За рогаткой славная забава
За рогаткой славная забава
На Замарстынове был магазин, в котором торговали скобяными изделиями. И вот батяры несколько дней подряд заходили и спрашивали рубанок. Магазин был завален лопатами, вилами, топорами, гвоздями, но вот рубанков как раз не было. Что делает хозяин? Правильно – закупает целую фуру рубанков, заваливает ими магазин, и очень скоро начинает рвать на себе волосы, потому что никто больше о них не спрашивает.
Батяры надевали на голову «кашкетку», или «батяривку», шею повязывали шарфиком, на ногах носили «штиблеты», «пикулеты», или «мешты». Но в праздничные дни батяр мог одеться в «клявый анцуг» (хороший костюм) и уложить волосы смальцем. Тогда уже он начищал обувь чёрной пастой, и такого фасонистого фраера называли «шац хлупака».
Девушки, которые встречались с батярами, или же «бини», происходили так же из предместья или из села и работали служанками в мещанских семьях. Здесь, в городе, каждая селянка очень быстро перенимала городские обычаи, надевала шляпку, шарфик и превращалась в даму.
Со своими девушками батяры охотно посещали кнайпы, кабаки и танцевальные клубы, где усаживались за столами и пили «пивовар» (пиво) и «цьмагу» (водку). В некоторых кабаках были установлены музыкальные «шкафы». Бросишь монету – играет танго или вальс. Но самые весёлые гуляния происходили при участии музыкантов в танцевальных клубах, на балах у пани Бандзюховой или в Клубе ветеранов.
За ругаткою гулянье,
За ругаткой ґранд-забава,
Гуся, сюся, гуся, сюся,
Є гербата, бровар, кава,
Гуся, сюся, гусяся.
Скаче Місько, скаче Геля,
Гуся, сюся, гуся, сюся,
Є сальцесон і сарделя,
Гуся, сюся, гусяся[5].
Именно благодаря балладам дошли до нас имена многих батяров, которые орудовали во Львове. Ничего подобного не вытворяли ни в каком другом городе Восточной Европы. Город-батяр умел гулять и развлекаться. Каждую субботу вечерний воздух звенел от музыкантов и песен. Кабатчики, увековеченные в песнях – Бомбах, Кыяк, Кижик, Грунд, – радушно принимали гостей. Не ложились спать шимоновы (консьержки), зарабатывая на чаевых за открывание ворот ночью. Рекой лилось пиво, жгла горло водка, прыгали монеты по прилавку. А пары шли в пляс под зажигательные штаеры (танцевальная музыка).
Гей, макабунди з цілого Львова,
Як лиш надійде субота,
Тішисі Бомбах і шимонова,
Бо нинька буде робота[6].
В армию батярам идти не хотелось, и из-за этого у них постоянно были проблемы с полицией. «Пуликир», «гранатовый», «мента», «дзяд», «ангел» – так батяры называли полицаев. Часто в кабаки приходили тайняки – секретные агенты – и выслеживали дезертиров. Когда батяры распознавали «капуся»[7], то никогда не отказывали себе в удовольствии набить ему морду.
Раз я собі ввечір в шинку Ціммермана
Хтів-єм загуляти ду самого рана.
Коли мись-мо разом весело сиділи,
Аж нараз, хулєра! – капуся уздріли.
Сидів він при столі і пив си гирбати.
Заволав Лоєвський: «Даймо йому в п’яти!»
Юзьку Мариноський за карк го хапає,
Кулачиськом лупить і ніц не питає.
Пан Петро Лямпіка палицею валить,
Аж та сі зламала. Дорш сифоном смалить.
Опівночі біні крику наробили:
«Прийшло п’єть бухачів – капуся забили!»[8]
Данный текст является ознакомительным фрагментом.