Медицина: легенды и мифы
Медицина: легенды и мифы
За время, проведенное в дороге, Рита много спрашивала о здешней медицине. Я что-то рассказывал, объяснял, но, наверное, объяснял плохо: Рита снова и снова возвращалась к этому вопросу. Не хотел касаться грустной темы в этих заметках, но куда от нее денешься. Люди, не жившие в Америке, и Рита не исключение, любят судить о достоинствах и недостатках здешней медицины, но оказываются в плену мифов и досужих фантазий.
Днем мы остановились отдохнуть. Места остановки неплохо оборудованы, здесь есть комнаты отдыха для водителей грузовиков, магазин, где торгуют едой и мелочами, необходимыми в дороге. На воздухе – столики и скамейки, стоит гриль. Можно купить уголь и что-нибудь приготовить. Я сидел за столиком, пил горячий кофе и разговаривал по телефону с московским приятелем, который потерялся на целый год и сейчас неожиданно позвонил. Мы поделились новостями, я сказал, что недавно перенес операцию, открыл некоторые подробности.
Когда я едва-едва отошел от наркоза, помогли одеться, посадили в кресло и отвезли к выходу. В машине ждала жена. Неделю я чувствовал себя неважно, живот увеличился, сделался твердым. При ходьбе казалось, что внутри, словно в кастрюле или бутылке, переливается какая-то жидкость.
«Наверное, так и должно быть», – решил я. Неделя состояла из одних праздников, мой осмотр хирург перенес на несколько дней. Но, когда из ранки стала сочиться кровь, я все-таки поехал в больницу, в отделение неотложной помощи. Дежурный врач, выслушав жалобы, пригласил молодую женщину врача и ассистента из команды того именитого хирурга, который делал операцию.
Тут же в кабинете меня уложили на стол, сделали УЗИ и сказали, что ситуация довольно серьезная: после операции, еще неделю назад, у меня началось внутреннее кровотечение, которое до сих пор продолжается. Я правильно поступил: приехав сюда, не дожидаясь планового приема. Мне сделали операцию под местным наркозом и сказали до свидания. На немеющих ногах я доковылял до машины.
Вскоре я пошел на поправку, все кончилось нормально. Вот об этих злоключениях я и рассказал приятелю, врачу одной из московских больниц. Он не стал уточнять подробности болезни, спросил о другом:
– Почему ты не судишься с врачом? Ты можешь оставить его без штанов. Ободрать как липку. Отсудить целое состояние. Они допустили халатность, врачебную ошибку. Ведь тебя чуть не убили. Чуть не зарезали.
– Но «чуть» не считается. Вот если бы зарезали…
Вопрос, почему я не подал иск, мне задавали часто. Но не здешние обитатели, а люди, которые в Америке не бывали. Во время беседы с московским приятелем я еще раз убедился: здешняя медицина окружена малыми и большими мифами.
– Откуда ты знаешь, что по этому поводу можно судиться? – спросил я. – Может быть, у тебя есть адрес адвоката, который взялся бы за такое дело?
Адреса мой друг не знал.
– Смотрели фильм с Полом Ньюманом «Вердикт», – ответил он. – И еще что-то в этом роде. Какие-то книги читал… Ну, что у врачей можно запросто отсудить большие деньги.
* * *
Итак, миф номер один – в Америке можно судиться из-за каждого чиха, а из-за врачебных ошибок, – сам бог велел. Пришлось объяснить, что ущерба я не понес, все обошлось. Да, второй раз на операционном столе я испытал не так уж много положительных эмоций. Но кровотечением может закончиться, по мнению самих врачей, каждая пятая операция.
Если все больные, станут подавать иски, а хирурги вместо исполнения профессиональных обязанностей, начнут таскаться по судам, давать показания, – ничего хорошего из этого не выйдет. Понизится квалификация самих медицинских работников и повысится смертность среди пациентов.
Врачи хирурги, как правило, застрахованы на случай неудачной операции или ущерба, который они могут причинить больному. Если человек теряет здоровье по вине хирурга, вопрос улаживает адвокат истца и страховщики врача. Они торгуются между собой, нащупывая ту цену, которая устроит обе стороны.
До реальных судебных слушаний в подавляющем большинстве случаев не доходит. Споры улаживают тихо, в досудебном порядке. Случай, показанный в фильме «Вердикт», то есть большой хорошо подготовленный судебный процесс из-за медицинской ошибки, – это редкое исключение из практики, а не правило.
