АВТОГРАФ Рассказ

АВТОГРАФ

Рассказ

Виктор Шеверов, командир экипажа космического корабля, с самого утра был недоволен собой. Не было привычного спокойствия, сосредоточенности, четкой нацеленности на выполнение задач, которые предстояло выполнить сегодня.

А началось все еще вчера, когда поздно вечером, вернувшись домой после очередного затянувшегося занятия, он увидел встревоженное лицо жены. Оказалось, что их сын Костя, ученик десятого класса, впутался в школе в неприятную историю и, вроде бы, даже ударил свою одноклассницу.

Шеверов устал, разбираться в каких то дрязгах, а тем более спорить, не хотелось и первой его мыслью было: «Бред какой то!» Однако, что-то надо было предпринимать и он, повернувшись к жене, как можно мягче сказал.

– Балуешь ты сына. Вот и дождалась.

– А ты! – сразу вскочила со своего места жена, давно готовая к отпору. – Ты не вмешивайся! Эпизодическим папой быть неплохо. Но я не хочу, чтобы меня поливали на каждом родительском собрании в нашей задрипаной школе.

– А цена спокойствия тебе не важна? – Шеверов все еще пытался быть спокойным.

– Цена в торговом центре существует. А здесь, сейчас решается будущее нашего ребенка! Нашего! Понимаешь? – Жена нервно заходила по кухне, с раздражением переставляя с места на место попадавшиеся под руку предметы.

– Но ведь и я о том же, – Шеверов отобрал у жены заварной чайник и принялся колдовать над смесью чая и целебных трав.

– Все-таки тебе не надо вмешиваться, – неожиданно спокойно произнесла жена, которая успокоилась, поняв, что муж не собирается глубоко вникать в суть конфликта. Однако, она все же сочла необходимым оставить последнее слово в разговоре за собой. И потому, дождавшись когда муж приготовил чай и с удовольствием сделал первый глоток, спокойно, но строго, произнесла.

–Вообще-то, ты можешь не беспокоиться. Спокойно готовься к полету и лети. А уж я как-нибудь сама справлюсь и с домашними делами, и с учителями, раз уж тебе некогда. Вернешься. Тогда и поговорим. Может быть у тебя и время свободное для обстоятельного разговора появится.

Шеверов, неудовлетворенный разговором, раздраженно махнул рукой, но продолжать спор не стал. Не допив чай, он прошел в комнату сына. Тот спал и Шеверов, постояв немного возле этого крепкого, хорошо физически развитого парня, успокоился, и сама собой к нему пришла мысль о том, что вся эта информация о школьном скандале действительно сплошной бред. Он не стал будить сына для разбирательства, а попытался поскорее уснуть сам. До космического полета, к которому он готовился первым номером, оставалось всего два месяца, а нерешенных вопросов, между тем, оставалось еще достаточно много.

Жена, однако, не могла успокоиться, прийти к какому то определенному выводу. Она то плакала, то делала новые попытки заставить мужа сделать какие-то шаги для облегчения положения сына, то ненадолго замолкала и вдруг снова, сурово и с раздражением начинала обвинять мужа в бессердечности, в невнимании к семье и сыну. И снова плакала.

Шеверов молчал. Знал. Его согласие или возражение лишь позволят жене более длительное время проводить с ним «воспитательную работу». Жена была уверена в том, что с сыном она справиться и сама, но для нее важно было не допустить к разбирательству мужа.

Утром, уже собравшись на работу, Шеверов все же подошел к спящему сыну, легко тронул его за плечо.

– Вставай.

– Отец? – удивленно повернулся к нему Костя. – Что-нибудь случилось?

– Что произошло в школе?

– А... доложили, – сын сел в постели, подобрав колени к подбородку, оперся спиной о стену. Взгляд его был устремлен в окно, за которым брезжил рассвет. И, наверное, прошло несколько минут, пока он как то тихо и обреченно сказал. – Не хотелось бы говорить об этом сейчас, – он посмотрел отцу в глаза. – Можно?

– Нет. – Шеверов на секунду заколебался в своем решении. – У меня мало времени.

– Как всегда. – Сын засмеялся. – И кажется в этом сегодня мое счастье. Быстро объяснить не смогу, а коротко – бесполезно.

–Ты в чем то виноват?

– В том, что родился твоим сыном.

– Так уж и... – Шеверов задумался, отошел к окну. Похоже было, что дело могло оказаться гораздо серьезнее, чем он предполагал. Иначе Костя не стал бы так явно уклоняться от его вопросов.

– А знаешь, папа я вчера сам по городку круг сделал на нашей тачке, – сын уже поднялся и тщательно расчесывал перед зеркалом свою непокорную гриву.

– На моей машине, надо понимать? – Шеверова неприятно задел тон сына, но он не стал акцентировать на этом своего внимания.

– Ну да. Мама справа сидела, – радостно подтвердил Костя.

– И ГАИ тебя не остановила?

– Так они ж понимают. К тому же, мы никого на этот раз и не встретили.

– И давно вы так с мамой катаетесь?

– Да нет. Последний раз это когда мы еще с тобой тренировались.

– Лады. Но чтобы больше без меня не ездил. Мало ли что может произойти.

– Хорошо, – Костя понял, что гроза позади и тут же добавил. А вообще-то, папа, твое присутствие на втором сидении не прибавляет чувства ответственности и самостоятельности. А вот, когда мама рядом сидит, то это почти что сам, хотя она тоже имеет права.

– Я сказал. И больше не обсуждаем. Возвращаемся к школе. – Шеверов многозначительно посмотрел на часы.

–Хорошо, – сын хитро улыбнулся. – Только мама советует мне поступать после школы в МГИМО, а я хочу в летное училище. Как быть?

– Поступай.

– Куда?

– Куда хочешь?

– Но ты же знаешь маму!

– Если ты мужик, так и поступай по мужски.

– Спасибо, – Костя подошел к отцу, встал прямо перед ним. – Не беспокойся. Свои дела в школе я улажу сам. Да, я виноват, но ничьей помощи в данном случае не требуется.

– Хорошо. Перенесем разбор полетов на вечер.

