5

Наступило, по мнению Генрика и Эдека, время возвращаться в родные края. По этому вопросу они и пошли посоветоваться с полковником. Их намерение не вызвало у него удивления. Задание, возлагавшееся на них, было выполнено. С Эдеком всё обстояло просто: оформление его демобилизации и возвращение в Сувалки было делом двух дней. С Генриком же разведотдел расставаться не хотел. Полковник предложил ему остаться на постоянной службе, поступить в военное училище. Но Генрик считал, что его место в новой Польше, что там он теперь нужнее. Правда, наскоро и не до конца залеченные раны всё ещё давали о себе знать, но он на это особого внимания не обращал. 15 мая 1945 года Эдек отправился в свою родную Немцовижну, где уже находился отец. Генрик тем временем исполнял последние формальности, связанные с переводом в польскую армию.

В Сувалки он поехал вместе с советскими офицерами на их автомашине. Уже подъезжая к знакомым местам, Генрик почувствовал, как у него сильнее забилось сердце. Он попросил, чтобы машина шла медленнее. Когда из-за холма вынырнула старая крыша больницы, он показал своим спутникам то место, куда его доставили в прошлом году; неподалёку, по левой стороне, зияло пустыми глазницами обгоревших окон здание гестапо.

Ему хотелось прямо сейчас, сию минуту выскочить из машины и броситься в объятия первого попавшегося прохожего, чтобы рассказать ему, другим, всему городу обо всём, что переполняло его сердце в эти минуты.

Они остановились перед домом Мадоньских. Кристина уже знала о его возвращении. Они поздоровались довольно сдержанно и несмело. Слишком много было свидетелей их встречи. Позже он отправился в город. По тем самым тротуарам, по которым во время войны пробегал украдкой, он теперь шёл гордо и свободно.

Шёл и ласкал взглядом знакомые дома, башни костёлов, парк, оголённый, без ограды, — весь этот родной, любимый город. Почти вбежал в старое здание гимназии. Те же с трудом открывающиеся двери, тот же коридор, классные комнаты. Волнение перехватывало ему дыхание. В глазах у него стояли все те, кто беззаботной шумливой ватагой заполнял эти классные помещения до 1939 года. Многих из них уже не было в живых, и их могилы были рассеяны по всему свету. Сегодняшние ученики и их преподаватели с удивлением смотрели на советского офицера, который с фуражкой в руке в задумчивости брёл по коридору, погруженный, видимо, в воспоминания. Старый седой учитель Томаш Иодоховский внимательно приглядывался к чем-то знакомой фигуре офицера. Увидев его, Генрик бросился ему в объятия. Глаза обоих были полны слёз.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.