Глава 68

Глава 68

Война в Пиренеях. – Падение Тортосы. – Кампания Маэстрасго. – Недовольство среди националистов. – Речь Ягуэ 19 апреля. – Республика разрезана надвое. – Сотрудничество с Францией. – Тринадцать пунктов Негрина. – Альварес дель Вайо снова в Лиге Наций. – План относительно добровольцев. – Бомбежки и гибель судов. – Английские корабли в опасности. – Немцы ссорятся из-за шахт. – Ситуация в середине июня. – Наступление на Валенсию. – Валенсия спасена.

Тем не менее республика не считала, что потерпела поражение. Главным образом это объяснялось тем, что 17 марта французы заново открыли границу на Пиренеях, а частично – реорганизацией генерального штаба, где царил призрак неминуемого поражения. Новое правительство Негрина выдвинуло нового главнокомандующего вместо Рохо, старательного и талантливого бывшего сержанта легиона, коммуниста Модесто. То ли потому, что Рохо просто устал и поэтому поддался влиянию пессимизма Прието, но с появлением нового командования в генеральном штабе республики воцарился новый дух. Эти перемены тут же отразились на ходе военных действий. Кроме того, не исключено, что командиры националистов и их войска приустали после серии блистательных кампаний.

Тем временем серьезность военной ситуации заметно укрепила единство рабочего класса. 18 марта UGT и CNT подписали соглашение, ознаменовавшее дальнейший отход от идеалов анархизма. Промышленность теперь полностью была подчинена централизованному экономическому планированию. Коллективизация сельского хозяйства могла носить добровольный характер. В то же время UGT согласился обратиться с просьбой в правительство приостановить разгон коллективных ферм и поддержать установление рабочего контроля на тех предприятиях, которые этого заслуживают. Оба профсоюза пришли к соглашению, что их основная цель – обеспечить максимальный выпуск продукции. На деле коллективизация всюду уступила место государственному контролю. Правительство неустанно назначало «посредников» в качестве наблюдателей на те концерны, которые все еще управлялись комитетами рабочих. Министерство экономики должно было снабжать эти концерны сырьем, которого в противном случае у них не хватало бы. Кроме того, республика попыталась, хотя и без больших успехов, убедить эмигрировавших бизнесменов вернуться в Испанию.

В Пиренеях генералы Сольчага, Москардо и Ягуэ продвинулись до реки Сегре и ее притока Ногуэры-Палларесы, который тянулся до французской границы¹. Они оставили анклав, занимаемый одной республиканской дивизией полковника Бельтрана, псевдоним которого был Хитрец, в Валье-дель-Альто-Синка, как раз у границы. По руслу Эбро, которая после слияния с Сегре текла к морю, и образовался Северный фронт. Оно представляло собой естественную линию обороны для Каталонии, которую республиканцы надежно укрепили саперными сооружениями.

У устья Эбро итальянцы взяли Тортосу только 18 апреля. Город наконец пал, и бойцы откровенно радовались, что хоть какое-то время им не придется участвовать в боях. Их командир генерал Берти хотел отвести их на отдых подальше от поля боя, но Франко настоял, чтобы им выделили «спокойный сектор на спокойном участке фронта» выше по Эбро.

