Глава 8. «ЗАЩИТА» – ЛУЧШЕЕ НАПАДЕНИЕ

Глава 8. «ЗАЩИТА» – ЛУЧШЕЕ НАПАДЕНИЕ

Это парадоксальное утверждение – всего лишь игра слов. «Защита» – по-немецки Abwehr. Именно так лицемерно называлась военная разведка и контрразведка Третьего рейха, в наилучшие свои годы самое мощное в мире учреждение подобного рода. В середине 30-х годов XX столетия в мире доминировала военная и внешняя разведка Советского Союза. Однако в результате массовых необоснованных репрессий печально знаменитого 1937 года[59] разведка НКВД и Наркомата обороны потеряла по некоторым подсчетам до семидесяти процентов опытнейших резидентов, нелегалов, сотрудников центральных и территориальных аппаратов.

Между тем германский абвер год от года развивался, множился, укреплялся, набирался опыта и во многом определил военные успехи вермахта во Второй мировой войне. Впрочем, заслуга абвера есть и в «мирной» агрессии Германии, результатом которой стал аншлюс Австрии, отторжение от Чехословакии Судетской области, да и само расчленение страны. Таким образом, абвер из средства защиты превратился в мощный орган наступления.

…30 сентября 1919 года в соответствии с Версальским договором был упразднен германский генеральный штаб. Однако фактически он был чуть ли не в этот же день воссоздан, правда, в весьма усеченном виде под названием Truppeamt – что примерно можно перевести как «Войсковое управление».

Былое знаменитое разведывательное отделение генерального штаба IIIВ, которым на протяжении девяти лет руководил легендарный полковник Вальтер Николаи, было распущено, от него осталась жалкая группа ветеранов с ограниченным правом ведения контрразведывательной работы в рейхсвере. Подразделение анализа состояния иностранных армий в весьма сокращенном виде превратится в «отделение армейской статистики». Крохотное разведподразделение сохранится в военно-морском флоте, уцелеет и шифровальный центр военного министерства.

Серьезного разведывательного значения эти остатки былого величия, конечно, не имели. Однако сохранилось ядро, традиции, бережно велся учет ушедших в отставку кадровых офицеров разведки и контрразведки и – уцелевших особо ценных зарубежных агентов и доверенных лиц.

Большего требовать от абвера, в котором тогда под началом бывшего заместителя Николаи майора Фридриха Гемпа (впоследствии генерал-майора) работали всего три офицера, семь отставных офицеров и несколько клерков, не приходилось.

В 1928 году группа была выведена из Войскового управления и совместно с разведывательной службой военно-морского флота и шифровальным центром превращена в отделение абвера как единственный формально контрразведывательный орган военного министерства. На самом деле в абвере наряду с отделением контрразведки и отделением шифровального дела и радиоперехвата уже существовало и разведывательное отделение.

В июне 1932 года главой абвера стал «капитан моря»[60] Конрад Патциг. Весь штат абвера тогда занимал всего несколько комнат в огромном здании военного министерства на Тирпицуфер, 72–76.[61]

Тем не менее можно смело утверждать, что абвер 20-х и начала 30-х годов был вполне жизнеспособным эмбрионом будущего управления разведки и контрразведки Верховного командования вермахта[62]. Однако вплоть до своей ликвидации в 1944 году все в Германии и за ее пределами продолжали именовать управление абвером (точно так же AMT-IV РСХА и по сей день все называют по-старому: гестапо).

Патциг был шефом абвера в 1932–1934 годах, на переломе эры Веймарской республики и наступления двенадцатилетней ночи Третьего рейха. Примечательно, что его предшественник, генерал-майор Фердинанд фон Бредов, не скрывавший своей антипатии к нацистам, был убит эсэсовцами в «Ночь длинных ножей» 30 июля 1934 года.

Участник Первой мировой войны, кавалер «Железных крестов» второго и первого класса, Патциг не только успешно развивал систему военной разведки и контрразведки Германии, но уже внедрял своих агентов в спецслужбы иностранных государств. Однако Патциг имел неосторожность ввязаться в серьезную ссору со службой безопасности СД. До прихода нацистов к власти это не мешало его работе. Однако после «Ночи длинных ножей» Патциг потребовал отставки Гейдриха, и ситуация, понятно, радикально изменилась и, разумеется, не в пользу каперанга. Патциг был вынужден подать прошение о возвращении на флот[63]. В качестве своего преемника Патциг назвал также капитана Первого ранга Фридриха Вильгельма Канариса.

Немцы всегда занимали передовые позиции в использовании и применении в разведывательных целях достижений науки и техники. В этом отношении они значительно опережали своих потенциальных европейских противников и США. Еще в феврале 1933 года сотрудник шифровального центра Готфрид Шаппер предложил новоиспеченному комиссару по делам авиации Герману Герингу создать центральное немецкое агентство радиоразведки. Первоначально предполагалось, что такой центр будет находиться при рейхсканцелярии. Но Гитлер не разрешил: он увидел в этом некую опасность для себя. Тогда Геринг взял этот центр к себе. Разместился он на чердаке здания только что образованного комиссариата по делам авиации, а через год его перевели в специально перестроенный жилой комплекс на Шиллерштрассе, 116–124. Назвали центр скромно и загадочно «Forschungsamt» – «Исследовательское бюро». Занималось бюро перехватом сигналов всех радиостанций связи, затем занялось прослушиванием телефонных сетей и линий телеграфа.

Службу радиопрослушивания «В-Dienst» имел и военно-морской флот, а также министерство иностранных дел – «I-Z», в 1936 году переименованную в «Pers Z».