– Придется, – сын тяжело вздохнул и улыбнулся.

– Добро. Я вижу, что у тебя есть позиция. Выходит, что ты знаешь, чего добиваешься? – Сын попытался еще раз улыбнуться, но получилось это как то вымученно и он, пожав плечами, опустил голову. – Лады, договорились, – Шеверов хлопнул сына по плечу и добавил уже от двери. – Дождись, если вечером задержусь.

И вот сейчас домашние дела не отпускали Шеверова на тренировке. Уже в первые минуты работы на тренажере он сделал две ошибки, тем более досадные, что объяснялись они только торопливостью.

Однако, первую тренировку он в целом все же завершил успешно. Во время обеда и короткого отдыха вроде сумел обуздать свои нервы, успокоиться и на вторую тренировку пришел на тренажер космического корабля «Ветер» даже несколько раньше назначенного времени.

Войдя в комнату подготовки, Шеверов быстро переоделся в тренировочный костюм, открыл документацию, пытаясь сосредоточиться на предстоящих действиях. Но мысли разбегались. Сосредоточиться не удавалось, и он отложил бумаги, внимательно осмотрелся, стараясь отыскать в знакомом до мелочей оформлении комнаты что-то новое, не запомнившиеся ему. Но нет, все было привычно Стол Диван. Три стула. Зеркало. Шкаф. Дверь. На стене портрет Юрия Гагарина. С другой стороны стенд для объявлений. Шеверов улыбнулся. Вот оно – новое. На стенде висел бюллетень с фотографией, абсолютно незнакомого Шеверову, человека. Под фотографией несколько человек успели сделать автографы.

Еще вчера Шеверов не глядя подписал бы бюллетень, считая, что о плохих людях и их недостатках не будут сообщать в подобных бумагах. Другое дело, что у этого человека, может быть, и нет особых заслуг перед Шеверовым лично и космонавтикой вообще. Нельзя же считать регулярный выход на работу и выполнение повседневных обязанностей особыми заслугами. Ну да пусть это будет на совести тех, кто вывесил этот бюллетень на всеобщее обозрение в комнате подготовки космонавтов.

Шеверов взял ручку, посмотрел на нижнюю часть листка в поисках более удачного места для своего автографа. Однако, рука так и не поднялась к бюллетеню. Все почетные места были уже заняты этими выскочками Коровиным и Кретовым. Слетали бы в настоящий полет, а не на прогулку, тогда и рвались бы подписывать все и везде первыми. Некоторых подписей Шеверов вообще не мог разобрать. Вероятно, это были коллеги героя бюллетеня. Подписываться ниже каких то неизвестных закорючек, для Шеверова было просто неприемлемо.

Подписи под поздравлениями, как и под некрологами, имели свою иерархию, и ее нарушение в данном случае означало для него собственное унижение.

«До чего же бестолковые и беспардонные люди, которые вывесили этот бюллетень, – раздраженно подумал Шеверов. – Знают ведь правила игры, а бумагу все же повесили. Тоже мне перестройщики. Наверное, из тех, кто сначала требовал сделать общим стол заказов, а теперь заставляет подписываться под сомнительным текстом. Ну, уж нет. Попробуем и мы быть принципиальными.

Шеверов не стал больше напрягать память, снова внимательно осмотрел на зону автографов, и уже окончательно решил, что этот бюллетень обойдется и без его подписи. Он в последний раз посмотрел на лист бумаги, прежде чем возвратиться в кресло. И тут его взгляд невольно задержался на цифре 20 и он прочел: «... более 20 лет в Центре подготовки космонавтов... ». Это заинтересовало и он, хоть и бегло, все-таки прочел весь текст. В нем сообщалось, что некий Ларин более 20 лет работал специалистом по электронным вычислительным машинам на тренажерах Центра.

Шеверов попытался напрячь память, но так и не вспомнил этого Ларина. Даже фамилия ничего ему не напоминала. Он внимательно посмотрел на фотографию, и на миг ему показалось, что где то он его все же встречал. Но где именно вспомнить не мог. Хотя, впрочем, за 20 лет можно было его встретить в Центе не один раз. Может быть, чем то мог и запомниться.

Переходить от предшествующих мыслей к читаемому тексту было трудно, однако какая то внезапная мысль заставила Шеверова еще раз внимательно прочитать текст. Мысль упорно ускользала и он, усмехнувшись таланту местных юмористов «прятать концы в воду», хотел было уже окончательно отойти от бюллетеня, н взгляд снова остановился на цифре 20. Получалось, что Ларин готовил Шеверова еще и к первому полету. А он до сих пор не знает кто это такой. Не знаком с ним.

А ведь тогда, в первые годы космических полетов, в Центре подготовки космонавтов все сотрудники знали друг друга н только в лицо, но и по фамилиям. А многих даже по именам.

Однако, прошло всего несколько лет и обстановка стала меняться. Росли обязанности космонавтов. Росло количество тех, кто участвовал в их подготовке. У космонавтов образовалась своя партийная и комсомольская организации. А с теми, кто их готовил, они встречались либо на тренажерах, либо на общих торжественных собраниях, на которых конечно же много друг о друге не узнаешь.

Да и на тренажерах космонавт, прежде всего, знакомился и общался с теми специалистами, которые работали у пульта инструктора, а тех, кто, как и Ларин, работали на вычислительном комплексе и другой вспомогательной технике и в основном в других помещениях, он естественно и не встречал вообще. Вспоминать о них приходилось только тогда, когда что – то не ладилось на тренировке. И опять ругать в такие минуты приходилось не конкретно какого то Ларина, а безымянный «вычислительный комплекс» или «имитатор фона Земли». Тех, кто там работал, обеспечивал безотказность работы системы, ни один космонавт не знал. Да и зачем ему знать. Лишние хлопоты.

Вот и этот любитель автографов, тем более неприятный, что он из нашей среды. Непонятно. Противно даже. Ведь ясно, что, как и в большинстве случаев, подпись так и будет валяться забытой среди старых бумаг, или извлекаться перед гостями – как-то помню, встретился с Героем, он и расписался по старой дружбе. Хотя ничего подобного и не было. Была второпях сделанная роспись на подсунутой, как сейчас, бумаге, или где то на большой встрече, среди огромного скопления людей, когда и подписывающий и желающий получить автограф, даже рассмотреть друг друга, как следует, не успевают, не то чтобы уж запомнить.

