Бомбардировщики Су-24
Бомбардировщики Су-24
На протяжении первых пяти лет афганской кампании авиагруппировка советских войск была представлена исключительно силами фронтовой и армейской авиации, поначалу организационно сведенными в 34-й «экспедиционный» авиакорпус, переформированный затем в ВВС 40-й армии (ставшей единственным объединением советских ВС, получившим свою авиацию). Их численность не превышала сотни самолетов, и даже насыщенность вездесущими, казалось бы, «вертушками» была довольно скромной, что объяснялось ограниченностью масштабов боевых действий. Однако эскалация конфликта потребовала дальнейшего наращивания авиаударов, и в 1984 году на сцену вышли фронтовые бомбардировщики Су-24.
Бомбардировщики Су-24 на аэродромной стоянке
Противопартизанская борьба всегда была сложной задачей для регулярных армейских частей. Не стал исключением и Афганистан. Первостепенную роль авиации диктовала мощь и оперативность ее воздействия, помноженные на широкий радиус действия, однако и эти преимущества сопровождались рядом проблем. Первые годы обычным делом было отсутствие достойных целей для бомбардировок – скоплений противника, командных пунктов, укреплений и складов, попросту не нужных легковооруженным и немногочисленным по своему составу подвижным отрядам моджахедов. При хронических неудачах в охоте за ускользающим сквозь пальцы врагом, целями объявлялись «враждебные» кишлаки, а то и просто неподконтрольные ущелья и долины. Боевые действия при отсутствии «полноценного» противника для современной авиации мало соответствовали отработанным ею задачам, да и не предусматривались наставлениями и Боевым уставом.
Тем не менее железная логика войны диктовала свое решение: дальнейшее наращивание усилий и рост числа операций, особенно крупных, охватывавших целые провинции. Подобно снежному кому, нарастали масштабы работы ВВС, без которых пехота зачастую не могла ступить и шагу. Основным мерилом деятельности авиации все чаще становилось количество израсходованных боеприпасов: за весь 1983 год были сброшены (без учета работы авиации с приграничных аэродромов) 23 900 бомб, а к 1986 году их число возросло более чем в четыре раза, достигнув 106 800.
Необходимость масштабами компенсировать невысокую эффективность бомбовых ударов количественно вызвала предложение задействовать фронтовую бомбардировочную авиацию, предназначавшуюся как раз для подобных задач и выгодно отличавшуюся своими возможностями, как по грузоподъемности, так и по дальности действия. Свою роль сыграла и определенная ревность руководства бомбардировочной авиации, остававшейся в стороне от «настоящего дела», в котором можно было бы продемонстрировать в реальной обстановке свои силы и проверить оружие. Выбор пал на бомбардировщики Су-24, принятые на вооружение незадолго до начала афганской войны и с середины 70-х годов начавших поступать на вооружение полков фронтовой бомбардировочной авиации. Впрочем, альтернативы ему практически не было: Ил-28 к этому времени уже отлетали свое, а Як-28 в эксплуатации не отличались ни особыми достоинствами, ни эффективностью.
К середине 80-х годов Су-24 являлся наиболее современной машиной фронтовой бомбардировочной авиации
Несмотря на непродолжительный стаж боевой службы, Су-24 успели доказать свои неоспоримые преимущества: бомбардировщик по боевой нагрузке более чем вдвое превосходил все остальные самолеты фронтовой авиации, «без напряга» поднимая до 7000 кг бомб, имел завидную дальность полета до 2000 км и обладал совершенной прицельно-навигационной системой (ПНС), незаменимой при работе по дальним целям. Эти качества позволяли «двадцатьчетверкам» действовать с аэродромов ТуркВО и САВО, благо радиус действия позволял накрыть практически всю территорию Афганистана.
Базирование Су-24 на аэродромах САВО и ТуркВО
Конкретным поводом для привлечения фронтовой бомбардировочной авиации стала планировавшаяся на весну-лето 1984 года операция в Панджшерской долине, расположенной северо-восточнее Кабула. На этот период штаб 40-й армии готовил 22 крупные операции (почти вдвое больше, чем в прошлом году), но «Большой Панджшер» носил беспрецедентный характер: по оценке генерал-лейтенанта Г.Ф. Шкруднева, осуществить ее предстояло «с применением таких сил и средств, каких наши ВС не имели с 1945 года».
Весной 1984 года еще формально продолжалось перемирие, заключенное после предыдущих бесплодных попыток обуздать «Панджшерского льва», и, по словам командующего 40-й армией, «взятые на себя обязательства и договоренности, за редким исключением, Масуд выполнял». Однако механизм подготовки операции уже был запущен в действие, и для использования в полной мере фактора внезапности оперативники предложили «нанести первый удар до истечения срока действия перемирия». Обеспечить массированное воздействие с воздуха должна была развернутая на приграничных аэродромах группировка ВВС, по численности превосходившая собственно авиацию 40-й армии. В ее состав, помимо местных полков МиГ-21 и Су-17, вошли Ту-16 Дальней авиации, а также Су-24 двух авиаполков – 149-го гвардейского Краснознаменного бап из Николаевки под Алма-Атой и 143-го бап, переброшенного из грузинского Копитнари, известного как аэродром Кутаиси-1.
149-й бап был единственным в Средней Азии, имевшим новые бомбардировщики, а привлечение 143-го бап обосновывалось тем, что именно на базе этого полка проводились войсковые испытания по боевому применению Су-24 в горной местности. Грузинский полк перебросили на авиабазу Ханабад под Карши, а николаевцев разместили на истребительном аэродроме в туркменском Кокайты, ближайшем к месту операции. Авиабаза, располагавшая солидной бетонкой и обустроенной «гостевой» стоянкой, с первого дня войны работала в «невыключаемом» режиме: от границы ее отделяли всего 35 км, и взлетевший самолет через несколько минут уже находился над Афганистаном.