Впоследствии была создана мощная служба радиоразведки – «Funkabwehr» – Функабвер под командованием генерал-лейтенанта Фрица Тиле. Разместился Функабвер на Маттиакирхплац (Площадь церкви Св. Матвея)[64].

Начальником же всей службы связи вермахта, а также радиосвязи Гитлера, включающей распределение шифров и кодов и обеспечение связью разведки, был генерал войск связи Эрих Фриц Фельгибель. Он примкнул к заговору офицеров против Гитлера и после провала этого заговора по приговору так называемой Народной судебной палаты был повешен. Та же участь постигла и генерала Тиле.

…К изумлению ночного коменданта огромного здания на Тирпицуфер, занимавшего по периметру каменным квадратом целый квартал, с просторным внутренним двором[65], ранним утром 1 января 1935 года невысокий пожилой седовласый господин в штатском, но с отличной выправкой, потребовал, предъявив документы, отворить ему двери в приемную при кабинете начальника абвера…

Именно так обстояло дело: Вильгельм Канарис впервые явился к новому месту службы именно в нерабочий, праздничный день.

Один из ветеранов абвера спустя годы писал: «По сравнению с живым, энергичным Патцигом он [Канарис] казался чересчур старым и немощным для такого поста».

И в самом деле, при росте около 158 сантиметров к сорока семи годам абсолютно седой Канарис отличался щуплым телосложением, к тому же в разговоре он порой шепелявил.

Бывший оберштурмбаннфюрер СС Вильгельм Хеттль, часто по роду службы встречавшийся с Канарисом, человек умный и наблюдательный, так писал о нем в своих воспоминаниях:

«Очень редко личность исторического значения оценивается столь противоречиво, как это имеет место с эксцентричной фигурой адмирала Вильгельма Канариса, шефа немецкой военной разведки.

За рубежом существовало широко распространенное мнение, что он не имел никакого отношения к преступлениям национал-социализма, будучи левым по своим убеждениям. Друзья предпочитали видеть в нем некоего духовного лидера оппозиционного гитлеризму движения и мученика, павшего в борьбе против нацистов. Некоторые немцы, не согласные ни с той, ни с другой оценкой, клеймили его как предателя своей родины, несущего определенную ответственность за поражение Германии в войне. Кто же из них прав, и какая из оценок является более справедливой?»

Увы, почти все ответы на почти все свои загадки и тайны маленький адмирал унес с собой в неведомую никому могилу. Приходится мириться с мыслью, что мы никогда доподлинно не узнаем, какова была и вообще была ли роль Канариса в антигитлеровском заговоре 20 июля 1944 года, насколько далеко заходили его контакты с английской или американской разведками.

Адмирал Канарис никогда и ни с кем не был откровенен до конца, посему не следует слишком уж полагаться на воспоминания людей, по их мнению, хорошо знавших адмирала[66].

Как полагает автор настоящей книги, элементы истины содержат все версии, все оценки деятельности Канариса. Поскольку опять же, по представлению автора, главной чертой и характера, и поведения адмирала являлась именно противоречивость. Как почти все генералы и адмиралы Германии, Канарис приветствовал Гитлера как политического деятеля, восстановившего военную мощь страны, вернувшего немцам самоуважение после Версальского позора. Однако с какого-то момента он понял и другое – гибельность для страны нацистского режима, посему если он и не принимал прямого участия в антигитлеровском заговоре, то, во всяком случае, знал о нем и по возможности прикрывал некоторых заговорщиков, особенно из числа своих сотрудников, вроде полковника, а затем генерал-майора Ганса Остера. По-видимому, Канарис действительно проводил какие-то зондирующие контакты с английской разведкой, но это вовсе не означает, что он был агентом британских или американских спецслужб[67].

Но в то же время, то есть одновременно в буквальном смысле слова, адмирал Канарис абсолютно добросовестно выполнял свои обязанности руководителя немецкой военной разведки и контрразведки! И если на этом поприще терпел порой поражения, особенно в последние месяцы своей работы в абвере, то не потому, что был «изменником», но из-за очевидного превосходства на последнем этапе войны спецслужб стран-участниц антигитлеровской коалиции над абвером и гестапо, вполне соответствующего тотальному превосходству вооруженных сил союзников над вермахтом[68].

Биография «маленького адмирала» описана-переписана тысячу раз, известна вроде бы до мельчайших деталей. Напомним, что в здание на Тирпицуфер Канарис пришел в звании капитана первого ранга запаса. Покинул его адмиралом. Свои адмиральские шевроны он заслужил, командуя не линкором, не эскадрой, а не выходя из кабинета начальника абвера. Уже одно это обстоятельство гарантирует, что подлинную его биографию, во всяком случае, многие наиболее ее острые моменты, мы не узнаем никогда. Как, впрочем, биографии руководителя, бывшего или нынешнего, спецслужбы любой страны мира, включая нашу собственную.

Двойственное поведение Канариса в ряде случаев было прямым отражением двойственности его мировоззрения и двусмысленности положения, в которое загнали его перипетии войны. С одной стороны, он отдавал должное лично Гитлеру за то, что он сделал за первые два-три года своего канцлерства, с другой – он никак не принимал национал-социалистическую систему, установившийся в стране политический режим. К слову сказать, так, или примерно так, думали многие заговорщики 20 июля из числа военных.

Фридрих Вильгельм Канарис родился в 1887 году в семье управляющего металлургическим заводом. Предки – давно онемечившиеся греки. Отсюда фамилия, небольшой рост, характерная внешность и определенная изворотливость характера. Но во всем остальном он был настоящим немецким кадровым офицером, к тому же принадлежавшим к военной элите – молодому флоту.