В случае, когда причинен реальный ущерб здоровью, адвокаты пострадавшей стороны принимаются за дело, как здесь говорят, «континдженс», то есть они не берут ни цента со своих клиентов. Выполняют всю бумажную работу, договариваются со стороной ответчика, привлекают к сотрудничеству свидетелей и медицинских экспертов из других штатов.
Медики из штата, где проходит досудебное или судебное разбирательство, не соглашаются подвергать анализу и критике работу своего коллеги, выступать в суде и так далее. Им дальше здесь жить и работать, отношения с местными врачами портить не хочется. Именно поэтому эксперта приглашают со стороны. Его труд должен быть вознагражден, а вознаграждение немалое, – несколько тысяч долларов, – эти деньги из своего кармана экспертам платит адвокат. В случае если процесс будет выигран, адвокат получит половину денег, взысканных с ответчика. Если все провалится, убытки понесет адвокат истца, а не сам истец.
В моем случае компания, страхующая риски хирурга, думаю, могла бы предложить пять-семь тысяч долларов отступного. Половину забрал бы адвокат. В принципе, получить такую компенсацию можно, однако придется потратить много времени на бумажную возню и свидетельские показания, – я к этому не готов. Но самое главное, – я не чувствовал себя пострадавшей стороной. Не чувствовал за собой права в чем-то обвинять врача.
Американская медицина с ее системой страхования – штука довольно сложная. Не стану приводить статистические данные, – эти мертвые цифры почти ничего не объясняют. А если все-таки хочешь получить объяснения, надо забираться в такие дебри, из которых нет возврата. Только заблудишься окончательно, а вопрос – почему дело обстоит именно так, а не иначе – все равно останется без ответа.
Скажу просто: человеку, решившему задержаться в Америке, надо знать: чтобы получить более или менее приличное медицинское обслуживание, придется потратиться на страховку. Пусть страховка покроет не все случаи, но хоть что-то. Цена зависит от возраста и состояния здоровья. Чем вы старше, тем больше надо выкладывать. Для курильщиков страховые выплаты могут быть удвоены. Если человек моего возраста заплатит за страховку порядка шестисот долларов в месяц, курильщику это удовольствие обойдется в тысячу с гаком, а то и выше.
Если вы получили приличную работу, как правило, бесплатную медицинскую страховку вам предоставит ваша фирма или государство. А если нет приличной работы, а денег мало? Сейчас, когда инициатива по реорганизации национального здравоохранения Барака Обамы получила право на жизнь, на рынке появилось много относительно дешевых страховок для людей небогатых. А бедняки и пенсионеры и так имеют бесплатное медицинское обслуживание и лекарства по льготным ценам.
* * *
Здесь мы сталкиваемся со вторым великим мифом: если у вас нет страховки, – вы не получите медицинской помощи. Другими словами: здешняя медицина – это и есть страшный звериный оскал капитализма, в полную величину.
Памятен душераздирающий рассказ, попавшийся мне в мемуарах разных людей: известный русский писатель якобы умер в машине «скорой помощи», потому что ни один госпиталь Нью-Йорка не захотел его принять. У писателя не было страховки. Когда госпиталь все-таки нашли, было поздно. Сердце остановилось.
Рядом третий миф: если уж врачи возьмутся за лечение больного, не имеющего страховки, то сначала вылечат его, а затем, уже здорового, пустят по миру. Высосут все деньги, отсудят в счет погашения долга движимое и недвижимое имущество и так далее.
Попробуем разобраться.
По приезде в Америку я купил недорогую страховку. Месяц шел за месяцем, год за годом. Деньги капали, ежемесячные выплаты, сложенные вместе, превращались в приличные деньги. К врачам я не обращался, не было повода. Казалось, проблем со здоровьем не будет вечно.
Мне предстояло вернуться в Россию на несколько месяцев. Тут я подумал: за что я плачу деньги? Есть ли в этом какой-то смысл? Страховая компания просто наживается на мне, тянет деньги… Перед отъездом я аннулировал страховку. А когда вернулся, не захотел покупать новую. Шло время, иногда я подсчитывал деньги, что удалось сэкономить на страховке, и думал – правильно сделал, что от нее отказался.
Однажды я подхватил легочную инфекцию, началась пневмония, которой поначалу я даже не ощутил. Но вскоре дело дошло до «скорой помощи» (а ее вызов для больных без страховки обойдется не меньше двух с половиной тысяч долларов). В машине вы не можете попросить медиков отвезти вас в больницу по вашему выбору или в то место, где, например, среди врачей есть добрые знакомые. По закону больного отвозят в ближайшую больницу. Больница, в которую я попал, как потом выяснилось, оказалась не лучшим лечебным учреждением в городе.