Летчик и штурман-оператор в кабине Су-24
Для размещения солидной авиагруппы базировавшиеся в Ханабаде истребители МиГ-23М временно вывели на соседний аэродром Чирчик, аналогично «разгрузили» от МиГ-21 и Кокайты. 143-й бап располагал Су-24 последних серий, с 11-й по 25-ю, однако с получением задачи выяснилось, что в ходе интенсивной эксплуатации на самолетах в массовом порядке «выбит» ресурс двигателей: до половины машин имели его остаток от 3 до 20 часов, а часть бомбардировщиков стоят разобранными для проведения доработок (невысокий гарантийный ресурс двигателя в 400 часов был ахиллесовой пятой в начальный период службы Су-24, причем положение осложнялось хроническим дефицитом достаточно сложных и дорогих АЛ-21Ф-3). Летчиков предписывалось отозвать из отпусков (благо каждый, убывая на отдых, обязан был указать точный адрес пребывания). Ситуация осложнялась тем, что команда на участие в операции была получена 4 апреля абсолютно неожиданно, отменяя все планы боевой учебы и требуя в течение трех суток привести полк в полном составе в боевую готовность и перебросить на другой аэродром, за 2000 км от своей базы. О цели перелета и сроках командировки не говорилось, хотя поговаривали о выдаче карт до Ханабада. Тут же наиболее сведущие в географии выяснили, что такой город есть в Афганистане, после чего в семьях началось волнение: неужели часть переводят в «дружественную республику»?
Полк подняли по тревоге, мобилизовав все силы и запретив покидать аэродром, пока в строй не удастся ввести требуемое число самолетов. Часть самолетов в полку к этому времени проходила очередные заводские доработки, пребывая в разобранном состоянии. Для их возвращения в строй и замены двигателей на всех нуждающихся машинах (а их оказалось порядком) техникам пришлось просто переселиться на аэродром, днюя и ночуя на стоянках и в ТЭЧ. В течение трех суток, заменяя двигатели и «перебрасывая» их с одних самолетов на другие, удалось подготовить 29 бомбардировщиков. Еще пару пришлось «одолжить» у соседей из староконстантиновского 7-го бап.
Подготовка Су-24 к полету
9 апреля полк под началом командира подполковника Кузьминского выполнил перелет в Ханабад. Посадка также не обошлась без приключений: один из первых самолетов коснулся полосы с перелетом, сжег резину колес при интенсивном торможении и, выкатившись на грунт, зарылся в мягкую землю по самое брюхо. К счастью, обошлось без серьезных повреждений, работоспособными остались и двигатели. В оставшиеся дни отдыхать тоже не пришлось: с завода и частей по всему Союзу начали по воздуху доставлять на замену столь необходимые двигатели. Работа шла прямо на стоянках днем и ночью, чтобы не терять время, – тут же ночевали и на керосинках готовили пищу. Одновременно на аэродром колоннами машин и эшелонами завозились боеприпасы, внушительными горами громоздившиеся у стоянок.
149-й бап попал на войну с той же чисто военной неожиданностью. 7 апреля в Николаевке шли учения, в ходе которых предстояло отработать перебазирование на другой аэродром. Самолеты полка были постарше – машины 8-й серии имели уже десятилетний возраст и при переходе на новую технику были получены из того же Копитнари (еще четырьмя Су-24, доводя численность до штатной, поделился староконстантиновский 7-й полк). Летный состав практически полностью имел 1-й класс подготовки. 30 экипажей во главе с командиром полка полковником С.А. Бокачем взяли курс на Кокайты. Задерживаться там никто не собирался – после обеда планировали вылететь обратно, поэтому не брали даже зубных щеток. Однако в столовой летчики Су-17, работавшие по ДРА из «прифронтовых» Кокайтов, встретили гостей словами: «Ребята, не торопитесь. Видели штабеля бомб на аэродроме? Пока все это не выгрузите «за речку», домой не вернетесь». И в самом деле, к вечеру выяснилось, что экипажам Су-24 действительно предстоит «выполнить несколько вылетов с отработкой практического бомбометания по заданным целям». Многим вспомнилось, как дома они отмахивались от ходивших еще недели две назад по базару в Николаевке слухов о предстоящей полку «работе по Афгану…».
Варианты боевого снаряжения Су-24 в Панджшерской операции 1984 года
В оставшиеся дни экипажи занимались интенсивной подготовкой с изучением района предстоящих полетов, особенностей самолетовождения и боевого применения в горах, отработкой действий в аварийных ситуациях и организацией поисково-спасательной службы. НАЗ в катапультных сиденьях перебрали, вместо бесполезной в горах надувной лодки и удочек уложили пару фляг с водой, медицинский пакет и автомат АКС-74У с двумя рожками (аэродромный люд на всякий случай советовал добавить туда еще и «халат с тюбетейкой»). Непременную проработку о «братской помощи афганскому народу» провели политработники. Ближе пришлось ознакомиться и с наваленными всюду «средствами поражения» – мощными бомбами, которые дома использовали от случая к случаю, чаще применяя для отработки бомбометания «игрушечные» практические П-50-75. Боевого опыта все же никто не имел, как вспоминал штурман Су-24 В.А. Бейфус, «все стало ясно, кроме одного – как оно будет на самом деле».
Для использования ударного кулака, сосредоточенного на советских аэродромах, требовалась особо тщательная подготовка разведданных, для чего накануне операции 263-ю разведывательную эскадрилью ВВС 40-й армии спешно перевооружили современными Су-17М3Р. Совместно с Ан-30 они отсняли районы будущих боевых действий, дав изобилие материала о плановых целях. Установив положение объектов, определяли их точные координаты. Дальнейшее уже было делом техники – стоявшая на Су-24 ПНС «Пума» могла автоматически вывести самолет по заданному маршруту и обрушить на цель бомбы.
