22 июня 41-го Молотов прочел не ту речь, которую написал
22 июня 41-го Молотов прочел не ту речь, которую написал
Одной из самых больших загадок первого дня войны является выступление Молотова по радио. Во-первых, почему выступил не сам Сталин – вождь, руководитель партии и правительства? Во-вторых, почему выступление Молотова началось 22 июня 1941 г. лишь в 12.15, хотя немецкие самолеты стали наносить удары по приграничным аэродромам с 4.00[119], Геббельс начал зачитывать по радио обращение фюрера к германскому народу в связи с началом войны против СССР в 6.30, а пресс-конференция Риббентропа началась в 7.30? В-третьих, почему в числе первых советских городов, подвергшихся авиабомбардировкам, в речи Молотова было названо лишь четыре города – Житомир, Киев, Севастополь и Каунас, хотя согласно самой первой оперативной сводке Генштаба Красной Армии № 01 на 10.00 22 июня 1941 г. (см. Приложение 21) бомбежке были подвергнуты аэродромы, расположенные в 33 городах и населенных пунктах. Из четырех же названных Молотовым городов в сводке ГШ № 01 был указан лишь один Каунас (Ковно); согласно сводкам ГШ за последующие дни Севастополь и Киев впервые бомбили 24 июня 1941 г., бомбежка немцами Житомира, несомненно, была, но почему-то в первых оперсводках ГШ не зафиксирована.
Есть несколько объяснений молчания Сталина в первый день войны:
1. Политбюро решило, что ему надо выступить, а он отказался. Так сказать, нарушил партийную дисциплину. В изложении А. И. Микояна это выглядит так: «Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин сказал: “Пусть Молотов выступит”. Мы все возражали против этого: народ не поймет… Однако наши уговоры ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили, пусть выступит Молотов… Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что в тот момент не знал, что сказать народу» [55. Глава 31].
На мой взгляд, обязывать Сталина что-либо сделать в то время никто не мог, об этом просто не могло быть и речи, а подавленное состояние наверняка было (еще бы, он же всем говорил, что еще два года войны не будет). Из этого родился следующий вариант причины его молчания.
2. Сталин был в шоке и уехал на одну из своих дач.
3. Сталину надо было понять, что происходит, так как, скорее всего, он еще надеялся свести все к конфликту наподобие Халхин-Гола. Об этом рассказывал Ф. Чуеву В. М. Молотов: «Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина… Он сказал, что подождет несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах» [102. C. 59]. Это очень похоже на правду, но звучит жутковато: «Он выступит, когда прояснится положение на фронтах!» А прояснится ли оно, если он не выступит?! Это все равно что объявить пассажирам налетевшего на айсберг «Титаника»: «Капитан объявит свое решение, когда разберется с ситуацией!» А вдруг до этого «Титаник» сгинет в пучине?
4. Сталин был болен (якобы нарыв в горле, и голос потерял), поэтому не мог выступить.
5. Сталина просто не было в Москве. Как утверждают некоторые зарубежные историки, в частности Р. Пейн и Р. Бракман, 19 июня 1941 г. он вместе со Ждановым уехал на поезде в Сочи в отпуск. Возможно, что этим же поездом с ними до Киева ехал и Хрущев (в своих «Воспоминаниях» он утверждает, что Сталин долго держал его при себе, а потом вдруг взял и отпустил, вот и он уехал из Москвы поездом вечером 20 июня).
Последнее объяснение кажется мне самым реальным, несмотря на то, что против него выставляют «неоспоримый» довод – мол, Сталин непрерывно (за исключением двух дней – 29 и 30 июня) продолжал вести прием в своем кабинете, что следует из записей его посетителей в «Кремлевском журнале» [92. C. 337–343] с 18 июня по 8 июля 1941 г. 8 июля вождь абсолютно точно был в Москве, так как принял в этот день в своем кабинете английского посла Криппса.
