XII. Четырнадцатое сентября

XII. Четырнадцатое сентября

1

Четырнадцатого сентября 1963 года сестры Баладро встретились с сеньором Сиренио Пантохой, хозяином публичных домов в Халосте, чтобы обсудить продажу оставшихся пятнадцати женщин. Это решение свидетельствует о том, что они потеряли надежду открыть свое заведение.

Встреча произошла в Педронесе, в кафе-мороженом «Сибирь», в одиннадцать утра. Сестры Баладро очень старались, чтобы дон Сиренио не догадался, что они живут в казино «Дансон» — прошлую сделку, когда тому же сеньору были проданы одиннадцать женщин, заключили на скамейке в Тополиной аллее в Педронесе, — возможно, не учитывая, что проданные женщины тоже посвящены в их секрет.

Похоже, во второй раз дон Сиренио решил выторговать более выгодные условия, ведь это сестры пришли к нему с предложением, а не он к ним, как было в первый раз. Сославшись на недавние крупные расходы, он предложил по триста песо за каждую женщину. Сестры Баладро отвергли это предложение и сделали вид, что оскорблены и уходят. Дон Сиренио предложил четыреста. Сестры не стали уходить и продолжили торг. Когда дон Сиренио назвал цифру «шестьсот», они готовы были согласиться, но утро уже прошло, и они решили встретиться еще раз.

2

Балкон, который находится в кабаре, отсутствует в первоначальном проекте архитектора казино «Дансон», он нарушает впечатление, навеянное всем остальным интерьером (кажется, что находишься на морском дне), и, как говорят, вызывал отчаянные протесты молодого дизайнера, помогавшего Баладро при строительстве публичного дома. Несмотря ни на что, балкон в кабаре есть.

Идея принадлежала Серафине — во время путешествия в Акапулько она увидела на улице и уже не могла забыть, как три певца пели на балконе, аккомпанируя себе на гитарах, а внизу, во дворе, ели туристы. Серафине пришло в голову, что в один из торжественных вечеров, то есть когда к ним наведается какой-нибудь политик или другая важная персона с друзьями и казино закроют для публики, будет очень уместно пригласить трио, чтобы в самый неожиданный момент двери балкона распахнулись, на него вышли певцы и исполнили «Лас-Маньянитас»[15] для того, кто за все это платит.

Балкон построили, но певцы на него так и не вышли. Он сослужил свою службу, когда на нем в день открытия казино появились Арканхела и адвокат Каналес, которому клич с балкона стоил должности, когда Арканхела и Серафина наблюдали с него за лечением Бланки и когда случилось то, о чем вы скоро узнаете.

Надо заметить, что металлические перила не закрепили с самого начала. Выковавший их кузнец сказал прорабу, что перила установлены ненадежно; прораб убедился, что перила действительно установлены ненадежно, приказал мастеру их закрепить, а мастер, в свою очередь, пообещал закрепить и не закрепил.

Через несколько месяцев работы завершились, и Арканхела сказала:

— Надо привести в порядок эти перила, они болтаются. Если на них хорошенько опереться, они рухнут, и полетишь головой в пол, да с четырех метров!

После этого замечания никто не вспоминал о перилах до четырнадцатого сентября.

3

Чтобы выйти на балкон, нужно пройти коридор, в который выходят все комнаты. В этом коридоре женщины и затеяли ссору — так говорят те, кто при этом присутствовал.

Картина рисуется примерно такая: две женщины стоят нос к носу, обеими руками вцепившись друг другу в волосы. Их лица искажены, глаза то зажмурены от боли, то вытаращены, рты перекошены, на губах пузырится слюна, одежда растерзана и порвана — из-за пазух торчат клочья бюстгальтеров. Они двигаются синхронно, слаженно, как в танце: три шага вперед, два назад, иногда удар туфлей по ступне или по голени, иногда пинок коленом в живот. Женщины издают почти животные звуки: стонут, подскуливают, сопят, иногда бросают короткое злобное «сука» или что-нибудь в этом роде.

Когда началась ссора, они были одни, но драка продолжалась так долго, что все обитатели дома, почуяв что-то необычное, пришли в коридор посмотреть. (Калавера в это время ходила на рынок.)