Запомнился момент, когда каталку со мной остановили в каком-то длинном коридоре. На другой каталке у стены лежал молодой белый парень, одетый в окровавленные лохмотья, его физиономия была разбита, губы растрескались. Парень стонал, затем проваливался в забытье, но на помощь ему никто не спешил. В воздухе плавал густой запах водки.
Со мной обошлись гуманнее. Я оказался в реанимации (один день – не меньше пяти тысяч долларов), где меня ввели в состояние искусственного сна, продержали пять дней на аппарате принудительной вентиляции легких, – врачи опасались, что прогрессирует менингит. Собрали все анализы, в том числе спинномозговой жидкости и, когда состояние стабилизировалось, перевели в общую палату. Двое больных, два телевизора, кондиционер, трехразовое питание. В телевизионный пульт вмонтирована коротковолновая рация, по которой можно в случае необходимости связаться с дежурной сестрой. Иногда это удавалось, иногда нет.
* * *
Процедуры, анализы (забор крови – четыре раза в день, первый раз – в половине шестого утра). Я лежал в двух палатах. Сначала моим соседом оказался некий Джозеф, чернокожий пожилой мужчина, всю жизнь он плавал матросом на торговых кораблях, десять лет назад бросил якорь в Чикаго, здесь женился, но счастье оказалось недолгим. С женой они расстались.
Родственников у Джо не было, за несколько дней к нему ни разу не пришел посетитель. Тяжелая болезнь не оставляла надежд на будущее, страшную правду от него никто не скрывал. Джо приходилось самому заботиться о переселении в мир иной. Он держался очень спокойно, как-то скучно, будто готовился не к смерти, а к какой-то медицинской процедуре. Персонал больницы оказал ему помощь в покупке места на кладбище, оно обошлось в четыре тысячи долларов, и могильного камня.
Джо каждый вечер, засыпая, произносил одни и те же слова.
– Умирать – дорогое удовольствие. А жить еще дороже.
Вскоре меня перевели в другую палату, там соседом был этнический русский, майор строительных войск СССР в отставке Павел Иванович, поселившийся в Америке почти четверть века назад. Павел Иванович охотно откликался на имя Пол.
Он проходил курс лечения после инсульта, шел на поправку. У кровати всегда сидел кто-то из родственников, жена, дочь или сын. С ними Павел Иванович, то есть Пол, почему-то общался только на английском, почти безупречном. Время от времени, видимо, давал о себе знать перенесенный инсульт, Пол сбивался на немецкий язык. И тогда его любимым словом становилось «фирштейн» (понимаешь).
– Завтра жена принесет салат оливье, – сказал он мне по-английски. – Угощу. Фирштейн?
– Фирштейн, – кивнул я. – Но меня завтра выписывают.
Пол перешел на английский, поделился воспоминаниями детства и ранней юности, рассказ о первой любви, но на полуслове замолчал и забылся сном.
Мне встречалось много русских, которые косили под американцев. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. В общем и целом – не слишком убедительно. Русского человека, как бы ни был хорош его английский, – выдает множество мелких деталей, по которым нетрудно определить национальность. Лично я свою национальность никогда не скрывал, зачем заниматься этой ерундой – до сих пор не понимаю, напротив, я гордился, что русский.
Здесь кстати будет небольшой отрывок из одной моей книги о похождениях русского адвоката Дмитрия Радченко, дело происходит в Америке.
«Корзин наполнил стакан, сел напротив и сказал:
– Ты похож на русского.
– Я по крови поляк, – соврал Радченко. – Мы с родителями приехал в Штаты, когда мне исполнилось двенадцать.
– Не ври, – усмехнулся Корзин. – Кого ты хочешь обмануть, парень, меня? Ты, конечно, неплохо болтаешь по-английски. Но… Ты не поляк и не американец.
– Почему вы так решили? – последнюю фразу Радченко произнес по-русски. – Акцент?
– Пол Нью-Йорка говорит с акцентом. Рукава твоего пиджака. И сам пиджак слишком длинный. Только русские покупают и шьют костюмы с рукавами, которые на два дюйма длинней, чем надо. Смотри, рукав достает почти до основания большого пальца. Это в России признак хорошего тона, зажиточности. Русского чиновника или бизнесмена легко определишь по длине рукава. Даже со спины посмотришь на человека и видно – наш фрукт.
– Всего-навсего рукав?
– А ты чего хотел? Этого достаточно. Ну, и еще и покрой костюма. Прямой крой пиджака с врезными карманами и одной шлицей теперь не актуален. Полуприталенный – вот, что тебе надо.
