Глава 20. ЖЕРТВЫ МИННОЙ ВОЙНЫ

Глава 20. ЖЕРТВЫ МИННОЙ ВОЙНЫ

Едва переведя дух, мы ушли в Манфредонию на ремонт. Ремонтники и инженеры всех рангов, приходя на борт, только качали головами, созерцая большую пробоину в машинном отделении. Внутренний брус, идущий вдоль всей длины лодки под поясом обшивки, был сорван, что неизбежно должно было сказаться на продольной жесткости лодки и могло привести к серьезным неприятностям при волнении. После 18 месяцев в море при любой погоде корпуса многих лодок уже были ослаблены, особенно в средней части, поэтому для повышения прочности было решено установить там стальные продольные балки. В нашем случае эти балки должны были иметь максимальную длину, чтобы не дать 658-й «сломать хребет» на волне. Продольные балки были установлены и показали себя вполне прилично во время испытаний.

На следующий день мы собирались возвращаться на острова, но поступил сигнал из Бриндизи, нарушивший эти планы. В верхах была получена некая разведывательная информация, в результате чего всем канонеркам был дан приказ срочно собраться в Бриндизи. Прибывшие лодки сразу же получили топливо и приказы на выход в море на следующее утро.

Новости оказались впечатляющими. Немцы планировали вывод своих войск с главных островов Адриатического моря. Это было что-то новое. До сих пор они цеплялись за каждый дюйм, не желая отдавать его без боя. Очевидно, теперь им приходилось пожертвовать островами, чтобы сосредоточить все силы на материке. Это вполне могло стать началом конца.

Нашей целью было максимально затруднить вывоз войск и грузов с островов на материк. 56-я флотилия была направлена в район между островом Корфу и материком. Корфу находился в 150 милях от Бриндизи, значит, нам предстояло отсутствовать довольно долго. А Тиму Блаю и 57-й флотилии выпало организовать блокаду острова Кефалиния, до которого было более 250 миль!

Дуг находился на Корсике, пытаясь раздобыть у американцев запасные части для своей радарной установки, и с нами на 658-й находился Бэзил Бурн, командир 60-й флотилии. Мы вышли в море, занимая совершенно непривычное для нас положение ведущей лодки, а 663-я и 657-я следовали за нами. На переходе мы шли на экономичной скорости, чтобы зря не расходовать горючее, поэтому он занял довольно много времени – 12 часов. В район патрулирования мы вошли только после наступления темноты. Самой неприятной частью этой операции была необходимость пройти через очень узкий пролив, надежно простреливаемый, если верить картам, береговыми батареями противника.

Мы проскользнули в него благополучно, при этом стараясь сдерживать дыхание и разговаривать шепотом. Но предстоял еще и обратный путь, который мы должны были пройти при ярком лунном свете перед рассветом. Единожды проворонив нас, они наверняка будут во всеоружии и встретят нас на обратном пути ураганным огнем. Эта мысль удовольствия не доставляла.

Мы патрулировали в течение 10 часов и не заметили ничего. Перед рассветом мы снова проползли через пролив, причем над нашими головами так и не засвистели снаряды. Тем не менее нервное напряжение не прошло бесследно, мы чувствовали себя измотанными, словно провели два обычных патрулирования.

А флотилии Тима довелось не только проделать очень длинный переход до района патрулирования, но и «поучаствовать» в обещанной эвакуации. 57-я уничтожила 4 лихтера и 2 шхуны, захватив 14 пленных. В общей сложности она прошла 535 миль и находилась в море на протяжении 47 часов. Это было одно из самых долгих патрулирований кораблей малого флота в войне. Гордон на 634-й горько жаловался лишь на то, что его лодка вышла в море сразу же после окраски корпуса и после свежеокрашенный корпус приобрел очень уж непрезентабельный вид. Всякий раз, взглянув на свою изрядно ободранную красавицу, он начинал злиться.

Никто не предполагал, что на следующую ночь мы снова пойдем на Корфу, поэтому вечером мы отправились в Манфредонию. Там нас уже ожидал приказ следовать в Анкону, недавно перешедшую в руки союзников. Наличие базы в Анконе поставит под удар наших патрулей Венецию и даже Триест, поэтому командование, не теряя времени, направило туда передвижную базу. Возглавлял ее лейтенант-коммандер Норман Хьюс, бывший нашим командиром на Сицилии, а инженером был еще один наш большой друг с базы Бобби Аллана в Аугусте – лейтенант Тейлор, которого все называли Чам.[19]

Анкона показалась нам более приятным местом по сравнению с Манфредонией и Бриндизи, здесь было намного больше разных бытовых удобств. Это обычное явление для города, расположенного достаточно близко к линии фронта, чтобы туда можно было отправлять солдат на отдых. Норман создал базу на участке набережной, прилегающей к южному входу в гавань. Главное неудобство этого места заключалось в том, что база оказалась зажатой между топливным причалом и крупным складом боеприпасов. Вряд ли здесь будет уютно в случае воздушного налета. Но мы не сочли этот недостаток слишком уж серьезным, когда сделали другое открытие: отправляясь в увольнительную, следовало совершить 15-минутную прогулку по причалу до выхода из порта – и ты в городе!

