3. Избалованный хищник

Висконсинским биологам дикой природы Стенли Темплу и Джон Колману никогда не требовалось покидать родной штат, чтобы вывести глобальные заключения из их полевых исследований начала 1990-х. Темой был секрет полишинеля – замалчиваемый, потому что мало кто готов признать, что около трети всех домохозяйств практически повсеместно дают приют одному или более серийным убийцам. Злодей – мурлыкающий талисман, по-королевски нежившийся в египетских храмах и делающий то же на нашей мебели, принимая наши ласки, только когда ему этого хочется, излучающий невозмутимое спокойствие во сне (в котором он проводит больше половины жизни) и наяву, выманивая из нас заботу и питание.

Однако, выбравшись на улицу, Felis silvestris catus отбрасывает название своего подвида и начинает красться, как будто она вернулась в состояние F. silvestris – дикой кошки, – генетически идентичной небольшой дикой кошке-аборигену, все еще встречающейся, хоть и редко видимой, в Европе, Африке и части Азии. Пусть они коварно адаптировались за несколько тысяч лет к комфорту человеческой жизни – кошки, никогда не выходящие за пределы домов, обычно живут много дольше, – домашние кошки, сообщают Темпл и Колман, никогда не теряли охотничьих инстинктов.

Человеческое население удвоилось за последние полвека, а у кошек это происходит еще быстрее.

Возможно, они даже их отточили. Когда европейские колонисты впервые их завезли, американские птицы никогда раньше не видели подобного рода тихого, карабкающегося по деревьям, хватающего когтями хищника. В Америке жили рыжие рыси, и обычные рыси в Канаде, но этот плодовитый захватнический кошачий вид в четыре раза меньше – пугающе идеально подходящий для охоты на огромную популяцию певчих птиц. Подобно людям Кловис – участникам Блицкрига, кошки убивают не только для пропитания, но, судя по всему, ради чистого удовольствия. «Даже если ее регулярно кормят люди, – писали Темпл и Колман, – кошка продолжает охотиться».

Человеческое население удвоилось за последние полвека, а у кошек это происходит еще быстрее. По данным Бюро переписи населения США, Темпл и Колман обнаружили, что только с 1970 по 1990 год количество домашних кошек выросло с 30 до 60 миллионов. Настоящее их количество, однако, должно включать диких кошек, образующих в городах колонии и правящих скотными дворами и лесами, живущих куда плотнее, чем сравнимые с ними по размеру хищники: ласки, еноты, скунсы и лисы, у которых нет доступа к защитным людским укрытиям.

Различные исследования записывают на каждую городскую кошку до 28 убийств в год. Сельские кошки, по наблюдениям Темпла и Колмана, убивают много больше. Сравнивая свои исследования со всеми доступными данными, они пришли к выводу, что в сельском Висконсине около 2 миллионов свободно бродящих кошек убивают не менее 7,8 миллиона, и, возможно, свыше 219 миллионов птиц в год.

И это только в сельском Висконсине.

По всей стране количество исчисляется миллиардами. Какой бы ни была реальная цифра, кошки прекрасно будут себя чувствовать в мире без людей, завезших их на все континенты и острова, где их раньше не было и где их теперь больше и они выигрывают конкурентную борьбу с другими хищниками своего размера. И еще долго после нашего ухода певчим птицам придется справляться с потомками этих оппортунистов, обучивших нас кормить их и давать им жилье, презирающих наши незадачливые просьбы приходить, когда мы зовем, удостаивая вниманием не большим, чем достаточным, чтобы их опять покормили.

За сорок лет изучения птиц в естественных условиях орнитолог Стив Хилти, автор двух самых толстых в мире справочников (по птицам Колумбии и Венесуэлы), видел некоторые странные изменения, вызванные человеком. Он наблюдает одно из них с берега ледникового озера сразу за пределами города Калафате в южной Аргентине около чилийской границы: доминиканские чайки с атлантического побережья Аргентины, распространившиеся по всей стране и увеличившие свою численность в 10 раз всего лишь за счет копания в отбросах на городских свалках. «Я видел, как они шли за человеческим мусором через всю Патагонию, подобно домашнему воробью за просыпанным зерном. Теперь на местных озерах существенно меньше гусей, потому что чайки на них охотятся».

В мире без людского мусора, ружей и стекла Хилти предсказывает возвращение популяций к их предыдущему балансу. Что-то может занять больше времени, потому что изменение температуры сотворило забавные вещи с местами обитания. Некоторые коричневые пересмешники в юго-восточных штатах США на сегодня не беспокоятся мигрировать, а красноплечие черные трупиалы пролетают Центральную Америку, чтобы зазимовать в Канаде, где встречают классический вид южной части США, пересмешника.