– Костюм у меня покупной, итальянский.
– По виду не скажешь. Ну, итальянцы тоже хороши. Привозят в Россию костюмы с расчетом на местный азиатский вкус. Ты по профессии не адвокат?
– Почему вы так решили?
– Врешь складно, – Корзин полез в сервант и протянул гостю визитную карточку. – Если понадобится работа, звони».
* * *
Я вышел из больницы здоровым человеком. Через месяц стали приходить счета за медицинское обслуживание. Я распечатывал конверты, тоскливо смотрел на цифры, срисованные из учебника астрономии, и мучился вопросом: может быть, лучше было умереть еще тогда, в машине «скорой помощи»?
Счета поступали не только из больницы. Например, анализами занимаются различные частные лаборатории, – они и выставляют счета. Стопка писем все росла, общая стоимость услуг перевалила за сто тысяч долларов и продолжала увеличиваться. Шло время, выжидая, я не платил. Мои кредиторы стали нервничать и напоминать о деньгах, писать, что передадут задолженность в коллекторское агентство. Я тоже нервничал.
Но тут позвонил ангел спаситель, – социальный работник.
– Привет, – сказал ангел. – Выздоравливаете?
– Почти выздоровел.
– Тогда запишите, какие бумаги мне нужны.
Собственно, эта девушка по имени Эн появилась еще раньше, в больничной палате, как только я пришел в себя. Она объяснила, что работает на правительство штата, – такие социальные работники сидят в каждой больнице, – и следят, чтобы медики не драли семь шкур с человека, который не может оплатить лечение в полном объеме. Я отвез Эн кое-какие документы, показывающие мои доходы за прошлый год, собственность, которой владею, включая машину и выплаченную квартиру. Все по-честному, иначе нельзя.
Бумаги ушли в правительство штата, откуда я получил ответ: мой долг больнице снижен до тридцати тысяч. Но эти деньги я смогу выплачивать не сразу, а в рассрочку, пятьдесят долларов в месяц, пока не погашу задолженность. Из груди вышел вздох облегчения. Пятьдесят долларов в месяц… Не так уж много за спасенную жизнь. С частными фирмами, которые занимались моими анализами, пришлось договариваться через адвоката. Пятидесятипроцентную скидку я все-таки получил.
Иногда звонили друзья и спрашивали, можно ли меня поздравить с возвращением с того света. Искусственная кома – это где-то совсем рядом со смертью. Я охотно принимал поздравления.
– Ты видел темный коридор и свет в конце его?
– Что-то такое было, – отвечал я, не хотелось разочаровывать людей, которым почему-то нравится этот образ: коридор и свет. – Что-то такое, кажется, видел…
– Серьезно, значит, это все правда? Ну, то, что испытывают люди, когда жизнь уходит. И ты оказываешься в ярком свете на пороге рая, так?
Забираться далеко в лабиринт фантазий не хотелось.
– Про рай не уверен. Если честно, я увидел свет, когда с меня списали три четверти долга. Даже больше. Вот тогда мне стало легче.
* * *
Если бы я был бедняком, – мои долги больнице просто аннулировали. А если на моем банковском счету оказались большие деньги, – тогда пришлось бы раскошелиться.
Да, медики не в восторге от того, что их услуги не оплачивают полностью или не оплачивают вовсе, но, что поделаешь, – закон все-таки на стороне больных. В худшем случае, если бы дело дошло до суда, никто не отобрал бы у меня квартиру, машину, – закон запрещает изымать в счет погашения долга квартиру, какой бы дорогой она не была, – если это единственная квартира. То же касается и движимого имущества: если машина единственная, – можно не волноваться.
Итак, миф о том, что без страховки вам не окажут срочной медицинской помощи, – всего лишь миф. Когда меня забирали в больницу, никто не спросил, есть ли у меня страховка. Меня не спросили об этом в машине «скорой» и по прибытии. Никто не заикнулся о деньгах, пока я лечился в больнице. Меня просто вытащили с того света без всяких авансов. И уж потом закрутился разговор вокруг денег.
Наконец последний третий миф о том, что медики сдерут семь шкур с человека, не имеющего страховку. Да, платить придется. Но ваши финансовые возможности будут учтены. И последние штаны (то бишь квартиру и машину) – не отберут.
Все это я выложил Рите, снабдив свой рассказ мелкими подробностями больничного быта. Она подумала и сказала:
– Ни фига себе. Тот хирург чуть не зарезал тебя. Не понимаю, почему ты не подал на него в суд. И за лечение насчитали слишком много. Как-никак тридцать тысяч – большие деньги. Надо в суд идти.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.