Глава 3 ТЕОРИЯ МЕТОДА – КОНЦЕНТРАЦИЯ И РАССРЕДОТОЧЕНИЕ ФЛОТА

Глава 3

ТЕОРИЯ МЕТОДА – КОНЦЕНТРАЦИЯ И РАССРЕДОТОЧЕНИЕ ФЛОТА

С точки зрения метода, с помощью которого достигается цель, стратегия часто описывается как искусство собрать максимальную силу в нужное время в нужном месте. Этот метод называется концентрацией.

На первый взгляд термин представляется простым и достаточно выразительным, но при тщательном анализе окажется, что он включает несколько отдельных идей, к каждой из которых может быть применен. Результат стал источником некоторой путаницы даже для самых здравомыслящих авторов. «Слово „концентрация“, – утверждает Давлюи, – вызывает мысль о группировке сил. И мы верим, что не сможем воевать, не сгруппировав корабли в эскадры, а эскадры – во флоты». Здесь в одном лишь предложении слово колеблется между формированием флотов и их стратегическим распределением. Такая неточность всегда вводит в заблуждение читателей. Они в одном случае посчитают это слово использованным для выражения антитезиса разделению или рассредоточению сил, а в другом – для выражения стратегического развертывания, что подразумевает в большей или меньшей степени разделение. Читатели увидят, как этот термин применяется к сосредоточению сил, а также к такому состоянию, когда процесс уже завершен. Суть в том, что этот термин, являющийся привычным и необходимым для обсуждения стратегии, никогда не имел точного значения, и этот недостаток точности есть одна из самых распространенных причин конфликта мнений и сомнительных суждений. В действительности ни один стратегический термин не требует так настоятельно четкого определения идей, которые выражает.

Военная фразеология, из которой, собственно, и взято слово «концентрация», применяет его в трех значениях. Оно используется для обозначения сбора армейских подразделений после их мобилизации. В этом значении концентрация является главным образом административным процессом. По логике слово означает совокупность процесса мобилизации, посредством которого армия осуществляет свою военную организацию и готовится вступить в бой. Во втором значении оно используется для обозначения процесса передвижения армии после формирования или находящейся в процессе формирования к месту, откуда будут начаты операции. Это чисто стратегическая стадия, кульминацией которой является то, что называется стратегическим развертыванием. И наконец, слово используется для обозначения завершающей стадии, когда развернутая таким образом армия собрана на определенной линии в полной готовности к тактическому развертыванию, то есть для нанесения концентрированного удара.

На суше, где применяется такая терминология, процессы имеют обыкновение частично накладываться друг на друга. Если же мы хотим применить ее на море, потребуется нечто более точное. Подобное расширение на каждом шагу усиливает ошибку, и ясное, точное мышление становится проблематичным. Даже если мы отбросим первое значение, я имею в виду финальную стадию мобилизации, останется еще два, которые, строго говоря, противоречат друг другу. Неотъемлемое отличие стратегического развертывания, которое рассматривает рассредоточение с целью выбора комбинаций, – это гибкость и свободное перемещение. Характеристикой армии, собранной для удара, является жесткость и ограниченная мобильность. В одном значении концентрации мы рассматриваем диспозицию сил, которая скроет наши намерения от врага и позволит приспособить наши передвижения к плану операций, который он разрабатывает. В другом значении стратегическая маскировка является результатом. Мы уже сделали выбор и направлены для проведения определенной операции. Понятно, что, если мы применим принципы наземной концентрации к войне на море, желательно определить, которую из двух фаз операции мы имеем в виду, используя этот термин.

Какое значение ближе всего к общеупотребительному смыслу этого слова? Словари определяют концентрацию как «состояние сбора в общей точке или центре», и это значение очень точно совпадает со стадией военного планирования, которая вклинивается между завершением мобилизации и итоговым сбором или развертыванием для сражения. Это незаконченное и продолжительное действо. Его основное следствие – общий сбор. Это метод сосредоточения масс в нужном месте в нужное время. Как мы уже видели, неотъемлемой чертой стадии стратегического развертывания, к которому он ведет, является гибкость. В войне на выбор места и времени всегда будет влиять диспозиция противника и его передвижения или наше желание нанести ему неожиданный удар. Тогда достоинством концентрации, в этом значении, является возможность позволить нам собрать массы вовремя в одной из большого числа разных точек, где они потребуются.

