Борец с коррупцией

Борец с коррупцией

Одной из волн, которая вынесла Юрия Владимировича Андропова в главный кабинет страны на Старой площади, была принципиальная борьба председателя КГБ с раковой опухолью коррупции, поразившей Систему, особенно верхушку КПСС и государственного аппарата СССР. Брежнев и политбюро не давали Андропову и КГБ ударить по национализму, разъедавшему Союз Советских Социалистических Республик и Систему. Юрию Владимировичу оставалось только сконцентрировать силы комитета и оставшихся порядочными людей в органах партийной и государственной власти, в народе — для борьбы с другой тяжелейшей болезнью Советского государства, которая тесно переплетается с национализмом, — коррупцией. Я полагаю, что эти смертельные для общества болезни — ложь, национализм и коррупция — в конце концов стали тремя источниками и тремя составными частями гибели Системы, которые и обрушили великую державу. Они бурно развивались в брежневские времена, особенно коррупция. К сожалению, нынешняя Россия стоит на тех же трех китах, что и прошлая номенклатурная Система, — на лжи, коррупции и национализме. Поэтому у меня складывается весьма пессимистический прогноз будущего нашей страны.

Конечно, и до Брежнева в те годы, когда страной правили Сталин, а затем и Хрущев, многие партийные и государственные бонзы в центре и партийные князьки на местах не отличались чистотой нравов. Мы уже узнали о грязных руках заместителя Сталина, главы СМЕРШ генерала Абакумова, первого председателя КГБ при СМ СССР Серова и его генералов-холуев, маршала Жукова и его генералов-мародеров. В стране с нищим населением номенклатурные привилегии — «авоськи», столовые, заказы, ателье, поликлиники, машины и дачи — были официальными взятками от Системы тем, кто должен был поддерживать ее, работать ради ее сохранения, оберегать и защищать от врагов внутренних и внешних. Однако какая-то управа на казнокрадов, взяточников и воров иногда имела место. Но начиная с хрущевских времен, когда партийные и государственные чиновники почувствовали безнаказанность, они стали потихоньку погрязать в коррупции, мздоимстве и кумовстве: ведь вся советская Система была построена по принципу: «ты мне, я тебе». Особенно быстро процесс коррупции стал развиваться в союзных республиках.

Я не побоюсь сказать, что Андропов вошел в отечественную историю как один из трех правителей России, который жестко боролся с коррупцией. Петр Великий, Иосиф Сталин и Юрий Андропов стоят в одном ряду первых борцов со взяточничеством, казнокрадством, использованием служебного положения для личного обогащения. К сожалению, ни Петр, ни Сталин, ни Андропов, лишь приступавшие к благородному делу, — не могли выкорчевать это зло в России хотя бы частично.

Еще в конце сталинского периода в СССР начинала действовать теневая экономика. Она базировалась на коррупции и паразитировала на казарменной, госплановской экономике. С ней пытались бороться, но Система партийного лицемерия и закрытости общества приводила к тому, что, когда у дракона теневого бизнеса отрубали одну голову, у него отрастали две новые. При Хрущеве стали вырастать взамен одной сразу три головы. А сколько их плодилось при «добреньком» Брежневе?

Времена общественного и экономического хрущевского сумбурного и бесплодного волюнтаризма, брежневского застоя, в которых страна жила с 1954 по 1982 год, когда генеральным секретарем КПСС стал Андропов, стали периодом особенно бурного расцвета коррупции и взяточничества. При этом почти вся партийная и государственная элита была крайне заинтересована в «кадровой стабильности», которую насаждали Брежнев и его ближайшие соратники. Поэтому растущее число фактов коррупции всячески скрывалось. То есть включался источник краха Системы, которым была ложь. Брежнев покрывал коррупционеров до своих последних дней и никому не давал наводить порядок в партии и стране.

Андропов в аппаратной среде был настоящей белой вороной. Он сам был кристальной чистоты человек, и у него долгие годы, пока его руки были связаны Брежневым и кремлевскими карликами из политбюро, копилась буквально пламенная ненависть к коррупционерам. Владея, благодаря КГБ, почти полной информацией о казнокрадах и взяточниках в особо крупных размерах, Юрий Владимирович смог осторожно приступить к чистке фасада Системы лишь тогда, когда в его руках сконцентрировалось достаточно власти, то есть к самому началу 80-х годов. Но тогда, когда Андропов еще был председателем КГБ и лишь чуть-чуть затронул верхний слой взяточников и воров, близких к клану Брежнева, он едва не вылетел из обоймы политбюро. К счастью для страны, он лишился лишь поста председателя КГБ и занял второстепенный пост секретаря ЦК. Я думаю, что только спустя три-четыре месяца после избрания секретарем ЦК ему удалось стать в партии вторым человеком и уже тогда начать борьбу с коррупцией на самом верху. Реально это произошло незадолго до смерти Брежнева. Андропов смог удержаться в седле и не вылететь из политбюро и ЦК только благодаря мощнейшей поддержке его друга, министра обороны и члена политбюро Дмитрия Федоровича Устинова. Министр обороны СССР, как и Андропов, оставался все десятилетия, которые провел во власти, честнейшим и порядочнейшим человеком. Надо отдать должное и Константину Устиновичу Черненко. Хотя он и боролся за первенство с Юрием Владимировичем, лично он был не очень коррумпированным человеком и отнюдь не поддерживал жуликов типа Щелокова.