Но напомню интересный факт, который был обнаружен мною при тщательном изучении «Кремлевского журнала»: оказывается, в него с 1927 г. записывали всех, кто переступал порог сталинского кабинета, вне зависимости от того, находился ли там сам вождь. В отсутствие вождя первым в кабинет входил тот, кого он оставлял «на хозяйстве» вместо себя – обычно это был Молотов (доверил же он ему 22 июня 41-го обратиться вместо себя к народу и сообщить о начале войны, почему же не мог доверить свой кабинет в мирное время?). В первой половине 30-х годов, уезжая в отпуск на юг, Сталин оставлял за себя Молотова или Кагановича. Они вели прием в его кабинете, но в журнальных записях это никак не отражалось, по ним можно считать, что в это время и Сталин находился в своем кабинете. Позднее, в марте 1953 г. Сталин с инсультом лежит на Кунцевской даче, а по записям 2 марта его дважды посещает в кабинете Политбюро (называвшееся до 5 марта 1953 г. Бюро Президиума ЦК) в полном составе. Сталин умер 5 марта, но ежедневно с 5 по 9 марта члены и кандидаты в члены Политбюро вновь «на приеме» в его кабинете. И запись в журнале в эти дни абсолютно не отличается от сделанной в то время, когда в кабинете находился его хозяин. Похоже, что записи посетителей велись специально для режима и охраны, поэтому ежедневно фиксировали, как это и положено, всех переступавших порог этого сверхважного и сверхсекретного объекта (мало ли что потом случится – не дай бог «прослушку» потом обнаружат или отраву, или мину). Скорее всего, записи дежурного секретаря в приемной ежедневно сдавались начальнику охраны вождя, потому и велись не в особом журнале или тетради, а на отдельных листках. И служить стопроцентным доказательством того, что во время пребывания посетителей в кабинете Сталина, там находился и он сам, они никак не могут.
Вопрос о том, где был Сталин с 19 июня по 3 июля 1941 г., подробно рассмотрен мною в книгах «Великая тайна Великой Отечественной [62. С. 149–167; 63. С. 205–209]. Здесь же я привожу обнаруженной в Архиве внешней политики документ, дающий возможность ответить на этот вопрос.
Этот документ был введен в научный оборот Г. Н. Песковой в Информационном бюллетене Историко-документального департамента МИД РФ, посвященном 55-летию Победы над фашистской Германией, в статье «Наше дело правое. Как готовилось выступление Молотова по радио 22 июня 1941» (http://www.mvd.ru/ns-arch.nsf/0). Документ этот называется «Обращение к гражданам Советского Союза, написанное народным комиссаром иностранных дел СССР В. М. Молотовым в связи с нападением гитлеровской Германии на СССР (рукопись, черновой вариант, карандаш). 22.06.1941 г.» (АВП РФ. Ф. 7а. Оп. 1. П. 2. Д. 24. Л. 1–4).
Историю его создания Пескова описала так: «Сидя в кабинете Сталина, Молотов карандашом набросал первоначальный вариант обращения к народу… На нем имеются поправки, сделанные рукой Молотова…».
Ознакомившись в Архиве внешней политики РФ с подлинником «черновика речи Молотова», я воочию увидел внесенные в него рукой Молотова изменения. Вот они.
Рукописный текст речи Молотова на четырех страницах
Страница 1
Страница 2
Страница 3
Страница 4
Во-первых, этот черновик сначала был написан Молотовым явно не от своего имени, а скорее от имени Сталина, так как Молотов упоминается в нем в третьем лице: «Шуленбург… сделал заявление народному комиссару иностранных дел Молотову», но потом сам же и исправляет «…заявление мне как народному комиссару», а слово «Молотову» зачеркивает.
Во-вторых, из текста было вычеркнуто упоминание о бомбардировках советских аэродромов.
В-третьих, черновик представляет собой вполне законченный текст, хотя в нем есть авторская правка, сделанная в процессе написания. Но есть и правка, которую Молотов, скорее всего, вносил по чьим-то замечаниям, зачитывая кому-то написанный им текст. В основном, она несущественная. Например, «напали на нашу родину» заменено на «напали на нашу страну»; «открыв бомбежку» – на «подвергнув бомбежке» и т. п. Но есть одно место в тексте, позволяющее точно определить автора корректировки. Молотовский вариант заканчивался словами: «…нанесут сокрушительный удар по врагу, разгромят и уничтожат». Но потом слова «разгромят и уничтожат» Молотов зачеркнул и сделал вставку: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!». Вот это уже, несомненно, чеканный сталинский стиль.
