«ГУМАННОСТЬ» МЮЛЛЕРА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«ГУМАННОСТЬ» МЮЛЛЕРА

Сегодня у Мюллера тяжелый день. Только что закончил один допрос, а за ним — второй. Майор сердился. Зачем притащили к нему вот этого старого, забитого лесника? Ян Гоудков! Не фамилия — птичий крик. Г-о-у-д-к-о-в… Сразу и не выговоришь. Мюллер вспотел и жадно потянулся к графину. Потом расселся в кресле и усталым взглядом еще раз пересмотрел протокол допроса. За стеной слышны были глухие удары, чей-то обессиленный стон. Гестаповцы «обрабатывали» Гоудкова. То, что там происходило, Мюллеру не мешало, наоборот, настраивало на деловой лад, напрягало мышцы. Это была будничная работа, которую он считал не менее необходимой, чем эксперименты ученого при важном изобретении.

В протоколе не появилось ни одного нового показания. Этот лесник, видно, и в самом деле ничего не знает. Обыск тоже ничего не дал. А взгляд у старика колючий, хмурый. Наверное, поэтому и схватил его лейтенант. Дурак! Только безумный может рассчитывать в этой проклятой Чехии на любезные улыбки. Теперь, когда русские наступают, здесь все встают на дыбы… Мюллер, несмотря на свою преданность райху, был реалистом и особенных надежд на местное население не возлагал. Он считал, что только страхом можно заставить чехов покориться воле немцев. Но тут важно знать меру, чтобы не пересолить. Следовательно, нужны самые разнообразные методы. А в этом вопросе Мюллер всегда отличался изобретательностью. Он даже выписал брошюру о методах взаимоотношений с населением на оккупированных территориях. «Пора остановить ребят, — подумал Мюллер, — а то, чего доброго, вытрясут душу из этого старого пса… Тут лучше показать немецкий гуманизм. Чех все равно ничего не знает. Можно задобрить его, нейтрализовать, заставить не вступать в контакт с партизанами в будущем. Попугали — довольно. Теперь он запомнит на всю жизнь».

— Лейтенанта и Гоудкова ко мне! Быстро!

Два солдата втащили полуживого лесника и остановились перед столом майора, поддерживая свою жертву. Усталым шагом человека, который хорошо поработал, вошел лейтенант. Без кителя, в расстегнутой рубашке с закатанными рукавами, он был похож на мясника.

Мюллер приказал солдатам посадить Гоудкова в кресло и потом отослал их. Театрально улыбнувшись, он подошел к леснику, сел в кресло напротив.

— Пан Гоудков! Вынужден перед вами извиниться. Произошла ошибка, которую я могу исправить лишь теперь. Ничего не поделаешь, пан Гоудков, — тяжелое время… Лес рубят — щепки летят… Вы свободны. А те, что издевались над вами, — майор грозно взглянул на вконец удивленного лейтенанта, — будут наказаны. Лейтенант! Вы запятнали честь немецкого мундира! Кто вам разрешил такое своеволие? Молчать! Я арестую вас на десять суток за превышение власти! Все!

Стало тихо. Мюллер сглотнул слюну и смотрел, какое впечатление произвело все это на старика.

Тот немного выпрямился в кресле, но оставался хмурым и смотрел на майора недоверчиво.

— У вас есть семья, господин Гоудков? — важно спросил Мюллер.

— Да, две дочери и жена. Они остались дома.

— Очень хорошо. Мы попросим их прийти за вами. Хотя нет, вас лучше отвезут.

Он снова повысил голос:

— Лейтенант, отвезите пана Гоудкова сами.

Старого лесника вывели.

— Господин майор! — с мольбой обратился лейтенант к Мюллеру.

— Вы остолоп, — оборвал его Мюллер. — Этот старый пес ни о чем не ведает. Попугали — и довольно. Он не захочет попасть сюда во второй раз. А в лесу, чего доброго, найдутся такие, которые попытаются прибегнуть к его услугам. Тогда он почешет затылок, прежде чем согласиться. Наша справедливость будет ему на пользу. Понятно? А за домом старика следите! Лес — не жилище: ни тепла, ни еды. Партизаны могут наведаться к леснику. Идите выполняйте приказ и не забудьте извиниться перед семьей.