У Дмитрия Федоровича Устинова был другой страшный грех перед страной и народом. Как руководитель он сформировался в жестокие сталинские времена и по своим политическим воззрениям и отношению к Западу был настоящим «ястребом». Устинов увлеченно разорял страну, вел ее экономику к краху с помощью Андропова и Громыко, поддаваясь резонам той гонки вооружений, которую целеустремленно навязывали Советскому Союзу Америка и НАТО. Он тратил на оружие и расширение армии, на авантюры по поддержке пестрых национально-освободительных движений и диктаторских режимов, которые на словах объявляли себя социалистами и марксистами, миллиарды рублей в год, а один доллар тогда стоил шестьдесят копеек. Но лично себе Дмитрий Федорович не взял и ломаного гроша. Андропова и Устинова, видимо, объединяла не только взаимная поддержка во власти, но и абсолютная честность. Они оба тогда противостояли Семье, как на современный манер можно было бы назвать коррумпированный клан родственников и ближайших друзей тогдашнего главы государства — Брежнева.

Примеры взяточничества, казнокрадства и спекуляции членов Семьи генсека теперь широко известны. Можно только назвать несколько новых ярких криминальных эпизодов, причем из жизни и других генсеков. К ним надо прибавить еще такое национальное явление, которое в России развивается со времен Ивана Грозного, как щедрость подарков за казенный счет. В кремлевских музеях выставлены дары иноземных государей русским царям — столовое серебро, позолоченные и золотые произведения искусства, которым нет цены. Российские великие князья и самодержцы, в свою очередь, через своих чрезвычайных послов и посольства, также не ударяли в грязь лицом, посылая в виде даров королям и другим монархам связки соболей и другой драгоценной пушнины, серебряную и золотую столовую посуду, богато украшенное золотом и самоцветами оружие…

Однако эпоха щедрости за счет казны в принципе почти во всех европейских государствах закончилась в XIX веке. Везде были приняты законы, ограничивающие стоимость подарков, которые государственный деятель имеет право оставить в своем личном владении. Все, что дарится стоимостью выше лимита, сдается в казну. Лимит этот в цивилизованных странах составляет обычно небольшую сумму, в пределах пятидесяти долларов. Такой порядок был установлен и в Советском Союзе. Однако он начал нарушаться уже во времена Хрущева. Так, например, «дорогой Никита Сергеевич» во время своего государственного визита в Швецию в 1964 году получил в подарок от фирмы «Хассельблад», производящей одни из самых дорогих в мире комплектов фотокамер под пленку широкого формата, шесть на шесть сантиметров, набор ее произведений — сменные фотокамеры, фотообъективы и различные принадлежности, упакованные в специальный кожаный кейс-футляр.

Качество фотоаппаратуры «Хассельблада» настолько эксклюзивно, что американские астронавты работали в космосе только ею. Широко использовалась она учеными и высокооплачиваемыми рекламными фотографами, для которых была орудием производства. В самых дорогих фотомагазинах Стокгольма, где ее можно было приобрести, комплект «Хассельблада», состоящий из двух камер, трех-четырех сменных кассет для широкоформатной фотопленки, пистолетной рукоятки, спусковых тросиков и трех-четырех объективов, стоил в те годы примерно столько же, сколько автомобиль не из дешевых — «бьюик» или «мерседес». Хрущев нарушил закон и не сдал этот подарок в фонд государства. Думаю, что, изгнанный в том же 1964 году своими партийными соратниками на пенсию, Хрущев, имея на руках такую прекрасную дорогую игрушку, совсем не случайно увлекся фотографией…

Полной противоположностью Хрущева и Брежнева были Косыгин, Суслов, Андропов, Устинов. Когда Косыгину в Соединенных Штатах Америки подарили автомобиль «кадиллак», то он отправил его на Горьковский автозавод для того, чтобы советские автомобилестроители могли его разобрать и поучиться у американских коллег уму-разуму.

В этой связи в мои журналистские времена рассказывали забавную историю.

В опытном цеху Горьковского автомобильного завода определили сначала на испытательном стенде мощность двигателя дареного «кадиллака». Она достигала у семилитрового V-образного мотора с восемью цилиндрами 345 лошадиных сил. Затем двигатель разобрали, сделали его полный чертеж и по этому чертежу изготовили один к одному новый двигатель. Тщательно собрали его, поставили на стенд и пытались завести. Двигатель не заводился. После этого собрали родной двигатель «кадиллака» и завели его. Но как его ни вертели, ни регулировали, больше 150 лошадиных сил снять с него не могли. Опытные механики, призванные с авиазавода решить эту загадку, сказали, что даже простая сборка требует жесткого выполнения технологических условий, заключающихся, в частности, в том, с каким усилием следует заворачивать ту или иную гайку, на сколько витков ввертывать тот или иной болт или шпильку. Мощность двигателя автомобиля зависит от точного соблюдения технологии производства и квалификации рабочей силы…

С автомобилями, которые дарились Брежневу главами государств, к которым он приезжал с визитами, таких курьезов не происходило, ибо они оставались в личной собственности генерального секретаря. В московском правительственном гараже особого назначения (ГОН) за государственный счет стояли и обслуживались собственные авто Леонида Ильича. Ко времени его кончины их число составляло ровно десять уникальных экземпляров. После смерти генсека его дети и внуки получили из этого числа в наследство четыре автомобиля дорогого представительского класса. Они стали пользоваться этими машинами без уплаты какого-либо налога и платы за аренду места для стоянки и обслуживания в правительственном гараже особого назначения. Остальные шесть машин поделили по-братски Управление делами ЦК КПСС и 9-е управление КГБ, которому и принадлежал ГОН…

Сам Леонид Ильич больше всего любил «мерседес», подаренный ему в Западной Германии канцлером Вилли Брандтом в 1973 году. Он чудом не разбился на нем еще в день вручения этого подарка. Неожиданно для хозяев и специалистов, объяснявших высокому гостю — любителю бешеной скорости назначение приборов, кнопок и рычажков на торпедо, Брежнев уселся за руль, дал газ и помчался по крутой горной дороге, идущей к Рейну с горы Петерсберг, где была его резиденция. Его остановили только две полицейские машины охраны, стоявшие внизу и перегородившие путь на оживленную трассу.