Именно для этой стадии некоторые учебники стремятся специализировать понятие концентрации, определяя ее как «стратегическую концентрацию». Но даже тогда термин едва ли соответствует обстоятельствам, потому что следующий процесс сбора армии в позицию для тактического развертывания тоже является стратегической концентрацией. Значит, специализацию следует продолжить. Аналитическая разница между двумя процессами заключается в том, что первый является операцией большой стратегии, а второй – малой. Если же мы хотим выразиться точнее, следует отяготить свой разум терминами «большая и малая стратегическая концентрация».

Такое несовершенство терминологии затрудняет ее употребление. Она служит лишь для обозначения того факта, что средняя стадия отличается от третьей, так же как и от первой. На практике происходит следующее. Если мы собираемся использовать концентрацию в естественном смысле, следует рассматривать ее как нечто, следующее после полной мобилизации и прекращающееся до формирования массы.

По крайней мере, в военных действиях на море разница между концентрацией и массированием чрезвычайно важна, чтобы улучшить понимание. Она приводит нас к весьма важным выводам. Например, когда масса сформирована, маскировка и гибкость заканчиваются. Поэтому чем дальше от формирования основной массы мы можем остановить процесс концентрации, тем лучше он будет спланирован. Чем меньше мы занимаемся отдельной массой и чем меньше демонстрируем, какой должна быть эта масса и где, тем более внушительна наша концентрация. Поэтому для концентрации идея деления является столь же присущей, как идея связи. Именно такое видение процесса, во всяком случае в отношении войны на море, подчеркивал очень крупный авторитет в этой области. «Именно так должна правильно пониматься концентрация, – писал Мэхан в „Войне 1812 года“. – Не сбиваться вместе, как отары овец, а распределяться в соответствии с общей целью и связываться эффективной энергией одной воли». Корабли в стадии концентрации он сравнивает с вентилятором, который открывается и закрывается. При таком взгляде концентрация подразумевает не гомогенное тело, а сложный организм, управляемый из общего центра, достаточно эластичный, чтобы охватить большое пространство, не принося в жертву взаимную поддержку его частей.

Тогда, если мы исключим значение простого сбора и значение массирования, останется смысл, выражающий гармоничное расположение вокруг стратегического центра, который и даст войне на море рабочее определение, необходимое как аналог стратегического развертывания на земле. Цель военно-морской концентрации, как и стратегического развертывания, – охватить максимально возможную площадь, одновременно сохранив гибкую связь, так чтобы обеспечить быстрое уплотнение двух или более частей организма в любом секторе охваченной территории по приказу командующего, а главное – четкое и быстрое «сгущение» всего организма в стратегическом центре.

Такая концентрация станет выражением военного плана, который, будучи основан на окончательном центральном массировании, предусматривает способность проводить и отражать второстепенные атаки в любом направлении. Это поможет нам контролировать ситуацию на море, пока мы выжидаем или подготавливаем возможность решительных действий, которые обеспечат установление постоянного господства на море, причем поможет, не влияя на способность в нужный момент направить все силы для нанесения решающего удара. В действительности концентрация подразумевает постоянный конфликт между единством и размахом.

В войне на море стадия концентрации имеет особое значение для развития кампании, причем на море она яснее выделена, чем на берегу. Благодаря огромным размерам современных армий и ограниченной природе линий их передвижения, так же как и более низкой мобильности в сравнении с флотами, процессы сбора, концентрации и формирования боевой массы имеют тенденцию переходить один в другой без четко обозначенной границы раздела. Армия часто достигает стадии стратегического развертывания прямо с мобилизационных баз ее подразделений, и в известных случаях настоящая концентрация имела место уже на поле сражения. Поэтому в континентальной войне меньше трудностей при использовании термина для обозначения всех трех процессов. Тем более что они практически всегда частично накладываются друг на друга. Но в море, где коммуникации свободны и не ограничены препятствиями и где мобильность весьма высока, они допускают более отчетливую дифференциацию. Для флота нормально собираться в порту. Оттуда он следует к стратегическому центру. Концентрация вокруг центра может быть очень далека от массирования, и финальное формирование массы не будет иметь сходства ни с одной из предыдущих стадий и будет выглядеть совершенно иначе.

