Глава 10 Действия отряда «К» в Италии
Глава 10
Действия отряда «К» в Италии
В один из дней поздней осени 1944 года, в вечерних сумерках, с военно-морской базы Пула вышли и взяли курс на юго-восток, в Адриатическое море, три германских торпедных катера. Они держали курс мористее лабиринта островов, разбросанных вдоль югославского побережья. Через полтора часа катера миновали Лошинь, последний из удерживавшихся немцами островов, и приблизились к далматинскому побережью, где на островах, далеко отстоящих от берега, были устроены передовые базы противника. Несмотря на темноту, катерам следовало опасаться обнаружения неустанными лучами британских береговых радарных станций. Как раз против одной из этих станций, большой и очень эффективно работавшей, расположенной на северной оконечности острова Дуги-Оток (Изола-Гросса), и была направлена германская операция.
Когда торпедные катера подошли на расстояние 12 миль от острова, они остановились и спустили на воду три маленькие штурмовые моторные лодки итальянского типа, которые до того несли на своих палубах. Эти лодки направились к острову, а торпедные катера изменили курс, надеясь, что британский радар продолжит следить за ними и проигнорирует меньшую цель. Но и сами штурмовые лодки не стали подходить непосредственно к берегу. Они остановились на расстоянии тысячи метров от пляжа и, в свою очередь, спустили пять маленьких складных байдарок, в каждой из которых находилось по два человека, которые стали грести в направлении маленькой бухточки. В это время штурмовые лодки повернулись и пошли прочь, чтобы отвлечь внимание операторов радара.
Незадолго до полуночи группа нападения достигла условленного места высадки. Лейтенант Хейдорн и с ним еще девять боевых пловцов из отряда «К», имея при себе стрелковое оружие и взрывчатку, сошли на берег и спрятали байдарки в береговой низкий кустарник. Потом они дошли до двух елей, которые отмечали начало тропы, по которой и двинулись вдоль лощины, проходившей между скал. Пройдя по тропе около 250 метров, они достигли развилки, где свернули налево. До сих пор все происходило в соответствии с разработанным до мельчайших деталей планом операции. Кто-то из состава боевой группы так сказал об этом:
«Никогда раньше ноги нашей не было на этом острове, а все же мы встречали здесь каждое дерево и каждую скалу как старых друзей».
О станции слежения им было известно почти все: что радар расположен в помещении маяка, что здание окружено стеной, охранявшейся в нескольких точках часовыми, что казарма, в которой помещались около пятидесяти человек охраны, находится поблизости от маячной башни, и даже то, что из казармы наружу ведут две двери. Каждый из десяти диверсантов в точности знал, что ему предстоит делать. Бесшумно они сняли двух часовых, но третий, прежде чем его обезвредили, успел выстрелить и поднять тревогу. Это предупреждение, впрочем, пришло слишком поздно, чтобы помочь сберечь радарное оборудование: Хейдорн и с ним еще два человека уже добрались до него и запустили часовые взрыватели подрывных зарядов. Спустя 30 секунд, когда нападавшие уже отступали под огнем охраны, радарная станция взлетела на воздух. Шестеро из диверсантов добрались до своих байдарок и торопливо отплыли, спеша навстречу своим торпедным катерам. На обратном пути в темноте у катеров произошла стычка с несколькими британскими сторожевыми катерами, которая, однако, не смогла помешать их возвращению на базу в Пула.
С момента своего прибытия в Пула в сентябре 1944 года МЕК-71 провела несколько боевых операций подобного рода, причем число участвовавших в них никогда не превосходило двенадцати человек. Каждый из них был тщательно подготовлен командиром части лейтенантом Фрицем Вальтерсом, который вспоминает:
«Мы могли противопоставить противнику, по численности и ударной мощи неизменно превосходящему наши силы, только свою изобретательность. Чем меньше людей мы могли использовать для нападения, тем было лучше для нас, поскольку маленькая группа привлекает к себе куда меньше внимания, каждый ее боец точно знает, что надо делать, и может быть полностью уверен, что и все остальные выполнят свою часть задания».
У читателя может возникнуть вопрос: каким образом, задолго до проведения таких атак, в Германии могли получать сведения о мельчайших особенностях местности в районе проведения операций? Каким образом господа, сидевшие в своих кабинетах на побережье Балтийского моря, могли обеспечивать все это и многое другое?
В самом начале 1944 года адмирал Гейе, уже тогда предвидевший появление необходимости такой информации, заручился помощью исследователей и ученых, обладавших необходимыми географическими познаниями. В середине мая этот ученый персонал был размещен в школьном здании в городке Шёнбер в Мекленбурге, где можно было без помех продолжать начатые исследования. Кто бы мог догадаться, что эти очкарики в штатском, не имевшие в своем облике ничего воинственного, принадлежали к организации, в состав которой входили также отважные боевые пловцы, водители управляемых торпед, рулевые штурмовых катеров и моряки-подводники сверхмалых подводных лодок.
