Отдых в Швейцарии

Отдых в Швейцарии

Дни протекали однообразно, и уже через три дня мне стало очень одиноко, хотя мы ходили в гости то к маме, то к моей новой подруге. Даже есть в одиночестве мне не хотелось. Я скучала по своей семье и решила на месяц уехать в Швейцарию. Соблюдать диету там тоже будет гораздо легче, подумала я. Я понимала, что убедить Лкетингу будет непросто, хотя, когда я лежала в госпитале, врачи настоятельно рекомендовали мне восстановить здоровье в Швейцарии. Мысль об отдыхе дома радовала меня с каждым часом все больше, и я с нетерпением ждала возвращения мужа.

Я как раз готовила на кухонном полу под открытым окном, когда распахнулась дверь и вошел Лкетинга. Не поздоровавшись с нами, он выглянул в окно и подозрительно спросил, кто только что из него вылез. Я ждала его пять дней, в полном одиночестве, и эти слова ударили меня больнее пощечины. Однако я постаралась сохранить спокойствие, потому что собиралась поговорить с ним об отъезде. Я невозмутимо возразила: «Никто, почему ты спрашиваешь?» Вместо ответа он пошел в спальню и внимательно осмотрел одеяло и матрас. Мне было стыдно за его недоверие, и радость встречи мгновенно улетучилась. Он снова и снова спрашивал, кто у меня был. Да, два раза приходили воины, но я их даже в дом не пустила.

Наконец он сказал несколько слов дочери и достал ее из корзинки-кроватки, которую я купила, когда в последний раз была в Маралале. Она целыми днями лежала в этой переносной кроватке на улице под деревом, пока я стирала одежду и пеленки. Он взял ее на руки и направился к маньяттам. Я решила, что он пошел к маме. Еда была готова, и я без всякого удовольствия поела. Снова и снова я задавалась вопросом, почему он мне не доверяет.

Прошло два часа, он все не возвращался, и я пошла к маме. Она сидела с другими женщинами под своим деревом, Напираи спала рядом на коровьей шкуре. Лкетинга лежал в маньятте. Я подсела к маме, и она что-то у меня спросила, из чего я поняла только половину. Наверное, Лкетинга наплел ей невесть что и она тоже думала, что у меня есть любовник. Она заговорщицки рассмеялась и предупредила, что это может быть опасно. Раздосадованная ее словами, я сказала, что, кроме Лкетинги, у меня никого нет, взяла дочь и пошла домой.

Я поняла, что в такой ситуации мне будет непросто отстоять свое намерение уехать в Швейцарию. Но с каждым днем все больше убеждалась, что отдых мне необходим. Пока я держала эти мысли при себе и ждала, когда наконец все успокоится.

Я стала изредка и понемногу есть мясо, но сразу после этого у меня начинались дикие боли. Видимо, нужно было оставаться на диете из кукурузы, риса и картофеля. Обезжиренное питание и грудное вскармливание привели к тому, что я стремительно теряла вес. Напираи исполнилось уже три месяца, и нам нужно было ехать в госпиталь в Вамбу, чтобы сделать прививку и пройти обязательный осмотр. Поездка на новом автомобиле могла стать для нас приятным развлечением. Лкетинга поехал с нами, ему не терпелось сесть за руль «датсуна».

Эта идея пришлась мне не по душе, но, поскольку ехать с Напираи одна я не могла и поэтому зависела от него, я нерешительно протянула ему ключи. Каждый раз, когда он неправильно переключал передачу, мое сердце болезненно сжималось. Он ехал медленно, на мой взгляд – слишком медленно. Ощутив странный запах, я заметила, что он едет на ручном тормозе. Он очень сожалел, так как теперь тормоз плохо работал, а я пришла в ярость, ведь неработающий ручной тормоз на «лендровере» уже доставил нам массу хлопот. После этого он больше не хотел вести машину. Расстроенный, он сидел рядом и держал Напираи. Мне было его жаль, и я успокоила его, сказав, что тормоз можно починить.

В госпитале мы прождали почти два часа, пока нас наконец не вызвали. Швейцарская врач обследовала меня и сказала, что я слишком худая и мой организм сильно истощен. Если я не хочу в самое ближайшее время снова стать их пациенткой, мне нужно непременно уехать в Швейцарию на два месяца. Я призналась, что уже думала об этом, но не знаю, как сказать мужу. Она привела врача, который тоже настоятельно советовал мне уехать в Европу. Он подтвердил, что у меня сильное истощение, а Напираи забирает у меня последние силы. Сама же она пышет здоровьем.

