Изменчивый, находящийся под угрозой мир

Изменчивый, находящийся под угрозой мир

Мексиканцы, как и некоторые другие народы Центральной Америки, верили, что до нашего времени существовали несколько следовавших один за другим миров, каждый из которых превратился в руины из-за природных катаклизмов, стерших с лица земли человечество. Это были «четыре солнца», а эпоха, в которой мы живем, – пятая по счету. Каждое из этих «солнц» запечатлено при помощи даты на памятниках, таких, как ацтекский календарь, или камень солнц, на котором стоит дата его конца и раскрывается природа катастрофы, приведшей его к концу. Так, например, четвертая эпоха, «солнце воды», погибшая в результате наводнения, имеет дату науи атль, «четыре – вода».

Наш мир ожидает такая же судьба: ее определяет дата, которая, если можно так выразиться, заклеймила его с рождения – дата науи оллин, отмечающая начало движения нашего солнца. Значок оллин, напоминающий по форме крест святого Андрея, который вместе с ликом бога-солнца расположен в центре календаря ацтеков, имеет двойное значение: «движение» и «землетрясение». Он символизирует и первое движение небесного светила, когда началась наша эра, и катаклизмы, которые уничтожат нашу Землю. И тогда покров реальности будет сорван, и появятся Цицимиме, чудовища сумеречного мира, ожидающие этого рокового часа за западным краем неба, которые набросятся на последних уцелевших.

Древние мексиканцы верили в двух первых существ, от которых произошли все остальные, даже боги. Ими были Ометекутли и Омесиуатль, которые жили на вершине мира, на тринадцатом небе, «где воздух был холодным, тонким и покрытым льдом». Благодаря их нескончаемой плодовитости появились все боги и родилось человечество. В рассматриваемый период времени эти два великих божества стали в какой-то степени напоминать тех владык, которые царствуют, но не правят: их отодвинула на задний план энергичная толпа более молодых и более активных богов. Но за ними по-прежнему сохранилась привилегия устанавливать дату рождения каждого живого существа и, таким образом, его судьбу.

Боги, потомки этих двух высших существ, в свою очередь, были создателями Земли. Самым важным действом в процессе созидания было, несомненно, рождение Солнца, которое родилось от крови жертвоприношения. Говорится, что боги собрались в сумерках в Теотиуакане, и один из них, маленький, покрытый нарывами и струпьями бог, бросился в огромную жаровню и принес себя в жертву. Он поднялся с пылающих углей, преображенный в Солнце. Но это новое солнце было неподвижным, необходима была кровь, чтобы оно могло двигаться. И боги принесли себя в жертву, а Солнце, получившее жизнь в результате их смерти, начало свой путь по небу.

Это было началом грандиозной драмы, в которой человечество приняло на себя роль богов. Чтобы Солнце продолжало свой путь по небу, а тьма не поглотила мир навсегда, необходимо было каждый день кормить его его пищей, «драгоценной водой» (чальчиуатль), то есть человеческой кровью. Жертвоприношение было священной обязанностью по отношению к Солнцу и необходимостью ради блага людей: без него сама жизнь в мире остановилась бы. Всякий раз, когда на вершине пирамиды жрец поднимал вверх кровоточащее человеческое сердце, а затем помещал его в куаушикалли, бедствие, постоянно грозившее обрушиться на мир, откладывалось в очередной раз. Человеческая жертва была алхимией, посредством которой жизнь делалась из смерти, а боги сами подали такой пример в первый день создания мира.

Что касается человека, его первейшей обязанностью было обеспечивать пропитание «нашей матери и нашему отцу, Земле и Солнцу», а уклонение от этого означало предательство по отношению к богам и в то же самое время ко всему человечеству, так как все то, что было верно для Солнца, было также верно и для Земли, дождя, роста и всех сил природы. Ничто не рождалось и ничто не выжило бы без крови жертв.

Великий бог-царь тольтеков Кецалькоатль «никогда не приносил человеческих жертв, потому что он очень любил своих подданных, тольтеков, и приносил в жертву только змей, птиц и бабочек». Но Кецалькоатль был изгнан из Тулы посредством черной магии Тескатлипоки, и таким образом Мехико был передан жаждущим крови богам. Обычно жертву клали на спину на слегка выпуклый камень, его руки и ноги держали четверо жрецов, в то время как пятый вспарывал ему грудь кремневым ножом и вырывал его сердце. Жертвоприношение также часто проходило в такой форме, которую испанцы называли gladiatorio: пленника привязывали к огромному каменному диску, темалакатлю, веревкой, которая предоставляла ему некоторую свободу движений; он был вооружен деревянным оружием и должен был драться с несколькими, обычно вооруженными воинами по очереди. Если благодаря замечательному стечению обстоятельств ему удавалось устоять, его щадили. Но почти всегда «гладиатор» падал, серьезно раненный, а спустя несколько мгновений длинноволосые, облаченные в черное жрецы вспарывали его тело и он встречал свою смерть на жертвенном камне. Воины, отобранные для такой смерти, носили особые украшения и одежды и белые перья на голове, как символ первого света зари, того неопределенного часа, когда душа ожившего воина улетает в серую дымку навстречу нашему отцу Солнцу.