Доктор Конрад Фоппель, многолетний куратор Музея географии в Лейпциге, был поставлен во главе команды исследователей, в которую входили хорошо известные геологи, океанографы, метеорологи и даже математики. Основным источником информации о практически любой полоске берега европейского континента служила библиотека из 30 000 томов. Дополнительные сведения они черпали из описаний путешествий, опубликованных в журналах, из собрания 250 000 карт и схем и из 50 000 фотографий. Персонал «Космоса» – ибо такое кодовое наименование получил этот исследовательский центр – включал в себя картографов, типографских рабочих и переплетчиков, а также операторов светокопировального оборудования, размножавших отчеты и планы операций для распространения среди лиц, отвечавших за выполнение боевых заданий. Искусство использования такой массы документального материала заключалось в отборе только наиболее полезных и надежных данных. Свидетельствует доктор Фоппель:
«Нами были подготовлены сотни памятных записок, касавшихся далеко отстоявших друг от друга местностей, которые могли бы однажды стать местом проведения диверсионных операций. Мы хорошо понимали – для того чтобы люди, которые будут рисковать своими жизнями, руководствуясь подготовленной нами информацией, имели к ней полное доверие, необходима исключительная надежность всех предоставляемых нами деталей. Потому всякий раз, когда у нас возникало хотя бы малейшее сомнение в достоверности какого-нибудь факта, мы непременно отмечали это вопросительным знаком в тексте».
Типичный приказ, получаемый «Космосом», мог быть таким:
«Подготовить подробное описание, включая карты и фотографии, северного побережья Корсики, с указанием нескольких ненаселенных и труднодоступных пунктов, в которых яхта с осадкой в два метра с целью высадки наших военнослужащих может подойти близко к берегу».
Для получения в приемлемой форме ответа на такой запрос потребовалось двадцать часов лихорадочной работы. Сотрудников «Космоса» не должно было заботить, действительно ли в этом районе будет проведена операция, или что может являться ее целью. Поэтому доктор Фоппель и не подозревал, что на Лазурный Берег уже направлен лейтенант Вальтерс со своей МЕК-71 и что для проведения операции зафрахтована роскошная прогулочная яхта, которая должна была доставить на Корсику нескольких местных снайперов в сопровождении пятерых людей из отряда «К» для диверсионной работы против коммуникаций противника. «Космос», как обычно, предоставил точную информацию, но рейд все же провалился, поскольку корсиканцы повели двойную игру. Моряков, сопровождавших этих корсиканцев, так и не удалось возвратить назад, хотя спустя пять дней после их высадки и была предпринята такая попытка. Спасатели натолкнулись у берега на сильное противодействие в виде плотного огня из стрелкового оружия, и яхта была вынуждена отступить.
В сентябре 1944 года, когда МЕК-71 была переброшена на базу в Пула, на Адриатическом море сложилась странная в тактическом отношении ситуация. Союзники, медленно продвигаясь к северу, оккупировали несколько пунктов на югославском побережье и прилегающих к нему островах. В светлое время суток они полностью контролировали воздушное пространство, а следовательно, и море в этом районе, так что германские торпедные катера, базировавшиеся на бухту Пула, были вынуждены ограничиваться только ночными операциями. Но в это время они не могли встретить в море противника, так как британские корабли охраны, не имея необходимости проводить конвои в темноте, обыкновенно оставались на ночь в гаванях.
Таким образом, у немцев оставалась единственная возможность для нанесения ударов по противнику – проникнув непосредственно в его гавани, атаковать врага там, где он менее всего ожидал нападения. Это была в основном задача для моряков из отряда «К», а потому в Пула они были собраны в значительном числе. Не считая МЕК-71, там находилась еще флотилия штурмовых катеров капитан-лейтенанта Витта. На ее вооружении состояли не германские катера «линзе», а итальянские моторные лодки типа МТМ, доставшиеся в наследство от 10-й флотилии МАС, команды которых – итальянские и немецкие – прошли подготовку в местечке Сесто-Календе на озере Лаго-Маджоре. Кроме того, здесь было еще насколько германских боевых пловцов при старшем унтер-офицере Митшке. Все члены этой ударной команды горели желанием добраться до противника. В результате среди лабиринта островов вблизи от югославского побережья разгорелось нечто вроде корсарской войны, и англичане ценой собственных потерь скоро осознали, насколько полезными оказались для немецких моряков британские наставления по диверсионной работе.
Идея использования складных байдарок принадлежала лейтенанту Витту. Их применение прекрасно вписывалось в методы нападения, практиковавшиеся отрядом «К», – скрытный подход к цели и скрытный же отход после закладки взрывных устройств с часовыми взрывателями. Флотилия двухместных гребных байдарок, укомплектованная спортсменами, в мирное время неоднократно совершавшими походы по водным путям Европы, была включена в состав МЕК-71. Многим портам на Адриатическом море было суждено теперь испытать на себе последствия их вылазок с применением мин-«прилипал» и прочих взрывных устройств. Достаточно будет описать здесь два таких рейда, которые имели место в одну и ту же ночь в октябре 1944 года.
В этот период в Заре – порту и столице Далмации – находилось значительное количество крупных десантных судов союзников, а также мелкие боевые корабли и каботажные пароходы, осуществлявшие снабжение близлежащих островов. При планировании налета на этот порт лейтенант Вальтерс прибег к помощи германских агентов, оставшихся на захваченных союзниками островах, имевших контакты с британскими источниками информации. Должно быть, многие югославские и итальянские девушки, работавшие тогда на военных базах союзников, по недомыслию снабжали моряков из отряда «К» в Пуле и на острове Лошинь полезными сведениями. Они, вероятно, и по сей день об этом не подозревают. По причине полного отсутствия германской воздушной разведки такая информация была просто неоценима. По этим извилистым каналам в один прекрасный день и пришло сообщение, что гавань Зара полна кораблями, а у самого входа в нее, в непосредственной близости от моста, связывающего оконечности двух молов, стоит большой пароход. Если бы его удалось потопить, то появлялся шанс полностью заблокировать вход в гавань. Было решено провести рейд, и в который раз сведения, переданные «Космосом», оказались очень полезными. Восемь моряков, отобранных для операции, по крайней мере десять раз репетировали атаку на острове Бриони на полигоне, который обычно использовался для подобных целей.