– Черт его знает что, – раздражаясь, подумал Шеверов. – Зачем вообще все это в нашей комнате подготовки? Развесили макулатуру времен застоя. Здесь нужно помещать только то, что успокаивает, настраивает на рабочую атмосферу, деловитость. А это, – он усмехнулся, – Жаль, что-толстая бумага. Никакой пользы. А может быть написать тебе, друг любезный, какую-нибудь каверзу? – Шеверов даже машинально сунул руку в карман в поисках ручки, но писать вновь расхотелось.

Дверь в комнату открылась, и на пороге появился инструктор экипажа Глухов. Он подошел к бюллетеню, не читая текст, быстро расписался и, повернувшись к Шеверову, спросил.

А вы? Не вижу результатов трудов праведных, – Шеверов промолчал, потом не торопясь уселся в кресло, в свою очередь, спросил.

– А ты где шлялся? Почему до сих пор нет инженера?

–Он у командира, – Глухов привычно быстро раскладывал на столе необходимые для инструктажа документы. – Какие-то его земляки приехали.

– Я что же один за всех должен буду отдуваться?! – Уже всерьез стал сердиться Шеверов.

–Он придет вместе с исследователем. Кстати, у нас есть время обсудить одну проблему.

– Мне и старых проблем хватает, – Шеверов придвинул к себе бортжурнал.

–И все же, – Глухов помолчал. – Эта проблема возникла в результате просьбы парторганизации. В год ребенка мы решили школьникам нашего городка сделать подарок. Тем более, что при школе, как и по всей стране, организовывается школа юных космонавтов. Ребята стоят перед выбором дальнейшего пути. Вот мы и решили выделить им время для посещения космических тренажеров. Ведь они не хуже тех ребят, которые приезжают к нам в составе различных делегаций на экскурсии.

– В показуху решили с пацанами поиграть? – Шеверов усмехнулся, пожевал жвачку, чуть склонил голову набок, изучающе посмотрел на собеседника, продолжая жевать.

С некоторых пор эта жевательная привычка уже очень прилипла к нему. Вроде бы поначалу помогала не вспоминать о куреве. Но теперь Шеверов стал больше жевать, чем раньше курил, вызывая при этом насмешки и шутливые замечания друзей и знакомых.

– Извините, – Глухов немного растерялся, не ожидая такой реакции, но потом все же продолжил. – Все это вполне серьезно. Сегодня у нас в гостях первая группа – десятиклассники. И мы просим вас встретиться с ними. Это займет всего несколько минут.

Глухов говорил что-то еще, пытаясь объяснить свои намерения, но Шеверов уже не слышал его, мучительно подбирая ответ поядовитее, позабористее. В последнее время он уже не мог спокойно слышать два слова – экскурсия и делегация.

Помолчав, Шеверов усмехнулся, вспомнив один из своих промахов. Как то на одной из своих встреч с рабочими крупного уральского завода, поблагодарив хозяев за гостеприимство, Шеверов, в свою очередь, по простоте душевной пригласил заводчан к себе в гости. Пообещал показать космический городок, технику, на которой космонавты готовятся к старту. Кому то он даже подарил значок «Звездный городок, пояснив, что это своеобразный пропуск на территорию Звездного городка и к нему лично. И надо же – человеческая простота – люди приехали. Кто в отпуск, кто по делам в Москву, но все обязательно к нему заворачивали выразить свое почтение.

С первыми он поговорил, а от остальных стал просто прятаться за спину дежурного, который не имел права никому давать ни рабочий, ни домашний телефон космонавтов. Пришлось позвонить и руководителям завода. Ездить перестали, но неприятных, беспокойных минут было предостаточно. А главное – уж слишком много времени отнимают эти встречи! Ради чего?! Чтобы приехавший мог дома похвастаться тем, что побывал в гостях у космонавта.

Может быть, подобные встречи и не были бы так обременительными, но почему то многие, оставаясь наедине с Шеверовым, сразу или немного помявшись пытались выяснить одни и те же вопросы. Какая зарплата?... Действительно так уж трудно работать в космосе? Все-таки невесомость, благодать, мечта человеческая. У всех мнение, что все очень легко у них получается. Вот даже Петро, на что друг, а в прошлый раз на рыбалке тянул-тянул да и ляпнул.

– А за что собственно тебе Героя дали? Я конечно не для печати, но самому хочется разобраться. Ведь я тоже летчик. Н привык блефовать. Да и сын у меня растет. Тоже спрашивает, что да как?

Нужно было оправдываться, что-то объяснять, но Шеверову этого ох как не хотелось. Да и стыдно. О трудностях начать ему рассказывать? Так это для тех, кто и сейчас ничего не знает. А перед своими стыдно. Те кто знает, не скажут, но подумают о том, что теперь мол можно и страху нагнать о полете. Хотя, именно после полета об этом все говорили, писали... Сами заставляли про трудности напоминать и некуда было от этого убежать.

Кстати, раньше о своих центровских мужиках как то и не думалось, а сейчас нет-нет да и хочется заглянуть некоторым в глаза, понять что они выражают, о чем думают их владельцы. Уж слишком все перепуталось в последнее время. Не поймешь где прежние друзья, единомышленники, а где скрытые противники, от которых можно ожидать любой каверзы – даже попытки отстранения от подготовки к полету. В прессе появилась куча статей, в которых выражалось сомнение в самой целесообразности пилотируемых космических полетов, высказывалось требование сокращения расходов на освоение космоса. Наивные люди. Пошумят, пошумят, а потом все снова будет как прежде, в старые добрые времена. И почему их только застойными стали обзывать? «Спокойными» это куда ни шло или надежными».

Глухов все еще что-то говорил, и Шеверов не выдержал.

Слушай, Паша, помолчи и ответ мне, только честно. Неужели нельзя было обойтись без всего этого? Ну, решили вы показать им тренажеры и показывайте. Но я здесь при чем?!