Операция началась на рассвете 19 апреля массированным бомбардировочным ударом пяти полков, длившимся два часа. Такого Афганистан еще не видел: на Панджшерскую долину шириной 12 км и протяженностью около 70 км волна за волной накатывались подходившие с севера самолеты. Не все складывалось по плану – пустить в ход авиацию 40-й армии пару дней не давала погода, но на обзорных экранах баграмской авиабазы и без того рябило от меток. Из Кокайты поднялись все тридцать Су-24. Машины 1-й эскадрильи несли по четыре «пятисотки», а 2-й и 3-й – по двенадцать ФАБ-250 (такой вариант вооружения сохранялся и в последующих вылетах). Все задания выполнялись с двумя ПТБ-3000. Экипажи работали с высоты 6000 м по площадям, накрывая бомбовым «ковром» оборонительные рубежи в районах Обдарах, Тавах, Чимальварда, Хисарак и Гуват, а то и просто подозрительные в тактическом плане места – горные узости, пещерные города и древние крепости, где могли разместиться вражеские подразделения. Разрывы бомб сменил артналет, за время которого самолеты успели подготовить к повторному вылету (весь полет к месту работы для Су-24 занимал менее получаса). Все время, пока авиация находилась в воздухе, связь с базой координировал с борта Ан-26РТ прикомандированный из штаба ВВС САВО главный штурман полковник Н.В. Косицын. Контролируя ход операции, он отслеживал результаты бомбометания, докладывая группе руководства в Кабул и Ташкент. Такой же группой на цели в 6 утра вылетели Су-24 из Ханабада. Один бомбардировщик из 143-го бап в этом и других вылетах играл роль запасного, оставаясь на аэродроме и обеспечивая 100 %-ную готовность на случай выхода из строя какой-либо машины. Две эскадрильи ввиду удаленности Ханабадского аэродрома от цели несли уменьшенную боевую нагрузку – по восемь ФАБ-250, самолеты третьей снаряжались таким же числом ФАБ-500. В боевых порядках выдерживался 30-секундный интервал между бомбардировщиками, результаты бомбометания фиксировались бортовым АФА-39 каждым экипажем.
Крыло самолета полагалось складывать на земле, чтобы не повредить его о препятствия при рулении
После нового бомбового удара в долине были высажены вертолетные десанты, а следом за ними в Панджшер вошли войска. Серьезного сопротивления они не встретили, но в целях минимизации потерь бомбежки продолжались. Использование Су-24 было не особенно интенсивным: эскадрилья 149-го бап совершила около 10 групповых вылетов, а 143-го бап – 8, работая звеньями, восьмерками и поэскадрильно по разным целям. Перед вылетом летчики сдавали все документы, партбилеты и даже мелочь из карманов, получая по две «лимонки», пару пистолетов (Макарова и Стечкина) и сигнальные ракеты. В летных книжках задания записывались как выполненные по курсу боевой подготовки. Причины такой скрытности оставались непонятными, но за этим ревностно следили особисты, и один штурман, дерзнувший записать себе боевой вылет, подвергся страшному разносу.
Особых успехов отмечено не было – войска больше нуждались в непосредственной авиаподдержке силами вертолетчиков и штурмовиков, хорошо знавших местность и взаимодействующих с авианаводчиками, нежели в накрытии целого района бомбовым градом. Су-24 готовился для другой войны над относительно «ровной» Европой и здесь не мог реализовать свои возможности по маловысотному прорыву ПВО и внезапному удару с использованием всего спектра средств поражения, в первую очередь управляемых ракет и корректируемых авиабомб. Самостоятельному поиску целей с помощью РЛС переднего обзора (РПО) «Орион-А», способной обнаруживать даже малоразмерные цели (типа танка или машины), препятствовала радиолокационная неконтрастность здешних объектов. Выделить небольшое укрытие или пещеру в хаосе камней и скал, не говоря уже о дувале в селении или роще, служащей местом стоянки противника, не могла и электронная оптика визира «Чайка-1». «Лишенные четких идентифицирующих признаков объекты, подлежащие поражению», доставляли немало головной боли даже штурмовикам и вертолетчикам, работавшим с небольших высот. Изрядные проблемы доставляло и применение ПНС над горами с переменчивым рисунком местности, а малозаметный полет с огибанием рельефа – одно из важнейших достоинств «двадцатьчетверок» – и вовсе не представлялся возможным из-за хребтов и ущелий.
Для облегчения самолетовождения при выходе на цель в Баграме оборудовали мачты с металлическими уголковыми отражателями – хорошо заметными радиолокационными ориентирами, использовавшиеся бортовыми РПО для коррекции на маршруте.
Эффективность ударов оставалось невысокой: если прямое попадание «пятисотки» разваливало дувал, то даже после близких разрывов толстые глинобитные стены с высоты выглядели нетронутыми. Помимо фугасок, несколько раз применялись бомбы объемно-детонирующего действия ОДАБ-500П (поначалу вызывавшие опасения из-за непривычного «хлюпанья» жидкого содержимого внутри), но и они не дали должных результатов из-за той же невысокой точности. Улучшить результативность решили переходом на бомбометание с пикирования, хотя и были опасения насчет схода «гроздей» подвесок и поведения перегруженного самолета на выводе, если бомбы не сойдут. Командир 149-го полка со штурманом подполковником Ковалевым на близлежащем полигоне Шурчик отработали такой способ бомбометания применительно к использовавшимся вариантам подвески, дав «добро» остальным экипажам. При атаках по реальным целям выдерживался угол пикирования 20–30° и интервал в звеньях, увеличенный до 1 минуты с тем, чтобы после ввода в пикирование первой пары следующая «распускалась», несколько отставая для свободы маневра, и следом ныряла на цель. В пикировании Су-24 теряли пару тысяч метров, иногда встречая зенитное противодействие. Никогда не виденные дымные облачка неподалеку для некоторых оставались непонятными, но летчики подогадливее брали ручку на себя столь интенсивно, что выскакивали на 9000-10 000 м, презрев боевой порядок.