Вторую атаку планировалось провести в ту же ночь силами других восьми человек из отряда «К» на самый северный вражеский опорный пункт, остров Исто, занятый британскими и югославскими (титовскими) частями. Война превратила этот незначительный рыболовецкий порт в базу снабжения союзников, использовавшийся как перевалочный пункт для транспортов, груженных запасами для итальянского фронта. В порту находилась небольшая судоверфь, были построены казармы, радио– и электростанции. Один из агентов Вальтерса, ведя наблюдение с Сельве, острова, лежащего к северу от Исто, заметил, что британцы выгрузили и складируют большое количество бочек с топливом и смазочными материалами, что представляло собой вполне достойную цель.
Вот и все, что касается планирования этих операций. Посмотрим теперь, что же произошло на деле. В назначенную ночь две группы германских торпедных катеров вышли из гавани Пула. Оказавшись южнее острова Лассин, они разделились. Одна группа направилась к проливу Зара, другая – к расположенному на меньшем расстоянии острову Исто. В самом широком месте его ширина составляет четыре километра. На северной, как и на южной сторонах острова находятся глубокие, узкие заливы. Берега северного залива были необитаемы, в южном же заливе имелись поселение и портовые сооружения. По прямой линии оба залива отстоят друг от друга не более чем на тысячу метров, но их разделяет холм. План, составленный атакующими, состоял в том, чтобы высадиться после наступления темноты в северном заливе, перенести взрывчатку на вершину холма и временно оставить ее там на заброшенной артиллерийской позиции, сохранившейся со времени немецкой оккупации острова. Отсюда им будет открываться ничем не нарушаемый вид на южный склон холма и расположенный у его подножия британский лагерь, ярко освещенный с привычной для англичан, едва ли не врожденной беспечностью. Как обычно, атакующие были заранее снабжены прекрасной топографической информацией. Старший боцман Георг Вернер, отвечавший за проведение операции, имел при себе рельефную трехмерную карту острова, на которую были нанесены все важнейшие точки.
Приблизившись к острову на расстояние трех миль, торпедные катера спустили на воду четыре байдарки, на которых восемь моряков из атакующей группы на веслах отправились к берегу. Предоставим возможность самому Вернеру продолжить рассказ:
«Ночь оказалась не столь темной, как бы нам хотелось. С другой же стороны, нам был ясно виден остров, в особенности расположенный на нем выступавший из окружающей темноты холм. После часа гребли мы могли различить вход в залив. Когда мы проскользнули в него, у нас возникло ощущение нереальности происходящего – четыре крохотные байдарки против, как нам было известно, охраняющего остров гарнизона из сотен, если не тысяч солдат. Какое-то время нам были видны только двое из их числа – двое часовых, патрулировавших берег залива. Мы уже находились всего в 50 метрах от пляжа, но – хвала Господу – заметили их прежде, чем они нас. Приготовив оружие и затаившись как мыши, мы стали ждать дальнейшего развития событий. Патрульные продолжали идти вперед по берегу. Тогда мы высадились и крадучись затащили свои байдарки в кусты, раньше, чем они дошли до конца своего маршрута и повернули назад. Мы без движения лежали в кустах, когда солдаты прошли мимо не ближе как в 10 метрах от нас. Мы не собирались тронуть и волоса на их головах, поскольку исчезновение часовых, самое позднее, обнаружилось бы в момент прихода новой смены, тогда вся их шайка, как свора гончих, устремилась бы в погоню за нами. Принимая во внимание наше задание, ничто не могло быть для нас более важным, чем продолжать оставаться незамеченными. В противном случае все было бы потеряно.
Когда патруль удалился на противоположную сторону залива, мы извлекли из байдарок упаковки со взрывчаткой и отнесли их на некоторое расстояние вверх по склону холма. Каждый из моих людей нес на себе пять упаковок весом по 10 фунтов каждая, не считая своего автомата и патронов к нему, а также нескольких консервных банок и мешочков с провизией. Ведь вполне могло случиться, что нам придется провести на острове два или даже три дня, прежде чем представится удобный случай уничтожить все вражеские сооружения. Вопрос о том, чтобы выполнить задачу этой же самой ночью, даже не возникал, поскольку было уже почти 4 часа утра, а мы еще не добрались даже до нашей исходной позиции на вершине холма.
На полпути к вершине я оставил своих бойцов в хорошем укрытии, а сам с одним человеком отправился к артиллерийской позиции, чтобы осмотреться на месте. Все там оказалось в том виде, как и ожидалось. Не видно было и признаков того, что томми забредают сюда, чтобы насладиться открывающимся видом или как-то иначе провести здесь свое время. Внутри заброшенной позиции на земле не валялось ни обрывков бумаги, ни окурков, которые бы свидетельствовали об этом, так что мы без помех заняли ее и устроились с возможными удобствами.
Уже начинался рассвет, когда последний человек и последняя упаковка взрывчатки оказались наконец внутри позиции. Я выставил дозорных, после чего, взяв с собой одного бойца, спустился на несколько сот метров вниз по спускавшемуся террасами склону холма, туда, где виноградники возвышались непосредственно над целью всего нашего предприятия. Вскоре мы нашли удобную позицию, с которой могли наблюдать все, что происходило внизу. Там мы залегли под кустами и провели весь день не шелохнувшись.