На южной стороне клина националистов, который вышел к самому морю, наступление франкистов тоже основательно замедлилось. Здесь ударные дивизии Варелы под командованием генералов Баутисты Санчеса, Дельгадо Серрано и Гарсиа Эскамесы пошли в наступление от Теруэля через унылые равнины Маэстрасго. Республиканская линия обороны была прорвана первым же ударом. Но тут изменилась погода – хлынули проливные дожди. Они заметно помогли обороняющимся, которые успели получить подкрепление, в том числе истребители и зенитки. Наступление окончательно остановилось 27 апреля. 1 мая была сделана еще одна попытка вырвать победу, сияние которой было так близко. В 20 километрах от Средиземного моря и в 35 километрах к востоку от Варелы генерал Аранда поднял войска в новую атаку. Генерал Гарсиа Валиньо, фланги которого были прикрыты силами Варелы и Аранды, возглавил небольшую мобильную часть, которая тоже двинулась вперед. Но все три линии наступления встретили ожесточенное сопротивление. Дрались за каждый пригорок. Наступление, хотя и медленно, все же продолжалось, но его трудности вызвали новый прилив политического недовольства в националистской Испании. Франко критиковали за то, что он нанес удар к югу на Валенсию вместо того, чтобы наступать в восточном направлении на Каталонию. Ягуэ, выступая 19 апреля на юбилейном банкете фалангистов в Бургосе в честь основания объединенной партии фалангистов и карлистов, высоко оценил боевое искусство республиканцев и назвал немцев и итальянцев «стервятниками». За это он понес наказание – его надолго отстранили от командования. Через сутки у фалангистов возник новый повод для возмущения. Появился указ, который не только официально давал иезуитам право на возвращение, но и предоставлял им такое положение, которым они не обладали даже при монархии. Два красноречивых священника – брат Менендес Рейгада и брат Лудзурика, апостолический администратор епископата в Басконии, – стали ближайшими советниками Франко. Вскоре были восстановлены и нормальные отношения с Ватиканом.

Республика давно ожидала и опасалась, что ее территория будет рассечена надвое, но, когда это произошло, были введены в действие административные меры. База интернациональных бригад в Альбасете была переведена в Барселону. Несколько городков в провинции Таррагона превратились в базы снабжения. Между Барселоной и Валенсией была установлена почтовая связь, которую обеспечивали подводные лодки; они же доставляли пассажиров и грузы. Республиканские лидеры регулярно пересекали по воздуху линии мятежников, курсируя между двумя половинами своей территории. Генерал Мьяха получил и военную и гражданскую власть в центральных провинциях. Последствия такого рассечения оказались далеко не столь серьезными, как можно было бы ожидать. Новое французское правительство Даладье² открыло каналы в Южной Франции, чтобы республиканские корабли могли переходить из Средиземного моря в Атлантику. В начале мая Даладье сообщил американскому послу в Париже Буллиту, что он полностью открыл французскую границу. Россия, сказал он, согласна перебросить в Каталонию 300 самолетов на том условии, что из Франции их будут транспортировать французы. Даладье предоставил для перевозки мощные грузовики, но все же в Аквитании на протяжении нескольких миль пришлось срубать деревья вдоль дорог, чтобы самолеты не цеплялись за них крыльями. Фланден, член кабинета, позднее признал, что в апреле и мае через границу в Пиренеях было переброшено 25 000 тонн военного снаряжения (в основном присланного из России, но немалая часть была закуплена и во Франции). Но в дискуссиях относительно модели Чемберлена, которые начал вести с Италией Жорж Бонне, министр иностранных дел в правительстве Даладье, не было достигнуто никакого прогресса. Переговоры были окончательно прерваны 15 мая, когда Муссолини публично заявил, что не знает, какой в них толк, потому что в Испании обе страны находятся «по разные стороны баррикад».

В этой атмосфере для республики появился проблеск надежды – 1 мая Негрин опубликовал декларацию, где были перечислены цели войны, которые преследует республика; образцом для нее послужили четырнадцать пунктов президента Вильсона. Пункты Негрина оговаривали следующие требования: абсолютная независимость Испании; вывод всех иностранных воинских формирований; всеобщие выборы; никаких репрессий; уважение прав и свобод регионов; обеспечение собственности капиталистов, но не больших трестов и монополий; реформа сельского хозяйства; гарантия прав рабочих; «культурное, физическое и моральное развитие народа»; армия вне политики; отказ от войны; сотрудничество с Лигой Наций; взаимная амнистия врагам. Десять из этих пунктов были предложены Альваресом дель Вайо и три – Негрином³.