Техники группы обслуживания за подготовкой бомбардировщика
В другом случае уже выходившая на боевой курс группа с ходу «воткнулась» в плотный облачный фронт, стеной стоявший на пути. До цели оставались минуты, строй распускать было невозможно, и летчики испытали неприятные минуты, пытаясь высмотреть соседей в сплошной мгле, где и концов крыльев не было видно. Сразу после сброса самолеты отваливали кто куда, крутым набором высоты избегая столкновений. За ведущим Бокачем удержался только один экипаж, остальные выходили к Кокайтам с разных направлений и высот, не обошлось без происшествий.
На аэродроме бомбардировщики тут же заправлялись и снаряжались бомбами к повторному вылету. Для подготовки техники был использован «бригадный подряд», уже зарекомендовавший себя в авиации 40-й армии: из технического состава сформировали команды по шесть человек в каждой со всеми необходимыми специалистами групп обслуживания, обязанностью которых была подготовка по всем службам закрепленных за бригадой двух-трех самолетов. Все люди при этом были на виду, а работа на своих машинах способствовала сработанности группы и ответственности. Заруливающий после посадки самолет тут же встречала ожидавшая его команда, улаживавшая все замечания экипажа и устранявшая недостатки. Необходимые проверки шли параллельно с заправкой и зарядкой самолета. Рядом прямо на стоянке лежали уже подготовленные бомбы, сразу подкатывавшиеся для подвески. Такой распорядок, в общем-то, сам по себе был нарушением обычных мер безопасности, но пренебрегать правилами «мирного времени» вынуждала обстановка – полковой вылет требовал подвески двух с лишним сотен бомб, не оставляя иного выхода, как загодя их готовить и иметь под рукой. Каждый знал свое дело, и в 143-м бап однажды подготовка всего полка с подвеской боеприпасов была выполнена рекордно быстро – за 34 минуты (в несколько раз быстрее нормативов). Бомбы подтаскивали все, кто мог, и штурману одного из экипажей капитану Мецкеру откатившейся чушкой сломало ногу. Травму он быстро залечил и, вернувшись из госпиталя, сделал еще несколько вылетов.
Летчики 143-го полка обсуждают выполнение задания
Сам вылет десятков самолетов занимал считаные минуты: с рассветом на аэродроме все приходило в движение, машины поднимались в воздух с интервалом 30–40 секунд, накрывая окрестности форсажным грохотом двигателей. С уходом последней машины невероятной казалась оглушающая тишина, сменявшая царившее минуты назад оживление.
Серьезных поломок и происшествий на Су-24 не было, за исключением случая с невыработкой ПТБ, которые пришлось аварийно сбросить вместе с бомбами, и фонарного столба, снесенного в Ханабаде крылом рулившего на взлет самолета одного из замкомэсок. Столб был снесен выпущенным крылом Су-24, поскольку консоли и механизация были выпущены прямо на стоянке; обычным образом после проверки консоли и механизация убирались для руления в тесноте аэродромных стоянок и приводились во взлетное положение только после занятия предварительного старта, но тут для экономии времени летчик делать этого не стал (впрочем, прочная машина вынесла удар о неожиданное бетонное препятствие, и взлету это не помешало). В остальном трехмесячная «командировка» сопровождалась изрядной скукой: вылеты были нечастыми, и экипажи по 10–15 дней томились в казарме, где заняться в полуденную жару было нечем, а отлучаться запрещалось.
«Пошла!» Бомбометание фугасными «полуторками»
Впрочем, эффективной работе бомбардировщиков препятствовало и одно вполне объективное обстоятельство: несмотря на газетные реляции о «победном марше», побеждать оказалось некого. Еще за несколько недель до начала операции Масуд, не зря прозванный «Счастливым», через своих информаторов в Кабуле получил ее планы и карты. Боевые отряды и значительная часть населения были выведены за пределы Панджшера (как потом сообщала агентура, к кишлакам подавались целые колонны автобусов) и рассредоточены в «зеленке» Чарикара, Андараба, Ниджараба и Феранга, а также укрыты в соседних ущельях. Рапорт маршала Соколова в Москву о том, что «в ходе боевых действий в Панджшерской и Андарабской долинах… противнику нанесено серьезное поражение», оказался поспешным. Слабость сопротивления, заставившая считать Ахмад Шаха разгромленным, объяснялась немногочисленностью оставшихся местных формирований и отрядов самообороны. Уже к концу лета, с отходом советских войск из Панджшера, «народная власть» откатилась на исходные позиции.
После не слишком впечатляющего дебюта Су-24 к середине июля 1984 года вернулись на свои базы и в течение нескольких лет не появлялись над ДРА. Несмотря на прилагаемые усилия, просвета в войне не виделось: противник набирал силу, а контролируемая «народной властью» территория сокращалась с каждым годом. К 1987 году на 85 % территории Афганистана хозяйничали моджахеды, а Кабул, по признанию самого Наджиба, контролировал только один кишлак из четырех.
С принятием решения на выход из ставшей безнадежной войны роль авиации только возросла. Ей во многом предстояло заменить действия наземных войск, систематическими ударами сдерживая противника и сберегая жизни солдат и офицеров. К этому времени достойных целей для авиации стало больше чем достаточно – набравшая силу оппозиция опиралась на крупные базовые районы, располагая обустроенными складами и мастерскими, укрепленными пунктами, убежищами и разветвленными системами огневых позиций, прикрывавшими контролируемые зоны.