В другой раз он едва не погиб, когда на скорости свыше ста сорока километров в час за рулем помчался из Москвы по Ленинградскому шоссе на этом же «мерседесе» на охоту в Завидово. Его водитель, который сидел рядом с ним, увидел вдруг, что траектория движения автомобиля отклоняется от середины дороги, специально расчищенной для генсека от прочих автомашин службами «девятки» и ГАИ. Опытный шофер сумел чуть вывернуть руль в руках безответственного автолюбителя и вывести машину из неизбежного столкновения со столбом. Когда генсек осознал происшедшее, то извинился. Оказалось, Брежнев просто задумался и на мгновение отключился от дороги. Тогда он еще был способен задумываться…

Как писал в своей книге воспоминаний начальник охраны Леонида Ильича генерал Вадим Медведев, пагубная страсть к дорогим подаркам стала развиваться у генсека с 1974 года. Если до этого он обожал дорогие ружья и автомобили, приносимые в дар главами государств во время обмена визитами, то постепенно совесть руководителя КПСС и социалистического государства стала засыпать, как иногда и его сознание. Он полюбил драгоценные «сувениры», которые стал получать от партийных соратников-подчиненных в союзных республиках, типа золотого перстня с самоцветом или самовара из чистого золота. Эта бесконтрольность, коррупция стали в увеличивающейся прогрессии разлагающе действовать и на его семью, и на подхалимов, занимавших посты первых секретарей республиканских и краевых, областных партийных организаций, других коррумпированных деятелей вроде министра внутренних дел Щелокова.

…После Октябрьского переворота 1917 года было создано Государственное хранилище золота и драгоценностей — Гохран. В его сейфы бурным потоком текли драгоценности и золотые изделия, которые большевики конфисковывали у богатых людей — аристократов, купцов, промышленников, не успевших забрать их из своих хранилищ в частных банках, ибо эти банки были национализированы большевиками и разграблены. Пострадала тогда, судя по семейным легендам, и одна из двоюродных бабок моей жены. В сейфе купеческого банка Москвы богатая купчиха хранила свои семейные драгоценности. Чтобы узнать, где находятся ключ и код к ее ящику с сокровищами, чекисты Дзержинского заперли больную астмой женщину в тесную и душную камеру тюрьмы, где теснилось десятка три человек. Ее держали в духоте до тех пор, пока она не начала умирать от приступа болезни и не сказала пароль хранилища. Ее освободили для того, чтобы купчиха показала тайник в доме, где был спрятан ключ от сейфа. Ювелирные украшения забрали без всякой описи и расписки. И на том спасибо, что хоть не убили!

Много золота, драгоценных камней и ювелирных произведений, часто совершенно уникального характера и ценности, было изъято и во дворцах великих князей, в особняках богатых коллекционеров, в ризницах церквей и монастырей.

Пока правительство Ленина не было уверено в том, что оно удержится у власти, специальные курьеры, подчас родственники видных большевиков, перевозили бриллианты, другие драгоценности, золотые монеты царской чеканки, золотые портсигары с драгоценными камнями чемоданами в банки Швейцарии, Франции и Швеции, создавая личные фонды каждому видному члену коммунистического руководства. Это делалось для того, чтобы в случае краха большевистских вождей, необходимости перехода их на нелегальное положение и бегства из страны они были бы и сами обеспечены материально, и могли бы вновь продолжать финансировать революционные авантюры в других странах [18].

Эти чемоданы набирались в сейфах и шкафах Гохрана. Из таких же ценностей Государственного хранилища при Министерстве финансов СССР делались впоследствии щедрые выдачи деятелям Коммунистического интернационала для стимулирования подрывной деятельности в их странах. Было проще отсыпать чемоданчик драгоценностей, чем возиться с переводом валюты, которую враждебные Советам спецслужбы могли и отследить.

Не всегда кожаные мешочки с бриллиантами доходили до своих новых хозяев. «Честные» курьеры Коминтерна «теряли» их, иногда только ополовинивали в личных целях, иногда этому мешали другие обстоятельства. Так, в начале 30-х годов хозяйственники Кремлевского дворца случайно нашли на складе бывшего коменданта Кремля Малькова в подвале, среди поломанной мебели, старый письменный стол, принадлежавший за десятилетие до этого первому главе Советского государства Якову Михайловичу Свердлову. Одна из тумб этого стола была личным сейфом Свердлова. Ключи от него не были нигде найдены. С 1917 по 1919 год Свердлов был секретарем большевистской партии и Председателем Всероссийского центрального исполнительного комитета, то есть, переводя на современный язык, президентом. Именно он отдавал приказ о расстреле царской семьи в Екатеринбурге в июле 1918 года. В 1919 году Яков Свердлов быстро сгорел во время эпидемии испанки, скосившей тогда десятки тысяч жителей Москвы и Питера. Версия этой смерти изложена выше, в пятой главе. Письменный стол с сейфом из кабинета Свердлова после его смерти отправили на склад мебельного старья.