Тринадцать женщин наблюдают, как дерутся двое, и ни одна не пытается их разнять. Это объясняется тем, что дерущиеся — «интимные подруги», то есть любовницы. Поэтому остальные считают, что эта драка — дело личное, и обществу в нее вмешиваться негоже. Видимо, по этой причине другие работницы какое-то время молча и с интересом наблюдают ожесточенную, но семейную драку — толчок туда, рывок сюда, — полагая, что она прекратится сама собой, когда враждующие стороны устанут. Финал мог бы быть бескровным, если бы Баладро, которые уже приехали и как раз выходили из машины Лестницы, немного поторопились: они бы успели прикрикнуть на соперниц и восстановить мир. Или если бы злая случайность не завела дерущихся на балкон, где одна из них изо всех сил рванула другую и стукнула ягодицей о перила, от чего ограждение сорвалось, и они полетели вниз головой, по-прежнему вцепившись друг другу в волосы. Их головы врезались в цементный пол и раскололись, как яйца. Две жизни оборвались в одно мгновение. Их звали Эвелия и Фелиса.

4

Сестры Баладро вошли через дверь сеньоры Бенавидес и уже подходили по коридору, соединявшему два дома, к своей столовой, когда услышали топот, стук и крики. Арканхела только хотела спросить: «Что происходит?», как раздалось звонкое «хрясть» — ягодиц о перила, скрежет — от разрушения перил, гулкий удар — перил о пол, короткий стук — голов о цемент. Возможно, кто-то из тех, кто видел случившееся, закричал; возможно, одна или несколько женщин побежали вниз, но смерть всегда заставляет созерцать себя только молча.

Поэтому мы можем предположить, что в тот момент, когда Баладро открыли дверь, отделявшую дом от кабаре, стояла тишина. Они вошли в помещение, наполненное клубами известковой пыли, и разглядели сначала искореженный металл, потом два трупа и, наконец, подняв глаза, в проеме балкона без перил — пять, шесть или больше уставившихся вниз женщин.

Опустим ненужные вопросы: «Кто их толкнул?», обвинения: «Это ваша вина! Почему вы их не разняли?», и так далее. В конце концов сестры поняли, что жертвы сами во всем виноваты. Кроме того, они обнаружили на одной из покойниц вероятную причину ссоры: золотые зубы Бланки. Золотые зубы лежали в бюстгальтере Эвелии — это была единственная деталь туалета, где она могла что-то спрятать, потому что носила открытые цельнокроеные платья без рукавов и карманов.

История золотых зубов Бланки такова: Арканхела пыталась их вырвать еще во время болезни, но безуспешно; когда Бланка умерла, на Арканхелу свалилось столько забот, что она забыла вырвать у покойницы зубы, зато, когда пришлось откопать труп, чтобы сжечь, Арканхела о них вспомнила и попыталась заполучить. Тогда-то и обнаружилось, что зубы исчезли.

Она ничего не сказала, но целую неделю ломала над этим голову. Кто-то из жильцов украл зубы Бланки. Она сама, Серафина, Тичо и Калавера были вне подозрений — так решила Арканхела; следовательно, виновата одна из четырех женщин, принимавших участие в исцелении, а потом — в похоронах. В этой точке рассуждений ее мозг заходил в тупик, и она не могла разгадать загадку; виновная не только жила под крышей дома, построенного на деньги Арканхелы и ее сестры, но ела лепешки, купленные на их деньги. Да еще украла золотые зубы, по праву принадлежавшие сестрам как справедливое вознаграждение за все их самопожертвование и разорительные расходы, понесенные за время болезни Бланки.

Разгадка обнаружилась четырнадцатого сентября. Зубы высовывались из бюстгальтера мертвой Эвелии. Арканхела увидела их, пробираясь между обломками, подняла, положила в сумку и через пятнадцать дней продала ювелиру в Педронесе за пятьсот песо. Виновная, когда ее разоблачили, не только вернула украденное, но к тому времени уже за все поплатилась.

5

Неожиданная развязка оставляет часть истории в тайне. Мы можем только строить догадки. По словам работниц, связь Эвелии и Фелисы длилась десять лет. Они были верными и миролюбивыми любовницами, их ставили в пример, им завидовали другие. Говорят, они добросовестно исполняли свои обязанности в борделе, но жили как муж и жена — Фелиса подавала Эвелии еду, приводила в порядок ее одежду, Эвелия хранила заработанные Фелисой деньги. После десяти лет, прожитых в полной гармонии и без малейших разногласий, — на веревке еще сушилась юбка Эвелии, постиранная Фелисой, — они закончили тем, что убили другу друга.