Деятельность ВВС все больше сводилась к ежедневным бомбовым ударам по плановым целям, где разведка указывала на активность противника. Помимо баз и лагерей, таковыми были места ночевок и дневок, разгрузки караванов, а также сами караванные тропы. Большинство такого рода объектов были недостижимы для артиллерии и находились в плановых таблицах на протяжении многих дней подряд, как с целью сдерживания действий оппозиции, так и с задачей «беспокойства» противника, будучи средством хоть как-то отвечать на его вылазки. Вместе с тем в безлюдных горах моджахедам делать было нечего, и обычно под авиаудары попадали селения, дававшие приют «воинам аллаха» и превратившиеся, на военном языке, в «места сосредоточения живой силы противника».
Как оценивал работу этого периода замкомандира Кокайтинского полка подполковник Юрий Рудаков, «боевые вылеты носили характер постоянного воздействия – больше для того, чтобы держать духов в черном теле, чем для решения каких-либо конкретных тактических или оперативных задач» (американцы во Вьетнаме с еще большей откровенностью именовали такой стиль «тактикой устрашения»).
Другим фактором, определявшим тактику ВВС, становился рост числа зенитных средств и качественное изменение ПВО, насыщавшейся, помимо крупнокалиберных пулеметов, ЗГУ и швейцарскими 20-мм «Эрликонами». По данным агентуры, к началу 1987 года Ахмад Шах Масуд располагал даже малогабаритными радиолокационными станциями орудийной наводки для стрельбы в ночных условиях и облачности.
ГРУ Генштаба докладывало о поступлении в душманские отряды в 1987 году уже 600 ПЗРК типа «Стингер»(!), подтверждением массового присутствия которых стал захват среди трофеев только за первое полугодие 102 ракет.
Наиболее радикальной ответной мерой, помимо тактических приемов и конструктивных средств, оказался уход авиации на большие высоты. Появлявшиеся повсюду «Стингеры» загоняли самолеты все выше и выше, и к 1988 году над местом удара запрещалось снижаться менее чем до 4500 м, а заход в атаку строить предписывалось с 7500–8000 м. С уходом на высоту точность бомбометания, особенно с горизонтального полета, превратилась в достаточно условную величину. Речь уже не шла об уничтожении точечных целей – отмечались случаи, когда летчики мазали даже по кишлакам. Должная эффективность работы могла быть достигнута только наращиванием бомбового тоннажа, массированным давлением с воздуха.
Техники 735-го бап у самолета, снаряженного бомбами ОФАБ-250-270
Расход боеприпасов и количество вылетов для подобного воздействия требовались нешуточные. «Пропустить» их через перегруженные аэродромы 40-й армии не представлялось возможным, с них к лету 1988 года работали 164 советских самолета и 331 вертолет, а летчики уходили на задания по пять-шесть раз в день, имея предельную нагрузку на экипажи.
Положение обострилось с началом вывода войск, уже на первом этапе которого к августу 1988 года был оставлен Кандагар с его базовым аэродромом. За каждую тонну керосина и боеприпасов приходилось платить кровью, проталкивая колонны через душманские засады, или расходовать практически столько же горючего, доставляя по воздуху. Работа с приграничных аэродромов позволяла избежать этого «бутылочного горлышка», поскольку к каждому из них подходила железнодорожная ветка, а неподалеку находились окружные склады с тысячами тонн «гостинцев». К тому же северные районы ДРА регулярно обрабатывали МиГ-21 и Су-17 местных авиаполков (115-го гв. иап, а также 136-го и 156-го апиб), действовавшие с аэродромов ТуркВО. Однако наиболее напряженная обстановка сложилась в центральных и восточных провинциях, куда они не могли дотянуться. Единственным выходом виделось вновь привлечение бомбардировщиков: по штурманскому расчету, Су-24 с 3–4 т бомб мог сходить к самым удаленным целям, вплоть до пакистанской границы.
К этому времени эти машины уже имелись, что называется, под рукой на аэродроме Карши (Ханабад), в 150 км от границы. В соответствии с принятой стратегией усиления южного направления, здешний 735-й иап ПВО еще весной 1981 года был преобразован в полк ИБА, а через три года, сохранив номер, стал бомбардировочным в составе 34-й Чирчикской АДИБ ТуркВО. Еще будучи истребительным, полк принимал участие в афганских событиях, однако оно было эпизодическим и ограничивалось сопровождением самолетов ВТА при переброске войск. Теперь же Карши предстояло стать базой для боевой работы фронтовых бомбардировщиков (для командования было очевидно, что для выполнения поставленной задачи потребуется привлечение не одного полка).
Закат над аэродромом. Закончен еще один летный день
735-й бап, как и его соседи из Николаевки, имел далеко не новые Су-24. Полк получал машины из лидерных авиачастей «переднего края» – западных округов, переходивших на более современные Су-24М и списывавшие «поношенную» технику во вторую линию. Всего полк располагал 31 бомбардировщиком, две эскадрильи которых («олени» 18, 19, 25-й и 26-й серий, прозванные так за приметную «ветвистую» антенну на носовой части) были получены из Брандта (ГСВГ) и Староконстантинова (ПрикВО), третью же и вовсе набирали «с миру по нитке». По иронии судьбы, именно «тыловым» полкам и удалось опробовать свои Су-24 в бою…
К лету 1988 года еще не все экипажи прошли в полном объеме переучивание, но ждать не приходилось. Для ускорения процесса в июле полк пополнили звеном опытных летчиков из ГСВГ, в совершенстве освоивших все виды боевого применения, а учебные полеты организовали в две смены. Полку предстояло работать «бомбардировочным» стилем, с безопасных больших высот и горизонтального полета, что определялось характером площадных целей и возможностями самолета. Су-24 позволял осуществлять навигационное бомбометание в программном режиме, выходя к цели и сбрасывая бомбы либо по выходе «на точку», либо с прицеливанием, выполняемым оператором.