В 1907 году Канарис закончил морской кадетский корпус в Киле и поступил на флот фенрихом[69].

Через год Канарис был произведен в лейтенанты флота. Уже офицером служит на торпедном катере, затем на малом крейсере «Дрезден». На нем встретил Первую мировую войну, участвовал в боях в Южной Атлантике. В марте 1915 года «Дрезден», полностью исчерпавший запасы воды и продовольствия, был интернирован чилийскими властями на Мас-а-Тьера. Через несколько дней английская эскадра, нарушив международное право, атаковала крейсер в нейтральных водах. После тяжелого боя команда затопила корабль. В память об этих событиях Канарис в своем рабочем кабинете держал модель «Дрездена».

Проявив недюжинную силу воли, находчивость и мужество, Канарис бежал из лагеря для интернированных моряков, пересек Кордильеры и очутился в Аргентине. Здесь он сумел раздобыть документы на имя некоего Рида Росаса и вернуться в Германию.

В детстве у Канариса было прозвище «Кикер», что весьма приблизительно можно перевести как «выглядывающий», «вынюхивающий» и т. п. Иначе говоря, уже в юном возрасте у него проявились врожденные наклонности разведчика. Эти способности разглядело и начальство, возможно, именно поэтому осенью того же 1915 года Канариса направили в Испанию для организации агентурной сети в интересах военно-морского флота Германии. Из пребывания в Латинской Америке и Испании Канарис вынес свободное, в совершенстве, знание испанского языка. Кроме того, он владел английским, французским и итальянским языками.

Последний год войны Канарис командует подводной лодкой. На его счету три потопленных транспорта противника.

После завершения мировой войны кавалер «Железных крестов» второго и первого класса Канарис вовсе не собирается искать капитанскую вакансию в торговом флоте и вообще мириться с новым статусом Германии как третьестепенной европейской державы.

Благодаря завязавшимся прочным связям Канарис остается в числе тех 15 тысяч военных моряков, что Версальский договор разрешил иметь побежденной Германии.

Общеизвестен термин «Черный рейхсвер», куда менее «Черный Кригсмарине», иначе говоря, незаконные, в обход Версальского договора формирования военно-морского флота. Сами по себе серьезного военного значения они не имели, но помогли сохранить дееспособные кадры морских офицеров и старшин. Канарис принимает в этом процессе непосредственное и активное участие в качестве старшего помощника командира учебного крейсера «Берлин».

Но командование не забыло, что Канарис обладает еще и опытом разведчика, и вот он уже командируется с секретной миссией в Японию. Задание – организовать в этой стране тайное строительство подводных лодок для кригсмарине. Кораблей этого типа Германия по Версальскому договору не могла иметь вообще, равно как танков и военных аэропланов.

Затем Канарис, используя свою старую агентуру, тайно размещает заказы на военное оборудование в Испании. Примечательно, что вроде бы не имеющий прямого отношения к спецслужбам, Канарис был инициатором подписания соглашения о сотрудничестве между германской и испанской полицией.

Испания стала своего рода вотчиной Канариса. Позднее он много сделал для победы фалангистов и до конца дней гордился личной дружбой с генералом Франко. Портрет каудильо с дарственной надписью был вторым заветным предметом в кабинете начальника абвера.

Но до этого кабинета было еще далеко…

Канарис служит в штабе кригсмарине, ведает там, в частности, внешними связями. Некоторые из завязавшихся в этот период знакомств он весьма успешно использует в последующем. Затем возвращается в строй – старшим помощником командира линкора «Силезия», наконец, становится его командиром. Иметь под началом корабль такого ранга – голубая мечта каждого флотского офицера. Казалось бы, открылся прямой путь к вожделенным адмиральским шевронам. Но… у Канариса случился конфликт с начальством (и это при том, что, по свидетельству многих, Канарис не был конфликтным человеком). В результате он очутился на малозначительном посту коменданта крепости Свинемюнде на границе с Данией.

Казалось бы, его чисто военно-морская карьера кончилась. На самом деле произошел переход на иную ступень иерархической лестницы, которая привела Канариса к вершине власти, прочному месту в истории Германии и мировых спецслужб, но и к жуткой смерти в петле из рояльной струны ровно за месяц до бесславного падения Третьего рейха.

Это ли не трагический парадокс: Канарис презирал нацизм и… приветствовал его приход к власти. Точно так же к концу жизни он яростно ненавидел Гитлера, которому служил, – не как фюреру НСДАП, но рейхсканцлеру. На самом деле никакого противоречия, шизофренического раздвоения сознания в случае с Канарисом нет. Объяснение лежит в том явлении, которое можно назвать «синдромом Версаля». Он характерен не только для Канариса, но и для тысяч немецких адмиралов и генералов, десятков тысяч офицеров и миллионов бывших солдат и матросов.

Версаль был страшной ошибкой держав-победительниц в Первой мировой войне. Можно возложить вину за развязывание войны на побежденного, можно содрать с него непомерные репарации и контрибуции, можно сменить его правительство и даже государственный строй, но нельзя унижать и оскорблять великую державу и великий народ, как унизили и оскорбили Германию и немцев. Можно, в ряде случаев даже нужно, обезоружить очевидного агрессора, но загонять побежденного в угол и непрерывно, год за годом дразнить его нельзя, это опасно!