Я попросила врача поговорить с Лкетингой. Услышав, что мне нужно надолго уехать, муж свалился с небес на землю. После долгих пререканий он наконец согласился отпустить нас на пять недель. Врач выдал мне свидетельство, чтобы я могла быстрее оформить все необходимые бумаги для Напираи. Ей сделали прививку, и мы поехали обратно в Барсалой. Лкетинга грустил и постоянно спрашивал: «Коринна, почему ты все время болеешь? Почему едешь с моим ребенком так далеко? Я не знаю, где Швейцария. Что мне делать без тебя так долго?» Я понимала, как это для него тяжело, и мое сердце готово было разорваться. Мама, узнав, что я улетаю в Швейцарию, тоже очень огорчилась. Я обещала им вернуться здоровой и сильной, чтобы мы снова могли открыть магазин.

Через два дня мы тронулись в путь, пастор Джулиани довез нас до Маралала. Свой автомобиль я оставила у него. Лкетинга проводил нас с Напираи до Найроби. Это было длительное путешествие, ребенку нужно было часто менять пеленки. С собой я взяла только самое необходимое.

В Найроби мы сняли номер в дешевой гостинице и сразу пошли в немецкое посольство, чтобы оформить документы для Напираи. Проблемы начались уже при входе: Лкетингу, облаченного в традиционный наряд самбуру, не хотели пускать в посольство. Только после того как я доказала, что он мой муж, ему позволили пройти. Он сразу стал нервным и подозрительным.

В посольстве было полно народу. Я начала заполнять анкету и, взглянув на строку «Фамилия», поняла, что уже здесь начнутся пререкания. Я написала «Лепарморийо-Хофманн Напираи», но мой муж был не согласен с «Хофманн», повторяя, что его дочь – Лепарморийо. По возможности спокойно я объяснила ему, что получить загранпаспорт мы можем только так, а без него Напираи не сможет со мной лететь. Начался бесконечный спор, ожидавшие в очереди люди с интересом посматривали на нас. Однако мне все же удалось убедить его подписать бумагу.

Нам предложили подождать. Наконец меня вызвали в кабинет. Муж хотел пойти со мной, но его остановили. От волнения мое сердце готово было выскочить из груди, я опасалась следующей сцены, которая не заставила себя ждать. Краем глаза я увидела, как Лкетинга протиснулся к окошку и заорал на служащего.

Меня принял немецкий посол, который вежливо сообщил, что они могут сделать паспорт, но только на имя «Хофманн Напираи», потому что наше свидетельство о браке еще не заверено и согласно немецким законам я считаюсь незамужней. Когда он сказал, что мой муж должен еще раз подписать бумагу, я ответила, что он на это не согласится, и показала ему документы от врача. Но посол заявил, что ничего поделать не может.

Когда я вернулась, Лкетинга с озлобленным видом сидел на стуле и держал плачущую Напираи: «Что с тобой не так? Почему ты идешь туда без меня? Я твой муж!» Мне было ужасно неловко, и я снова заполнила формуляры, на этот раз без «Лепарморийо». Лкетинга встал и сказал, что больше ничего подписывать не будет.

Я злобно зашипела на мужа, что, если он сейчас не подпишет бумагу, я все равно рано или поздно улечу с Напираи в Швейцарию и больше не вернусь. Должен же он наконец понять, что речь идет о моем здоровье! Когда мужчина в окошке в очередной раз повторил, что Напираи все равно остается его дочерью, Лкетинга поставил свою подпись. Я снова пошла к послу. Он недоверчиво спросил, все ли в порядке, и я объяснила, что воину трудно понять все эти бюрократические нюансы.

Он протянул мне паспорт на ребенка и пожелал удачи. На вопрос, могу ли я теперь выехать из страны, он ответил, что мне осталось только получить печать кенийского ведомства, а для этого снова понадобится согласие отца. При мысли о том, что все повторится, мне стало дурно. Мы угрюмо вышли из посольства и пошли в здание визового центра. Там нам снова пришлось заполнить анкеты и встать в очередь.

