Catch up, slap-clap

Теперь будет последняя попытка все это понять. Возможно, тут склеиваются причины и следствия: если они перетряхивают всякий повод в СМИ, то не остается эмоций перетирать то же самое с нуля на приватных кухнях — а печальные обобщения заводятся именно там. Кроме того, доля слухов и домыслов невелика: публично высказывается все, что можно, большего не придумать. Опять же, если есть прозрачность ситуации, то все уткнется в конкретного персонажа или в неизбежность пережить замену рельсов южной части красной линии.

Здесь неудовольствия, возникшие по конкретным поводам, не влекут за собой частных общих выводов депрессивного свойства: жизнь не удалась, потому что все устроено не так. В России-то всякий вопрос всегда имеет сбоку общую системность, отчего при разговоре о любой конкретной проблеме все тут же уходят от проблемы (тем более что ее детали обычно и неизвестны) к этой метафизике, надежной. Любая тема тут же делается вечной, эмоциональной и эгоцентричной. Но на этом уровне дальше может быть только депрессия, поскольку все смертны, а смертным метафизику в полном объеме не вместить.

Но если такой злой онтологии нет, то от нее же и не надо защищаться. В самом деле, нет у них разговоров о том, что, типа доколе? — не считая, конечно, риторики политиков. Ну а если политики это уже делают, то зачем же остальным их копировать, у них работа другая. К тому же базовые ценности осязаемее в конкретных случаях, и нельзя же себе представить, что весь штат Иллинойс примется переживать и обсуждать нюансы кадровых назначений завсекторами вашингтонского Белого дома…

Может, там все так потому, что у них есть выборы. Не потому, что они влияют на ситуацию, а просто — из-за неизбежной временности персонажей, отчего текучка не связывается с онтологией и устройством мироздания. Этим занимаются в других областях, а граждане без соответствующих склонностей и образования не испытывают необходимости лезть во все это и думают конкретно.

Но отчего в большинстве проблемных случаев у них возникает удовлетворенность, хотя большая часть их них не может быть разрешена, как со стрельбой? Возможно, в каждом случае становится понятно, как что происходит, а тогда можно ощутить — можно тут что-то сделать или нет. Нет — значит нет. Злая онтология не возникнет, раз уж она не заложена во все подряд с самого начала. А что не в раю живем, так это известно. Выговариваются они, что ли, по крайней мере.

Еще раз, российская схема: есть а) некие общие чаяния и представления о добре и зле, ситуационные, в общем; есть б) бытовуха, проблемы которой не узнать в деталях. Совмещение того и другого, то есть ощущение очередного онтологического облома, всякий раз укрепляет такую схему. А здесь (в «Старбаксе» возле «Вашингтона») иначе: событий много, они просвечены, на них можно вменяемо реагировать, а зачем тогда обобщения и идеология? Но, с другой-то стороны, идеология ведь должна обеспечивать договорную реальность? Сиюминутное должно быть согласовано в некой рамке? Ну да, если все складывается из текучки, то можно заниматься и производством умственных дерривативов на тему, сколько исходной идеологии включено по факту в конкретную сиюминутность. По факту-то, юридически и т. п. включено все. Можно дойти даже до предположения, что идеология настолько входит во все, что уже и не ощущается, она там распределена равномерно и всё — вывернувшись наоборот — внутри нее, в одном воздухе.

Это бы заодно пояснило, отчего тут повсюду вокруг Чикаго, даже в часе езды от центра. Да по тому же принципу. Но идеология у них зафиксирована в базовых документах, а что тогда это их базовое, почти небесное Чикаго?

Но эта растворенность здесь давно бы уже дошла до такой степени, что не ощущалась бы вовсе. Даже в качестве всегда существующей связи вещей и событий. Она стала бы привычной, перестала бы ощущаться, следовательно — и склеивать тоже. Новые события начнут расшатывать привычную связь, и все рассыплется? Или это привычно уже, как стол: кладешь вещь на него не глядя — потому что он, разумеется, там? Но идеология хотя бы зафиксирована, все началось с нее, а откуда взялся Чикаго?

Что есть его первоисточник, рамочный документ? Не блюз же, не Аль Капоне, не «Волчья точка». Да, есть звук шшщикага, есть свое shared, есть полость, в которой происходят коммуникации. Эта механика не сломается. Но не может ли произойти так, что все расклеится, механика сделается отдельной и та же шшщикага окажется не присоединенной ни к чему?

В этой книжке, конечно, об этом — она вовсе не о Чикаго, он тут частный случай. Потому что некоторые хорошие части жизни устроены так же: звук-код, shared, полость коммуникаций, где возникает воздух, выходящий за границы этой среды. В быту нет ничего, что обуславливало бы существование всего этого, но все это существует и так. Среда сама по себе этакий Чикаго. Вопрос, производит ли эта механика и ее воздух или он все же должен возникнуть откуда-то еще? Неважно — существует, да и ладно: а иначе бы и этот вопрос теперь не возник.

Вот о чем все это было: некоторые вещи вроде бы не существуют, а все-таки они есть. Шшшикага, как продукт Чикаго (или наоборот), продержится еще долго, даже если прекратится сам Чикаго. И даже потом, когда никто и не вспомнит, что у нее была какая-то связь с этим городом.

Вышел из «Старбакса», над головой скрипит электричка. Сумерки. И вот тут у автора возникло ощущение такой взаимной полноты бытия и города, что он уже не будет нарушать ее дальнейшими рассуждениями. Ну а читатель, оказавшись в этой точке, знает уже намного больше, чем знал в начале истории. В сумме: six and three is nine, nine and nine is eighteen, easy come easy go, sweet home Chicago.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.