Объяснение, скорее всего, кроется в золотых зубах Бланки.

За несколько лет до этого, когда Бланка придумала представление с участием трех женщин, она выбрала себе в партнерши Эвелию и Фелису. Похоже, между ними установились какие-то отношения, сохранившиеся после отмены представления и даже после того, как Бланка заболела. Эвелия и Фелиса навещали Бланку в санатории доктора Менесеса, помогали Лестнице погрузить ее в машину, когда Серафина выписала ее из больницы в Сан-Педро-де-лас-Корьентес; это они каждое утро выносили Бланку из комнаты, клали в деревянное корыто под лимонным деревом, а к вечеру уносили в комнату; они захотели принять участие в исцелении — именно Фелиса пыталась напоить больную кока-колой, чтобы привести в чувство, а Эвелия побежала за покрывалом.

Первая гипотеза: одна из них, Эвелия или Фелиса, втихаря, когда никого не было рядом, вырвала зубы у лежащей в комнате покойницы, а три месяца спустя ее подруга, которая ни о чем не догадывалась, нашла у нее зубы, расценила кражу и умалчивание как предательство и вцепилась изменнице в волосы.

Вторая гипотеза: будучи уже очень больной и зная о намерении Арканхелы заполучить ее зубы, Бланка предпочла отдать их той, которую больше любила, Эвелии или Фелисе, а когда другая узнала, что ее обошли, то разбушевалась от ревности с известными последствиями.

Так могло быть.

6

А сейчас вернемся к тому моменту, когда Арканхела и Серафина открыли дверь и вошли в казино: они обнаруживают в клубах пыли два трупа, искореженные перила, золотые зубы Бланки и все остальное, потом поднимают глаза и видят в пролете балкона с обвалившимися перилами пять, шесть, семь… а может, и все тринадцать женщин, глядящих вниз.

С этого момента, хотя никто из участников не отдает себе в этом отчета, отношения между хозяйками и работницами принципиально меняются. Глядящие с балкона женщины знают, что здесь, внизу, лежат два трупа, и будут знать, что с этими трупами произойдет. Баладро — хозяйки дома, они командуют этим мирком и поэтому отвечают за все, что здесь происходит.

Внешне ситуация даже упрощается. Например, нет нужды хоронить трупы ночью, стараясь никого не разбудить. В шесть вечера, когда Тичо возвращается с работы (он грузил мешки с цементом), Калавера отводит его на задний двор, приказывает выкопать двойную могилу глубиной метр восемьдесят недалеко от могилы Бланки и не смущаться, если заступ или кирка попадут по камню. Тичо исполняет приказание, и в двенадцать ночи Эвелия и Фелиса похоронены.

Этой ночью служебные дела не позволили капитану Бедойе навестить Серафину, не появился он и пятнадцатого сентября, накануне парада, потому что в эту ночь все должны оставаться в казарме. Шестнадцатого числа вечером капитан приехал мрачный: его серый конь встал на дыбы, когда процессия двигалась по центральной улице Хуарес, в Педронесе, и капитан чуть не упал. Он чувствовал, что стал посмешищем в глазах солдат и сотен зрителей. Сабля вывалилась у него из руки, ее подобрал какой-то ребенок и вернул капитану, унизив его еще больше.

— Хочу выпить и забыть этот позор, — сказал себе капитан, когда понуро, засунув руки в карманы, шел на улицу Независимости.

Пребывая в таком настроении, он узнал от Серафины, что Эвелия и Фелиса мертвы и зарыты на заднем дворе. (Серафина так и не рассказала капитану, что случилось с Бланкой, и испытывала угрызения совести всякий раз, когда он, ни о чем не подозревая, спрашивал, откуда взялся трупный запах.) Серафина начала разговор словами:

— Я хочу тебе кое-что рассказать, потому что между нами не должно быть секретов…

и так далее.

Когда новость была ему сообщена, капитан сказал:

— Отлично. Осталось только, чтобы померли остальные тринадцать, и можно будет закопать их на заднем дворе.

Несколько месяцев спустя на суде капитан утверждал, что сказал это в шутку. Судья ему не поверил.

Восемнадцатого сентября Серафина позвонила дону Сиренио Пантохе и сказала, что, «к большому сожалению», ее сестра передумала и решила не продавать женщин. Дон Сиренио говорит, что понял по тону Серафины: поднимать цену бессмысленно. Он подумал, что сестры либо продали женщин другому покупателю, либо и впрямь передумали продавать.