Довольный собой, Мюллер закурил ароматную сигару. Запах напомнил ему беззаботные вечера во дворце Бранку, и майор задумался. В официальных сводках с фронта ничего утешительного. С большими потерями отошли на новые позиции танковые и моторизованные части. Хвастливый розовощекий выскочка генерал Эрих тоже отступил под натиском русских. Еще совсем недавно Пршибрамский округ был глубоким тылом Восточного фронта, а теперь партизанские десанты — в лесах, в горах… «Нет, где-где, а здесь «мешка» не получится», — стиснул зубы Мюллер.

Телефонный звонок оборвал его раздумья. Говорил Кругер.

— На перегоне Здице — Пршибрам вспыхнул эшелон с горючим. В эшелоне обнаружены мины.

— А часовые были? — поинтересовался Мюллер.

— Нет, вы же помните, что охраняли только колею.

— Вы думаете, это их работа?

— Вряд ли. Весь район был окружен, а состав стоял в Здице минут пятнадцать. Возможно, местные…

— Та-ак, герр Кругер, у меня есть некоторые соображения. Я позвоню вам.

В эту минуту ввели толстого, невысокого жандарма.

— Вот что, милый, — начал майор, пронизывая острым взглядом арестованного, — говори все, а то будет поздно…

— Я не виноват, я ни в чем не виноват, господин начальник, — залопотал жандарм. — Я дежурил на перроне в Здице. Мне было приказано проверять всех подозрительных. В вокзале сидело несколько пассажиров. Я у всех проверил документы. А около часу ночи пришел майор и шестеро солдат. Майор поздоровался, расспросил меня, кто я, проверил мои документы, а потом и пассажиров. Я говорю ему, что уже проверял, а он махнул сердито рукой. Даже чемоданы приказал раскрыть. Солдаты рылись в них, что-то искали.

— Дальше, дальше! — подгонял Мюллер.

— Потом они вышли на перрон и там осмотрели все вдоль и поперек. Как раз стоял состав с цистернами. «Кто охраняет?» — спрашивает патруль. «Тут не бывает караульных», — отвечаю. «Начальника станции ко мне!» — так грозно он приказал. И как начал распекать начальника! А потом говорит: «Хорошо, до следующей станции этот эшелон будут сопровождать мои люди, а о том, что вы здесь ворон ловите, я доложу коменданту». Рассадил своих солдат и поехал.

— Вот как, — процедил сквозь зубы Мюллер. — Может, ты скажешь, когда именно связался с партизанами, явку, пароль? Ну, быстро!

Жандарм остолбенел. Только теперь он понял безнадежность своего положения. Гестапо не любит ошибаться — это он знал хорошо. Надежды на освобождение из этой, не совсем понятной для него, истории не было.

— Господин майор, господин майор, — упал на колени жандарм. — Господь бог тому свидетель, что я не партизан… — Жандарм дрожал и рыдал. Это еще больше раздражало Мюллера.

Смертельно перепуганный жандарм все ближе и ближе подползал к столу. Майору вдруг показалось, что этот ничтожный человек подкрадывается к его оружию. В перепуганных глазах жертвы мелькнула искорка смелости. Возможно, сказалось напряжение последних дней и сдали хваленые нервы, потому что майор схватил пистолет и мигом выстрелил в очумевшего от горя жандарма.

Прибежали часовые.

— Мерзавец! — заскрежетал зубами майор. — Хотел убить меня. Дайте в газету объявление: «Расстрелян за сотрудничество с врагом».

Когда двери закрылись, к Мюллеру возвратилось спокойствие. Майор позвонил Кругеру.

— Полковник, это были они. Семеро. Одеты в нашу форму. Один выдает себя за майора. Нужно проверить всех военных. Я сейчас же отдаю приказ. — Мюллер слышал, как сопел на том конце провода полковник, и, не ожидая ответа, продолжал: — Похоже на то, что они нас хорошо знают. Вышли из леса — и к вокзалу. Кому придет в голову мысль искать там партизан? Место русских — в лесу. А они сели спокойно в эшелон и поехали, оставив на память мины под цистернами. Мины могли быть замедленного действия…

— Майор, ваш психологический анализ блестящ, — перебил холодно Кругер, — но, может, вы скажете, где именно русские повыскакивали из эшелона?

Мюллер почувствовал в голосе полковника издевку.

— Одного типа уже допросил, — сухо ответил Мюллер, — но этого мало.

— Хорошо, майор, поддерживайте со мной связь, — уже примирительно процедил полковник.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.