В Анконе наши лодки находились даже ближе к линии фронта, чем на Сицилии. Пока бои шли вокруг Римини, до которого было около 50 миль. Уже начиналось большое наступление, в котором были заняты канадские части и 8-я армия, и здесь противнику предстояло испытать на себе знаменитый артиллерийский барраж.

Наши старые друзья из Бона – эсминцы «Лоял», «Лукаут» и «Лафори» – активно помогали войскам на берегу. Каждую ночь они вели с моря обстрел противника с фланга. Минные тральщики постоянно держали для них очищенный канал, но фрицы регулярно устанавливали новые мины с низколетящих самолетов и катеров, поэтому перед нами была поставлена задача организовать патрулирование для защиты от катеров противника. Это понятно, думали мы, но как насчет самолетов? А что, если они сбросят мины за нами? Как мы сможем вернуться?

На этот вопрос нам никто не мог дать ответ, пока нам не повезло увидеть один из наших катеров, доставленный в Анкону на буксире. Носа у подорвавшегося на мине катера не было. Мы вспомнили печальную судьбу 640-й и поневоле задумались, как долго еще нам будет сопутствовать везение. Покалеченный катер оказался добавочным поводом для беспокойства, тем более что Адриатическое море к северу от Анконы было мелководным и, как утверждала разведка, изобиловало минами.

Мы дважды проходили пролив и патрулировали в районе Римини, поэтому получили возможность наблюдать потрясающее зрелище – вид с моря на артиллерийский барраж. Ночную темноту взрывали огромные вспышки, а между ними виднелись цепочки трассирующих снарядов – со стороны на большом расстоянии это было даже красиво.

На третью ночь мы остались у причала, и Корни принял приглашение посетить линию фронта вместе со своим родственником, который как раз находился на отдыхе в городе.

В его отсутствие нашу флотилию постиг первый тяжелый удар. В 4 часа утра меня разбудил дежурный офицер базы:

– 657-я подорвалась на мине в проливе примерно в 60 милях отсюда. Рядом находится 633-я, но тебе придется тоже туда отправиться, и как можно быстрее. Погода быстро ухудшается, и 633-й может понадобиться помощь.

Я сунул ноги в сандалии, натянул брюки и куртку, лихорадочно пытаясь сосредоточиться. Дуг еще на Корсике, 657-й командует его старший помощник Фредди Миллз. С ними еще Тони – запасной старший помощник флотилии. Повезло ли ему снова?

– Есть сведения о потерях?

В ответ дежурный офицер молча протянул мне сообщение, полученное с 663-й. Больше никто ничего не знал.

«657-я подорвалась на мине, повреждена кормовая часть. Пытаюсь организовать буксировку. Координаты…»

Корма? Возможно, Тони снова удалось обмануть дьявола? С точки зрения потерь корма была не самым опасным местом.

Мы устремились в северном направлении, прокладывая себе дорогу сквозь волны. В конце концов я заметил две маленькие точки. Приблизившись, я понял, что они движутся, но, когда я взглянул на то, что осталось от 657-й, у меня перехватило дыхание. У нее полностью отсутствовала кормовая часть. Не было ни палубы полуюта, ни жилых помещений машинистов и старшин, ни кормового порохового погреба, а верхняя палуба была уродливо загнута вверх.

Я подвел лодку как можно ближе к 657-й, чтобы выяснить, нужна ли еще какая-нибудь помощь и есть ли потери. Подойти к болтающейся из стороны в сторону, потерявшей управление лодке было совсем не просто. Достигнув предельного положения, лодка вздрагивала – это натягивался буксирный трос – и некоторое время вибрировала, потом трос ослабевал и она начинала движение в обратную сторону до следующего натяжения троса.

Только теперь я смог успокоиться по поводу судьбы Тони. Со вздохом облегчения я заметил его на палубе в группе матросов, наблюдающих за буксировкой. Фредди тоже был цел – он помахал мне с мостика.

Я поднял мегафон и крикнул:

– Приветствую, Фредди. Не повезло тебе. Потери есть?

– Рад тебя видеть, Ровер. У нас пятеро пропавших без вести, в их числе механик Джок Гарднер. Больше никто не пострадал, но все мы испытали шок.

– А как Тони?