В какой-то мере все тринадцать пунктов Негрина были перечнем условий заключения мира. С этого времени Негрин, человек умный и осторожный, делал попытки вступить в мирные переговоры. У него состоялось несколько встреч с немецким послом в Париже графом Вельчеком, но установить контакт с Франко ему так и не удалось. Кроме того, он надеялся вступить в переговоры через кузена Серрано Суньера, но снова его постигла неудача. Трудно осуждать Негрина за продолжение войны, поскольку никакой альтернативы капитуляции не существовало. После неудачи своих попыток ему оставалось лишь возлагать надежды на всеобщую войну, которая, как он надеялся, в конечном итоге и разрешит все проблемы Испании. Но коммунистическую партию такой подход решительно не устраивал⁴. В то же время стало известно, что Ривас Чериф, шурин и близкий друг Асаньи, генеральный консул республики в Женеве, тоже попытался вступить в переговоры с другой стороной, но и его постигла неудача⁵.

13 мая Альварес дель Вайо снова предстал перед Советом Лиги Наций. Он настаивал, чтобы те государства, которые в октябре потребовали пересмотра политики невмешательства, если она в ближайшее время не докажет свою эффективность, приступили к этому пересмотру. Но лорд Галифакс, новый министр иностранных дел в правительстве Чемберлена, предотвратил немедленное голосование по этому вопросу. Без сомнения, всю его энергию поглощало развитие кризиса в Чехословакии. У некоторых делегаций, таких, как Китая или Новой Зеландии, которые в данный момент могли бы поддержать Испанию, не было времени проконсультироваться со своими правительствами. Они воздержались. Поздним вечером того дня, когда был поднят этот вопрос, голосование все же состоялось. Испания и Россия проголосовали за резолюцию, призывающую к действиям; Англия, Франция, Польша и Румыния – против нее, а остальные девять государств, входивших в совет, воздержались. Увеличение числа тех, кто воздержался, отражало растущие симпатии к республике, даже среди тех, кто по традиции придерживался правых взглядов. Кроме того, на американское правительство было оказано давление со стороны всех групп с призывом положить конец эмбарго на поставки оружия в Испанию. Известный коммунист Дрю Пирсон заметил, что «Вашингтону доводилось видеть все виды лоббирования… но раньше ему редко приходилось сталкиваться с людьми во всех концах страны, тратящими деньги на дело, от которого они не получат никакой материальной выгоды». Бывший государственный секретарь Х.Л. Стимсон и недавно покинувший свой пост посла в Германии Вильям Додд подписали петицию против эмбарго. Эйнштейн и другие ученые тоже присоединились к этой кампании. Член палаты представителей Байрон Скотт и сенатор Най внесли в конгресс резолюцию, требующую положить конец эмбарго. 3 мая Корделл Холл встретился со своими советниками в госдепартаменте, чтобы обсудить резолюцию сенатора Ная. Холл и другие чиновники согласились, что эмбарго должно быть снято. Без сомнения, это решение усилиями ряда лиц стало известно, и оно попало в «Нью-Йорк таймс». Новый американский посол в Лондоне Кеннеди, католик и убежденный сторонник правительства Чемберлена, протелеграфировал о своем серьезном беспокойстве – эта мера может вызвать продолжение Гражданской войны. Католики в Соединенных Штатах также протестовали против такой помощи «большевикам и атеистам». Рузвельт, который в это время проводил отпуск на рыбалке в Карибском море, сказал Холлу, чтобы тот не торопился, и, когда президент вернулся в Вашингтон, решение об отмене эмбарго было пересмотрено.

Тем временем Литвинов пожаловался Луису Фишеру, американскому журналисту, закупавшему оружие для республики, что его друзья постоянно терпят поражения. «Вечно обороняются, – сетовал он, – вечно отступают». – «Если вы дадите им еще 500 самолетов, они смогут выиграть войну», – сказал Луис Фишер. Литвинов возразил, что они куда больше пригодятся Союзу в Китае, чем в Испании. Правда, у него лично в любом случае самолетов не имеется. «Я имею дело всего лишь с дипломатическими документами», – добавил он. Тем не менее он пообещал обратиться к своему начальству. Но если бы даже ему удалось убедить их поставить еще 500 самолетов, перебросить их в Испанию было почти невозможно. С 13 июня Даладье под давлением Британии снова закрыл границу. Частично это было сделано для того, чтобы поощрить Франко принять план вывода волонтеров. Доставку грузов из Советского Союза через Средиземное море признали невозможной из-за блокады националистов. Те несколько месяцев, в течение которых оружие и боеприпасы могли свободно поступать в республику, подошли к концу. Через месяц Первая палата французского Апелляционного суда вынесла решение: золото Банка Испании, хранившееся во Франции в «Мон де Марсан», принадлежит «частному обществу» и поэтому не может быть возвращено республике. Хотя это решение и не было политическим актом (на самом деле министр финансов Поль Рено и Гастон Палевски, его заместитель, были среди самых ярых сторонников республики), оно показывало подлинные чувства Франции по отношению к испанской войне.