Но, хотя флот и свободен от специфических «оков» армии, в море всегда присутствуют особые условия, которые ограничивают свободу передвижения. Один из их источников – защита торговли. Какое бы сильное давление ни оказывал военный план, побуждая к концентрации, необходимость защиты торговли всегда будет требовать рассеяния. Другой источник – особая свобода и секретность передвижений в море. В море нет дорог, которые ограничивают или обозначают наши линии перемещения, но оно и не выдает направления движения противника. Самые удаленные друг от друга и рассеянные по огромным пространствам точки следует иметь в виду как потенциальные цели противника. Если добавить к этому тот факт, что два или более флотов могут действовать совместно с находящимися на большом расстоянии базами, причем с большей уверенностью, чем это возможно для армий, становится очевидным, что многообразие комбинаций на море выше, чем на суше. Кстати, многообразие комбинаций находится в постоянном противоречии с центральным массированием.

Следовательно, пока вражеский флот разделен и потому сохраняет различные возможности концентрированных или спорадических действий, наше распределение будет выполняться в соответствии с необходимостью иметь дело с самыми разнообразными комбинациями и защитить множество целей. Поэтому концентрации должны быть как можно более открытыми и гибкими. История доказывает, что чем богаче наш опыт и увереннее владение военной ситуацией, тем более неплотной будет наша концентрация. Идея массирования, которое само по себе уже является достоинством, рождена в мирное время, а не на войне. Это значит, что в войне мы должны стремиться скорее уклониться, чем нанести поражение. Сторонники массирования защищаются, используя весьма благовидную концепцию о том, что их цель – нанесение сокрушительного поражения. Но это тоже идея мирного времени. Война уже давно доказала, что победы необходимо не только завоевать – их следует заслужить. На них нужно работать, выявляя смелые стратегические комбинации, которые, как правило, требуют по крайней мере видимого рассредоточения. Этого можно достичь только рискуя, причем самый большой и эффективный риск – разделение.

В результате длительного мира «концентрация» стала своего рода шибболетом и появилась тенденция рассматривать разделение флота как признак плохого командования. Критики утратили понимание доказанной прошлым опытом истины, что без разделения невозможны стратегические комбинации. Ведь они действительно основаны на разделении. Разделение плохо, лишь когда переходит пределы хорошо скомпонованного развертывания. Теоретически неверно помещать часть флота в позицию, из которой корабли не смогут вернуться к стратегическому центру при столкновении с превосходящей силой. Конечно, такие отступления невозможно точно предусмотреть: они всегда будут зависеть от опыта и находчивости противостоящих друг другу командиров, погодных условий, и риск все равно остается. Ничем не рискуя, редко можно совершить что-то выдающееся. Хороший командир – это человек, который может правильно оценить, до какой ширины развертывания он может довести концентрацию. Способность смело и уверенно вносить коррективы в соотношение между сплоченностью и размахом является высшим испытанием правильности суждения, которое во время военных действий заменяет стратегическую теорию.

В британской истории войны на море примеры неправильного разделения встречаются нечасто. Обычно приводят в пример случай, имевший место довольно давно. Это случилось в 1666 году во время Второй Англо-голландской войны. Монк[19] и Руперт[20] командовали главными силами флота, который с мобилизационных баз на Темзе и Спитхеде концентрировался в Даунсе. Они ждали, когда Де Рюйтер выйдет в море и окажется в положении, удобном для атаки, независимо от того, собирается ли он идти к Темзе или объединяться с французами. Неожиданно до британских командиров дошел слух, что эскадра из Тулона находится на пути к Английскому каналу, чтобы соединиться с голландцами. На основании этих ложных данных флот был разделен, и Руперт вернулся в Портсмут, чтобы прикрыть позицию, на случай, если именно Портсмут станет целью голландцев. Де Рюйтер сразу вышел в море, причем его силы многократно превосходили дивизион Монка. Однако Монк, воспользовавшись преимуществами туманной погоды, неожиданно атаковал его на якорной стоянке, причем атаковал решительно, веря в свое тактическое преимущество. А тем временем стала ясна реальная ситуация. Никакого французского флота не было, и Руперт был отозван. Он присоединился к Монку после того, как тот уже три дня сражался с Де Рюйтером. Кораблям Монка досталось изрядно, и они отошли на Темзу. Впоследствии сложилось всеобщее мнение, что только запоздалое прибытие Руперта спасло британцев от полного разгрома.