Итак, вроде бы вся картина происшедшего утром 22 июня 1941 г. в сталинском кабинете ясна. Сначала (с 5.45) в кабинете был Молотов с Берией и руководство НКО – Тимошенко, Жуков и Мехлис.
Военные доложили о нападении и боевых действиях на границе, Берия – о сообщениях погранокругов и агентуры. Обсудили ситуацию, Молотов начал набрасывать текст выступления вождя. В 7 часов подошел оставшийся за Жданова Маленков, а также Вышинский (Молотов послал его вместо себя принять временного поверенного Великобритании Баггалея). За ними стали подтягиваться члены Политбюро – Ворошилов, Микоян, Каганович. Пообсуждали текст обращения, решили, что зачитать его должен Сталин. В 10.15–10.25 принесли оперативную сводку Генштаба № 01 (на 10.00), уточнили по ней текст. Молотов зачитал Сталину проект текста его выступления, Сталин слегка подредактировал, внес заключительный воодушевляющий на победу лозунг и неожиданно объявил главное: он выступать не будет, с обращением к народу по радио должен выступить Молотов. В кабинете в это время кроме Молотова находились «самые-самые» – Ворошилов, Микоян (все трое – члены Политбюро) и Берия с Маленковым (кандидаты). Все они, за исключением Микояна, войдут вскоре в состав Государственного комитета обороны, которому с 30 июня 1941 г. будет принадлежать вся полнота власти в стране. Они якобы пытались (по их воспоминаниям) убедить Сталина выступить, но он был непреклонен. В 12.05 (по записи в «Кремлевском журнале») Молотов выходит из кабинета вождя. Спускается к подъезду, доезжает до Центрального телеграфа, где находилась студия Радиокомитета, и в 12.15 зачитывает текст, который… очень сильно отличается от только что согласованного и исправленного вождем. Это невероятно, но факт – за десять минут дороги и пребывания в радиостудии Молотов внес в текст весьма существенные изменения!
Рукописные странички из «Кремлевского журнала» за 22 июня 1941 г.
Я составил временной график пребывания посетителей в кабинете Сталина 22 июня 1941 г. по записям в «Кремлевском журнале» за этот день.
Временной график посещений кабинета Сталина 22 июня 1941 г.
Из графика видно, что в период с 12.05 до 12.25 (время выхода Молотова из сталинского кабинета для поездки на радиостудию Центрального телеграфа, выступления по радио и возвращения обратно) в кабинете не оставалось ни одного посетителя, что возможно только в одном случае – если Сталина не было в кабинете, ибо вряд ли он стал слушать речь Молотова по радио один.
Пескова о различиях обнаруженного ею рукописного текста Молотова и произнесенного им по радио пишет так: «Текст был принят за основу и существенно дополнен. Так, в окончательном варианте обращения появилась фраза о том, что Молотов выступает по поручению советского правительства и его главы товарища Сталина. Во втором абзаце подробно говорилось о нарушении Германией заключенного с СССР договора о ненападении. Текст обращения был также значительно расширен за счет включения в него положения о развязывании войны правителями Германии, а не германским народом и о полном поражении вторгавшихся в Россию врагов, как это не раз бывало в отечественной истории. В заключительной части содержался призыв к советским людям сплотиться для борьбы в тяжелый для страны момент, и в этой связи еще раз было упомянуто имя Сталина. Последние слова в обращении: “Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами”, которые стали главным лозунгом во время войны, принадлежат Молотову». Я категорически не согласен с последним утверждением уважаемой Г. Н. Песковой. Убежден, что это слова Сталина, продиктованные им Молотову.
Сравнив текст, который Молотов собственноручно написал карандашом, с текстом речи, произнесенной им по радио 22 июня 1941 г., я обнаружил еще ряд серьезных отличий, не отмеченных в работе Песковой.
B произнесенной по радио речи, текст которой был опубликован в газете «Правда» 24 июня 1941 г., добавлено, 1) что, по сообщению Шуленбурга, германское правительство выступило войной против СССР, и названо число погибших и раненых от первых бомбежек – 200 человек; 2) добавлен перечень стран и народов, ранее ставших жертвами фашистской агрессии; 3) добавлено сравнение Гитлера с Наполеоном, причем они оба названы «зазнавшимися» (то есть возомнившими, что смогут победить Англию без союза с Россией); 4) впервые проведена аналогия между войной 1812 г. и войной СССР с Германией, а также начавшаяся война впервые названа Отечественной; 5) имеется призыв ко всему советскому народу принять участие в разгроме врага, тогда как в наброске речи это возлагается лишь на армию, флот и авиацию; 6) имеется призыв к народу сплотиться вокруг большевистской партии и «вокруг нашего великого вождя товарища Сталина»; 7) в нем 606 слов, а в черновике 305.