Одно удовольствие было наблюдать за непрерывной разгрузкой в маленькой гавани бочек с горючим и видеть, как их складывают в большие штабеля менее чем в 500 метрах от того места, где мы находились. Оттуда отлично просматривался каждый метр тропы, ведущей с холма к деревушке, а также и все поперечные, пересекающиеся друг с другом тропинки. В селении не было улиц, а только узкие дорожки, огороженные высокими, почти в человеческий рост, заборами. За этими заборами в живописном беспорядке стояли дома. Мы сверили увиденное с картой, уточнили на местности положение радио-и электростанций, казарм и судоверфи, потом постепенно разработали план действий на предстоящую ночь.
Наконец наступил вечер. Забравшись наверх, чтобы соединиться с нашими товарищами, мы узнали, что они тоже провели день спокойно, не встретив никого из посторонних. Все британские часовые располагались вдоль берега у подножия холма. Мои люди смогли определить участки их патрулирования и регулярность смены караула. Часовые, охранявшие берег северного залива, раз за разом проходили мимо укрытия, в котором мы спрятали свои байдарки, и не замечали там ничего подозрительного.
Едва ли обстоятельства могли сложиться для нас более удачно, и мы были очень довольны, хотя и голодны. Во время последовавшей обильной трапезы я изложил свой план и назначил каждому персональное задание. Наши тридцать пять упаковок взрывчатки были поделены на три равные части, и часовые механизмы взрывателей установлены на задержку в один, два и три часа соответственно.
Было немногим более 11 часов вечера, когда мы, семь человек, тяжело нагруженные, начали спускаться к селению. Восьмой остался позади для прикрытия и для того, чтобы в случае возникновения опасности предупредить нас заранее оговоренным сигналом.
Нашим первым пунктом должна была стать маленькая часовня, стоявшая на пересечении двух дорожек на окраине селения. Я рассудил, что местные жители не ходят по ночам в церковь, а потому она может послужить для нас безопасным укрытием. Используя ее как отправную точку, мы будем иметь возможность добраться до всех наших объектов всего за несколько минут, так как самый дальний из них – электрическая станция – находился на расстоянии 400 метров от часовни. Это даст нам огромный запас времени, и, двигаясь с использованием всех возможных прикрытий, мы сможем избежать встречи с любыми патрулями.
Часовня оказалась незапертой. Мы вошли внутрь и положили на пол наш опасный груз, стараясь не перепутать и сложить по отдельности заряды с разными временами срабатывания.
Через полчаса после полуночи на верфи оставалось работать всего несколько человек, да все еще горел свет на радиостанции, в остальном же весь островок Исто крепко спал. Пора было отправляться на первую вылазку. Я взял с собой двух человек, которые несли заряды с взрывателями, установленными на трехчасовую задержку, которые конечно же следовало заложить в первую очередь. Мы двинулись по тропинке, которая вела стрелой к левой оконечности острова и к электростанции. Примерно через сто метров от нашей тропы влево отходила другая, ведущая в сторону радиостанции. Поначалу мы немного испугались, когда, глядя вдоль этой тропы, увидели, что все окна первого этажа радиостанции распахнуты настежь, и заметили сидящих за аппаратурой радистов, ярко освещенных электрическими лампами. Однако мы находились в темноте, и нас никто не мог заметить. Мы двинулись дальше по нашей тропинке, которая через пять минут вывела нас на пустырь, в центре которого находилось лишенное окон здание, наш первый объект – электростанция.
Четверть часа мы провели, наблюдая за окрестностями. Днем с холма мы заметили, что берег вблизи от электростанции патрулируется ходившими взад и вперед парами часовых. Когда все вокруг затихло, мы решили пройти по краю пустыря и, не найдя ничего подозрительного, направились прямо к дверям здания. Здесь мы обнаружили, что они даже не заперты.
Оставив одного из своих людей сторожить снаружи, я взял с собой второго и спустился с ним в подвал, где мы аккуратно распределили заряды между стенами и несущими опорами здания. Это отняло у нас две минуты, после чего мы запустили взрыватели и торопясь двинулись к выходу. Но наш товарищ, остававшийся сторожить дверь, знаком велел нам вернуться обратно, поскольку в этот самый момент поляну пересекали два патрульных солдата. Мы следили за ними через приоткрытую дверь до тех пор, пока они не скрылись из виду в направлении казарм. Тогда мы неслышно переползли открытое место, выбрались на тропу и, никем не замеченные, вернулись на свою временную базу в часовне.
Было час ночи. Предстояла самая сложная часть работы – доставить двухчасовые заряды к штабелям бочек с горючим, которые находились поблизости от казарм. Там следовало ожидать присутствия бдительной охраны. В течение дня мы не смогли выявить определенной системы в поведении часовых, патрулировавших это место, потому что с нашего холма было невозможно отличить их от остальных солдат и рабочих, постоянно там сновавших. Так что теперь следовало быть вдвойне осторожными.