Когда стол Свердлова спустя почти полтора десятилетия был случайно найден и дверца сейфа взломана, управляющий делами Совета народных комиссаров — правительства СССР, который делал рутинный обход подвала со старой списанной мебелью, немедленно поставил около него часовых и побежал к Сталину с докладом. При вскрытии личного сейфа пламенного революционера и честного главы ВЦИК Свердлова оказалось, он был заполнен золотыми монетами царской чеканки на сумму 108 525 рублей, золотыми изделиями с драгоценными камнями — 705 предметов, семью чистыми бланками царского образца, кредитными царскими билетами на 750 тысяч рублей. Кроме того, в сейфе хранились заграничные паспорта, выписанные на разные фамилии мужского и женского пола, а также замшевые мешочки с бриллиантами во много каратов каждый.

Может быть, это были те самые камни, которые палачи сняли с убитой царицы и ее дочерей? Ведь драгоценности царицы и ее четырех дочерей были зашиты в лифы. Есть свидетельства, что, когда убийцы стреляли в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге по жертвам из револьверов, пули отскакивали от них, как будто от современных бронежилетов.

Все было приготовлено к бегству. Сталин не удивился. Он сам был очень предусмотрительный человек. Вождь распорядился передать все мешочки в Гохран.

В 30-х годах многое из того, что составляло собрание Алмазного фонда, Гохрана, других Аладдиновых россыпей драгоценностей, лежавших в банковских и иных сейфах, продавалось ленинско-сталинским режимом за бесценок за границу. Многие миллионерши Европы и Америки в 20-х и 30-х годах XX века скупали самые роскошные бриллианты, щеголяли в них на балах и приемах, не желая задумываться над тем, что сокровища эти, по сути дела, ворованные и награбленные. Таким образом, светские дамы выступали в пошлой роли скупщиц краденого. На этой почве на Западе до Второй мировой войны даже случались судебные процессы, когда русские эмигрантки узнавали на фото западных светских львиц в журналах и газетах, живописующих балы и другие события из жизни богачей, свои собственные украшения, конфискованные у них большевиками.

«Законное» разбазаривание Гохрана, а иначе это назвать нельзя, продолжалось и при других советских вождях — от Хрущева до Горбачева. В Управлении делами ЦК КПСС, недалеко от кабинета генсека, был особый зал, куда собирали ценные подарки, намечаемые для вручения во время государственных визитов иностранным лидерам и их женам. Были там картины, палехские шкатулки огромных размеров, скульптуры, альбомы с редкими марками, множество изделий из полудрагоценного камня, охотничье оружие с художественной насечкой из серебра и золота.

На время Андропова драгоценные подарки из этого склада были убраны. Но после него ассортимент ценностей не только вернулся, но и стоимость подарочных произведений возросла. Помощник Горбачева Валерий Болдин пишет в своих мемуарах о том, что он в середине 80-х годов обнаружил среди этих очень дорогих художественных ценностей предметы из Гохрана. В частности, антикварный серебряный самовар с чашками и блюдцами из того же металла работы XIX века. Помощник генерального секретаря рекомендовал управляющему делами ЦК Николаю Ефимовичу Кручине, хранителю склада подарков, сдать этот комплект назад в Гохран. Кручина выполнил его просьбу в отношении сервиза. Болдин пишет, что управляющий делами ЦК КПСС был честным человеком, он тщательно хранил все описи и накладные на подведомственные ему ценности, но в Гохране давно следовало бы провести жесткую ревизию, поскольку кое-что из царских подарков и других сокровищ могло прилипать к нечистым рукам прежних «хранителей». Уже в последние годы XX века руководители Гохрана и их покровители в правительстве Российской Федерации выдали международному аферисту Козленку алмазов, бриллиантов и золотых монет царской чеканки для вывоза из России в качестве залога для получения кредита на 180 миллионов долларов. Ценности отправились в США, на фирму Козленка, и исчезли. Доллары в Россию так и не пришли. До сих пор суд не может разобраться, куда делись эти сокровища и кто должен нести уголовную ответственность за кражу драгоценностей, равной которой не знала европейская криминальная история.

Как свидетельствуют очевидцы, не всегда и другие художественные произведения из фондов Гохрана оставались в России. Подобные изделия из золота, серебра, платины, старинные золотые карманные часы с тяжелыми золотыми цепями, другие уникальные произведения ювелирного искусства из этого хранилища, формально отнесенного к Министерству финансов, если их выбирали вожди на подарки во время государственных визитов своим будущим высоким хозяевам или гостям, оформлялись в накладных по цене килограмма лома этих металлов, а золотые старинные часы считались по стоимости в 30–50 рублей за штуку. При этом цены не пересматривались со времен сталинской послевоенной денежной реформы. Тогда десять рублей времен войны менялись на один новый рубль.

Московские коллекционеры художественного серебра Попов и Александрова, которых я интервьюировал для своего журнала в конце 60-х годов, рассказывали, что в одном из крупнейших ювелирных магазинов Москвы, в Столешниковом переулке, в 1945–1947 годах стеллажи огромного подвала в несколько сот квадратных метров буквально ломились под тяжестью уникальных произведений из этого металла, всех мыслимых размеров — от скульптур и фигурок, сервизов, подносов до огромных серебряных чаш и позолоченных блюд. Все это было вывезено в качестве военных трофеев из Германии после 1945 года. Многие вещи имели музейное значение. Каждая вещь, независимо от ее художественной ценности, продавалась по цене лома серебра за килограмм. Этот «лом» стоил 900 дореформенных рублей килограмм, то есть чуть меньше одного старого рубля за один грамм!..