С 1 июня в Испанию к националистам стали прибывать новые итальянские части. Чиано заверил Мильяна Астрая и группу испанских летчиков, прибывших в Рим, что, «несмотря на все комитеты, Италия не оставит Испанию, пока флаг националистов не взовьется на самых высоких башнях Барселоны, Валенсии и Мадрида». В это время итальянское воинство отдыхало в низкопробных кабаре и борделях Сарагосы.

Британское правительство пусть и неохотно, но все же вернулось к «испанскому вопросу» – ведь националисты с новой силой начали бомбить республиканскую Испанию. Ближе к концу мая возобновились и бомбежки Барселоны, наряду с налетами на другие прибрежные города Средиземноморья, включая Аликанте и Валенсию. 1 июня бомбы упали всего в полумиле от домов английского вице-консула и консула США в Аликанте. 2 июня налету подвергся Гранольерс, городок в 30 километрах от Барселоны, в котором не было никаких военных объектов. Погибли от 350 до 500 человек (главным образом женщины и дети). Галифакс послал в Бургос несколько телеграмм с протестами. Сэр Невилл Чемберлен попросил Вайцзеккера использовать все влияние Германии, чтобы положить конец этим беспорядочным налетам. С той же просьбой к Чиано обратился Перт, а к кардиналу Пачелли – английский посланник при Святом Престоле. Чиано, как всегда вежливо, пообещал сделать все, что в его силах. Пачелли объяснил, что в этих вопросах Святой Престол постоянно использует свое влияние на Франко. Наконец Англия решила поддержать идею комиссии, которая должна была разобраться с этими налетам и убедиться, что они в самом деле были направлены на военные цели. Но ни одна из стран, к которым Англия обратилась с предложением принять участие в комиссии (США, Швеция, Норвегия, Голландия), на это не согласилась, оберегая свое спокойствие. Тем не менее Британия послала для проведения расследования двух своих офицеров. Хотя они выяснили, что почти в каждом случае бомбы падали на гражданские объекты, их выводы ни к чему не привели.