– В принципе конечно можно и без вас. Только, понимаете... – Глухов не сразу нашелся с ответом. – Ребята очень долго ждали разрешения. Значительно дольше, чем ребята из зарубежных делегаций. А это же наши дети! Нет, Виктор Иванович, – уже решительно и твердо произнес Глухов. – Без разговора с космонавтом просто нельзя.

– Но хоть предупредить заранее меня ты мог? Что я им буду говорить? – начал сдаваться Шеверов.

– У вас же такой опыт...

– Опыт. Где-нибудь я могу много нагородить. Пусть попробуют проверить. А тут бумеранг может быстро вернуться. Консультантов слишком много, да и уважение к мундиру отсутствует.

– Может быть, все не так и страшно, Виктор Иванович? Он же все-таки дети. Хоть и большие.

–А ты сам перед детьми когда-нибудь выступал?... То-то. Они такие иногда вопросы задают, что ни один взрослый до такого и не додумается, – Шеверов прошелся по комнате и, наконец решившись, остановился и спросил. – Так какой класс будет?

Но ответить Глухов не успел. Зазвонил телефон и Шеверов поднял трубку.

– Да... Понятно... Да уж куда там. Прыгнешь от вас... Хорошо, – он положил трубку и повернулся к Глухову. – Ты политотдел подключил?

–Я, улыбнулся Глухов. – Думал, что и вам так будет спокойнее. В общий котел мероприятие зачтется.

– Благодетель. У меня и так там через край, – улыбнулся. Ну да ладно. Какой все таки класс мне достался?

– Десятый. Ваш Костя в нем учится. Олина Аркадьевна классный руководитель, – Шеверов замер при этих словах, внимательно посмотрел на Глухова. – Вы ведь с ней знакомы.

– Может быть. Хотя... – Шеверов помолчал. – Вообще, я разговаривал как то с учительницей, но как ее зовут не помню. Может быть она и была. Школой у меня жен занимается.

– Она у них уже два года. И начала со знакомства с родителями. Моему отпрыску тогда тоже досталось. Она у всех в гостях побывала.

– Может быть. Может быть, – Шеверов упорно разглядывал какую-то закорючку в бортжурнале, пытаясь сосредоточиться. – Мне два года некогда было оглянуться. Не то, что разбираться с учителями. Сам знаешь. И мероприятий, подобных тому, что ты мне сейчас подсовываешь, тоже было несколько десятков. На одну подготовку к ним сколько надо было времени потратить! – Шеверов встал, заходил по комнате, остановился. – Тренировку разве отменяем?

– Сдвигаем.

–Ну вот, – Шеверов был разочарован. – Опять до поздна будем сидеть!

Глухов сожалеюще пожал плечами, но ответить ничего не успел. В комнату осторожно, даже робко, вошел Ивановский – специалист по скафандрам.

– Простите, Виктор Иванович, – он не отпускал ручку приоткрытой двери.

– Ты то чего как красная девица мнешься? – Шеверов улыбнулся и сообщил Глухову. – 15 лет меня в скафандр запихивает и ни разу не извинился за грубость. Чего тебе? – Он снова повернулся к Ивановскому.

–Книгу хотел у вас подписать. Подвернулась по случаю. Редкость. И в основном ваши фотографии, – скороговоркой поторопился сообщить инженер.

Шеверов нахмурился.

– Ты, тары ветеран! Ты соображаешь о чем просишь?

– Да я вообще-то в первый раз, – покраснел Ивановский. – Как то не приходилось раньше. А сейчас... Мне уже на пению предложили, вот я и решился.

– Ты что смеешься? У меня завтра комплексная тренировка! Последний экзамен перед полетом! Ты понял?!

– Извините. Я совсем забыл об этом обстоятельстве. Извините, – Ивановский попятился к двери.

– Пусть бог тебя извинит, – Шеверов взялся за документацию, но вдруг чему то усмехнулся. – Погоди. Давай книгу – Он что-то быстро написал в книге и возвратил ее Ивановскому. – Иди.

–Спасибо! Спасибо, большое! – Ивановский осторожно повернулся к выходу, но не выдержал, раскрыл страницу с автографом, да так и застыл на месте. Лицо его выражало сложную гамму чувств от обиды и растерянности, до возмущения.

А Шеверов от души хохотал, сбрасывая все напряжение, которое накопилось за целый день.

Ты ведь в авиации служил? Эти традиции тоже надо знать, – он перестал смеяться. – Ничего. Зато такого крупного кота – производителя ни у кого нет. Мой фирменный знак. Это уж точно. В полку только я таких котов рисовать мог! Зато память. Ни у кого такого нет, и не будет! Не то, что какой то там росчерк пера.

Ивановский молчал, потом пожал плечами и, не глядя ни на кого, быстро вышел из комнаты.

Шеверов окончательно сбросил улыбку с лица, подошел к бюллетеню на стене, повернулся к Глухову.

– Кстати. Почему эта бумага находится в комнате подготовки экипажей? Мы обязаны ее подписывать?

– Вы же читали. Сотрудники тренажера поздравляют своего коллегу с юбилеем. – Глухов еще не до конца понял, что произошло с Ивановским, но какую-то тревогу он почувствовал. – Я тоже подписал.

– А мне-то это зачем?

– На память, – Глухов улыбнулся. – А вот интересно, Виктор Иванович, вы сами у кого-нибудь автограф брали?

–Никогда и ни у кого! Мне сами дарят и пишут по пол листа. Читать некогда. Надоело! Я уже и не смотрю, что там мне суют. Целая куча всего в кабинете скопилась. Все некогда разобрать. Иногда такая ерунда попадается, что и понять не могу, для чего она предназначена.

В дверь постучали и молодой парень, попросив разрешения, осторожно снял бюллетень и унес.

–Вот видишь. Все гораздо проще. Они сами поняли, что не ко времени эта бумага. Не то, что этот Ивановский, – усмехнулся. – Жаль. Надо было и ему кота нарисовать.

Шеверову , однако, было неприятно, что парень вроде б даже и не заметил отсутствия его автографа, не попросил подписать бюллетень.