Стратегия в этом случае осуждается со всей решительностью, и именно на нее возлагается вся вина за неудачу. Считается, что Монк, который, будучи солдатом, доказал, что является одним из лучших стратегов своего времени, совершил грубую ошибку из-за элементарного невежества, незнания основных принципов. Предполагается, что он должен был собрать флот в одном месте. Но критики не понимают, что, по крайней мере, в то время это ничего не решило бы. Если бы флот в полном составе ожидал схватки с Де Рюйтером, вполне возможно, тот воздержался бы от выхода в море, а Портсмут и остров Уайт остались бы незащищенными от вероятного нападения французов. Если бы Монк двинул весь свой флот навстречу французам, он открыл бы Темзу для Де Рюйтера. Единственный способ обезопасить оба района от нападения – разделить флот, как в 1801 году сделал Нельсон на том же театре. Ни в одном из случаев разделение не было ошибкой – оно было необходимостью. Ошибкой в случае Монка и Руперта было то, что они увеличили радиус действия, не имея обеспечения для сохранения сплоченности. Между двумя дивизионами должна была поддерживаться крейсерская связь, и Монк не должен был ввязываться в сражения, не зная, что Руперт уже рядом. Так утверждали многие его вице-адмиралы. Они считали, что он не должен был вступать в бой, но он все же это сделал. Правильным, по принципу Кемпенфельта, было бы упорно следовать за Де Рюйтером, чтобы не дать ему действовать, и медленно отходить, увлекая за собой голландцев, до тех пор пока флот снова не объединится. Если бы Де Рюйтер отказался следовать за ним через проливы, все равно осталось бы много времени, чтобы собрать флот. Если бы Де Рюйтер последовал за Монком, ему можно было бы навязать бой в позиции, из которой не было бы спасения. Ошибка, по сути, была не стратегической, а тактической. Монк переоценил преимущества своей внезапной атаки и соотношение боевой мощи обоих флотов. Он считал, что сможет одержать победу один. Опасность разделения заключается в возможности быть застигнутым врасплох и вынужденным драться в крайне невыгодных условиях. Это никак не относилось к Монку. Он не был атакован внезапно и вполне мог уклониться от сражения, если бы захотел. Оценивать этот случай, используя единственный критерий – концентрацию, значит поддержать весьма сомнительный образ мыслей, осудивший другое, более известное разделение, происшедшее в период кризиса кампании 1805 года. О нем мы поговорим позже.

Такое использование терминов и максим опасно в принципе, и уж тем более применительно к концентрации и разделению. Существующее правило гласит, что неправильно разделяться, если нет большого превосходства. И все же были многочисленные случаи, когда, будучи в состоянии войны с уступающим по численности и боевой мощи противником, более сильная сторона оказывалась в затруднительном положении именно из-за разделения вражеского флота, которому удавалось создать тупиковую ситуацию. Ей оставалось одно – прорываться. Заставить более слабого противника сконцентрировать свои силы – необходимое предварительное условие одной из тех замечательных побед, к которым всегда необходимо стремиться, однако их очень трудно достичь. Именно заставив противника пойти на концентрацию, мы получаем возможность разбить его дивизионы, разумно рассредоточив свои силы. Вынудив его собирать свои силы, мы упрощаем свою проблему и ставим его перед выбором: оставить господство на море нам или доверить решение грандиозному сражению.

Сторонники плотной концентрации ответят, что это правда. Мы действительно часто стараемся заставить противника концентрировать свои силы, но это вовсе не означает, что концентрация временами становится недостатком, потому что мы сами должны концентрироваться, чтобы вынудить на аналогичные действия своих противников. Уже давно утвердилась максима, что концентрация порождает концентрацию, но не будет преувеличением сказать, что история категорически противоречит этой максиме. Если противник решится поставить на карту все и вступить в бой – пусть. Но если мы слишком многочисленны или наша концентрация слишком хорошо организована, чтобы он мог рассчитывать на победу, тогда наша концентрация почти наверняка заставит его пойти на рассеивание для спорадических действий. Этот результат был настолько очевиден, что в старых войнах, которые Великобритания вела, всегда имея существенное превосходство, она всегда использовала самую неплотную концентрацию, чтобы предотвратить спорадические акции. Правда, стремление французов принять этот метод военных действий обычно объясняется некой органической неспособностью, которая выходит за рамки стратегической теории, но этот взгляд сложился скорее благодаря вызванному им недовольству, чем трезвой аргументации. Одни только спорадические действия никогда не могут гарантировать нашему противнику господство на море, но они могут нанести нам ущерб, расстроить планы, и, кроме того, всегда есть вероятность, что они могут настолько нарушить нашу концентрацию, что у противника появится реальный шанс добиться ряда успешных малых побед.