Подарки отбирались из Гохрана не только для вручения их главам государств и их супругам, но и деятелям из их окружения, то есть обычной иностранной челяди. Когда речь шла о поездках генсеков по Советскому Союзу, то со времен Брежнева ценные подарки вручались не только первым лицам в республиках и краях, но и их прихлебателям. Расчет был простой: каждый, кто получил дорогой подарок от московского руководства, в свою очередь отдарит его не менее ценным подношением. И тоже за казенный счет…

Бывший помощник комбайнера Миша Горбачев, верный ленинец и генсек Коммунистической партии, после прихода к власти очень скоро почувствовал вкус к аристократическим подаркам своим новым заграничным друзьям в президентских, премьерских и королевских креслах. Советская первая леди тоже хотела поразить своих коллег за рубежом шиком и роскошью. Болдин пишет, что как-то он, видя, что намечается подарить довольно дорогой подарок, спросил генсека: «А надо ли уж так тщательно отбирать все это? Ведь за рубежом существует практика сдачи подарков». На это Горбачев усмехнулся и сказал, что эта практика касается официальных подарков, а личные — дело другое. Из этой реплики следует, что «великий реформатор» считал все добро Гохрана и кладовой Управления делами ЦК своей личной собственностью.

Привычка к щедрости была у него застарелой и сформировавшейся в брежневские времена. Горбачев много лет был «курортным секретарем», который руководил краем, где концентрировались многочисленные и знаменитые еще с царских времен курорты минеральных вод. Пятигорск, Минеральные Воды, Кисловодск, Железноводск славятся своими целебными источниками на всю Европу. Советские лидеры и их жены очень любили отдыхать во время своего отпуска в прохладе горных лесов и терренкуров, лечиться минеральными водами ото всех болезней. «Хозяин» Ставропольского края, первый секретарь крайкома КПСС Горбачев, обязательно встречал лично каждого из самых высокопоставленных гостей, старался выполнить все их пожелания, развлекал пикниками на лоне природы, провожал, а склонных к дорогим подаркам не отпускал без ценного подношения. Некоторые жены членов политбюро, руководителей правительства заранее прозрачно намекали жене «курортного секретаря» Раисе Максимовне, какой именно подарок они хотели бы получить: дорогой фарфор, серебряную чеканку или что-либо еще. Желаемое дарилось за счет бюджета крайкома партии или советских учреждений…

Именно на Кавказских Минеральных Водах, на правительственной даче в Кисловодске, молодой лысеющий секретарь с отметиной на лбу познакомился с председателем КГБ и членом политбюро Андроповым. Юрий Владимирович в 70-х годах почти каждый сентябрь, хоть на две недели, приезжал в Кисловодск лечить больные почки. Горбачев очень старался понравиться Андропову и несколько преуспел в этом деле. Во всяком случае, именно председатель КГБ устроил в 1978 году его смотрины генсеком и Черненко на станции Минеральные Воды.

Не хочу возвращаться к многократно описанным коррупционным делам дочери Брежнева Галины, его соратников Медунова и других, героев скандалов по «сочинскому делу», делу концерна «Океан» и пр. Хотел бы добавить только два мазка в отвратительную картину коррупции в 70-х и 80-х годах. Они показывают, что на самом верху КПСС стали усиленно претворять в жизнь слова из старой колхозной песни: «Все вокруг народное, все вокруг мое!» Подобный подход к жизни был не только у папы и дочери Брежневых, но и у других членов Семьи.

…Однажды во время отпускного автотура по социалистическим странам мы с женой сняли гостиничный номер в гарнизонном отеле на территории главной советской военной базы Центральной группы войск в городке Миловицы, неподалеку от чехословацкой столицы Праги. Начальник отдела военной контрразведки штаба ЦГВ, который забронировал этот номер по просьбе моих друзей из Москвы, рассказал нам вопиющий факт. Дело было так.

Примерно за месяц до нашего приезда в ЧССР на знаменитый чешский курорт Карлови-Вари прибыла на отдых и лечение по приглашению чехословацкого правительства супруга генерального секретаря ЦК КПСС Виктория Петровна Брежнева. В качестве карманных денег гостеприимные хозяева — Управление делами президента ЧССР Гусака — вручили гостье 30 тысяч крон. В то время курс кроны к рублю составлял 10 к 1. Но покупательная способность 30 тысяч крон в Чехословакии была значительно выше, чем трех тысяч рублей в СССР. Возможно, у Виктории Петровны были с собой еще кроны, обменянные в Советском Союзе. Обычному гражданину разрешалось тогда менять пятьсот рублей на валюту любой социалистической страны.

В один из дней своего отдыха супруга генсека пожелала посетить магазин Военторга в Миловицах для покупки в нем сувениров для всей семьи — детей и внуков. Она знала, что в этом магазине был специальный «генеральский зал», где можно было купить товары, представлявшие собой дефицит даже в богатых по ассортименту пражских магазинах. Чехословацкое внешнеторговое объединение «Экспортскло», поставлявшее в Европу и США все производимые им товары, со своих складов выдавало некоторое количество их для Военторга в Миловицах. В этом зале продавались чешские хрустальные люстры, хрусталь, произведения из знаменитого чешского цветного стекла, фарфор, сделанный на маленьких чешских заводах в бывших немецких землях, где производство сохраняло все формы и приемы XVIII века. Число мастеров на этих заводах оставалось таким же, как и два века назад, — по 200–300 человек. По старинным образцам они выпускали продукцию так же, как и их предки, — только вручную. Это были вазы, декоративные тарелки и сервизы, фарфоровые фигурки. Хитрые чехи продавали почти все их произведения за твердую валюту на Запад, где она шла как антиквариат. В Военторге Миловиц можно было приобрести знаменитую чешскую бижутерию и ювелирные изделия с темно-красным камнем — гранатом, которые тоже редко можно было сыскать в магазинах страны, поскольку они также шли в основном на экспорт. Все это стоило в «генеральском зале» Военторга не дешево, по обычной розничной чешской цене.