–Да, конечно, – начал что-то понимать Глухов, и с плохо скрытой иронией продолжил. – Им в космос не лететь. Им, конечно же, проще.

– Вот-вот, – не уловил иронии Шеверов, и вдруг вспомнил. – Слушай. Не тот ли это Ларин, что вышел с предложением объединить стол заказов космонавтов и прочих служащих?

– Не знаю, – улыбнулся Глухов. – Но, если это он, то я его поддерживаю.

–Так чего проще, – усмехнулся Шеверов. – Слетай в космос, и получай все эти блага по полной программе. Зачем же болтовней заниматься? Тем более, что знаний у тебя вполне достаточно для полета.

– Я бы и слетал. Только боюсь, что не допустят.

– Конечно, – Шеверов был серьезен. – Сначала отбор, подготовка, экзамен. А так просто, без отбора, пока еще рановато. Хотя, это ведь к тебе не относится.

– Да. Я понимаю, что если уравнять шансы всех желающих полететь в космос, цена вашим полетам может свестись к нулю. – Глухов чуть повысил голос. – Очень многие согласились бы слетать в космос, заранее отказавшись от всех благ, которые вам предоставляет государство. Разве не так?

– Да не присваивали мы себе эти привилегии! Нам дали, что положено.

– Верно. Дали те, кто возле вас кормится и друзей не забывает. Все списывают на вас. А в результате обкрадывают не только жителей Звездного городка, но и всей страны. Если не материально, то морально.

– Дурак ты, и не крестишься. Я никогда в жизни ни у кого не взял, не просил и не попрошу. Мы не для того стремились в космос!

– Я знаю. Чтобы познать что-то новое, помочь науке продвинуться вперед, – голос Глухова стал сердитым.

– Вот-вот. Это ближе к и сине, – не уловил иронии Шеверов.

– Испытать себя в борьбе. Помочь молодому поколению познать себя, – продолжал инструктор, уже вовсе не скрывая иронии.

– Верно. Вот только он твой мне не нравится.

– А у этого... Ивановского... язва. Здесь заработал. На этом тренажере. И ни одной медали.

– Значить плохо работал, и правильно я ему отметку оставил. Надолго запомнит.

–Что запомнит, так это точно. – Глухов пожал плечами. – Правда, книгу эту он искал полгода и заплатил за нее немалые деньги. Но это его личное дело. Верно А вот Ларину вы личный должник. Только он скромный человек... Во время подготовки к вашему первому полету, именно он сыграл главную роль в успешном завершении вашей комплексной тренировки... Старался, выходит, мужик зря.

– Ладно, не дави на психику. Он сам выбрал свое дело. И я не виноват в том, что его выбор оказался менее удачным, чем мой. Пусть делает свое дело как положено, а не гоняется за автографами.

– Да он и не гонялся. Это ребята с бюллетенем постарались. Он многим помог встать на ноги как специалистам, – Глухов сел за стол, перевернул несколько страниц бортжурнала, и вдруг снова, прервав затянувшуюся паузу, тихо спросил, – За рубежом вы тоже возмущались при попытке взять автограф?

–Там другое дело, – Шеверов сам удивился своему спокойствию, которое пришло именно после этого вроде каверзного вопроса. – Там автограф та же политика. Могут и не понять. К тому же я понимаю, что они никогда меня больше не увидят. И потому желание приобрести что-нибудь на память вполне естественно. А наши доморощенные коллекционеры видят меня ежедневно.

– И потому вас не интересует, что же все-таки сделал этот Ларин для вашего полета?

–Не зуди. Надоело. Где все-таки бортинженер?

–Придет. Вы пока можете подготовить ему свои вопросы.

– Ну что ты мне все выкаешь! – Рассердился Шеверов – Почему я должен считать, что в неблагополучной судьбе твоего специалиста я один виноват? Враки! Нет тут моей вины. Да и тебе надо было бы лучше беречь свое здоровье. Может быть, и слетал бы сам. Гляди, и разговаривали бы сейчас на равных.

Глухов выпрямился в кресле, грустно улыбнулся.

–Да, мы ровесники. Это верно. Но и близкими друзьями никогда не были. Дистанция. Табель о рангах. Кто выше, тот и друзей выбирает... Не я это установил.

– И не я. К тому же, я знаю, что занудой ты раньше вроде не был. Так что давай поровну. Твой авторитет как специалиста я полностью признаю. Тут деваться некуда. Только не надо нагнетать. Атмосфера и так, похоже, грозовая.

– У вас что-то случилось? – Глухов решил все-таки задать давно мучивший его вопрос, и внимательно посмотрел на Шеверова, ожидая ответа.

–Почему так решил?

– Раньше вы вообще не допускали подобных разговоров.

= Раньше не было перестройки, демократии, гласности, – Шеверов усмехнулся. – Вот и ты, Паша, пользуйся моментом, и выкладывай все без шума, по деловому, по современному, а то я что-то уже устал, – он внимательно посмотрел на Глухова. – Так говоришь, что написать что-то на бюллетене надо?

–Смотрите сами. Хотя, – Глухов подождал, пока Шеверов усядется в кресло напротив. – Еще одну вводную предварительно подкину. Представьте себя на месте Ларина. Приходит к нему дочь и говорит: «Папа, а ты действительно с космонавтами работаешь?» А отец ни сказать, ни показать, ни главное доказать этого факта не может.

–Ну уж более 20 лет в Центре. Что-то, наверно, и получил.

– Не получил. Это я знаю точно. Приказы ведь в секретном отделе хранятся. Кстати. Вам на самом деле его фамилия не знакома?

–Разве всех упомнишь?

– Жаль. Его бы вам все-таки в своем поминальнике надо было записать, – Глухов оставил в покое документацию, откинулся на спинку кресла.

–Ну и зануда же ты! – уже беззлобно проворчал Шеверов, мельком взглянув на часы. – Просто не можешь без нравоучений. Пользуешься служебным положением. Ну ладно уж, валяй. Выкладывай, что он там сотворил героического во время моей тренировки.