Ситуация продолжала ухудшаться, и причиной тому были возобновившиеся нападения на английские суда в испанских территориальных водах. К тому времени почти всю морскую торговлю с республикой вели английские корабли, поскольку скандинавские купцы решили, что риск погибнуть или быть захваченным слишком велик. От середины апреля до середины июня 22 британских судна (из 140, что поддерживали торговлю с республикой) подверглись нападениям и были потоплены или же получили серьезные повреждения. Погиб 21 английский моряк и несколько наблюдателей от Комитета по невмешательству. По словам сэра Александра Кадогана, сменившего в Форин Офис Ванситтарта, кабинет Чемберлена был «очень огорчен». Английские судоводители настойчиво взывали о помощи. Правительство ежедневно подвергалось нападкам оппозиции в палате общин за то, что позволяет сохранять такое положение дел. Оппозицию особенно возмутило назначение на пост парламентского заместителя министра труда Аллана Ленокс-Бойда, общепризнанного сторонника генерала Франко. Назначение это, особенно учитывая трагическое положение с ростом безработицы, было сочтено сознательной провокацией. Даже богатый словарный запас мистера P.A. Батлера, парламентского заместителя министра иностранных дел (когда лорд Галифакс выступал в палате лордов, он брал на себя обязанности главного правительственного оратора по иностранным делам в палате общин, где ему приходилось выступать чаще, чем даже премьер-министру), не смог объяснить, почему правительство не разрешает ни поставки зениток в республиканскую Испанию, ни вооружать торговые суда. Тем не менее стало ясно, что налеты на английские корабли, главным образом итальянской авиации с Мальорки, носят продуманный характер. Несколько консерваторов, таких, как Дункан Сэндис, единодушно поддержали Ноэль-Бейкера в палате общин, протестуя против унизительности этой ситуации. Бивен вспомнил, как в таких случаях поступал Клайв⁶ в Индии, а Ллойд-Джордж потребовал в виде ответного удара разбомбить итальянские военные базы на Мальорке. Черчилль заявил: «Я думаю, мы имеем полное право сказать генералу Франко: «Если это будет продолжаться и впредь, мы будем захватывать ваши корабли в открытом море… Я могу понять, когда ради мира приходится идти на унижения. Я поддержал бы правительство, если бы чувствовал, что мы стараемся укрепить безопасность в мире. Но боюсь, что наше унижение будет неправильно понято. Я боюсь, что оно… лишь подвергнет нас опасностям, от которых мы всеми силами стараемся уберечь нашу страну». Лорд Сесил Челвуд отказался от роли «партийного хлыста»⁷ консерваторов в палате лордов из-за неэффективности действий правительства. Доктор Темпл, архиепископ Йоркский, вместе с другими прелатами воззвал к «решительным действиям». Но Чемберлен заметил в своем дневнике: «Я обдумывал самые разные формы возмездия, но мне абсолютно ясно, что ни одна из них не принесет результата, пока мы не будем готовы вступить в войну с Франко… Конечно, может дойти и до этого, если Франко и дальше будет делать глупости». Чемберлен, конечно, понимал, что война с Франко, пусть даже она не заставит английский народ переносить чрезмерные трудности, будет означать войну и с Германией вкупе с Италией. И снова правительство оказалось не готово поступиться хоть частью своей политики «всеобщего умиротворения». Националисты предложили сделать Альмерию «зоной безопасности», но это решение было отвергнуто и республикой, и Комитетом британских судовладельцев, поскольку лишь одна седьмая часть судов, в то время посещавших порты республики, могла разместиться в Альмерии. Ситуация продолжала накаляться. Но самые различные решения ее, предлагавшиеся в Бургосе сэром Робертом Ходжсоном, доказали свою неэффективность. И на виду у британского военного корабля было потоплено английское же судно. Такое случилось «впервые в истории», скорбно признал Боуэрс, американский посол и убежденный сторонник демократии⁸. Отметил это и Прието в своей речи в Барселоне: «Кто мог подумать, что такое возможно? Мы, строя международные отношения, постоянно сталкивались с гордой надменностью Англии, которая не терпела ни малейшего ущерба ее материальным интересам, ни угрозы жизни своим подданным. Но вот перед нами на кладбище тела английских моряков, которые заплатили своими жизнями за веру, что находятся под защитой империи».

Продолжающиеся бомбежки наконец вынудили лорда Перта сказать Чиано, что он опасается падения правительства Чемберлена «в случае продолжения налетов». С начала июля им был положен конец, и самолеты шесть или семь недель не поднимались в воздух – просто для того, чтобы предотвратить такое катастрофическое развитие событий для Франко и Муссолини. Кризис ухудшил отношения между испанскими националистами и их союзниками. Ибо, если Германия и Италия отрицали свою ответственность, она, в сущности, возлагалась на Франко. Шторер получил инструкцию заявить каудильо: «Германия надеется, что он убережет легион «Кондор» от поношений».

И тут Германия втянулась в гораздо более серьезную ссору с Франко. Несмотря на возражения, что ему не стоило бы этого делать, Франко подписал закон о горном деле, не показав его предварительно Штореру. Немцев должно было удовлетворить разрешение инвестировать до 40 процентов капитала и возможность в виде исключения увеличить эту долю. Таким образом, их устраивал этот закон, но не способ его публикации. Шторер возмущенно осведомился, является ли он еще «персона грата». Ему объяснили, что Франко был очень занят. «Неужели настолько, – ответствовал Шторер, – что он не смог выделить полчаса немецкому послу?» Позже Шторер принял Хордана, который объяснил ему, как они с Франко отстаивали интересы Германии на заседании кабинета министров и добились внесения благоприятных для нее поправок. «Прими вас Франко до публикации декрета, – добавил он, – вражеская пропаганда стала бы утверждать, что генералиссимус уступил нажиму Германии». – «Но газеты не стали бы сообщать о моем визите», – возразил Шторер. С кислой миной Германия приняла извинения и сам закон о концессиях.