Для Канариса и многих других офицеров всех званий и рангов нацисты, в чью идеологию они нисколько не верили, их вождь, которого они в глубине души презирали как социального демагога и выскочку, однако, казались и оказались единственной политической силой, способной смыть позор Версаля и вернуть Германии ее былое величие на новом витке истории. И прежде всего – восстановить ее военную мощь на земле, в небесах и на море. Потому как без военной мощи невозможно представить великую державу ни в XIX, ни в XX, ни в теперешнем XXI веке.

Да, адмиралы и генералы мечтали о реванше, но, будучи военными профессионалами и людьми здравомыслящими, не стремились к европейскому, тем более мировому господству, полагая подобные устремления чистой химерой.

Дата, когда Канарис приступил к исполнению своих обязанностей начальника абвера – 1 января 1935 года, – могла бы показаться случайной, если бы за этим назначением не последовал ряд важных событий.

13 января (то есть всего через две без одного дня недели) в Саарской области проведен плебисцит по единственному вопросу – о возвращении в состав рейха. «За» проголосовал 91 процент избирателей.

9 марта было официально объявлено о создании в Германии военно-воздушных сил.

16 марта в Германии была введена всеобщая воинская обязанность. Объявлено о формировании 36 дивизий полного состава общей численностью около 550 тысяч человек. В честь этого события, означающего фактически полный разрыв с ограничениями Версальского договора, была даже отчеканена серебряная медаль.

26 июня введена обязательная трудовая повинность. Официально – как одно из средств борьбы с безработицей и трудового воспитания молодежи. Это правда, но не полная. Результат (если абстрагироваться от «трудового воспитания» в его чисто нацистском понимании) – строительство в невиданно короткие сроки сети знаменитых автобанов – великолепных, прямых как стрела шоссейных дорог стратегического назначения. Теперь из любой точки Германии к любой ее границе можно было в считаные дни и часы перебросить воинское соединение с боевой техникой и тыловым обеспечением. К тому же необычайно широкие автобаны можно было успешно использовать как взлетно-посадочные полосы[70].

Подводя итог этим и некоторым другим мероприятиям подобного рода, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс в одной из своих речей произнес: «Мы можем обойтись без масла, но, несмотря на всю нашу любовь к миру, не можем обойтись без оружия».

Со временем эта фраза ужалась в крылатый лозунг всего из трех слов: «Пушки вместо масла!»

…Итак, к середине 1935 года все встало на свои места. Возрождались в новом качестве вооруженные силы Германии, возрождалась, соответственно, военная разведка и контрразведка.

Пустующие еще недавно помещения огромного комплекса на Тирпицуфер постепенно заполнялась людьми. В униформе всех родов войск и в штатском. Численность сотрудников только центрального аппарата достигала уже нескольких сотен.

Автор одной из книг об абвере писал, что здание «…представляло собой лабиринт погруженных в полумрак коридоров, со скрипучими лестницами и настоящим кроличьим садком тесных комнатенок. Доисторический лифт стонал и весь содрогался на ходу, а порой и вовсе не работал. Посетители называли это место «лисьей норой». Трудно было придумать что-нибудь более неподходящее для размещения абвера, который к 1939 году разросся до размеров очень крупного ведомства. Но адмирал отказывался переезжать и не разрешал делать в здании ремонт».

Другой автор описал рабочий кабинет самого Канариса:

«Это помещение, в которое можно было попасть через приемную с двумя секретаршами, было на редкость скромным и не имело ничего общего с помпезными залами, которые привыкли называть своими кабинетами высокопоставленные персоны национал-социалистического режима. Комната была средней по величине, в ней находилась только необходимая мебель, похоже, собранная из старых вещей без всякого стиля и выбора. Перед комнатой находилась пристроенная терраса, с которой можно было смотреть на Ландверканал. На письменном столе стояла миниатюрная модель крейсера «Дрезден», на котором он участвовал в битвах под Коронелем и у Фолклендских островов – память о морской карьере шефа. Рядом пресс-папье, на каменной подставке три бронзовые обезьяны. Одна из них приставила руку к уху и напряженно слушает, вторая с интересом смотрит вдаль, третья прикрывает рот рукой. Это символ разведки – она должна слышать и видеть, но молчать.

Среди картин и портретов, висящих на стене, бросались в глаза большая фотография испанского каудильо с длинным посвящением, рядом – японская картина с дьявольской рожей, подарок японского посла Ошимы. На другой стене – фотографии прежних начальников секретной службы, одна из них – портрет знаменитого начальника отдела 36-го немецкого генерального штаба в период Первой мировой войны полковника Николаи. Над диваном карта мира, конечно, всего мира, потому что интересы человека, который здесь работает, не ограничиваются Германией или Европой, а распространяются на все страны планеты. Обстановку этого кабинета довершали несколько стеллажей с досье, которые Сеппл, жесткошерстная такса, безнаказанно использовал вместо угла, маленький сейф и железная походная кровать, на которую Канарис после обеда при возможности ложился для короткого отдыха. Когда политическая и военная ситуация была особенно напряженной, то бывало, что адмирал проводил всю ночь в своем кабинете, чтобы в случае необходимости каждый раз быть под рукой».

Среди новых сотрудников центрального аппарата абвера почти не было явных нацистов. На службу в абвер привлекались офицеры из действующих воинских частей, а также из резерва и даже отставники, как правило, имеющие опыт работы в разведке или контрразведке. Многих из них Канарис знал лично как надежных специалистов, которых не надо было учить, что называется, «с чистого листа». Менее всего Канариса интересовали политические взгляды его офицеров – правда, коммунистов и социалистов среди них заведомо быть не могло. Во главу угла он ставил профессионализм и преданность делу – последнее означало и германский традиционный патриотизм. Этим, по мнению автора, объясняется то обстоятельство, что среди лиц, причастных к заговору против Гитлера 20 июля 1944 года, оказались и сотрудники абвера.