– Подвигом это вряд ли можно назвать, – пожал плечами Глухов, – но обнаружив отказ, Ларин целый час одной рукой держал контактный провод, а другой подрегулировал постоянно параметр, чтобы он был в норме. Иначе был бы сбой тренировки.

– Я то думал, что он комиссии как то хитро мозги сумел запудрить, а оказывается... – начал насмешливо Шеверов, и вдруг резко изменил тон, почти закричал. – Надо было техник лучше готовить перед тренировкой! Эти вводные тренажера у меня вот где сидят! – Шеверов раздраженно похлопал себя по шее, и, встав, стал нетерпеливо прохаживаться по комнате.

–У вас проходил по программе режим стыковки, – будто и не понял недовольства космонавта Глухов. – Условия, вы помните, были жесткие. Нарушение цикла влекло за собой и срочную посадку. А главное – неясным было возможно решение в этом случае для комиссии. Само устранение отказа было делом нескольких секунд, и никто не смог бы доказать факт самого отказа. Но для членов комиссии все это выглядело бы как грубые действия экипажа по управлению космическим кораблем. В конечном итоге оценка могла быть даже неудовлетворительной.

–Он мог честно обо всем доложить членам комиссии. Тренировку бы повторили.

– Я думаю, что повтор не понравился бы и вам самим, – Глухов улыбнулся. – Кроме того. Некоторые члены комиссии были готовы воспринять его слова как защиту чести мундира, то есть попытки оправдать ваши неправильные действия техническим сбоем. Вы же знаете, что подобное уже бывало.

– Откуда ты узнал об этом?

– Он не отвечал на вопросы о связи. Я побежал к нему... Мы с ним хорошо знакомы. Я знал, что он не мог уйти с рабочего места без очень важной причины.

– И все-таки. – Не хотел просто так сдавать свои позиции Шеверов. – Это его обычная работа, за которую он получает зарплату. За особые заслуги наверняка получает премии, а за активное участие в подготовке моего полета, я знаю, всем тоже выдали премию.

– Да, конечно. 15 рублей из десятков тысяч.

– Ну, извини. Премии не я распределяю.

–А этого и не требуется. Я хотел лишь внести ясность, – Глухов внимательно посмотрел на Шеверова и добавил. – Между прочим, никто об этом кроме меня не знает.

–Ну и ладно. Просветил меня и достаточно. Не будем возвращаться к дореволюционным событиям. Согласен? – Глухов промолчал, а Шеверов продолжил. – Пусть мужики принесут эти бумаги. Я подпишу.

– Не принесут Виктор Иванович, – покачал головой Глухов. – Они народ гордый и принципиальный. Если сами их не найдете в одном из соседних помещений. К тому же, – Глухов колебался, не зная как продолжить главную мысль, потом решился. – Мне кажется, что вы не совсем искренни в своем желании поздравить юбиляра. Ребята это сразу почувствуют. Вам же нужно будет, как то объяснить смену своего решения. Так что не надо пока торопиться. Да, вспомнил Глухов. – Полина Аркадьевна хотела с вами поговорить перед встречей со школьниками. Я сейчас посмотрю, пришла ли она.

Шеверов не успел ответить, как Глухов вышел из комнаты и сразу же возвратился с учительницей.

– Здравствуйте, – тихо поздоровалась она, и остановилась у двери.

– Здравствуйте, Полина Аркадьевна. Проходите, садитесь, – и подождав пока она уселась в кресло, Шеверов спросил. – Я правильно вас называю?

–Правильно. Только это не так важно.

– Что же важно?

– Ваш сын и его проступок, о котором, я надеюсь, вы уже знаете.

Глухов тихо, не привлекая к себе внимания, вышел из комнаты.

–Сын, говорите, – сразу посерьезнел Шеверов. – И лучшего места вы не выбрали для разговора. – Он усмехнулся, и по привычке предложил. – Почему бы вам не прийти к нам домой? Спокойно поговорили бы, без всякой спешки. – Сказал и чуть не прикусил свой язык, вспомнив, наконец, где видел эту симпатичную женщину...

В тот вечер он был занят срочной работой, когда в кабинет без стука вошла жена.

–Там тебя ждет дама... Учительница. Ты уж ей втолкуй, куда она попала и с кем разговаривает.

– А ты что, не могла сама с ней разобраться?

– Хотела. Ей тебя подавай. Моих способностей оказалось мало.

Она говорила громко, явно рассчитывая, что учительница их услышит, и Шеверову захотелось прервать ее, но не стал. Привык к тому, что в таком состоянии жену лучше не трогать. Молча отложил работу и вышел в гостиную.

–Здравствуйте. Проходите в кабинет, – сразу же пригласил он учительниц и отступил в сторону, пропуская ее вперед.

Она вошла, нерешительно остановилась у двери.

–Садитесь, – Шеверов усмехнулся, подумав о том, что вот и еще одна любительница автографов пришла с ним познакомиться, воспользовавшись при этом своим служебным положением, как великолепным предлогом. – Слушаю вас.

– Спасибо. Я на минутку, – учительница присела на краешек стула. – Я классный руководитель вашего сына. – Она перевела дыхание, справилась с волнением, и уже более уверено продолжила. – Хочу обратить ваше внимание на поведение Кости. Он добр и жесток, очень контактный мальчик и эгоист одновременно. Надо что-то делать...

Учительница продолжала свой рассказ, а Шеверов никак не мог сосредоточиться на ее словах. Не мог понять, что же мешает ему сделать это. Толи то обстоятельство, что напротив него сидит молодая красивая женщина, толи срочная работа, мысли о которой он никак не мог отбросить, толи жена, насмешливо посматривающая на молодую учительницу, к которой она чувствовала неприязнь с первых дней ее появления в школе. Эта учительница не сочла нужным, сначала посоветоваться с женой, а уж потом лезть домой со своими вопросами к столь занятому человеку, как знаменитый космонавт Виктор Иванович Шеверов. В школе, как рассказывала жена, она тоже не чувствовала со стороны учительницы никакого почтения ни к ее педагогическому опыту, ни к ее возрасту, ни тем боле к положению родителей, которые были для нее почему то все одинаковыми.

