восток. Побежали за ними. Гул самолёта доносился всё тише и тише. Два парашюта с мешками нашли сразу же. Третий искали около часа.
До базы, которая находилась в зарослях над Чарчей Стругой, было далеко, и разведчики добрались туда лишь на рассвете. Сразу же начали распаковывать мешки. Там были батареи для радиостанции, боеприпасы, консервы, сигареты, спирт, шоколад и другие необходимые вещи. Разведчики с жадностью набросились на хлеб, которого не видели уже давно.
В тот день вести наблюдение за шоссе отправился лишь один дозор. Остальные приводили себя в порядок, брились, меняли бельё, чистили оружие и подгоняли по своей фигуре одежду самокатчиков и фельдфебеля. Семь разведчиков после долгой возни с великоватыми им немецкими мундирами, шинелями и фуражками приняли вид солдат вермахта. В этот день отмечали небольшой юбилей — третью неделю пребывания во вражеском тылу, па земле врага, где на каждом шагу их подстерегала опасность. Тамара и Наташа приготовили праздничный ужин. Было горячее, консервы, спирт. За исключением двух разведчиков, стоявших в охранении, все остальные уселись на плащ-палатках. Тони и Максим сыпали остротами, донимая прежде всего Тамару, в которую были тайком влюблены чуть ли не все разведчики. Она с улыбкой отмахивалась от их ухаживаний, заявляя, что в Ленинграде у неё остался жених.
Пошёл дождь с мокрым снегом, в ветвях деревьев бушевал ветер. В лесу время от времени слышались какие-то жуткие завывания и вопли. Спирт согревал тело и прибавлял бодрости. Ожили воспоминания. Тони был москвичом. Он тосковал по московским бульварам и какой-то Ольге, сомневался, останется ли она ему верна, не получая от него столько времени писем.
Андрей был родом из Крыма. Все завидовали тому, что он живёт в этом чудесном солнечном крае, в одном из прекраснейших уголков мира, а он с гордым видом затянулся дымом папиросы и попросил минуту внимания.
— Как только кончится война, я приглашаю всех вас к себе, — сказал он с улыбкой на смуглом лице. — Отец мой садовод, мать и брат тоже. У нас отличный домик на склоне горы. Оттуда открывается вид на море. Если бы вы только знали, как хорошо у нас в Крыму!.. Я не умею рассказывать. Чтобы описать всю эту красоту, надо быть Пушкиным. Для всех место найдётся. Тебя, Тамара, с Тони, чтобы вы не ругались, помещу в красивой беседке в саду.
Тамара запротестовала, а все разразились смехом. Андрей продолжал:
— Генрик, ты тоже приедешь. Будешь почётным гостем. Мы друзья навсегда. Ты понимаешь русское слово «навсегда»? Объездим весь Крым.
А Тамару такая перспектива явно привела в мечтательное настроение.
— Послушайте, — сказала она. — Генрик приедет в Ленинград, по дороге заберём Тони и других и нагрянем к тебе, Андрей, все вместе. Наймём яхту и поплывём по Чёрному морю…
Сергей, выполняя обязанности тамады, снова наполнил кружки. Андрей, едва не пролив спирт, обнял Генрика за шею:
— Генрик, выпьем за дружбу навсегда.
Чокнулись кружками так, что они даже звякнули, и всем вдруг захотелось обнять Генрика. В результате чуть было не сбили палатку. Он, немного смущённый этим коллективным проявлением дружбы, благодарил всех, точно не зная за что.
Тони, который был уже навеселе, умолял разрешить ему спеть. К его просьбе присоединились и другие. Генрик и Андрей выглянули наружу. Ветер и дождь со снегом ворвались в палатку. Тамара и Наташа затянули «Тёмную ночь», остальные подхватили. Слова песни как нельзя лучше передавали атмосферу этой ночи в лесу. Долго палатки гудели, как ульи. О том, что они находятся на вражеской земле, далеко от своих, что повсюду их подстерегает безжалостная, беспощадная смерть, все, казалось, забыли.
Где-то после полуночи легли спать. Закутавшись в плащ-палатки и полушубки, первыми захрапели Андрей и Сергей. Генрик не спал. Не мог понять, то ли выпитый спирт, то ли недавние беседы и песни шумели у него в голове. Яростные порывы ветра рвали брезент палатки. Генрик перевернулся несколько раз с боку на бок, подложил поудобнее руку под голову и начал прислушиваться к стонам бушевавшего ветра. Мысленно возвратился на родную Сувальщину, к своим, обошёл все уголки родного дома в Немцовижне. Вспомнил, что окна в комнате, где он спал с братьями, выходили в лес. Раньше в такие ночи, как сегодня, он любил, погасив свет, отдёрнуть занавеску на окне и всматриваться в таинственно шумевший бор. Мысли побежали дальше. Кристина… Сувалки уже освобождены от немцев. Интересно, что она сейчас делает? Предчувствует ли, что с ним происходит? Думает ли о нём временами? От этих размышлений сон не приходил, и он невольно вернулся мыслями к действительности. Начал вспоминать, что сделано ими с того момента, как они покинули Каунас: наблюдение за шоссе и железной дорогой, вылазки в Гижицко и Венгожево, встреча с жандармами в Круклянках, фельдфебель, шестеро самокатчиков. Много или мало? Скорее всего, мало. Что бы ещё сделать? Он хорошо знал своих разведчиков. Каждый был смел до безрассудства и находчив. А что, если попытаться организовать налёт на какой-нибудь штаб?… Захватить документы, планы… Кого-нибудь из высокого начальства… Но как? Кого? Где? Мысли перескакивали с события на событие, с одного лица на другое. В голове рождались различные проекты, реальные и фантастические. Помехой в реализации многих из них было установившееся затишье на фронте, отсутствие наступательных операции. Неизвестно было самое главное: когда придут наши? Здесь, в этих редких лесах, если немцы организуют крупную облаву, долго не продержаться.
Он заснул лишь под утро.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.