Но эти формы жертвоприношений были не единственными. Женщин приносили в жертву богиням земли, и, пока они танцевали, делая вид, что не знают о своей судьбе, им сносили голову. Детей топили, принося их в жертву богу дождя Тлалоку. Жертв бога огня, одурманенных йаутли (гашишем), бросали в пламя. А тех, кто олицетворял собой бога Шипе Тотека, привязывали к раме и делали мишенью для стрел, затем с них сдирали кожу, и в нее облачались жрецы. В большинстве случаев жертва была одета, раскрашена узорами и украшена так, чтобы представлять собой бога, которому поклонялись. Таким образом, сам бог умирал перед своим собственным изображением в своем собственном храме подобно тому, как в самом начале все боги приняли смерть ради спасения мира. И когда в определенных случаях имел место каннибализм, то именно плоть бога поедали верующие, причащаясь кровью.

Никакой другой аспект мексиканской цивилизации так не шокирует нас, как этот. С самого первого контакта между индейцами и европейцами ужас и отвращение, которое пришельцы почувствовали к человеческим жертвоприношениям, помогли им убедиться в том, что религия коренного населения произошла из преисподней и что их боги были не чем иным, как дьяволами. И с того самого момента они были уверены, что Уицилопочтли, Тлалок, Тескатлипока и все другие боги Мексики были на самом деле демонами и все, что прямо или косвенно их касалось, следовало искоренить навсегда. Ацтекский обычай приносить в жертву людей был существенным фактором, благодаря которому две противостоящие друг другу религии стали абсолютно непримиримы. И когда между испанцами и мексиканцами разразилась война, европейцы испытывали ожесточение, но не угрызения совести с того самого момента, как только беспомощные завоеватели увидели издалека смерть своих товарищей, чьи оскаленные черепа они обнаружили позднее выставленными на цомпантли.

Безусловно, нам трудно прийти к правильному пониманию того, что означало принесение в жертву человека для ацтека в XVI веке, но можно заметить, что в каждой культуре есть свое собственное разграничение между жестоким и не жестоким. В апогее своего развития римляне проливали больше крови в своих цирках и для развлечения, чем когда-либо проливали ацтеки перед своими идолами. Испанцы, искренне потрясенные жестокостью местных жрецов, тем не менее устраивали бойни, сжигали, калечили и пытали с совершенно чистой совестью. Мы содрогаемся от рассказов о кровавых ритуалах древнего Мехико, но в наши дни мы видели своими собственными глазами, как цивилизованные народы принимаются систематически истреблять миллионы человеческих существ и занимаются совершенствованием вооружений, способных за одну секунду уничтожить в сотни раз больше жертв, чем когда-либо принесли в жертву ацтеки.

К принесению в жертву людей мексиканцев не побуждала ни жестокость, ни ненависть. Это был их отклик, единственный отклик, который мог прийти им в голову, на нестабильность мира, который всегда под угрозой. Кровь была необходима, чтобы спасти этот мир и людей: жертва не была уже больше врагом, которого нужно было убить, а посланцем, возведенным в ранг почти божества, которого отправляли к богам. Например, все соответствующие описания, подобные тем, которые Саагун записал со слов ацтекских очевидцев, передают впечатление не неприязни между тем, кто совершает жертвоприношение, и самой жертвой, не нечто, напоминающее жажду крови, а странную симпатию или скорее – и это подтверждают тексты – в некотором роде мистическое родство.

«Когда воин брал человека в плен, он говорил: «Вот мой любимый сын». А пленный говорил: «Вот мой почтенный отец». Воин, который взял человека в плен, а затем наблюдал за его смертью перед алтарем, знал, что рано или поздно он последует за ним в загробный мир таким же путем. «Добро пожаловать: ты знаешь, каково счастье на войне – сегодня оно улыбается тебе, а завтра – мне», – сказал император захваченному в плен вождю. Что же касается самого пленника, он прекрасно знал о своей судьбе и с детства готовился принять ее; он стоически соглашался. Более того, он отказался бы от помилования, которое перечеркивало его судьбу или божью волю, даже если оно ему было предложено.