Некоторые западные авторы утверждают, что при всех своих достоинствах адмирал был плохим администратором и не любил заниматься организационными делами, передоверив эти функции своим заместителям.

Однако стоит только взглянуть на разработанную Канарисом структуру абвера, распределение обязанностей между многочисленными управлениями и отделами, обратить внимание на четкость взаимодействия между ними, профессионализм подавляющего большинства сотрудников, и не только оперативного, но и административного персонала, как станет очевидно: такой эффективно работающий разведывательный и контрразведывательный орган мог создать за считаные месяцы лишь весьма волевой и целеустремленный лидер. Каковым и был, без сомнения, адмирал Канарис. Что же касается больших полномочий, переданных им заместителям, точнее, руководителям управлений и отделов, то это тоже говорит в пользу первого лица ведомства. Этому способствовало еще одно обстоятельство: Канарис, в отличие от Гиммлера, Гейдриха, Мюллера, пользовался искренним расположением своих сотрудников всех рангов и званий.

Структура абвера постоянно развивалась и усложнялась вплоть до того рокового дня в 1944 году, когда его поглотила PCXА.

В период своего расцвета структура абвера выглядела следующим образом.

Центральный отдел с 1938-го по 1943 год возглавлял полковник, затем генерал-майор Ганс Остер. Сменил его полковник Якобсен.

В отдел входили адъютантура, группа ZO организационной и мобилизационной подготовки, группа ZR юристов в области военного права, финансовая группа ZF, центральная картотека и центральная регистратура.

Собственно оперативных управлений было три.

Абвер-I осуществлял руководство военной разведкой. Возглавляли управление полковник Ганс Пикенброк (фактический заместитель Канариса) в 1937–1943 годах[71] и полковник Георг Хансен в 1943–1944 годах.

Главный интерес представляют следующие группы управления:

Группа IH – секретная служба сбора донесений (сухопутные войска, с подотделами Ost и West).

Группа IM – секретная служба донесений (военно-морской флот).

Группа IL – секретная служба донесений (военно-воздушные силы).

Группа IG – технические средства разведки, подделка документов[72].

Группа IW – секретная служба сбора донесений (промышленность, экономика).

Группа IP – пресса (занималась сбором и обработкой открытых источников информации).

Группа Ii – радиосеть (радиостанции).

 Абвер-II занимался организацией диверсий и шпионажа. До осени 1937 года в его функции входили также радиоперехваты и подслушивание. С 1938 года Абвер-II занимался также психологической войной и созданием в некоторых странах так называемых «Пятых колонн».

В 1938–1939 годах управление возглавлял майор Гельмут Гроскурт, в 1939–1943 годах полковник, затем генерал-майор Эрвин Эдлер фон Лахузен-Вивермонт, в 1943–1944 годах полковник Вессель барон фон Фрейтаг-Лорингофель (был связан с заговорщиками 20 июля. После провала заговора покончил с собой).

Наличие военной разведки, в данном случае Абвера-I, еще не свидетельствует об агрессивных намерениях военного ведомства страны. Подобной разведкой в мирное время занимаются все государства, это одна из форм обеспечения безопасности государства от возможного нападения извне.

Иное дело Абвер-II. Подготовка диверсий и саботажа уже само по себе свидетельствует именно о наличии агрессивных устремлений и даже конкретных планов таковых. Диверсии и саботаж являются оружием спецслужб, которое пускается в ход либо перед нападением на другую страну, либо уже в ходе такого нападения[73].

Полковник Лахузен, участник Первой мировой войны, до аншлюса был фактическим руководителем австрийской военной разведки. После аншлюса со всем своим штатом был переведен в абвер. Поначалу его назначили заместителем начальника Абвера-I полковника Пикенброка, а через год начальником Абвера-II.

Удивляться не приходится – очень многие австрийцы сделали в своем новом фатерланде серьезную карьеру. О Кальтенбруннере уже было сказано ранее. Австрийцами были и прославленный, главным образом, усилиями доктора Геббельса, террорист и диверсант оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени, и никому до окончания Второй мировой войны не известный оберштурмбаннфюрер СС Адольф Эйхман. Имперским министром без портфеля и обергруппенфюрером СС стал Артур Зейсс-Инкварт, повешенный в 1946 году в Нюрнберге в числе других главных военных преступников.

Эти и многие другие подобные назначения имели определенный смысл: тем самым австриец по происхождению Гитлер давал понять миру, что Австрия как государство навсегда прекратила свое существование, что она не оккупированная территория, а воссоединенная с Германией одна из немецких земель под названием «Остмарк».

Особый интерес представляли следующие подразделения в составе Абвера-II.

Лаборатория технических исследований (в действительности – большой институт) разрабатывала разнообразные средства для ведения подрывной и террористической деятельности: взрывчатые и горючие материалы, взрыватели, миниатюрные мины замедленного действия, замаскированные под сигары, авторучки, облатки лекарств и прочие невинные предметы повседневного обихода, «медикаменты» и «косметические» изделия определенного воздействия на организм человека и тому подобное. Лаборатория тайно сотрудничала с соответствующими крупными фирмами, например «Цейсе» и «Телефункен», по созданию компактных фотоаппаратов в виде зажигалок, часов или с объективом в виде пуговицы на одежде, радиотехники, приборов ночного видения, подслушивающих устройств и многих других занятных вещиц.