И вот супруга советского генсека прибыла в Миловицы на правительственной машине «татра», выделенной из спецгаража для обслуживания высокопоставленной дамы. За «татрой» следовал пустой микроавтобус РАФ. Хоть и не по протоколу, поскольку визит был частный, Викторию Петровну встречал у шлагбаума базы главком Центральной группы войск. Он сопроводил машину «татра» к магазину Военторга, где на ступенях уже ждал начальник этого торгово-воинского подразделения.

Виктория Петровна вышла из машины и очень бодро, с горящими глазами, как всякая женщина в магазин за добычей, отправилась в «генеральский зал» универмага. Это было помещение метров под двести квадратных, заставленное, завешанное, уложенное всеми видами дефицита. Как пелось в старинной детской песенке: «Ленты, кружева, ботинки — что угодно для души!» Первая дама начала спокойно обходить прилавки, вешалки, стенды, полки. В почтительном отдалении следовал главком и начальник Военторга. За Викторией Петровной шли двое солдат. Брежнева показывала пальцем на товары и говорила: «Детское белье? Две дюжины… Дамские колготки? Пять дюжин… Мужские рубашки? Три дюжины, размеры 42, 43, 44… Спортивные тренировочные костюмы? Дюжину разных расцветок… Дамские блузки? Три дюжины разных расцветок, фасонов и тканей… Свитера? Две дюжины разных…» И так далее. Солдаты принимали быстро пакуемые продавщицами тюки и относили их в рафик. Затем настал черед хрусталя, цветного стекла и фарфора. Здесь отбиралось не все подряд, а только самое крупное, яркое, дорогое. И тоже упаковывалось и относилось в РАФ. Несколько коробок с хрустальными люстрами, из самых дорогих образцов, висевших под потолком, также отправились в микроавтобус.

Сотрудник генконсульства СССР в Карлови-Вари, также сопровождавший жену генсека и знавший о сумме, выданной чехами первой леди Советского Союза «на булавки», начал постепенно приходить в ужас. Он прикинул, что все, отобранное Викторией Петровной, давно перевалило за 30 тысяч крон. А супруга генерального все показывала и показывала пальчиком на товары, понравившиеся ей. Продавщицы с восторгом смотрели на высокую особу и с удовольствием помогали ей. Как она узнала, что рафик был заполнен под самую крышу, — неизвестно. Но именно в этот момент первая леди мило попрощалась с генералом, с начальником Военторга. Улыбки достались даже продавщицам. Потом Виктория Петровна села в «татру» и укатила в Карлови-Вари лечиться и отдыхать дальше. А главком ЦГВ и начальник Военторга остались почти что в позиции гоголевского городничего из «Ревизора»…

История имела недолгое продолжение. Начальник Военторга подсчитал стоимость взятого Викторией Петровной и выписал счет на огромную сумму, многократно превышавшую «карманные расходы», предусмотренные чехами. С этим счетом главком поехал к советскому послу в Прагу. Тогда им был некий М., друг Брежнева. Генерал вошел в кабинет посла и в деталях поведал о визите первой леди в Военторг Миловиц, последствиях для военной казны ее пребывания там. Он положил на стол послу счет и спросил, что ему делать в этой ситуации. Может быть, у посла есть какие-то суммы на представительские или чрезвычайные расходы, которыми можно было бы покрыть покупку Виктории Петровны? М. ответил категорическим отказом. Он сообщил генералу, что бюджетом посольства такие выплаты не предусмотрены.

— Но что мне делать? — вопрошал главком.

— Пошли этот счет Леониду Ильичу!.. — ехидно ответил посол. — Может быть, он напишет резолюцию, чтобы его оплатили…

Генерал несолоно хлебавши возвратился в Миловицы. Даже военторговские интенданты, составлявшие себе небольшие состояния во время службы в разных зарубежных Группах советских войск, не могли сразу осилить сумму стоимости товаров, забранных супругой генсека как бы при коммунизме, к которому партия, руководимая ее мужем, шла семимильными шагами. Вероятно, недостача была покрыта либо уменьшением пищевого и вещевого довольствия солдат и офицеров на много месяцев вперед, либо еще одним способом, который процветал в Группах советских войск в Германии, Польше, Чехословакии и Венгрии. Некоторые командиры полков и дивизий сдавали своих солдат… внаем в качестве батраков руководителям сельскохозяйственных и промышленных предприятий «братской» страны пребывания. Заработанные солдатами деньги, естественно, не оприходовались, а в лучшем случае становились «черной кассой». В худшем — они просто присваивались отцами-командирами. Может быть, таким батрацким трудом и были заработаны деньги на недостачу в Военторге?