Достаточную точность выхода на удаленные объекты обеспечивало бортовое оборудование ПНС, включавшее радионавигационную и автономную инерциальную системы, сопряженные с БЦВМ «0рбита-10» и выводившие бомбардировщики в назначенное место с отклонением лишь в несколько сотен метров. Это избавляло экипажи от проблем с ориентировкой над монотонной серо-желтой пустыней и каменным хаосом хребтов и ущелий, над которыми постоянно господствовали струйные течения, «сдувавшие» самолет на маршруте. Помимо этого, навигационный комплекс Су-24 обеспечивал точное самолетовождение и прицельное бомбометание ночью и в плотной облачности (обычной для этого времени года), в то время как ночная работа для остальных типов машин всю афганскую кампанию оставалась почти неразрешимой проблемой, то и дело запрещавшейся из-за малой результативности и повышенного риска.
Подвесные баки ПТБ-3000 рядом с самолетом
Безопасные эшелоны определили исходя из возможностей вражеской ПВО: «Стингер» обладал досягаемостью до 3500 м, а вершины по маршрутам к целям, на которые могли забраться зенитчики-«альпинисты», возвышались до 2500–3000 м. Таким образом, летать следовало не ниже 7000 м. Однако нормативная высотность работы бортового вычислителя «Орбита» ограничивалась лишь 5000 м. Подняв «потолок», функционирование «Орбиты» проверили на полигоне проходами на 7000 м с реальным бомбометанием. Аппаратура работала надежно, и точность попаданий в «кресты» удовлетворила всех. Любопытным открытием было то, что расходы топлива на больших высотах оказались ниже расчетных, из-за чего в продолжительном полете оставался некоторый запас. Новость самым приветственным образом была встречена летчиками – лишнее топливо над чужой территорией всегда пригодится («запас карман не тянет!»).
Установка многозамкового держателя МБД3-У6 на бомбардировщике Су-24
Ночью 25 октября в боевой вылет ушло первое звено, ведомое летчиком-инспектором службы боевой подготовки 73-й ВА полковником Богданом и замкомандира полка подполковником В. Ламзиным. Их цель была дальней – горные тропы у осажденного моджахедами Кандагара. Ламзин со штурманом майором С. Воскобойниковым и далее чаще всего водили группы на удар, нередко их возглавлял командир полка полковник С.В. Яншин. Помимо обычной проверки систем, заправки и подвески бомб, подготовка Су-24 включала и программное обеспечение полета: полученные от штаба ВВС ТуркВО разведданные с указанием положения целей переводили из прямоугольной сетки координат в геодезическую, вводя их в «память» ПНС. Готовя данные штурманского расчета для программирования ПНС, использовали обычные карманные калькуляторы. Никаких специальных вычислительных машин для этих целей не было, и пользовались «Электроникой» Б3-34 бытового образца. Возможностей счетной машинки вполне хватало, чтобы обсчитать необходимые параметры по несложной схеме.
На маршруте – бомбардировщик Су-24М
Ввод данных упрощало использование новых калькуляторов «Электроника» МК-54, очень ко времени появившихся в продаже. Счетная машинка имела блок памяти, куда вводились необходимые для штурманского расчета программы, что позволяло в три-четыре раза сократить время подготовки, буквально «на коленке» обсчитывая необходимые цифры для работы ПНС. Подготовка летных карт сводилась к изучению места удара и прокладке прямой – кратчайшего маршрута туда и обратно. При этом на постановке задачи, производившейся перед самым вылетом, летчикам не доводили характер целей, и лишь по району на карте да подвешенным боеприпасам можно было догадаться, что за объект «вычислила» разведка: РБК шли по стоянкам отрядов оппозиции и местам разгрузки караванов, БетАБы – по укрытиям, пещерам и складам, а обычные фугаски – по всему подряд, от враждебных кишлаков до площадного засыпания гор и ущелий. Мало что удавалось рассмотреть и с воздуха – весь первый месяц вылеты планировались с наступлением сумерек, и работа шла ночью в обычном для этого времени года облачном «сложняке».
Взлетая с 40-секундными интервалами, бомбардировщики догоном пристраивались к ведущему и по докладу замыкающего всей «стаей» увеличивали скорость, выходя на маршрут. Место в колонне выдерживали с помощью РПО, поднимая его антенну на пару градусов для обзора воздушной обстановки и держась с 10-20-секундными «зазорами» от впереди идущего (сближаться теснее 2–3 км в темноте было рискованно). На индикаторе при этом передняя пара четко просматривалась на удалении 10 км, что позволяло контролировать направление полета на случай отказа автоматики. Радиопереговоры сводились к минимуму: замыкающий по взлету докладывал на УКВ о занятии своего места в строю, а ведущий коротко сообщал кодом на КП о проходе поворотных точек маршрута и о возвращении («205» означало – «прошел ППМ», а «328» – «работу закончил»). На случай радиоперехвата цифровые сообщения время от времени менялись.
После первых вылетов четверками или несколькими звеньями в ударах стали принимать участие все большие группы, вплоть до полного состава полка. Обычно они насчитывали 20–24 бомбардировщика, обрабатывавших один объект или разделявшихся на 3–4 группы, по количеству близко расположенных целей. Иногда полк поэскадрильно уходил в разных направлениях. Обычным делом были два, а то и три боевых вылета в сутки на экипаж. В каждом полете летчики проводили над территорией противника примерно полтора часа.