Напираи кричала и не успокаивалась даже тогда, когда я прикладывала ее к груди. Снова мы стали мишенью любопытных взглядов, снова люди шушукались, глядя на наряд моего мужа. Наконец нас вызвали. Женщина за стеклом пренебрежительно спросила Лкетингу, почему у Напираи немецкий паспорт, если родилась она в Кении. Все началось сначала, и я с трудом сдерживала слезы ярости. Высокомерной даме я объяснила, что у моего мужа паспорта нет, хотя он сдал на него документы два года назад. Поэтому внести дочь в паспорт отца мы не можем. Из-за слабого здоровья мне необходим отдых в Швейцарии. Следующий вопрос убил меня наповал: почему я не хочу оставить ребенка с отцом? Я раздраженно объяснила, что это ведь нормально – когда мать берет трехмесячного ребенка с собой. Кроме того, моя мать имеет право увидеть внучку! Наконец она поставила нужную печать. Печать поставили и в мой паспорт. Измученная, но обрадованная, я схватила паспорта и помчалась вон из этого здания.

Оставалось купить билет. На этот раз бумага, подтверждающая источник денег, была у меня с собой. Я предоставила наши паспорта, и мы купили билет на самолет, вылетающий через два дня. Вскоре служащая уже передавала мне готовые билеты, громко объявляя: «Хофманн Напираи» и «Хофманн Коринна». Лкетинга снова раздраженно спросил, зачем мы вообще поженились, если я все равно не его жена! Да и ребенок, судя по всему, не его. Тут мои нервы сдали. Я разревелась, взяла билеты, и мы вернулись в гостиницу.

Муж постепенно успокаивался. Растерянный и печальный, он сидел на кровати, и где-то я его понимала. Для него фамилия – величайший подарок, который можно передать жене и детям, а я никак не хочу его принять. По его мнению, это означает, что я отказываюсь ему принадлежать. Я взяла его за руку и спокойно сказала, чтобы он не волновался: мы обязательно вернемся. Я отправлю в миссию телеграмму, и он будет знать, в какой день нас встречать. Он сказал, что будет скучать без нас, но хочет, чтобы его жена наконец выздоровела. Когда мы прилетим, он встретит нас в аэропорту. Эти слова наполнили меня радостью: я понимала, какого усилия ему будет стоить это путешествие. Он признался, что хочет как можно скорее вернуться домой: ожидание в Найроби делает его несчастным. Я его понимала, и мы проводили его до автобусного вокзала. Мы стояли и ждали отправления. Он снова озабоченно спросил: «Коринна, жена, ты уверена, что вы с Напираи вернетесь в Кению?» Рассмеявшись, я ответила: «Да, дорогой, я уверена». Затем его автобус уехал.

Лишь два дня назад я смогла сообщить маме по телефону о нашем приезде. Она удивилась, но очень обрадовалась, ведь ей давно хотелось увидеть внучку. Нам с Напираи нужно было привести себя в порядок, но выходить из номера с таким маленьким ребенком было непросто. Туалеты и душевые располагались в конце коридора. Когда мне нужно было в туалет, мне приходилось брать с собой Напираи, если она не спала. Брать Напираи с собой в душ было невозможно. Я спустилась к стойке регистрации и спросила у женщины, не могла бы она пятнадцать минут присмотреть за ребенком, пока я буду принимать душ. Она ответила, что с радостью бы это сделала, но в данный момент из-за разрыва трубы полгорода сидит без воды. К вечеру поломку, возможно, устранят.

Я прождала до шести часов, но ситуация не изменилась. Напротив, повсюду распространилась жуткая вонь. Больше ждать я не могла, ведь в десять я уже должна была быть в аэропорту. Я отправилась в ближайший магазин и притащила в номер несколько литров питьевой воды. Сначала я помыла Напираи, затем вымыла себе голову, а в завершение, насколько хватило воды, вымылась сама.

До аэропорта мы доехали на такси. Вещей у нас было мало, хотя стоял конец ноября и в Европе нас наверняка поджидала зимняя погода. Стюардессы очень о нас заботились, все время останавливались возле нас, смотрели на Напираи и о чем-то говорили. После еды мне дали для нее детскую кроватку, и она вскоре заснула. У меня от усталости тоже закрывались глаза. Меня разбудили, когда уже подавали завтрак. При мысли о том, что я скоро окажусь на швейцарской земле, меня охватило волнение.