В зарубежных Группах войск практиковался также метод казнокрадства, когда с армейских баз горюче-смазочных материалов бензин по дешевке продавался офицерами и прапорщиками местному населению канистрами, а интендантскими генералами дружественным организациям — бензовозами. Делалось это иногда цинично и коллективно. Военные контрразведчики доносили о таких фактах по службе в 3-е управление КГБ. Но благодаря чуткому руководству Георгия Карповича Цинева, не желавшего обижать генералов, которые знали и покрывали это явление, конкретные факты клались под сукно. Слава богу, что в те времена с военных складов еще не продавались оптом танки, бронетранспортеры, ракеты, стрелковое оружие и боеприпасы. Все это появилось на международном рынке оружия спустя полтора десятилетия, при Павле Грачеве, «самом лучшем министре обороны», как его называл первый президент России Борис Ельцин. Но это была уже следующая Семья…

Рыба воняла с головы. Сильное зловоние распространялось из Москвы по всей стране. Однажды во время отпуска, который я проводил в маленьком доме отдыха на Южном берегу Крыма, рядом со мной оказался известный деятель из Средней Азии. Это был очень умный и обаятельный человек, весьма демократических и прогрессивных взглядов, которые сильно мешали его служебному продвижению в годы застоя. По менталитету он был скорее европейцем, чем азиатом. Мы сблизились с ним. В минуту откровения на пляже, где наши лежаки стояли рядом, он рассказал, как ежегодно к ним в республику приезжал кто-нибудь из женской половины семьи Брежневых. Кроме Виктории Петровны, у доброго папочки были еще сын, дочь и невестка. Сам по себе Юра Брежнев был довольно скромный малый. Его жена значительно лучше мужа, еще со шведских времен, когда Юра был завотделом торгпредства, а Леонид Ильич стоял в толпе царедворцев за спиной Хрущева, уже знала, кто такой Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев. Она не сомневалась, что ей позволено больше, чем другим равным в правах гражданам СССР.

В богатой и нищей среднеазиатской республике, о которой шла речь, был установлен своего рода ритуал. Он действовал до самой кончины генерального секретаря. Республика производила на экспорт какой-то особенно драгоценный коричневый каракуль. На Западе в те годы шуба из такого каракуля стоила несколько тысяч долларов. Так вот, ежегодно «посыльная» Семьи увозила по нескольку щедро подаренных ей шуб, сделанных специально в ожидании приезда гостьи для женщин семьи Брежневых, из самых отборных шкурок и самых модных фасонов.

— И зачем им было столько манто?.. — удивлялся мой собеседник. — И куда они девали прошлогодние, позапрошлогодние, позапозапрошлогодние?..

Я не очень удивился рассказу соседа по пляжу, поскольку еще во времена моей учебы в АОН слышал много подобных историй от аспирантов, приехавших получать ученые степени в Москву с путевками своих республиканских ЦК. Почти за каждым из них стоял высокий партийный или государственный руководитель республики, который готовил таким образом «своих» людей и затем пытался как можно выше продвинуть их в Москве или по возвращении в республику в своем ЦК. Молодые партийцы были хорошо осведомлены о взаимосвязях в руководящем звене своих республик, отношениях верхушки с московским аппаратом, о махровой коррупции, расцветавшей на местах. Иногда они делились со мной информацией. Примерно за год до нашей встречи в академии, в августе 1969 года, в Азербайджане прошел Пленум ЦК Компартии, и смрад от этой битвы еще не рассеялся.

Тогда первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана был избран Гейдар Алиевич Алиев. До этого он был председателем КГБ республики, хорошо знал теневую сторону деятельности партийных, государственных и научных организаций, тщательно отбирал наиболее вопиющие факты коррупции и докладывал о них Цвигуну и Андропову.

Семен Кузьмич Цвигун до своего назначения в Москву замом к Андропову был председателем КГБ Азербайджана и лично знал всю глубину болезни не меньше своего тогдашнего зама Алиева. В качестве председателя КГБ Азербайджана после Цвигуна Алиев довольно часто встречался с Андроповым, информировал его о безобразиях, творящихся в закавказской республике. В конце концов, к августу 1969 года Андропов и Цвигун сумели уговорить Брежнева убрать с высшего республиканского партийного поста глубоко коррумпированного Ахундова и избрать на его место Гейдара Алиева.

Новый первый секретарь ЦК АзССР принялся железной кагэбэшной рукой наводить порядок среди партийных и государственных функционеров, в органах внутренних дел республики, которые также были поражены взяточничеством, в высшей школе и научных учреждениях. Мои друзья в 1970 году очень хвалили годовую деятельность Гейдара Алиевича и рассказывали, как ужасно было существовать простому человеку в республике, где продавалось все и вся, где в недели и месяцы взяточники во власти составляли себе состояния, а уровень жизни населения неуклонно падал и был почти в два раза ниже, чем в полунищей Москве. Они рассказывали мне о своеобразном «прейскуранте» цен на различные должности и привилегии в своей республике.

До Алиева весь Азербайджан был поделен верхушкой на сферы влияния, как в феодальные времена. Начнем с того, что вступление в партию и обладание партбилетом, который в некоторых случаях мог служить крепким щитом его обладателю, стоило 3 тысячи рублей. К концу эры Брежнева такие же расценки на партбилет появились и в столице нашей Родины Москве. Многие деятели рядового и среднего звена советской торговли особенно охотно обзаводились членством в партии, словно заблаговременной индульгенцией.

В Азербайджане пост первого секретаря райкома стоил 200 тысяч рублей, должность второго секретаря шла за 100 тысяч. Избрание председателем колхоза стоило 50 тысяч рублей, назначение директором совхоза — 80 тысяч. В промышленности расценки были более дифференцированы ввиду разного уровня прибыльности предприятий — от 10 до 100 тысяч рублей за кресло директора. Продавались и покупались звания академиков республиканской Академии наук — 50 тысяч рублей, директора научно-исследовательского института — 40 тысяч рублей. За кресло директора театра — оперного, драматического, юного зрителя — требовалось выложить соответственно от 30 до 10 тысяч рублей.

Размер взяток за поступление в высшее учебное заведение в республике Азербайджан в 1971 году был следующим: в Бакинский государственный университет — 20–25 тысяч; в Институт народного хозяйства — 30–35 тысяч; в медицинский институт — 30 тысяч; в Институт иностранных языков — 10 тысяч рублей.