Тлакауэпан, мексиканский вождь, который попал в плен к племени чалька во время правления Монтесумы I, так выделялся своей храбростью, что после взятия в плен его враги предложили ему и другим захваченным ацтекам часть своей территории. Он не только сохранил бы себе жизнь, но и стал бы властелином тех земель. Они даже попросили его командовать войсками чалька. В ответ Тлакауэпан убил себя, крикнув своим товарищам по плену: «Мексиканцы, я ухожу, и я буду ждать вас».

История о Тлауиколе, владыке Тлашкалы, захваченном мексиканцами, была не менее известна. Они так восхищались им, что вместо того, чтобы принести его в жертву, они доверили ему командование отрядом воинов в войне с Мичоаканом. Но по своем возвращении, покрытый почестями, завоеванными в этой экспедиции, тлашкальтек отказался и дальше скрываться от своей судьбы. Он настоял на своей смерти и умер на жертвенном камне.

Может быть, в меньшей степени, но точно так же к этому относились и другие жертвы. Так же относился к своей смерти молодой человек, который, прожив в течение года в царской роскоши, должен был умереть в конце этого срока перед изображением Тескатлипоки. Это же относится и к женщинам, которые спокойно танцевали и пели, пока одетые в черное жрецы позади них ожидали момента, чтобы снести им головы, падавшие, как падают початки кукурузы, когда их срывают со стебля. Восприимчивость индейцев, сформировавшихся в условиях мощной и очень древней традиции, и европейцев того же времени была неодинакова: ацтеков не трогали сцены, происходившие в их пропитанных кровью храмах, но их приводили в ужас пытки, которые привезли с собой испанцы с родины инквизиции.

Только эти вышеупомянутые соображения позволяют понять значение войны для древних мексиканцев, значение непрекращающейся войны, на которую были направлены все силы города. Конечно, не будет неправильным трактовать историю Теночтитлана между 1325-м и 1519 годами как историю империалистического государства, которое неуклонно преследовало свою цель к расширению посредством завоевания других территорий. Но это не все. По мере распространения мексиканского владычества сами их победы создавали вокруг них зону замиренных территорий; она становилась все шире и шире, пока не достигла границ известного им мира. Откуда же тогда должны были поступать жертвы для жертвоприношений? Ведь они были необходимы, чтобы обеспечить богов пропитанием, тлашкальтилицтли. Где можно было достать драгоценную кровь, без которой солнце и вся структура вселенной были обречены на уничтожение? Было жизненно важно оставаться в состоянии войны, и из этой необходимости возникло странное нововведение: война цветов, шочийаойотль, которая, видимо, появилась после страшного голода, опустошившего Центральную Мексику в 1450 году.

Правители Мехико, Тецкоко и Тлакопана, а также владыки Тлашкалы, Уэшоцинко и Чолулы взаимно договорились, что в отсутствие войны они будут организовывать сражения с тем, чтобы пленников можно было приносить в жертву богам. Ведь они и в самом деле полагали, что бедствия 1450 года были вызваны слишком маленьким количеством жертв, принесенных богам, что и разбудило их гнев. Сражение было, главным образом, средством для добычи пленных. На поле боя воины прилагали все усилия к тому, чтобы убить как можно меньше людей. Война была не просто политическим орудием: прежде всего это был религиозный ритуал, священная война.

По сути, древние мексиканцы не были по-настоящему уверены в будущем: их хрупкий мир постоянно находился под угрозой какого-нибудь несчастья. Происходили природные катаклизмы, наступали голодные времена, но, более того, в определенные ночи на перекрестках дорог появлялись с запада божества в образе чудовищ, и были колдуны, темные посланцы мира таинств. А каждые 52 года неимоверный страх охватывал все народы империи, когда солнце всходило в последний день «века», и ни один человек не мог сказать, появится ли оно на небе еще когда-нибудь.

Во всех городах и в сельской местности – повсюду затухали костры. Плотные толпы глубоко встревоженных людей собирались на склонах Уишачтекатля, в то время как на вершине горы жрецы наблюдали за Плеядами. Созвездие приближалось к зениту, но продолжит ли оно свое движение дальше? Или оно остановится и вылетят ужасные чудовища, вестники конца света? Жрец-астроном делал знак, и пленника растягивали на жертвенном камне. С тупым звуком кремневый нож взрезал его грудь, и в зияющей ране они начинали крутить горящей головней, тлекуауилем. Происходило чудо, и пламя разгоралось, рожденное из этой разбитой груди. И посреди радостных криков гонцы зажигали от него свои факелы и убегали, чтобы донести священный огонь во все уголки центральной долины. Таким образом, мир в очередной раз избегал своего конца. Но какой же тяжелой и кровопролитной была для жрецов, воинов и императоров задача век за веком отражать нескончаемые натиски пустоты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.