Я снова взял с собой двух человек, но на этот раз каждый из нас нес всего по два заряда, потому что мы хотели сохранить подвижность и, если понадобится, беспрепятственно воспользоваться пистолетами. Вероятно, и одного заряда хватило бы, чтобы поджечь этот временный склад, в котором, по нашим оценкам, находилось от пяти до шести тысяч бочек, но, чтобы подстраховаться, мы заложили, спрятав их среди бочек, по одному заряду в противоположных концах склада. Они должны были взорваться через два часа, к тому времени нам следовало быть уже по другую сторону холма. Все шло в соответствии с планом, хотя и здесь мы видели двух часовых, патрулировавших по определенному маршруту. Но всякий раз, когда они скрывались за одним из углов казармы, мы крадучись двигались вслед за ними, огибая другой угол, и наоборот. Настоящим удовольствием для подобных нам диверсантов было наблюдать, как часовые обходят свой участок с точностью хорошо отлаженного часового механизма, возвращаясь каждый раз в одну и ту же точку своего маршрута, проделывая одни и те же движения – и так, по всей видимости, неделю за неделей и месяц за месяцем, как заведенные. Все, что нужно сделать, чтобы не попасться на глаза таким людям, – это, понаблюдав за ними некоторое время, обвести их вокруг пальца. Итак, когда они в очередной раз завернули за угол, мы обошли казарму и, не особенно волнуясь, заложили четыре оставшихся заряда в дверях и на лестницах здания. В 1.30 ночи мы уже без всяких приключений возвратились в часовню.
Для того чтобы завершить нашу программу, оставалось только покончить с радиостанцией. На этот раз я взял с собой молодого мичмана, причем мы оба несли оставшиеся двухчасовые заряды, поскольку использовать те, у которых задержка взрыва была установлена на один час, было еще рано. От часовни до радиостанции было всего 150 метров. Передняя часть здания охранялась единственным часовым, прохаживавшимся взад и вперед. Наблюдая за ним, мы заметили, что он неожиданно прервал свое патрулирование и отошел в сторону, к соседнему дому, и некоторое время простоял без движения. Чем он там занимается? Нам не пришлось долго ждать, чтобы удовлетворить свое любопытство, потому что скоро до нас донесся звук девичьего смеха и в темноте засветилось белое платье. Выходит, этот часовой обладал даром совмещать приятное с полезным, службу с ухаживаниями! Мы с мичманом улыбнулись друг другу – такой расклад нас вполне устраивал.
Однако, хорошенько подумав, мы решили, что совестливый страж мог бы оказаться для нас предпочтительней, коль скоро он нес службу по раз навсегда определенной схеме. На такого мы бы могли вполне положиться, в то время как этот парень, с его непредсказуемыми походами на свидание к своей подружке, мог возвратиться на участок совершенно неожиданно для нас.
Так и случилось. Когда мы выходили из-за угла, только что заложив заряды под заднюю стену здания в два глубоких вентиляционных отверстия, ведущих в подвал, то неожиданно столкнулись с нашим беспечным охранником, который возник от нас менее чем в 25 метрах. После секундной паузы, вызванной изумлением, он окликнул нас по-английски, произнеся несколько слов, смысла которых я так никогда и не понял. К счастью, мой мичман не растерялся и вспомнил одно из тех похабных английских выражений, которые вдалбливали в голову всем курсантам отряда „К“ для использования именно в таких скользких ситуациях. Теперь он „выдал“ его часовому, причем, как видно, сделал это достаточно уверенно. Должно быть, для солдата ругань прозвучала вполне натурально, потому что он засомневался, а мы тем временем с искусственной небрежностью продолжали идти своей дорогой. Через пару секунд часовой выкрикнул нам вслед еще что-то, но мы к тому времени уже достигли начала проходящей между заборами дорожки. Я толкнул мичмана вперед, и мы вдвоем изо всех сил побежали к ближайшему повороту. На какое-то время победа осталась за нами – часовой не стал нас преследовать и огня не открыл.
Теперь главное для нас заключалось в быстроте, поскольку было неизвестно, что он предпримет в следующий момент. Казалось невероятным, чтобы он принял нас за британских солдат или за кого-то из радистов. Скорее всего, он как раз в этот момент выясняет на радиостанции, не выходили ли оттуда сейчас два человека.
Я сожалел, что мы не использовали до сих пор десять или двенадцать оставшихся у нас зарядов, тех, которые были установлены на задержку взрыва в один час. Мы собирались разместить их на судоверфи, но теперь для нашей семерки самым важным становилось держаться всем вместе, поскольку среди британцев в любой момент могла подняться тревога. Поэтому мы все быстро вышли из часовни – как выяснилось, теперь уже в последний раз. Примерно на половине пути к гавани, там, где дорожка делала поворот, перед нами неожиданно появился какой-то югослав, загородил нам дорогу и крикнул на своем языке: „Stoj!“ – быстро потянув с плеча висевшую на ремне винтовку. Нам не оставалось ничего другого, кроме как опередить его своими выстрелами. Почти одновременно с этим раздался сигнал тревоги. Должно быть, британский часовой все-таки сообщил о таинственном происшествии на радиостанцию. Сирены и гудки разорвали ночь своим нестройным ревом, к которому вдобавок присоединился горн или какой-то другой подобный ему инструмент. Наконец-то сонная база ожила. Где-то раздалась беспорядочная стрельба.
В этот начальный момент всеобщего смятения мы еще могли бы, наверное, прорваться на судоверфь, но там нас в конце концов загнали бы в угол. Поэтому я приказал отступать, и всего через несколько минут мы уже достигли виноградника, расположенного на террасах над селением Исто. На каждой террасе залегали для прикрытия нашего отхода по три человека, ведя непрерывный огонь из автоматов в направлении селения, пока остальная группа взбиралась на следующую террасу. Потом эти люди, в свою очередь, открывали сверху арьергардный огонь, а предыдущая замыкающая тройка поднималась еще выше. Так мы поэтапно отступали вверх по склону холма, ни на минуту не прекращая стрелять, изображая тем самым значительно большую силу, чем обладали на самом деле. Когда мы взобрались к брошенной зенитной позиции, я оставил на ней для прикрытия троих человек, а сам с четырьмя другими кинулся с холма вниз, к заливу, чтобы спустить на воду наши байдарки. Через десять минут я подал сигнал людям, остававшимся на вершине, и они моментально спустились к уже ожидавшим их лодкам. Еще несколько секунд – и мы отчалили от берега, гребя изо всех сил в сторону открытого моря. Но залив оказался слишком велик для нас. Мы доплыли только до его середины, когда с кормы раздались первые выстрелы и рядом с нашими головами стали посвистывать пули.