Итак, четыре отличия текста, прозвучавшего по радио, от молотовского «черновика» указала в своей статье Пескова, еще семь – я указал выше, еще три – я обнаружил после ознакомления с подлинником молотовского автографа (см. с. 510).
Но ведь это же нереально – не мог Молотов за такое короткое время внести в текст столь серьезные изменения, а главное – он же не смел изменить ни единой буквы в тексте, утвержденном Сталиным! И тем не менее это было сделано.
Пескова считает, что текст был откорректирован в кабинете Сталина и Молотов зачитал по радио измененный там текст. Но если бы это было так, то в архиве хранился бы именно измененный текст, а не его первый вариант. И потом, в рукописном варианте Молотова совершенно очевидна корректировка Сталина – в первую очередь в смене лица, от имени которого будет зачитываться обращение, и во введении заключительных исторических слов «Наше дело правое…». Откуда же взялся рукописный документ с новым текстом, куда делся со старым, и, если он существует, почему Пескова не смогла его опубликовать? Почему при острейшем дефиците времени в момент подготовки выступления Молотова его текст был написан заново, ведь большая часть молотовского текста в нем сохранена? Проще было бы вписать в молотовский вариант добавления (хотя опять-таки непонятно для чего, ведь все, что Сталин продиктовал, Молотов уже вписал своей рукой).
Объяснение может быть таким. Скорее всего, когда Молотов с участием трех членов и двух кандидатов в члены Политбюро писал обращение, самого Сталина в кабинете не было, поскольку он был в Сочи. Общение с ним велось по телефону ВЧ-связи, Молотов зачитал ему подготовленный текст и попросил от имени Политбюро немедленно вылететь в Москву, чтобы выступить с ним по Всесоюзному радио. Сталин, ссылаясь на опасность такого перелета в условиях начавшейся войны, отказался лететь (он до этого вообще ни разу в жизни не летал на самолете) и приказал Молотову как своему заместителю выступить по радио самому. При этом он продиктовал Молотову еще несколько изменений и дополнений. Молотов внес эти изменения в текст (в том числе и слова «Наше дело правое» и т. д.). Тем не менее, понимая, что Коба, как всегда, начнет потом искать виноватого и им, несомненно, станет Молотов, давший свое имя пакту с Германией и ездивший в Берлин, он, возможно, впервые в жизни взбунтовался и заявил, что, не имея подписанного вождем текста, выступать не будет. Сталину ничего не оставалось, как принять его неслыханное условие.
Как же можно было его выполнить?
Вариантов было только два:
1. Согласованный по телефону текст направили в Сочи спецтелеграммой, на которой вождь поставил свою подпись, заодно внес поправки и отправил Молотову назад самолетом. Это маловероятно, так как анализ посетителей кабинета вождя в этот день показывает, что разговор Молотова со Сталиным по ВЧ-связи не мог состояться ранее 9.00. Полчаса на подготовку и отправку телеграммы, затем 4,5–5,5 часов на полет, даже без учета времени поездки автомашины до аэродрома в Сочи и до Центрального телеграфа в Москве[120]. Получается, что Молотов получил бы телеграмму с подписью Сталина лишь в 14.00–15.00. А он начал свое выступление в 12.15 и в 12.25 уже вернулся в кабинет Сталина.
2. Текст из Москвы в Сочи был передан по телеграфу, а обратно… фототелеграфом (ведь в руках у Молотова до его выступления по радио должен был оказаться текст, заверенный подписью Сталина). Оказалось, что фототелеграф действовал в СССР с 30-х годов, а «к концу 1940 Московский центральный телеграф имел уже 22 фототелеграфных линии» (БСЭ), которые связывали его с крупнейшими городами страны[121]. Можно не сомневаться, что вторым из них был Сочи – практически единственное место, куда регулярно приезжал в отпуск Сталин. Тогда особый смысл приобретает и то, что Молотов 22 июня 1941 г. выступал из радиостудии, расположенной именно в здании Центрального телеграфа.