Группа I управления занималась – очень важно! – национальными меньшинствами в различных европейских странах, они рассматривались как контингент по вербовке кадров для подрывной деятельности как в мирное, так и в военное время в странах проживания.

К примеру, еще до начала Второй мировой войны агенты и сотрудники Абвера-II активно работали с верхушкой ОУН (Организации украинских националистов) в Польше, в частности, с пресловутым Степаном Бандерой.

Группа II занималась так называемыми «специальными операциями».

Уже само название группы говорит о многом, если не обо всем. Во всех спецслужбах мира «специальными операциями» всегда называли строжайше засекреченные некие жесткие мероприятия, расходящиеся и с международным правом, и с собственным законодательством, и с нормами общечеловеческой морали. Девиз соответствующих управлений, отделов, бюро, групп (как ни назови) был лаконичен и циничен: «Цель оправдывает средства». Сотрудников этих отделов чурались даже их коллеги из других подразделений, а точнее – побаивались. Между собой эти особые группы называли «департаментами мокрых дел».

«Специальные операции» – это диверсии, саботаж, террор, тайные убийства (иногда замаскированные под автокатастрофы, несчастные случаи), похищения людей. А также теория, подготовка и практическое освоение полученных знаний и навыков. Занимались «спец-операциями» профессионально обученные люди. Мужчины и женщины. Разного возраста, национальностей, религиозных конфессий, гражданских профессий (но всегда высокой квалификации), свободно владеющие иностранными языками.

В октябре 1939 года, то есть через месяц после начала Второй мировой войны, при Абвере-II была сформирована особая «учебно-строительная рота», через несколько недель развернутая в «800-й учебно-строительный батальон». Через год батальон превратился в полк. Тогда же в Берлине был создан штаб «Бранденбург», которому подчинили и названный полк, и все остальные ранее самостоятельные части и подразделения особого назначения. Часто 800-й полк называли не по номеру, а просто полком «Бранденбург». В октябре 1943 года в полк были включены части крепостной артиллерии «Родос», и он был развернут в моторизованную дивизию под тем же названием.

Структура и личный состав полка «Бранденбург» уже сами по себе говорили об агрессивных намерениях его создателей.

Один батальон, предназначенный для террористических и диверсионных действий на востоке, дислоцировался в Бранденбурге. Солдаты и офицеры были в основном немцы из Прибалтики и фольксдоиче происхождением из Восточной Европы. Они знали ситуации в Польше, Белоруссии, России, Прибалтике, владели славянскими и прибалтийскими языками. Второй батальон дислоцировался в Рейнской области, в Дюрене. Предназначался для борьбы на западе, в первую очередь против Англии. Соответственно, многие офицеры и даже солдаты владели английским языком.

Третий батальон стоял под Веной в Унтер-Вальтерсдорфе и предназначался для действий на юго-востоке Европы. Большинство его солдат и офицеров были немцами, мадьярами и выходцами из балканских стран.

Боевая подготовка батальонов строилась в соответствии с их предназначением.

По международно признанной практике солдаты, попавшие в чужой униформе в руки противника, рассматривались не как военнопленные, но как шпионы и по законам военного времени могли быть расстреляны. Но это никого особенно не смущало, тем более что большинство солдат-бранденбуржцев были добровольцами и знали, на что идут.

Батальон, а затем полк комплектовался немцами, свободно, как родным, владевшими иностранными языками, а также людьми других национальностей – либо гражданами Германии, либо иностранцами, нацистами по убеждениям.

На складах полка имелась в достаточном количестве, чтобы одеть по меньшей мере роту, униформа, знаки различия, награды, личные документы, а также стрелковое и легкое оружие всех стран Европы. Таким образом полк «Бранденбург» стал прообразом будущих отдельных частей типа «коммандос», «рейнджеров», «спецназа» и т. п.

Кроме того, в подчинении Абвера-II находились 287-й и 288-й батальоны особого назначения, полк «Бергман» («Горец»), батальон «Нахтигаль» («Соловей»), укомплектованный после 1939 года украинцами-оуновцами из бывших польских граждан, и полк «Роланд», также укомплектованный украинцами, но уже бывшими гражданами Австрии.

Образование вышеназванных двух украинских батальонов задолго до 22 июня 1941 года подтверждает, что гитлеровцы тщательно готовились к нападению на СССР еще даже до составления директивы «Барбаросса». В местечке Бернау под Берлином у Абвера-II была секретная школа для подготовки специалистов по всем диверсионным и террористическим профилям.

Собственно военную контрразведку представлял Абвер-III. В 1939–1944 годах ее возглавлял полковник, затем генерал-майор Франц Арнольд Эккарт фон Бентивеньи[74].

Тут все проще и понятнее. Отдельные группы занимались контрразведкой в сухопутных войсках (III-Н), военно-морском флоте (III-М), военно-воздушных силах (III–L), экономической контрразведкой (III-W), контрразведкой в Германии (III-С), за границей (III-F), спецслужбой дезинформации (III-D), противодействием саботажу и диверсиям (III-S).

Следующим важным подразделением абвера была управленческая группа «Заграница», она занималась разведывательной работой через военных атташе Германии, она же поддерживала связь с министерством иностранных дел. Возглавлял управленческую группу вице-адмирал Леопольд Брюкнер. Специализированные группы «Заграницы» занимались проблемами внешней и оборонной политики, связями с зарубежными армиями, колониальной политикой, изучением иностранной прессы.