К счастью, ночь была темная, и неприятель не мог хорошо целиться. Еще 200 или 300 метров – и нас проглотила темнота. Однако наши неприятности на этом не закончились. Выйдя из залива, мы столкнулись в открытом море с волнением, которое оказалось для наших утлых байдарок чересчур сильным. Когда мы вышли за мыс, злые волны принялись швырять нас как пробку из стороны в сторону. Порой нас захлестывали пенящиеся валы. Легкие деревянные каркасы байдарок явно не были способны сколько-нибудь долго выдерживать такое напряжение. Но что мы могли с этим поделать? Нам не оставалось ничего иного, как угрюмо грести на север, к условленной точке встречи с торпедными катерами, которая была назначена вблизи от ненаселенных островов Петтини – груды камней, разбросанных в трех милях к северо-западу от Исто.
Весь промежуток времени между 3 и 5 часами утра мы боролись с морем. Время тянулось неимоверно долго, и жизнь наша буквально висела на волоске. Я был совершенно уверен, что нам не успеть в назначенную точку, ведь и торпедным катерам необходимо успеть вернуться в Пула к рассвету, иначе они будут обнаружены и уничтожены истребителями-бомбардировщиками. Это означало, что нам предстоит провести еще двадцать четыре часа в какой-нибудь каменистой бухточке на острове из группы Петтини – если нам вообще суждено туда добраться. Было уже 5 часов утра – последний срок, когда мы еще могли надеяться увидеть наших спасителей, но мы все еще боролись с морем.
Примерно в это самое время, не выдержав ударов волн, развалилась первая из наших байдарок, люди из нее были вынуждены уцепиться за остальные лодки. Вскоре мы услышали несколько сильнейших взрывов, донесшихся со стороны Исто, известивших нас о том, что наша задача выполнена. Однако положение, в котором мы находились, не способствовало праздничному настроению. Мы напрягали последние силы и все мужество в борьбе со стихией. Когда показались острова Петтини, развалились еще две байдарки, а потом распалась на части и та, в которой сидел я сам. Теперь мы все очутились в воде, совершенно обессиленные, так что только наши спасательные жилеты и удерживали нас на поверхности. Я выкрикивал какие-то ободряющие слова, побуждая остальных не сдаваться и продолжать плыть. Но вероятно, не наши усилия, а только морские волны в конце концов вынесли нас на какую-то большую скалу. Мы использовали последние силы на то, чтобы помочь друг другу отползти подальше от воды. Посмотрев в направлении Исто, мы увидели там громадные языки пламени, а над ними – облака дыма. Я не могу сказать, который был час, но, видимо, приближался рассвет. Нашим временным убежищем, если только можно его так назвать, оказались не острова Петтини, а отдельно стоящий, изолированный скалистый островок посреди бурного моря. Хотя перспектива провести целый день на пустынной, лишенной всякого укрытия скале и была ужасна, мы все же сохраняли непоколебимую веру в нашего руководителя, лейтенанта Вальтерса, в то, что он не подведет нас и сделает все, что будет в его силах, чтобы вытащить нас из этой переделки».
Обратимся теперь ко второй операции, проведенной в ту же ночь. Мы помним, что два торпедных катера вошли в пролив Зара. На расстоянии двух миль от входа в гавань с этих катеров также были спущены четыре байдарки, но из-за волнения на море одна из них сразу же перевернулась, и морякам, вытащенным из воды, оставалось только наблюдать, как исчезают в темноте шестеро их товарищей, чьи лодки, подхваченные сильным течением, понесло в направлении порта. В одной из байдарок находился боцман Линк, командир диверсионной группы. Он был старше остальных и более опытен, так же как и старший боцман Вернер, который во главе другой команды шел в это самое время на веслах к острову Исто. Лейтенант Вальтерс обычно выбирал для диверсионных групп именно таких руководителей – способных отрезвляюще влиять на увлекающихся молодых моряков, из которых составлялись эти команды. Это было в высшей степени оправданно.
В ночь проведения операции против порта Зара торпедные катера безрезультатно ждали возвращения диверсионной группы в течение условленных трех часов, по указанию Вальтерса время ожидания было продлено еще на пятнадцать минут. Наконец, после 4 часов утра, дозорный заметил поданный со стороны занятого противником берега сигнал – две голубые вспышки. Это означало, что группа уже находится на подходе к ожидающим ее катерам. Через короткое время два моряка, которым с большим трудом удалось преодолеть сильное волнение, были подняты на борт. Ими оказались старший унтер-офицер Бальц, записной острослов из МЕК-71, и матрос 1-го класса Кантов. Об оставшихся двух байдарках не было ни слуху ни духу, а из доклада Бальца стало ясно, что об их возвращении в эту ночь не может быть и речи. Так что же произошло в Заре?
«В полночь наши байдарки были спущены на воду, – рассказывал Бальц, – причем моя лодка оказалась последней из трех, что отправились по направлению к порту. Нас понесло течением. Вскоре я потерял остальные байдарки из виду и впоследствии мельком видел только одну из них. Нас захлестывало, мы насквозь промокли, но байдарка держалась на плаву, подбрасываемая волнами, словно кружась на одном месте, так что я начал сомневаться, удастся ли нам вообще добраться до цели, прежде чем мы совершенно выбьемся из сил. Волны толкали нас влево, по направлению к проходу в гавань. Мы варились в этом дьявольском котле уже с полчаса, когда внезапно заметили впереди слева по борту внешнее сетевое заграждение порта.