– О, он в отличной форме. Теперь он окончательно уверился, что обладает иммунитетом на мины.

Я увеличил скорость и провел лодку вперед, чтобы переговорить со Стивом Ренделлом – канадцем, командиром 633-й. Стив был родом из Ванкувера. Он только весной стал командиром, а до этого был старшим помощником Дуга на 657-й. Я понимал, что Стив переживает больше других. Он с вполне обоснованным беспокойством следил за ходом буксировки. Я понимал его тревогу. Если 657-я и дальше будет так рыскать, трос наверняка не выдержит.

Рулевой уже приготовил оборудование для буксировки, если возникнет такая необходимость. Она возникла уже через полчаса. Издав резкий звенящий звук, трос лопнул, 657-я соскользнула во впадину между волнами и начала раскачиваться.

Уже через несколько секунд я подвел 658-ю вплотную к носу поврежденной лодки и с радостью заметил, что Тони и его люди уже выбрали ставший бесполезным буксирный трос, отвязали его и были готовы принять наш. Мы метнули бросательный конец – и, когда он был с первого раза принят и втянут, передали кормовой конец, а потом и буксирный трос.

Оставив Майка на мостике, я отправился в корму, чтобы проконтролировать осторожную вытравку буксирного троса, который при неаккуратном обращении мог повредить наши винты. Все было в порядке. Я слышал, как наш рулевой крикнул Коллинзу (рулевому 657-й):

– Не забудьте вернуть нам чертов кормовой конец, когда все устаканится!

На что Коллинз ответил:

– Не волнуйся, старина, не забуду. Зачем он нам? У нас теперь и кормы-то нет.

Мы медленно двинулись вперед, потихоньку натягивая буксирный трос, пока он, наконец, не взял на себя нужный вес. Рулевой занял место у штурвала, стараясь своими действиями компенсировать рысканье 657-й. Мы шли со скоростью 5–8 узлов, но зато 657-я все еще оставалась на плаву!

Тони просемафорил, что в машинное отделение поступает вода, но ручные насосы пока справляются. В 10.00 мы доползли до Анконы и отвели 657-ю к ее последнему причалу – возле остатков катера, подорвавшегося на мине неделей раньше.

Так что Корни и Дуга, вернувшихся из поездок на следующее утро, ожидало нерадостное зрелище. Для всех нас потеря 657-й была большим несчастьем – мы столько времени провели вместе. Да и смириться с потерей таких отличных моряков, как Джок Гарднер, который успел заработать медаль «За выдающиеся заслуги», было вовсе не легко.

Этим наши потери не ограничились. Мы пока не знали, но впереди нас ожидал еще один удар.

Примерно через месяц Томми Лэднер оставил 663-ю и стал старшим оперативным офицером на Мальте. Он активно участвовал в морских операциях уже в течение четырех лет и почувствовал, что ему пора на береговую работу. Он предпринял попытку передать 663-ю Деррику, но последнего сочли слишком юным для такого назначения, и командиром 663-й стал Билл Дарракот – бывший старпом Тима Блая с 662-й.

Уход Томми стал настоящим шоком для меня и тяжелым потрясением для Деррика. Я не переставал восхищаться этим замечательным человеком и считал, что мы потеряли великолепного лидера. Я бы без раздумий последовал за Томми в любой переделке, не сомневаясь, что он найдет правильный выход даже из самой сложной ситуации. По-моему, это был самый лучший командир (после Корни, конечно). И разве можно забыть его заботливую помощь, когда мы попали в беду на Эльбе?

Моряки знают, что корабли, как и люди, имеют разные характеры. Они всегда скажут, какой корабль ведет себя как законченный ублюдок, а на каком плавать – одно удовольствие. Мы все были уверены, что наши корабли способны чувствовать – испытывать радость, гордость, огорчение, ревность… И 663-я это блестяще подтвердила.

Спустя девять дней после отъезда Томми, выйдя в первый поход с новым командиром, она подорвалась на мине и получила настолько серьезные повреждения, что была затоплена. Только так она смогла избавиться от горечи утраты. Когда рано утром в Анкону доставили уцелевших моряков, Деррик рассказал мне подробности. Дежурный офицер уведомил меня о случившемся еще ночью – он знал о дружбе между нами, – однако информации о потерях не было. Мне пришлось пережить два часа адских мучений. Деррик был моим закадычным другом, да и Тони Марриотт вовсе не был посторонним. Как они там?

Оба находились на мостике 649-й, когда лодка подошла к причалу. Позаботившись о раненых и других членах команды, мы собрались у нас в кают-компании позавтракать. Следовало также помочь пострадавшим с предметами первой необходимости – они лишились всего своего имущества.