Наконец, в абвере имелся мощный и многочисленный отдел военной цензуры. В его функции входили контроль за частной и коммерческой перепиской, полевой почтой, обработка писем военнопленных и телеграмм из-за рубежа и т. п. Имелась в отделе и химическая лаборатория. В ней работали первоклассные специалисты, способные проявлять записи, сделанные симпатическими чернилами, перлюстрировать почтовые отправления, защищенные самыми хитроумными способами (вроде прошивания конвертов швейной машинкой), снимать и возвращать на место сургучные печати и т. п.

За короткое время Канарис создал разветвленную сеть своих органов в Германии и за границей. В самом рейхе это были Abwehrstelle – «пункты абвера» при штабах всех военных округов и военно-морских баз.

За границей в странах возможных противников имелись резидентуры, а в союзных и нейтральных странах (Швейцарии, Финляндии, Турции, Греции, Иране, Румынии, Болгарии и других) – так называемые «Kriegs-organisation» («Военные организации»), или КО. Все КО по примеру центра имели подразделения A-I, А-II и А-III. Размещались резидентуры и КО обычно в помещениях посольств и консульств Германии, которым, однако, подотчетны не были.

Разумеется, абвер обладал высокопрофессиональными шифровальной и дешифровальной службами. Весьма мощным по техническому оснащению и квалификации персонала был Функабвер. Немцы перед войной и в ее ходе опережали в области радиосвязи, радиопеленгации, звукозаписи, шифровальной аппаратуры (знаменитая «Энигма») и Францию (подавно), и Великобританию, и даже США.

Наконец, с абвером связано широкомасштабное внедрение аэрофотосъемки в мирное время, но в военных целях. Строго говоря, аэроразведка применялась и немцами, и англичанами, и французами, и русскими, а на ее последнем этапе и американцами уже в ходе Первой мировой войны. Авиаторы, непосредственно этим занимавшиеся, так и назывались: летчики-наблюдатели (в России летнабы), в отличие от собственно пилотов. Правда, ввиду относительно незначительной дальности полетов тогдашних аэропланов, их досягаемости даже для обычного винтовочного огня с земли разведывательные полеты ограничивались фронтовой и ближней прифронтовой полосой.

Как ни странно, но именно в побежденной в Первой мировой войне стране – Германии, не имевшей права иметь военную авиацию, авиаразведка получила дальнейшее развитие в мирное время. Этот этап прогресса разведки с воздуха, причем с использованием уже не обычных полевых биноклей, но совершенной, специально сконструированной в этих целях фотоаппаратуры, связан с именем Теодора Ровеля.

В Первую мировую войну Ровель был летчиком-наблюдателем и правильно оценил возможности воздушной разведки в будущем. Как многие его коллеги, Ровель после демобилизации долго мыкался, едва сводя концы с концами. Квалифицированной работы для военного летчика в Германии в ту пору почти не было.

К концу 20-х годов положение улучшилось, и Ровель стал гражданским (по российской терминологии – «вольнонаемным») служащим абвера. Он пилотировал зафрахтованный одномоторный самолет конструктора Гуго Юнкерса «JuW-34», на котором в мае 1929 года был установлен мировой рекорд высоты – приблизительно 12 540 метров. По поручению тогдашнего шефа абвера Патцига Ровель провел воздушную разведку приграничной территории Польши. При этом он успешно осуществил фотографирование фортификационных сооружений сопредельного государства. Полеты эти прекратилась лишь в 1934 году после того, как Германия подписала с Польшей договор о ненападении.

К этому времени Ровель уже не был гражданским лицом – он вернулся на службу в вооруженных силах. Теперь в его распоряжении была маленькая эскадрилья из пяти самолетов и группа опытных летчиков и бортмехаников. Называлось подразделение весьма расплывчато: «Экспериментальный пост высотных полетов», располагалось оно на аэродроме Штаакен в Западном Берлине.

Примечательная предусмотрительность, если не сказать более: уже в 1934 году новые двухмоторные самолеты Ровеля стали совершать разведывательные полеты над территорией Советского Союза. Пилоты производили аэрофотосъемку морской базы в Кронштадте, промышленных районов Ленинграда, Минска и Пскова. И происходило это за ШЕСТЬ лет до подписания Гитлером директивы «Барбаросса»!

Тогда же самолеты «Поста» сфотографировали фортификационные сооружения соседей Германии. Ровель лично пролетел вдоль Рейна и провел аэрофотосъемку, по его собственным словам, «заглядывая прямо в жерла французских орудий в железобетонных бункерах за линией Мажино». За ПЯТЬ лет до начала Второй мировой войны!

Любопытные фотографии попали, вернее, были официально доложены Герингу. Рейхсминистр авиации, сам квалифицированный и опытный военный летчик, пожелал встретиться с их автором. Новый начальник абвера Канарис представил ему Ровеля. В результате этой встречи Ровель и его команда были приданы к люфтваффе, напрямую связаны с их разведывательным отделом. «Экспериментальный пост» был переименован в «Эскадрилью особого назначения». Впрочем, неофициально за ней до конца сохранилось наименование ее бессменного командира – «Эскадрилья Ровеля».

Ровель получил новые, совершенные самолеты конструктора Эрнста Хейнкеля «Не-111». Самолет имел экипаж из четырех человек, мог совершать полеты дальностью до 3000 километров и во всех отношениях был весьма удобен для осуществления аэрофотосъемки. Соответствующая аппаратура с мощной оптикой была изготовлена знаменитой фирмой «Цейсе» и позволяла делать высококачественные, резкие и подробные снимки наземных объектов даже с больших высот.

Накануне Второй мировой войны эскадрилья провела сотни шпионских полетов над приграничными районами и территорией Польши, Франции, Чехословакии, Англии и СССР.