Тем временем наступление националистов в Маестрасго и вдоль побережья Средиземного моря продолжалось, но очень медленно. Силы республики под командой генерала Менендеса сопротивлялись умело и мужественно. Командир легиона «Кондор», генерал Фолькманн, сменивший Шперрле, сообщал, что материальная часть работает на пределе. Только 14 июня, после нескольких дней ожесточенных боев на подступах к Кастельону, что лежал в шестидесяти милях к югу от Винароса, Аранде удалось взять город. Сорок политических заключенных были расстреляны, и перед тем, как его покинули последние республиканские части, город отдан на разграбление. Националисты с гордостью сообщили о взятии большого портового города Эль-Грао-де-Кастелло. Теперь они стояли всего в пятидесяти милях к северу от Валенсии. Но когда до Сагунто оставалось пройти всего восемь миль к северу, военное противостояние зашло в тупик. Националистам к тому времени удалось добиться единственного успеха – генерал Ируретагойена взял анклав «Хитреца» в Валье-дель-Альто-Синка. 16 июня пал пиренейский город Бьельса. 4000 человек ушли во Францию. Французские власти опросили каждого из них: в какую часть Испании он хочет перебраться. 168 человек изъявили желание оказаться на стороне националистов.

Ни в Испании, ни вне ее ситуация, сложившаяся к середине июня, не позволяла предполагать, что война близится к концу. В лагере националистов оптимизм весенних месяцев практически сошел на нет. Повсеместно чувствовалась усталость. По словам Шторера, «террор, который Мартинес Анидо установил на стороне националистов», был «невыносим даже для фаланги». Снова, как и в начале войны, методы старого режима в Испании шокировали новых террористов фаланги. Негрин, выступая в Мадриде 18 июня, сказал, что, если Испания хочет сохранить себя свободной страной, война более не должна продолжаться ни единой секунды. Но единственным путем достижения мира для Франко продолжала оставаться капитуляция, а отнюдь не урегулирование. За границей Литвинов объявил, что Советский Союз будет только рад уйти из Испании на условии «Испания для испанцев», а 17 июня в «Правде» Илья Эренбург предложил протянуть «руку примирения» фалангистам, которых он назвал «испанскими патриотами».

27 мая Майский наконец согласился с планом вывода добровольцев, разработанным в Комитете по невмешательству. В Испанию предполагалось послать две комиссии. Одну, которая должна была пересчитать количество иностранцев, и другую для контроля вывода из страны. Стоимость этой операции колебалась от 1,75 миллиона фунтов стерлингов до 2,25 миллиона. Расходы должны были взять на себя страны, провозгласившие политику невмешательства. План урегулирования был послан для оценки обеим сторонам испанского конфликта.

Отношение к нему националистов выразил Хордана. Он объяснил Штореру, что, «приняв план в принципе, Невилл Чемберлен укрепит свое положение, но умелым маневрированием и контрпредложениями выиграет максимум времени, в течение которого война будет продолжаться». Общие настроения лучше всего выразил Майский, подставив и свою страну, когда сказал, что «общая манера поведения посреднических сил заставляет меня сомневаться, в самом ли деле будет иметь место эвакуация «добровольцев».