Суть вопросов, беспокоящих учительниц, Шеверов так и не понял, потому что и не вдумывался в ее слова. В голову почему то упорно лезла мысль: «Слышала ли учительница слова жены? Если да, то, что она думает об этом сейчас?»

Учительница замолчала, и Шеверов тотчас поднял голову, внимательно посмотрел на нее, и, пытаясь крыть свою невнимательность активностью, отрывисто спросил:

– Итак. Мы уже много говорим. А что, собственно, вы можете сказать конкретно о сыне?

Учительница покраснела, опустила голову, как провинившаяся школьница, но голос ее звучал спокойно, когда она повторила ранее сказанные, но не услышанные, слова.

– Мне хотелось поговорить с вами в общем плане о воспитании вашего сына.

– Общими разговорами я сыт по горло на работе. Так что давайте будем почетче формулировать свои мысли, – Шеверов демонстративно посмотрел на часы.

– Хорошо. У Кости присутствует этакая снисходительность в разговорах с одноклассниками, – учительница не стала подчеркивать тот факт, что вынуждена была повторяться. Она также проигнорировала ироничную улыбку жены Шеверова, который между тем стал возражать.

– Ну и что? Может быть, он несколько обогнал их в своем развитии и чувствует это.

– Нет, не обогнал, – не согласилась учительница. – Хотя это и не самое главное.

– Есть дети, которые способны за несколько лет закончить и школу и институт, – настаивал на своем Шеверов.

Смею вас огорчить, – голос учительницы стал увереннее, когда она стала говорить о хорошо знакомом ей предмете. – Ваш сын самый обыкновенный мальчик. Но вести себя пытается как явный лидер, как человек, от которого все остальные зависят, – она поколебалась немного, но твердо закончила. – В этом виноваты, как мне кажется, вы сами! Слишком многое ему позволяете.

– Основания для таких выводов? – Шеверов даже не обиделся. – К тому же, в вопросах зависимости бывает очень трудно разобраться. Вы не находите?

– Нет, – не ушла в сторону от основной темы разговора учительница. – Вы увлечены своим делом, и, кажется, совсем забыли о своем сыне. А по нему, между прочим, люди судят и о вас.

– Он что, пьяница, хулиган, жулик? – Шеверов начинал злиться. Эта еще не оперившаяся птичка, похоже, решила его попугать.

–Хуже, – учительница была спокойной, и как бы пыталась вслух рассуждать с отцом о судьбе сына, за чистую монету воспринимая его внешнюю обеспокоенность. – Он может стать самовлюбленным эгоистом. Человеком, который не нужен будет нашему обществу. Повторяю – виноваты в этом будете только вы, и никто другой!

– А вы смелая женщина!

– Я слабая женщина, и даже робкая. Но, когда дело касается моих учеников... Извините, но для меня вы всего лишь отец одного из них, и мы с вами должны принять к нему необходимые воспитательные меры.

– Хорошо. Я сегодня же поговорю с ним. Зазнайство это, конечно же, нехорошо. Нехорошо, – повторил Шеверов и иронично улыбнулся. – Надо искоренять.

–Да, да, – не поняла его сразу учительница, и строго продолжила. – Ваш сын вообразил, что вместе с вами и он достаточно высоко поднят над другим. Одним воспитательным разговором с ним здесь не обойтись. Вы должны это понять. Да, у вас разъезды, выступления, встречи, новые тренировки, но ведь и сына надо воспитывать. Вы отец! И не мама должна этими вопросами постоянно заниматься.

–Какая речь! Никогда не слышал ничего подобного. Даже от академиков педагогических наук, – не выдержал спокойствия Шеверов. – Вы только забыли сказать, что я, кроме всего прочего, еще занимаюсь и делом. Важным делом! Потрудитесь сначала думать, о чем говорите, а уж потом произносить свою пламенную, обличительную речь. – Он встал.

– Но ведь вы же должны понимать... – поднялась и учительница.

– Понимаю, – Шеверов подошел к учительнице. – И потому, извините за повышенный тон. У космонавтов тоже есть нервы. Так что на этом разговор закончим и разойдемся миром.

– Нет, – учительница нахмурилась. – Я думаю, что очень скор вам будет стыдно за поведение вашего сына, если именно сейчас не принять к нему срочные воспитательные меры со стороны родителей.

– Согласен, – Шеверов усмехнулся. – Разговор с ним состоится. Вы хотите еще что-то добавить? У меня действительно мало времени.

– Я не уверена, но...

– Побыстрее и покороче, – перебил ее Шеверов, который чувствовал, как в нем снова поднимается раздражение.

– Я думала, что вы все поняли. А теперь не уверена в этом.

– Конкретнее. Чего вы хотите от меня? – Шеверов чуть было не добавил слово «автографа», но сдержался.

– Прежде чем воспитывать сына, вы должны изменить себя! – Медленно, с паузами, но четко произнося каждое слово, выговорила учительница. – Только так вы сможете повлиять на своего сына.

– Ни больше, ни меньше! Да ведь вы пришли, кажется, поговорить о сыне! – Шеверов уже не сдерживал своего раздражения.

– Вообще-то, он сам по себе хороший мальчик, но...

– Вот и прекрасно, снова прервал ее Шеверов. – Это я и хотел от вас услышать. Со мной вы поговорили и довольно оригинально. Я прощаю вас... До свидания.

– Но ведь вы ничего не поняли, – учительница была в отчаянии. – Мне нелегко были прийти к вам.

– Я все понял прекрасно. До свидания, – Шеверов склонил голову набок, как бы приглашая гостью к выходу.

– Извините. Кажется, я ошиблась. До свидания. – После непродолжительной паузы произнесла учительница и резко повернувшись направилась к выходу.

Закрыв за ней дверь, Шеверов несколько секунд стоял не в силах держать свой гнев. Все-таки не ошибся он. И эта пришла познакомиться с космонавтом, но оказалась слишком наглой особой. «Вы должны. Вы обязаны!». Ничего. Теперь поостережется. А с Костей надо бы поговорить. Пусть будет построже и повнимательнее в школе.

– Молодец, Витя, – успокоила Шеверова подошедшая жена. – С такими только так и надо. А я еще и в школе с ней поговорю.