В случае необходимости самолеты-разведчики маскировали под коммерческие воздушные суда, на них наносили опознавательные знаки компании «Deutsche Lufthansa». Экипажи в таких случаях летали в гражданской одежде. (Надо особо отметить, что, к примеру, после заключения Пакта о ненападении между Германией и СССР самолеты «Люфтганзы» стали совершать коммерческие рейсы по расписанию в Москву. Контрразведывательный отдел Главного управления государственной безопасности НКВД СССР сразу же обратил внимание, что стюардами на немецких гражданских аэропланах были не молодые миловидные женщины, как принято во всем мире, а крепкие молодые люди в униформе гражданской авиакомпании, но с неистребимой военной выправкой. К тому же каждые две-три недели экипажи менялись. Объяснение этого факта было простым: молодые стюарды на самом деле были пилотами и штурманами люфтваффе. Таким образом они изучали маршруты, запоминали наземные ориентиры. По той же причине через каждые несколько рейсов менялись пилоты, штурманы и бортрадисты – они возвращалась в свои воинские части.)

Так воздушная разведка готовилась к надвигающейся войне – собирала точные данные об объектах будущих бомбардировок.

Летчики Ровеля, к примеру, успешно отсняли Лондонскую гавань, важные железнодорожные и шоссейные мосты, оружейные заводы Англии и т. п. В 1938–1939 годах генеральный штаб люфтваффе, а также соответствующие штабы сухопутных и военно-морских сил имели подробные данные о восточном и южном побережье Англии, всего побережья Ла-Манша, Северного и Балтийского морей вплоть до Ленинграда и Кронштадта.

Зачастую самолеты летали на значительной высоте, даже до 10 тысяч метров, и потому были недосягаемы для наземного наблюдения. Радиолокаторов тогда еще не существовало, и нарушителей воздушного пространства той или иной страны можно было обнаружить (но не установить национальную принадлежность и, следовательно, ничего не доказать) лишь по инверсионному следу, если таковой образовывался.

Отснятые пленки проявлялись в главном центре люфтваффе, на их основе затем составлялись фотокарты, поступавшие и в вермахт. Впоследствии эти карты хорошо послужат передовым частям гитлеровской армии при вторжении в ту или иную страну.

После заключения в августе 1939 года Пакта о ненападении между Германией и СССР «Эскадрилья Ровеля» прекратила шпионские облеты западных областей Советского Союза…

Однако уже в сентябре 1940 года генералы потребовали от Гитлера возобновить разведывательные полеты над советской территорией. Поначалу фюрер ответил категорическим отказом из опасений насторожить советское руководство. Однако спустя всего месяц секретным приказом такие полеты Ровелю и его летчикам разрешил. Поначалу самолеты-разведчики не залетали восточнее озера Ильмень, Минска, Киева и северного побережья Черного моря. А позднее немцы залетали уже в глубь западных областей СССР. Службы советской ПВО только с 27 марта по 18 апреля 1941 года зафиксировали около восьмидесяти грубых нарушений воздушного пространства страны. Один из таких самолетов совершил близ города Ровно на Украине вынужденную посадку. У него на борту была обнаружена мощная аппаратура для аэрофотосъемки, а также крупномасштабные карты запретных зон СССР. Советское правительство заявило по дипломатическим каналам протест германскому руководству. Однако до конца мая было зафиксировано около ста восьмидесяти полетов германских аэропланов с откровенно шпионскими целями[75].

К началу Второй мировой войны в распоряжении Ровеля имелось уже три эскадрильи, так что, по сути, это уже был полнокровный полк разведывательной авиации особого назначения.

Этим он отличался от других разведывательных подразделений люфтваффе, которое также располагало такими эскадрильями, укомплектованными большей частью самолетами малого (фронтового) радиуса действия. Но и эти аэропланы способствовали блицкригу в Польше и Франции, а также первым успехам вермахта в войне против СССР.

Полк Ровеля, уже полковника, назывался теперь без всякого тумана Разведывательной группой главнокомандующего люфтваффе, которым был сам «Наци номер Два» Герман Геринг.

Группа располагала примерно пятьюдесятью самолетами и персоналом (летным и обслуживающим) до трехсот человек. Пилоты, штурманы, бортмеханики, стрелки-радисты были высшего класса.

Кроме традиционных «Не-111» группа получила также самолеты «Ju-86», «Ju-88», «He-410», «Do-214», «Do-217» конструктора Клаудиуса Дорнье и «Хеншель» «Hs-130».

Все самолеты группы Ровеля закачивались в двигатели специальной кислородно-азотной смесью, что улучшало их летные характеристики на рабочих высотах от 7,5 до 10,5 тысячи метров, где они легко уходили от истребителей противника.

Когда Гитлер решил напасть на Норвегию, обнаружилось, что в ОКВ отсутствуют… современные карты этой страны. Генерал, которому было поручено подготовить план вторжения, вынужден был в книжном магазине на Унтер-ден-Линден купить старый путеводитель «Бедекера», чтобы разобраться, на что Норвегия похожа и где расположены главные фьорды.

На выручку пришел Ровель. Его группа совершила несколько полетов и выявила порты, где могли бы высадиться немецкие войска, а также установила местонахождение прикрывающих их зенитных батарей и военных аэродромов.

Уже в ходе вторжения пилот Корнелиус Ноелль совершил два полета на четырехмоторном «Фокке-Вульф 200 («Кондор) из Кенигсберга в Нарвик, чтобы выяснить, находятся ли в этом северном норвежском порту английские войска.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.