Карта 31. Испания в июле 1938 года

5 июля армия националистов в Леванте предприняла мощное усилие, чтобы прорваться к Валенсии⁹. Гарсиа Валиньо двинулся с севера из Кастельона, но его остановил горный хребет Сьерра-де-Эспадан, тянувшийся почти до самого моря, с отрогов которого нельзя было подавить правительственные войска Дурана. 31 июля Варела вместе с Берти и его тремя итальянскими дивизиями, а также наваррцами Сольчаги двинулся на юг из Теруэля. Тяжелое вооружение итальянцев решило исход сражения в первые же его дни, но республиканцы сопротивлялись, как всегда, стойко. Части карабинеров долго держались у Мора-де-Рубьелос. Но после падения Сарриона пришлось оставить и надежные оборонительные позиции вдоль Сьерра-де-Торо. Фронт начал распадаться на отдельные участки, напоминая тревожную ситуацию в Арагоне. При мощной поддержке артиллерии и авиации наваррская и итальянская пехота за пять дней покрыла 100 километров по всему фронту шириной в 30 километров. Единственным препятствием на пути к мирным и процветающим окраинам Валенсии, беззащитным перед лицом войны, стали оборонительные сооружения перед небольшой деревней Вивера, откуда они тянулись до Сьерра-де-Эспадан. Тем не менее линия обороны была продумана блистательно и с выдумкой. Перекрытия блиндажей оказались способны выдержать попадание 1000-фунтовой бомбы. Наступление националистов остановили. Снаряды и бомбы не оказывали никакого воздействия на обороняющихся, которые состояли только из испанцев под командой Менендеса. Все атаки пехоты националистов отбрасывал убийственный пулеметный огонь. 18–23 июля националисты понесли тяжелые потери, которые, по оценке республики, составляли 20 000 человек. Стало ясно, что наступление захлебнулось. Валенсия была спасена.

Примечания

¹ Тысячи обитателей Северного Арагона ушли во Францию. Было подсчитано, что в апреле границу пересекли 20 000 человек, 8000 из которых сквозь снежные завалы преодолели высоту в 7000 футов. Французское правительство отказалось принимать участников военных действий. Все же в Лачоне их опросили, куда они хотят направляться. Более 5000 согласились вернуться в Каталонию, а 254 человека решили перейти на территорию националистов. Гражданские беженцы получили временное убежище во Франции, но в конечном итоге и они вернулись в Испанию.

² Хотя оно было гораздо более правым, чем правительство Блюма и Шотана, социалисты все же поддерживали его.

³ Тем не менее смягчение республиканского режима продолжало оставаться мечтой. Например, церкви в массе так и не открыли. Разве что с марта священники получили право оказывать помощь в медицинских подразделениях. Это было понято как дарованное им разрешение врачевать не только тела, но и души. А 26 июня командиры получили приказ – не препятствовать своим подчиненным обращаться к духовным лицам. В целом он был принят благожелательно.

⁴ Тем не менее даже Пассионария в речи на пленуме Центрального комитета Испанской коммунистической партии 23 мая воззвала ко всеобщей «гордости испанцев», имея в виду и тех, кто был по другую сторону линии фронта. Она призвала их выгнать всех «захватчиков» и бороться за тринадцать пунктов как «основу новой Испании».

⁵ Несколько ранее республиканский кабинет министров был в высшей степени обескуражен публикацией на стороне националистов мемуаров Асаньи, похищенных из дома Черифа в Женеве: в них были даны точные и злые характеристики давних коллег Асаньи в правительствах республики.

⁶ Клайв, Роберт, барон Плэсси (1725–1774) – английский завоеватель и администратор, который установил британское правление в Индии, одержав победы над французами в 1751 году и над набобом Бенгалии в 1757-м. (Примеч. пер.)

⁷ «Партийный хлыст» – депутат какой-либо партии, который и в палате общин и в палате лордов следит за порядком голосования своих коллег по партии. (Примеч. пер.)

⁸ Типичной реакцией была карикатура Д. Лоу от 16 июня, в которой он вложил в уста своего излюбленного персонажа полковника Блимпа такие слова: «Итак, сэр, пришло время сказать Франко, что, если он потопит еще 100 наших кораблей, мы вообще удалимся из Средиземного моря».

⁹ Ансальдо сказал, что это наступление стало результатом личной инициативы Франко. Некоторые паникеры в националистской Испании были убеждены, что за кампанией стоят немцы, которые стараются продолжить войну. Генерал Вигон, монархист, ныне начальник генерального штаба при Франко, возразил, что вряд ли Франко мог пойти на такую глупость, поскольку он тщательно изучил тактику и стратегию Первой мировой войны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.