В компании с еще двумя лодками 663-я всю ночь патрулировала в районе Венеции и утром взяла курс на базу. Ветер крепчал. 663-я шла в строю замыкающей. Неожиданно палуба резко поднялась вверх, сбросив всех стоявших на мостике людей. Деррик отлично вспомнил, как взмыл в воздух и благополучно приземлился на четвереньки на один из ящиков с боеприпасами по правому борту. Неподалеку, потеснив собой эрликон, шлепнулся старшина Николл, а Билл Дарракот мешком рухнул прямо на ограждение и остался недвижим – потерял сознание. Наблюдателя с мостика так и не нашли.

Мина взорвалась под мостиком и разворотила носовую часть машинного отделения. Лодка согнулась в средней части – теперь продольную жесткость ей придавали только стальные связи, установленные месяцем ранее в порядке общего упрочнения дог-ботов. Без них она бы развалилась на две части. А так нос и корма пока держались вместе, но были высоко задраны в воздух, а палуба в районе миделя была погружена в воду. Судьба персонала машинного отделения представлялась весьма печальной.

Деррик проверил команду и выяснил, что отсутствуют два механика и наблюдатель на мостике. Восемь человек получили ранения. Погибших было бы больше, но старший матрос пробрался в затопленное машинное отделение, нашел там четырех механиков, державших головы в «воздушной подушке», и помог им выбраться на свободу. Это был жест по-настоящему мужественного человека. Известно, что ничто не действует так угнетающе на человеческую психику, как звуки, которые издает гибнущий корабль. И немало отваги требуется, чтобы при этом суметь забраться в темные затопленные помещения.

Питер Хьюс, ставший в ту ночь командиром соединения (это был очень приятный и спокойный лейтенант родом из Южной Африки, он был старше всех наших командиров), занимался приемом уцелевших, а Деррик и Тони устремились вниз, чтобы уничтожить радиостанцию и радар. Шум разгорающегося пламени и грохот бьющихся в борт волн наполнили их таким суеверным ужасом, что они выполнили свою неприятную задачу буквально за считаные минуты.

Затем две лодки открыли огонь и через несколько минут оставили 663-ю, охваченную пламенем и медленно погружающуюся в воду. Команда вела себя спокойно, даже в самые тяжелые минуты не было и намека на панику.

Всего лишь за один месяц повседневная жизнь на 658-й радикально переменилась. С нами больше не было 657-й и 663-й, а значит, канула в Лету та общность духа, которая так помогала нам раньше. К несчастью, вернуть прошлое было невозможно. А ведь еще шесть недель назад мы сражались плечом к плечу, и залогом достигнутого большого успеха стала именно слаженная командная работа.

Вскоре обнаружилось, что командование провело реорганизацию в связи с уменьшением численности флотилии и высвобождением людей с завидной оперативностью. Дуг Мейтленд стал старшим оперативным офицером у старшего военно-морского офицера Северной Адриатики – нашего старого друга капитана Дикинсона.

На место Дуга был назначен Корни – ставший командиром 56-й флотилии и исполняющим обязанности лейтенанта-коммандера. Когда эти новости стали известны, Корни пригласил меня в свою каюту для беседы.

– Я говорил о тебе с командованием, Ровер. Тебя собираются сделать запасным командиром для нужд флотилии. Ты будешь командовать 658-й, а Тони будет старшим помощником. – Он замолчал и внимательно посмотрел на меня. – Тебя пока невозможно назначить командиром лодки, поскольку с этим не согласится адмиралтейство – ты еще слишком молод. Так что ты будешь командиром во всем, кроме денежного довольствия. Если ты не возражаешь, я бы хотел остаться жить на 658-й. Ты же знаешь, я ко всем вам очень привязан.

Одновременно мы лишились Майка Уокера-Манро, с которым вместе пережили немало, а на его место пришел бывший штурман Дуга младший лейтенант Луис Бэтл, за свой неизменный задор и энергию прозванный канадцами «боевым бобром».

И наконец, к нам пришел старый рулевой Дуга. Старшина Рон Коллинз мог бы стать хорошим офицером, но его устраивала должность рулевого, и мы, понятно, не возражали. В мирной жизни он был владельцем какого-то предприятия, и меня всегда забавляла мысль, что после войны мне, возможно, придется просить у своего рулевого работу.

Коллинз хорошо знал свое дело – с ним у нас не было никаких забот. Зато появились заботы в другой области. Наш великолепный, несравненный и незаменимый механик Билл Ласт решил, что после трех лет в море ему необходима передышка, и перешел на береговую базу на Мальте, и юный Берроуз, лишь недавно ставший старшиной, теперь стал гордо именоваться чифом.

В общем, вернулись на Вис мы совсем не такими, как уходили еще так недавно. Нам предстояло начать заново, а время для этого было очень тяжелым.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.