Усиливая бомбардировочную группировку, спустя несколько дней в Ханабад направили 24 Су-24 из Николаевки. Для летного состава этой части все произошло столь же внезапно, как и в 1984 году, не исключая и командира полка полковника В.Н. Бойко. Отлетав накануне учения и приземлившись около полуночи, люди разошлись было по домам, но тут же были подняты по тревоге. Спустя несколько минут в штабе экипажи узнали о предстоящей командировке. На отдых дали 8 часов, а уже утром 28 октября полк вылетел на помощь коллегам. Самолеты перелетали в Ханабад готовыми к немедленной работе, неся первый боекомплект из шести ФАБ-250 и двух ПТБ-3000. Позднее к ним присоединилось еще одно звено.
После двухдневной подготовки, изучив карты и развед-донесения, 31 октября николаевская группа ушла на боевое задание без всяких ознакомительных полетов. Целью был город Майданшахр, лежавший за хребтом у Кабула. По данным разведки, покинутый жителями и опустевший населенный пункт использовался душманами как базовый лагерь. Позднее места ударов переместились к горным районам у Кабула, Баграма и к Чарикарской «зеленке», где отмечались стоянки кочующих банд и пусковые установки обстреливавших города ракет. На пределе досягаемости Су-24 ходили за Кандагар и Джелалабад громить позиции осаждавших города отрядов оппозиции. Любопытным оказалось, что на маршруте то и дело приходилось проходить над еще одним Ханабадом – одноименным афганским городом, лежавшим практически на том же расстоянии по другую сторону границы.
2 ноября экипажи 149-го бап отработали налет с «подскоком» через Кокайты, приземлившись там с шестью «пятисотками» и ПТБ для дозаправки. Однако в дальнейшем такой вариант повторили лишь один раз по той причине, что посадка загруженного Су-24 была не из легких, да и сама авиабаза, верно служившая всю войну передовым аэродромом, была к этому времени переполнена выводимыми войсками. Побывать там снова николаевским бомбардировщикам пришлось уже в аварийной ситуации: возвращавшиеся из-под Кандагара самолеты выработали топливо и спешили обратно, когда садившаяся первой машина майора Маховского «разулась» на пробеге и барабаны колес загорелись прямо на полосе. Пока его тушили и оттаскивали, остальным 11 «сушкам» дали команду идти на запасной аэродром, и они одна за другой с практически сухими баками «посыпались» на ночные Кокайты. В результате летчикам пришлось там самим заправлять и готовить самолеты. В хлопотах прошла ночь, и в эту смену второго вылета уже не стали выполнять. В суете не успели подобрать тормозные парашюты, и один из них тут же «заглотал» руливший Ил-76. Транспортник встал на прикол для замены двигателя, разразился скандал, и отношения с местным начальством оказались испорченными.
Варианты боевого снаряжения Су-24М на прикрытие вывода войск. Осень 1988 – зима 1989 гг.
Обеспечивая необходимый темп боевой работы (два-три вылета за смену на самолет), подготовили сменных летчиков и штурманов, занимавших места в кабинах после вылета, а техники работали на аэродромах безвылазно, наладив подготовку машин бригадами, сменявшимися через сутки. Работа на стоянках кипела всю ночь: самолеты обоих полков обычно уходили на одну цель, после чего переключались на новую. Реже выполнялась звеньевая или эскадрильная «обработка» сразу нескольких объектов. Группы уходили с интервалом в час между взлетами ведущих, чтобы не «запрудить» аэродром при возвращении. Этот «зазор» позволял оружейникам и заправщикам встретить вернувшуюся группу, подготовить ее к повторному вылету и тут же принимать самолеты следующей.
Время от времени выпадали «разгрузочные дни», когда полки работали поочередно через сутки. Работа велась в круглосуточном режиме, без праздников и выходных, лишь пару раз по погоде да под Новый год случились просветы. Красным днем календаря предполагалось 7 Ноября, и в предвкушении праздника экипажи отправились в баню. Отдых уже был в самом разгаре, внезапно (как всегда неожиданно) пришла команда на вылет. К самолетам добрались все, радостные и раскрасневшиеся (хотя многие помыться и не успели). В том, что «успели отпраздновать», командиру признался весь строй, но и готовность лететь была такой же единодушной. В кабинах отдышались кислородом, и «праздничный» вылет прошел без замечаний.
Цели почти всегда были рассредоточенными, и в накопители «зашивались» несколько точек в районе бомбометания с разносом в 300-1000 м или с отличием в угловые минуты координат на разных машинах. Выйдя в назначенный район в ночной тьме, штурман с помощью РПО сверялся с загодя нарисованной на кальке «картинкой» радиолокационного изображения местности и отыскивал приметные засветки на индикаторе – контрастный изгиб реки, мост или гору. При дальних рейдах, где за счет расстояния накапливались погрешности навигационной системы и вычислителя, положение корректировали по характерному ориентиру. Точками отсчета обычно становились заметные издали плотина ГЭС Наглу и озеро Суруби, лежащие к востоку от Кабула, плотина Дарунта под Джелалабадом, откуда расстояние до большинства целей оставалось небольшим и бомбить можно было даже без дополнительного прицеливания, автономно по счислению, дававшему точность 300–400 м. На местности, лишенной радиолокационных «примет», коррекцию вводили с помощью РСБН по радиомаякам аэродромов Кабула и Баграма.
В дело шли бомбы трех основных калибров: 250, 500 и 1500 кг различных типов и моделей, подвешивавшиеся в самых разных вариантах, насколько позволяла боевая нагрузка, зависящая от дальности и потребного запаса керосина. При работе по северным районам «ближнего круга», лежавшим на расстоянии 400–450 км от аэродрома базирования (Файзабад, Кундуз и Талукан), обходились без ПТБ и брали пару ФАБ-1500 на центропланные узлы и до шести 250-кг бомб на остальные точки подвески, причем в дело шло все, что имелось под рукой, лишь бы полностью загрузить держатели. В набор одновременно могли входить ФАБы, ОФАБы, БетАБы и толстостенные бомбы разных калибров, пусть даже отличавшиеся по баллистическим характеристикам. Сброс всегда выполнялся за один заход, строя расчет для бомб наиболее крупного калибра, а остальные шли вдогон с перелетом. На месте разрыва «полуторки», несшей 675 кг взрывчатки, вспыхивал настоящий вулкан с мощным грибом, на фоне которого взрывы «пятисоток» казались лишь облачками пыли. «Добавку» часто клали, выставляя взрыватели с замедлением на разное время, напоминавшими о себе взрывами то тут то там в течение суток.