Жена ушла на кухню, а Шеверов вдруг почувствовал, что его почему то не радует поддержка жены. Однако, задумываться над такими мелочами не стал. Прерванную работу надо было заканчивать, а она требовала полного внимания и собранности исполнителя. И Шеверов вернулся в кабинет, отключил телефон, и стал сосредоточенно думать над очередной фразой предстоящего доклада в Академии наук.

Уже на следующий день он и не вспомнил бы лица этой учительницы, если бы это не потребовалось. Во всяком случае, ни ее имени, ни фамилии он не запомнил и был мысленно благодарен Глухову за своевременную подсказку.

По этой же причине в самом начале разговора с Полиной Аркадьевной Шеверов ощущал какую-то неловкость, даже вину. Ведь он так тогда и не поговорил серьезно с сыном. Однако, как только он понял, что учительница снова хочет начать разговор сыне, к нему снова вернулось былое раздражение.

– Итак, – он привычно посмотрел на часы. – Что вы еще хотите мне сказать?

– Чтобы вы не выступали перед ребятами.

– Вы что, смеетесь? Это просьба партийной организации, прошла команда из политотдела. Наконец, это выступление уже записано в плане моей подготовки.

– Ваш сын ударил одноклассниц, – учительница опустила голу, но фразу сказала спокойно.

– Не порите ерунды! Костя не мог этого сделать!

– Я сама, лично, был свидетелем заключительной сцены их разговор. Правда, они до сих пор не говорят о том, в чем были их разногласия.

– Задали вы мне задачку, – обескураживающе произнес Шеверов. – Ну, Костя! Философ.

– Извините, но это еще не все. Костя отказался объяснить свой поступок и извиниться перед девушкой. Именно поэтому я прошу вас отказаться от своего выступления перед ребятами. Иначе оно может иметь отрицательное педагогическое воздействие на ребят. Или... – она замешкалась.

– Или... – подтолкнул ее к признанию Шеверов.

– Или вы должны показать свое отношение к происходящему. Ваши слова будут иметь значение не только для сына. Может быть, для других мальчиков и девочек они будут значить гораздо больше. Я понимаю – вашему сыну будет неприятно слышать... но вы должны решить. Или не выступать вообще.

– Вы предлагаете мне покаяться перед учениками за сына? Не слишком ли много на мою голову сегодня?

– Во всяком случае, вы не должны их сегодня учить, как поступать правильно. Они будут сравнивать.

– Это дело хозяйское. Пусть себе тешатся. А вот если вы будете их науськивать на меня и мне подобных, тогда многим жизнь испортить можно. Но учтите, – Шеверов уже не сдерживался. – Мы ведь тоже не свинки подопытные для ваших ложных социологических исследований и экспериментов. Так что давайте не будем пугать. Я пуганый.

– Вы меня неправильно поняли, – Полина Аркадьевна взволновано поднялась со своего кресла, пытаясь что-то сказать.

– Нет. Я как всегда правильно вас понял, – жестко оборвал ее Шеверов. – Со своим оболтусом я разберусь дома. Но и вам пора понять, что вы работаете в школе Звездного городка, а не в частной лавочке.

– Жаль, – учительница вроде бы даже и не поняла, что ее специально и жестоко оскорбляют. – Костя способный мальчик. Это особенно стало заметно в последнее время. Однако, он все еще продолжает брать пример с вас. И очень жаль, что вы продолжаете губить его как человека.

– Что-о-о!? – Шеверов резко всем телом повернулся к учительнице.

–Да. Именно так. И не кричите на меня! Я не могу разговаривать с человеком, когда на меня кричат. Да, да. – Она сама чуть повысила голос, но продолжала говорить ровно. – Вы очень высоко стоите над людьми, и ваш дорогой сын усвоил, что и ему принадлежит часть ваших привилегий. Он даже не задумывается над тем, что все это абсурд. Но ведь и вы над такими мелочами не задумывались? А надо бы! Я не могу запретить вам выступать перед ребятами, но в данный момент вы не имеете на это никакого морального права. К тому же, никто никогда не запретит мне честно высказывать перед ребятами свое мнение по любому опросу. Да, да. Именно так! Извините.

Она быстро вышла из комнаты, и сразу же в приоткрытую дверь буквально втиснулся Костя. Он остановился у входа и молча смотрел на отца.

Ох! Как хотелось сейчас Шеверову – старшему взять свой старый офицерский ремень и хорошенько выпороть своего отпрыска, который совсем не думал о чести семьи, собственном достоинстве и авторитете отца.

Он знал, что никогда бить Костю не будет – возможное время для такого метода воспитания давно прошло, но что злое, больное сделать ему хотелось. Хотелось потому, что Костя, кажется, совсем забыл былые отцовские уроки и с каждым годом становился самодовольнее и грубее. Почему? Шеверов не мог этого понять. Правда, у него действительно не оставалось времени задуматься над этим вопросом. Как это ни странно, но в последние годы они с сыном и виделись очень мало. Подготовка к полету, отмена, новая подготовка. День и ночь на работе. Практически без выходных. Сына видел только спящим, а жену провожавшей и встречавшей. А сын рос. У него формировалась своя философия ценностей жизни. Об этом иногда успевала сказать несколько слов жена. Да и сам он в редкие минуты случайных свиданий с сыном чувствовал изменения в нем, но относил их на счет естественного взросления, переходного возраста, пусть даже несколько затянувшегося.

– Папа, – через некоторое время решился напомнить себе Костя.

– Во – время явился, – Шеверов уселся в кресло, все также суровый и недоступный.

– Ты уже все знаешь?

– О чем?

– Но ведь Полина Аркадьевна была здесь. Я видел.

– Была... Почему сам не сказал мне о том, что произошло в школе?

– Когда? Да и зачем? Ты же говорил, что я всегда должен быть достаточно самостоятельным, чтобы не только принимать решения, но и осуществлять их. Утром я считал, что до вечера сумею уладит это дело.

– И оскорбление девушки ты тоже считаешь своим лучшим решением?

–Нет, не считаю. Это мой минус и я его исправлю. Как и обещал.

– Каким же образом, если не секрет?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.