Мы устремились к остававшемуся открытым проходу в заграждениях и через несколько минут прошли в него. Такая удача показалась странной. Не лезем ли мы сами в ловушку, подготовленную британцами, которые могли специально оставить этот проход свободным, чтобы заманить нас? Или наши торпедные катера были засечены радаром и сети развели, чтобы пропустить сторожевики противника, отправленные в погоню за ними? Мы все еще находились на расстоянии 200 метров от оконечностей молов у входа в гавань и решили подойти ближе к берегу в стороне от этого прохода, чтобы выждать. В этот момент другая наша байдарка появилась у самого входа в порт. Был почти час ночи. Внезапно прямо перед нами, внутри гавани, поднялась бешеная винтовочная стрельба. Мы сами, еще не обнаруженные противником, ничего не могли предпринять, чтобы помочь своим товарищам, проникшим в порт.
Через несколько минут огонь прекратился так же неожиданно, как и начался. Мы просидели в ожидании по крайней мере 50 минут, но ничего больше не происходило, стояла полная тишина. Зайдя столь далеко, я и Кантов решили, что обязаны идти и дальше. Тихо опуская в воду весла, мы осторожно двинулись к железному мосту, единственный пролет которого проходил над входом в гавань, соединяя две оконечности молов. Неожиданно Кантов пригнулся и указал на часового, шедшего вдоль берега. Незамеченные им, мы проплыли мимо. К первому часовому присоединился второй, и они разговорились. Тем временем байдарку принесло течением почти под самый мост, но тут нас облаяла оказавшаяся поблизости собака. Кантов тотчас пристрелил ее из пистолета с глушителем. Труп собаки свалился в воду совсем рядом с нами, и мы скользнули под мост, никем не замеченные.
Теперь все наше внимание было приковано к пароходу, пришвартованному правым боротом к причалу, совсем близко за мостом. По всей видимости, это было то самое судно, которое мы должны были потопить, чтобы запереть вход в гавань. Но нельзя же было надеяться, что нам удастся сдвинуть корабль перед отправкой на дно так, чтобы он своим корпусом лег прямо поперек фарватера! Как бы то ни было, мы решили атаковать его прямо там, где он был пришвартован. По нашей оценке, его водоизмещение было около 3000 тонн. Корабль стоял так, что между его бортом и причалом оставалось около двух метров чистой воды. В эту щель мы и завели нашу байдарку, потому что там, в двойной тени от борта и причальной стенки, было совершенно темно и мы могли работать, не опасаясь быть обнаруженными.
Кантов достал из байдарки мины-„прилипалы“ и запустил часовые механизмы взрывателей, которые были предварительно настроены на задержку в полтора часа. Мы привезли с собой длинный шест, который я использовал теперь наподобие удочки, опуская мины в воду и подвешивая их рядом с бортом корабля на глубине примерно двух метров ниже ватерлинии. Там они и прилипали к борту. Таким образом мы разместили вдоль всего корпуса на равных расстояниях друг от друга четыре заряда. На всю работу у нас ушло примерно 15 минут. После этого мы осторожно обогнули корму корабля, вышли на открытую воду и двинулись обратно к мосту.
Наши сердца бешено бились, а душа словно ушла в пятки, когда мы преодолевали критические сто метров в непосредственной близости от входного канала, но нам так никто и не воспрепятствовал. Примерно в 3 часа ночи мы пересекли внешнее сетевое заграждение и принялись грести, борясь с довольно сильной волной. Просто поразительно, как нас болтало, и трудно поверить, что наше утлое суденышко смогло выдержать такой напор волн. Несчетное число раз нас обдавало пеной и брызгами, два раза меня рвало морской водой, которой я наглотался. Скоро впереди показались какие-то суда, которые мы, в нашем более чем затруднительном положении, могли только приветствовать, как своих спасателей. Все же я не решился сразу подать наш сигнал – две голубые вспышки, что оказалось к лучшему, потому что это были корабли неприятеля, готовившиеся войти в порт. Именно для них и был открыт проход в сетевом заграждении. Нам пришлось бороться с морем еще почти целый час, пока я не заметил силуэты наших торпедных катеров. Мы сразу же подали свой опознавательный сигнал и вскоре были спасены».
Бальц и Кантов оказались единственными, кто вернулся после операции в порту Зара. Остальных четверых моряков из отряда «К», после проведенных следующей ночью в обусловленном районе у берега недалеко от порта Зара безуспешных поисков, пришлось списать как погибших. Торпедные катера провели там несколько часов, но не обнаружили никаких следов пропавших людей.
Вернувшись после бесплодных поисков у побережья близ порта Зара, два торпедных катера должны были предпринять попытку отыскать старшего боцмана Вернера и его людей, которые предыдущей ночью отправились в рейд на остров Исто, потому что ожидавший их тогда торпедный катер тоже вернулся ни с чем. Лейтенант Вальтерс не слишком тревожился по поводу исчезновения группы Вернера, поскольку понимал, что выполнить задачу на Исто и успеть возвратиться за одну ночь почти невозможно.