Цены на министерские кресла котировались в зависимости от того, сколько взяток можно было собрать на этом месте. Так, когда министра торговли Азербайджана Кафарова сменил Башир-заде, он заплатил первому секретарю ЦК Компартии Азербайджана Ахундову 250 тысяч рублей. Министру коммунального хозяйства Топчиеву его кресло обошлось в 150 тысяч, министру социального обеспечения Сеидмамедовой — «всего» в 120 тысяч.

Третий человек в Азербайджане был председатель Президиума Верховного Совета АзССР. Ежегодно своей властью, как президент, он «дарил» помилование нескольким уголовникам-рецидивистам — кому по старости, кому по болезни. Этот «дар» оплачивался по строгому тарифу: 100 тысяч рублей за свободу…

Уже тогда, за тридцать лет до наших дней, когда платная медицина завоевала в России и на просторах бывшего СНГ в коммерческих клиниках господствующее положение, а врачи государственных медицинских учреждений продолжают прозябать на нищенскую зарплату, жители Азербайджана по полной программе должны были в 60-х и 70-х годах много платить за «обслуживание» в системе государственного здравоохранения советской социалистической республики. Тогда гонорар врачу назывался проще — взятка.

Если, например, больной хотел сделать операцию в клинике какого-либо ведущего медицинского института Азербайджана, то он должен был заплатить азербайджанцу — директору этого учреждения, почтенному доктору медицинских наук, профессору, три тысячи рублей, что составляло стоимость автомобиля «жигули». При этом больные заранее договаривались, чтобы операцию делал не сам «выдающийся» врач республики, который, как правило, купил свои титулы, а хирург из славянской части населения, который по-настоящему учился в медицинских высших учебных заведениях и аспирантурах вне солнечной республики и имел настоящую профессиональную практику. Тогда у больного сохранялось неизмеримо больше шансов остаться в живых, чем если бы его лечил и оперировал сам директор или его азербайджанские выдвиженцы, получавшие ученые звания и зарплаты согласно оплаченной ими графе коррупционного «прейскуранта».

Кстати, очень многие аспиранты моей альма-матер — Академии общественных наук при ЦК КПСС, — прибывшие в Москву из национальных республик, для того чтобы самим не тратить время на написание диссертации для защиты на ученую степень кандидата наук, частенько заказывали ее московским ученым-специалистам в соответствующей отрасли науки — кандидатам и докторам наук. Они получали, конечно, более качественный «товар», чем тот, который могли изготовить сами. Текст такой диссертации, писанный нормальным русским языком, которым хорошо владели не все молодые партийные работники из националов, стоил по «прейскуранту» в 70-х годах три тысячи рублей.

В личном плане Гейдар Алиев, назначенный первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана в 1969 году, был честным и порядочным человеком. Он был кадровым офицером госбезопасности, по своим деловым качествам и ненависти к коррупции весьма близким к Андропову. Он с младых лет служил в КГБ, окончил Высшую школу этого ведомства, которая возведена теперь в ранг академии. По склонностям своим он был международником, работал в резидентурах КГБ в Иране, Турции, Пакистане и Афганистане. Во внешней разведке он дослужился до высокой должности резидента в одной из этих стран. Скромного, серьезного и тонкого разведчика послали на укрепление органов безопасности в Азербайджан, заместителем к председателю КГБ республики Семену Цвигуну. Как только победил заговор партийной верхушки против Хрущева и генсеком стал Брежнев, поток его друзей хлынул в Москву со всей периферии Советского Союза. Семен Цвигун был назначен заместителем председателя КГБ СССР. В этом качестве он патронировал Алиева. Андропов, зная высокие деловые и личные качества Гейдара Алиевича, также помогал ему…

Годы основной чистки, которую Алиев проводил в Азербайджане, совпали со временем моей учебы в академии. Друзья-азербайджанцы, приезжая после каникул в Москву, с горящими глазами рассказывали, как Гейдар Алиевич чистит республиканский аппарат. Сначала он взялся за партийных функционеров сверху донизу. Затем прошелся по наиболее коррумпированным «хлебным» местам — от МВД до Министерства местной промышленности. В общей сложности он заменил более двух тысяч партаппаратчиков и высокопоставленных государственных чиновников. Только высших чинов республиканского Министерства внутренних дел и милиции было уволено около четырех сотен.

Для замены прогнивших насквозь стяжателей и взяточников требовались честные люди. Где взять таких в восточной республике, насквозь коррумпированной? Естественно, что Алиев черпал кадры из единственного контингента советских служащих, затронутого в наименьшей степени коррупцией, — из аппарата республиканского КГБ. А на освобождающиеся вакантные места в спецслужбе он сажает еще не успевших прогнить функционеров молодежной организации — комсомола.

В одном из наших обменов мнениями с Юрием Владимировичем он сказал, что даже чекистская жесткость Алиева за четыре года не смогла дать удовлетворительных плодов: уже в 1973 году Гейдару пришлось исключить из партии и отдать под суд за коррупцию двенадцать новых ответственных работников аппарата, которых он в 1969 году поставил на место прежних. Двое из них — Н. А. Ахмедов и С. Н. Брызгалин — были лично рекомендованы Алиевым в высшие партийные органы республики. Вообще-то процент проштрафившихся из общего «алиевского призыва» невелик — менее одного. Но Гейдар Алиевич признался Андропову, что спустя всего четыре года он может дать гарантии относительной чистоты лишь новому аппарату ЦК АзССР и республиканскому КГБ…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.