Значит, подписанный Сталиным текст был передан в Москву фототелеграфом и вождь при подписании его внес целый ряд дополнений. А Молотов зачитал обращение прямо с фототелеграммы, которая была вручена ему на Центральном телеграфе. В воспоминаниях заместителя заведующего военным отделом газеты «Правды» Л. Бронтмана приводится косвенно подтверждающий мое предположение о фототелеграмме рассказ корреспондента «Последних известий» Радиокомитета СССР Н. Стора о выступлении Молотова 22 июня в студии:
«Приехали чекисты и заняли все выходы и коридоры. За три минуты до назначенного срока (то есть в 12.12. – А. О.) приехал Молотов. Он сел за стол, раскрыл папку и начал читать приготовленную речь (то есть знакомиться с текстом, поскольку видел этот вариант впервые. – А. О.). За полминуты до срока он встал и прошел в студию к микрофону. Стор подошел и налил нарзана в стакан.
– Уберите все лишнее! – резко сказал Молотов.
Левитан объявил его выступление. Молотов говорил, очень волнуясь, нервно. Но записали все хорошо» [10. С. 267].
Чтобы это мое предположение о причине неожиданного появления у Молотова другого текста выступления подтвердилось или было отвергнуто, надо всего лишь найти факсимиле той записанной на бумаге речи, которая прозвучала по радио 22 июня 1941 г.
В настоящее время во всех публикациях этого документа ссылаются на обращение, напечатанное в газете «Правда» 24 июня 1941 г. Г. Н. Пескова при публикации этого текста дала более основательную ссылку: «Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. М., 1944. T. I. С. 111–113». Я открыл современное официальное издание «Документы внешней политики 1940 – 22 июня 1941» (Т. ХХIII, Кн. 2(2), М.: Международные отношения, 1998) и обнаружил, что даже там в качестве документа-первоисточника указана газета «Правда» за 24 июня 1941 г. Давайте же наконец найдем настоящий архивный документ – первоисточник. Это позволит окончательно ответить на целый ряд вопросов, связанных с этим черным днем нашей истории, в том числе – был ли в этот день Сталин в Москве.
Надо признать, однако, что есть и второй вариант объяснения, как появился новый текст выступления Молотова. Возможность этого варианта допускает такой загадочный факт: его речь записывалась на магнитную пленку (о чем свидетельствует вышеприведенный рассказ Н. Стора), однако 22 июня 1941 г. голос Молотова ни разу больше не звучал по радио, а его речь девять раз зачитал диктор Левитан. Это могло быть только в одном случае – если, прослушав выступление Молотова по радио, Сталин по телефону или спецтелеграфу внес в текст новые изменения и дополнения, с учетом которых Левитан и зачитывал его (либо его передавали в записи). Именно этот текст выступления и был опубликован в газете «Правда» 24 июня 1941 г. Возможно, поэтому его напечатали в «Правде» не на следующий день после выступления Молотова, как это делалось обычно, то есть 23 июня, а только 24-го. Ведь текст выступления Сталина по радио 3 июля 1941 г. появился в «Правде» прямо в день трансляции. Поскольку 22 июня 1941 г. речь Молотова в записи не передавали, то можно предположить, что получившая в наше время широкую известность «Запись выступления В. М. Молотова. 22 июня 1941 года. Российский государственный архив фотодокументов. Архивный номер Н-253» была сделана позже. При этом он не повторил текст, произнесенный им по радио 22 июня, а зачитал его по публикации в «Правде» за 24 июня 1941 г. Не исключено, что в архивах Радиокомитета сохранилась также и запись Левитана, сделанная 22 июня 1941 г., а может быть, даже печатный текст с коррективами, по которому он читал.
Надо продолжать поиск в архивах!
Теперь об указанных в речи Молотова первых советских городах, подвергнутых бомбежке 22 июня 1941 г. Каунас – единственный из них, бомбардировку которого подтверждает оперативная сводка Генштаба Красной Армии № 01 за 22 июня 1941 г. (подписана в 10.00 начальником Генштаба генералом армии Жуковым), причем бомбили не сам Каунас, а аэродром Алексотас, находящийся в нескольких километрах от города. Я это знаю, потому что в это время жил с родителями в Каунасе в военном городке Понемуни совсем недалеко от этого аэродрома.