В ночь нападения на Исто немецким торпедным катерам, двигавшимся от пролива Зара, на подходе к острову пришлось вступить в бой с британскими сторожевиками, которые вышли в море по тревоге и полным ходом шли к северному заливу. По всей видимости, они ожидали там неприятельский «флот вторжения». Конечно же им и в голову не могло прийти, что во всей суматохе, возникшей на острове Исто, повинны только экипажи четырех утлых байдарок. В то время как британцы имели лишь весьма туманное представление о происходящем, немцы на своих торпедных катерах, вышедших для спасения диверсионной группы, были осведомлены обо всем не многим лучше. Что произошло на Исто? Что сталось с Вернером и семерыми людьми из его группы? Не взяты ли они в плен? Известны ли британцам намерения их противников и не заманивают ли они сейчас немецкие торпедные катера в ловушку?
Ответы на эти вопросы еще только предстояло получить. Но стычка между катерами противных сторон оказалась непродолжительной. Германцы отошли к северу, а британцы их не преследовали, посчитав, возможно, что отразили предполагавшуюся высадку на остров десанта.
«В самом разгаре этой неразберихи, – вспоминает лейтенант Вальтерс, – взорвались первые заряды, заложенные людьми Вернера. Было видно, что на острове, расположенном на весьма значительном удалении, взвился к небу огненный столб, и я тотчас же все понял. Хотя в ту ночь было уже слишком поздно отправляться на согласованное место встречи у островов Петтини, я настоял на том, чтобы один из наших торпедных катеров продолжал поиски группы Вернера даже после того, как станет светло. Мы были просто обязаны попытаться спасти наших товарищей, хрупкие суденышки которых не могли долго сопротивляться непогоде».
Старший боцман Вернер и его люди едва расположились на повстречавшейся негостеприимной скале. Неожиданно он сам вскочил на ноги, напряженно прислушиваясь. Звук, доносившийся до него со стороны моря, показался знакомым.
«Я подумал, что у меня разыгралось воображение, – сообщает нам Вернер, – но потом услышал звук во второй и в третий раз. Запуск дизельного двигателя сопровождался похожим на собачий лай весьма характерным призвуком, что было не один раз испытанным, надежным сигналом, означавшим, что к нам приближается торпедный катер, собирающийся принять нас на борт! С помощью электрического фонаря, находившегося при мне, я послал в сторону моря наш опознавательный световой сигнал. Торпедный катер подошел к нашей скале на 20 или 30 метров, на воду спустили большую резиновую лодку. После нескольких неудачных попыток все мы были подняты к нему на борт. Только когда все благополучно закончилось, мы поняли наконец, насколько утомлены. Переправа, совершенная несмотря на сильнейший прибой, стала достойным завершением проведенной к тому же без всяких потерь операции».
Союзники ответили на рейды, проведенные силами МЕК-71 на острове Исто и в порту Зара, ожесточенной бомбардировкой базы в заливе Пула, продолжавшейся несколько часов и вызвавшей тяжелые потери среди личного состава отряда «К». Эти потери были вызваны главным образом тем, что моряки в перерывах между налетами отдельных эшелонов бомбардировщиков раз за разом пытались спасти хоть что-нибудь из своего оборудования и снаряжения, из-за чего попадали под нежданные потоки бомб. Эта атака явилась иллюстрацией явного неравенства сил воюющих сторон. Немцы после тщательной, длившейся несколько недель подготовки посылали на задание восемь бесстрашных солдат, которые, проникнув на вражескую базу, там, в самом логове льва, уничтожали важнейшие постройки и военные склады. За отсутствием более действенных средств нападения они могли направить несколько человек на крошечных байдарках в хорошо охраняемую неприятельскую гавань. Действуя поодиночке, эти люди топили при помощи мин-«прилипал» корабли. В то же время британцы при свете дня имели возможность совершить налет на германскую базу, не встречая никакого сопротивления, используя для этой цели сотни самолетов, выполнявших ковровое бомбометание, после чего Пула стала подобна испещренной кратерами пустыне.
Но моряков из МЕК-71 нельзя было сломить такими ударами. После налета на свою базу в Пула они, собрав уцелевшее оборудование, через пролив перебрались его на остров Бриони, что у входа в залив Пула, и оставались там, никем не тревожимые, до самого конца войны. И отсюда они продолжали совершать диверсионные рейды. Особенно часто они использовали исключительно скоростные и обладавшие отличными мореходными качествами двухместные итальянские торпедные катера СМА. На них моряки отряда «К» стремительно пересекали Адриатическое море и, высадившись на восточном берегу Италии вблизи от Анконы, несколько раз выводили из строя крупный нефтепровод, проходивший вдоль берега позади неприятельского фронта, а также совершали диверсии на насосных станциях и хранилищах горючего в Фальконаре. В одной из таких операций старший боцман Вернер, возглавлявший трех других моряков из отряда «К», никем не замеченный, заложил взрывчатку, пробравшись через несколько рядов заграждений, окружавших строго охраняемую нефтеперекачивающую станцию. Возвращаясь, моряки долго еще могли наслаждаться заревом и грибами черного дыма, поднимавшимися над пылающими нефтехранилищами.
За шесть месяцев своей изобиловавшей яркими событиями деятельности на Адриатическом море МЕК-71 провела десятки набегов на противника с применением байдарок. Хотя количество диверсантов, принимавших участие в каждом из этих набегов, никогда не превосходило двенадцати человек, им часто удавалось проникать в самое сердце неприятельских баз. Приключения диверсантов из отряда «К» за время этого бурного этапа военных действий зачастую оказывались более похожими на фантазии автора авантюрных романов, но при этом проходили в строгом соответствии с планом, что сокращало потери в их рядах до минимума.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.