Летчик и штурман занимают места в кабине Су-24М
Чтобы максимально использовать грузоподъемность машин, использовали центропланные двухпостовые держатели, с которыми Су-24 брал до восьми «пятисоток» и шестипостовые многозамковые держатели МБДЗ-У6-68, «загружаемые» 12–18 «четвертушками». Град бомб получался внушительным, ведь полк мог обрушить на цель сотню «пятисоток» или 200–250 ФАБ-250. В то же время увешанный МБД и гроздьями бомб самолет на высоте становился неустойчивым и буквально «ковылял», словно по булыжной мостовой. Даже после сброса бомб он вел себя не слишком приятно, «цепляясь» за воздух замками и упорами дюжины держателей. Недостатком МБД была трудоемкость подвески большого числа боеприпасов и хлопотное переоборудование под другие варианты, требовавшее снимать увесистые балки весом в полтораста килограммов, отстыковывать электроарматуру и менять их на универсальные держатели. По этой причине в 149-м полку МБД несли лишь десять самолетов.
Гораздо более предпочтительными были мощные ФАБ-1500. Их подвешивали иногда и по три штуки, ведь они, в отличие от «кустов» бомб меньшего калибра, создавали куда меньшее сопротивление, да и подвесить пару-тройку тяжелых бомб было куда проще, нежели груду бомб меньшего калибра. Сброс ФАБ-1500 выполнялся залпом, поскольку сброс «полуторок» по одной не предусматривался системой вооружения, чтобы неравномерная подвеска не сказывалась на устойчивости. Большая часть заданий требовала использования подфюзеляжного ПТБ-2000, в дополнение к нему брали пару «полуторок» или 4–6 «пятисоток». Для работы по удаленным целям использовали два подкрыльевых ПТБ-3000, а бомбовая нагрузка сокращалась до одной ФАБ-1500 либо 2–4 ФАБ-500 или ФАБ-250.
Реже в дело шли РБК, главным образом полутонные с «шариками» ШОАБ-0,5 или мелкими осколочными бомбами калибров 2 и 10 кг, которые могли соседствовать с фугасками на самолетах группы и даже на одной машине. Обычно удар таким набором наносили по кишлакам в «зеленке» и целям на открытом месте. При этом первыми достигавшие земли ФАБы сметали взрывами стены дувалов, а уцелевшую живую силу накрывала уже осколочная «мелочь». В частности, с помощью РБК в декабре обрабатывали окрестности Джелалабада и Кабула, откуда обстреливали эти города, а также район Мангваля, где карты пестрели множеством точек, отмечавших душманские стоянки. В дневном вылете 24 декабря «шарики», сброшенные с самолетов 149-го бап, вчистую выкосили под Мангвалем укрывавший душманов пальмовый лесок. Для более плотного «засева» РБК сбрасывались с высот порядка 4000 м, а взрыватель вышибного заряда выставляли с задержкой, чтобы РБК раскрывались в 1500 м над землей. Под самолетом в ночи рассыпался огромный искрящийся эллипс – каждая РБК-500 накрывала смертоносной иллюминацией зону порядка 400 на 600 м, иссекая все в труху сотнями тысяч стальных 5,5-мм шариков.
Сам самолет, нагруженный по максимуму, не очень-то любил полет на высоте свыше 7000 м, сопровождая его тряской и норовя сорваться при резких маневрах, из-за чего летчики поопытнее советовали новичкам «добавлять крен наклоном головы, а не ручкой, чтобы не посыпаться вниз». Избегая критических режимов, к цели шли на 4600–6000 м и, уже разгрузившись, «порожняком» выскакивали на рекомендуемые 7000–7500 м, одновременно отворачивая на обратный курс. После разгрузки машина пилотировалась куда свободнее, даже расход топлива снижался почти на 20 %.
Суточный расход боеприпасов доходил до 250 т, и окружные склады бомбардировщики опустошили бы через несколько недель. Во избежание остановки боевой работы боеприпасы начали свозить со всего Союза, каждые 3–4 дня разгружая на станции по эшелону. Помимо привычных бомб образца 1954 и 1962 годов, в ход шел и «лежалый товар» старых типов 30-40-х годов. Такие боеприпасы обладали недостаточной устойчивостью на траектории при бомбометании с больших высот и на высоких скоростях, однако для удара по площадям «хромающая» баллистика считалась вполне удовлетворительной.
Бомбардировщик Су-24М уходит на задание
По площадным целям и вдоль ущелий бомбы сбрасывали серией, задавая бортовой системой управления оружием интервалы и порядок схода с замков. Если же работать предстояло по компактному объекту или поперек горного распадка, груз сбрасывали залпом, целясь самостоятельно или по отделению бомб ведущего. В случае отказа оборудования на самолете лидера применялся «обратный» метод: цель отыскивал ведомый и с учетом интервала в строю давал команду ведущему. Бомбардировки по указаниям авианаводчиков, наиболее результативные для авиации непосредственной поддержки, у Су-24 были единичными: трудно было обеспечить целеуказание для высотного бомбометания, а ночью наведение вообще не представлялось возможным. В большинстве удаленных мест, уже оставленных нашими войсками, указывать цели вообще было некому, и бомбардировщикам приходилось проводить «стратегию сдерживания» самостоятельно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.