Бомбежка двух других упомянутых в речи Молотова городов согласно оперсводкам ГШ впервые произошла не 22-го, а 24 июня 1941 г.: Севастополь указан в утренней оперсводке ГШ № 05 за 24 июня 1941 г. («в течение ночи на 24.6 подвергался бомбежке Севастополь»); а Киев – в утренней оперсводке ГШ № 07 за 25 июня 1941 г. («Во второй половине 24.6 39 самолетов противника бомбардировали Киев…») [15. С. 24–29]. Бомбежка Житомира в оперсводках ГШ не упоминается, хотя, по утверждению его жителей, на рассвете 22 июня в нем были слышны разрывы бомб на расположенных вблизи города аэродромах, а в 9.15 – 9.20 утра уже бомбили и сам город.
А самый первый налет немецкой авиации был осуществлен в 4.00 22 июня 1941 г. (в «Барбароссе» указано время пролета самолетами границы – 3.15, однако, согласно записи в «Дневнике Гальдера» 14 июня 1941 г., на последнем совещании у фюрера перед нападением на СССР оно было перенесено на 3.00, то есть на 4.00 по московскому времени).
Значит, самый первый удар немецкой авиации был в этот день нанесен не по городам (в «Барбароссе» прямо указано: «не следует во время операции совершать налеты на объекты военной промышленности»), а по приграничным аэродромам, на которых базировались советские истребители новых типов, и уничтожены были именно они. После этого, уже ничего не опасаясь, немецкие бомбардировщики могли большими группами без истребителей сопровождения осуществлять налеты на советские железнодорожные узлы, штабы, скопления боевой техники и т. п.
Интересно отметить, что по непонятной причине в оперсводке ГШ № 01 не упоминается самый первый налет самолетов противника 22 июня – в Севастополе, который произошел на час раньше всех остальных (в 3.00) и который описан в мемуарах маршала Жукова и адмирала флота Кузнецова (причем почему-то они называют эти самолеты «неизвестными»).
В «Ключах к разгадке» я высказал и обосновал свое предположение о том, что это были английские самолеты, поэтому они и не сбрасывали бомбы на боевые корабли Черноморского флота, а якобы кидали магнитные донные мины. Возможно, этой провокацией Черчилль имитировал обещанное им Гитлеру совместное нападение в тот день на СССР, чем и удалось подтолкнуть фюрера к нанесению удара 22 июня. Однако в Севастополе приближение этих самолетов в ночи зафиксировала первая советская корабельная радиолокационная станция «Редут-К», которая была с 15 июня 1941 г. принята на вооружение крейсера «Молотов». Причем по трассе полета можно было понять, что самолеты эти летят не из Румынии, а со стороны Турции, где не могло быть немецких самолетов, но зато были английские на авиабазах Мосул, Хаббания, Кипр. Поэтому Генштаб и не включил сведения об этом налете на Севастополь в первую сводку – не хватало еще и с Англией начать боевые действия в этот день! Поэтому утром в Наркомат иностранных дел к замнаркому Вышинскому был приглашен временный поверенный Англии в делах в СССР Баггалей, который заверил, что Англия будет воевать вместе с СССР против Германии. Успели срочно сообщить об этом Молотову, а он известил по ВЧ-телефону Сталина, после чего севастопольский налет решили отнести на счет немцев, что Молотов и сделал, выступая в 12.15 по радио:
Речь произнесенная Молотовым по радио 22 июня 1941 г.
Граждане и гражданки Советского Союза!
Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление:
Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.
Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении, и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к Советскому Союзу по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.
Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что Германское правительство решило выступить с войной против Советского Союза в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.
В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты Германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, что Германия совершила нападение на Советский Союз, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.
По поручению Правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.
Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, Советским правительством дан нашим войскам приказ – отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.
Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы.
Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы Советской авиации с честью выполнят долг перед родиной, перед советским народом, и нанесут сокрушительный удар агрессору.
Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу. Правительство Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что все население нашей страны, все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочен и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.
Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
(Текст из «Правды» за 24 июня 1941 г., уточненный по аудиозаписи речи Молотова)
Данный текст является ознакомительным фрагментом.