В качестве профессионального гида для наблюдателей за птицами Хилти видел, как сокращение численности певчих птиц становится настолько сильным, что даже неспециалисты заметили усугубляющееся молчание. В его родном Миссури исчез единственный существовавший в нем вид древесницевых – голубой лесной певун с белым горлышком и голубой спинкой. Голубые лесные певуны раньше каждую осень покидали Озарк ради лесов на средних возвышенностях Анд в Венесуэле, Колумбии и Эквадоре. А учитывая, что все больше их вырубается под плантации кофе – или кокаина, – сотни тысяч прилетающих птиц вынуждены сосредотачиваться на все сокращающихся зимних территориях, где пищи на всех не хватает.

Но кое-что его ободряет: «В Южной Америке очень немного птиц вымерло». А это говорит о многом, потому что в Южной Америке больше всего в мире видов птиц. Когда 3 миллиона лет назад Америки объединились, чуть ниже соединительной линии в Панаме была горная Колумбия, готовая стать огромной видовой ловушкой, предлагавшая любую нишу – от прибрежных джунглей до альпийского болота. Первое место Колумбии – более 1700 видов птиц – иногда ставится под сомнение орнитологами из Эквадора и Перу, а это говорит о том, что на самом деле остается еще больше жизненно необходимых сред обитания. Но слишком часто они находятся с трудом: эквадорская белокрылая атлапета живет теперь в единственной андской долине. Северо-восточный венесуэльский серокрылый корольковый певун заперт на вершине одной из гор. Бразильскую вишневогорлую танагру можно встретить на единственной ферме к северу от Рио.

В мире без людей выжившие птицы быстро посеют южноамериканские деревья там, где их вытеснил эфиопский эмигрант Coffea arabica. Без прополки новые саженцы будут драться с кофейными кустами за питательные вещества. За несколько десятилетий тень их крон замедлит рост захватчиков, а корни задушат до смерти.

Кусты кокаина – родные для высокогорий Перу и Боливии, но требующие химической помощи во всех остальных местах, – не проживут в Колумбии без ухода и двух лет. Но мертвые плантации кокаина, как пастбища для скота, оставят шахматную доску из голых участков, которые займет окружающий лес. Самое большое беспокойство вызывают у Хилти маленькие амазонские птички, настолько привыкшие к плотному лесному покрову, что не выносят яркого света. Многие погибают, потому что не могут преодолевать открытые пространства.

Это обнаружил ученый по имени Эдвин Уиллс вскоре после завершения строительства Панамского канала. Когда было наполнено озеро Гатун, некоторые горы оказались островами. Самый крупный из них, в 1214 гектаров, Барро Колорадо, стал исследовательской лабораторией Смитсоновского института тропических исследований. Уиллс начал изучать питающихся муравьеловок и бегающих кукушек – и тут они внезапно исчезли.

«Тысячи гектаров недостаточно для жизнеобеспечения популяции видов, не могущих пересечь открытую воду, – говорит Стив Хилти. – То же самое касается и лесных островов, разделенных пастбищами».

Птицы, сумевшие выжить на островах, как в свое время отметил Чарльз Дарвин на примере вьюрков Галапагосских островов, могут настолько сильно адаптироваться к местным условиям жизни, что превратятся в самостоятельные виды, нигде больше не встречающиеся. Но эти условия летят вверх тормашками, когда появляются люди со своими свиньями, козами, собаками, кошками и крысами.

На Гавайях все съедаемые во время праздников на открытом воздухе жареные дикие свиньи не могут сравниться с тем беспределом, который создает их копание в лесных корнях и болотах. Для защиты экзотического сахарного тростника от экзотических крыс гавайские плантаторы в 1883 году завезли экзотического мангуста. Крысы и по сей день там: любимая пища как крыс, так и мангуст – яйца немногочисленных местных гусей и гнездующихся альбатросов, оставшихся на основных Гавайских островах. На Гуаме вскоре после Второй мировой войны приземлился транспортный самолет США с австралийскими бурыми бойгами, притаившимися в нишах шасси. За тридцать лет более половины островных видов птицы, а также несколько местных видов ящериц вымерли, а остальные попали в список редких и исключительно редких.

Когда вымрем мы, люди, часть нашего наследия будет жить в привнесенных нами хищниках. В большинстве случаев единственным ограничением их сильного распространения были программы уничтожения, с помощью которых мы пытались ликвидировать нанесенный ущерб. Когда мы уйдем, эти попытки исчезнут вместе с нами, а грызуны и мангусты унаследуют большую часть прекрасных островов южной части Тихого океана.

Несмотря на то что альбатросы проводят большую часть жизни на своих царственных крыльях, им все же нужно приземляться для размножения. Будет ли у них достаточно безопасных мест для этого, пока непонятно, вне зависимости от того, уйдем мы или нет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.