Давайте рассмотрим показательный пример 1805 года. В той кампании Британия распространила свой флот очень широко; его расположение основывалось на нескольких концентрациях. Центр первой был в Даунсе, и флот располагался не только перпендикулярно линии прохода армии вторжения, но также по всему пространству Северного моря, чтобы предотвратить нападения на наши торговые пути и береговые оборонительные сооружения и со стороны голландцев в Текселе, и со стороны французских эскадр, прибывающих северным путем. Вторая, известная под названием «Западная эскадра», имела центр в районе Ушанта[21] и распространилась по всему Бискайскому заливу с помощью выдвинутых вперед эскадр у Ферроля и Рошфора. При нахождении эскадры у побережья Ирландии появлялась возможность протянуться далеко в Атлантику для защиты торговых путей. Под бдительным наблюдением находились не только французские военно-морские базы, но и подходы к Английскому каналу, где были конечные пункты крупных южных и западных торговых путей. Третья концентрация находилась в Средиземном море, а ее центр под командованием Нельсона был на Сардинии. Она имела вспомогательные центры на Мальте и в Гибралтаре и охватывала все пространство от мыса Сент-Винсент до Тулона, Триеста и Дарданелл. Когда в 1804 году началась война с Испанией, было принято решение о разделении флота, и в испанских водах за пределами пролива появилась четвертая концентрация, центр которой находился в районе Кадиса, а северная граница – у мыса Финистерре, где она соединялась с концентрацией с центром в Ушанте. По причинам скорее личным, чем стратегическим, такая схема просуществовала недолго, да и спустя несколько месяцев в ней уже не было необходимости, потому что тулонская эскадра перебазировалась в Кадис. Этой сложной системой контролировались все европейские моря в военных и торговых целях. В удаленных конечных пунктах торговых путей, таких как Ост-Индия и Вест-Индия, также находились концентрации, имеющие необходимые средства связи, а чтобы они были эффективными, была предусмотрена возможность быстрой отправки соединений кораблей из Европы, чтобы повысить их боевую мощь до величины, определяемой передвижениями противника.

Несмотря на то что флот распространился по очень большой территории, тесная связь поддерживалась не только между частями одной концентрации, но и между разными концентрациями. С помощью малого крейсерского центра и островов канала, концентрации в Даунсе и Ушанте могли быстро соединиться. Также кадисская концентрация соединялась с ушантской у мыса Финистерре, и, если не учитывать личные трения и антипатии, средиземноморская и кадисская концентрации также были тесно связаны. И наконец, для всех концентраций предусматривалась возможность соединиться в одну гигантскую армаду в ключевом пункте в районе Ушанта раньше, чем там сможет собраться масса вражеских кораблей.

Для лучших наполеоновских адмиралов размещенный таким образом британский флот был в состоянии концентрации, разрушить которую не могло ничто, кроме улыбки фортуны, рассчитывать на которую не было никаких оснований. Декре и Брюи в этом не сомневались, и это знание взяло верх над Вильневом, когда грянул кризис. После того как он довел концентрацию, запланированную Наполеоном, до объединения трех дивизий в Ферроле, ему стало известно, что удаленные части западной эскадры британцев ушли от Ферроля и Рошфора. В его глазах, как и в глазах Британского адмиралтейства, эта эскадра, несмотря на свое рассеяние по Бискайскому заливу, всегда находилась в состоянии концентрации. Но не это заставило его сердце тоскливо сжаться, а новость о том, что Нельсон снова появился в Гибралтаре и плывет на север. Для Вильнева это означало, что весь европейский флот его противника находился в состоянии концентрации. «Их концентрация сил, – позже писал он, – в тот момент была серьезнее, чем любая предшествующая диспозиция, и достигла такой степени, что они получили возможность встретить превосходящими силами объединенные эскадры Бреста и Ферроля». По этой причине он и посчитал игру проигранной. Но неопытный Наполеон не наблюдал особых проблем. Меряя гибкость британского военного флота критериями громоздких и не слишком подвижных сухопутных армий, он видел лишь поспешное и невоенное рассеяние. Кажущаяся «расслабленность» флота представлялась императору непрочностью, а лежащие вдалеке цели – заманчивыми и, главное, открытыми для разбросанных французских эскадр. Он искренне верил, что серией спорадических атак может еще больше рассеять британский флот, а потом, сконцентрировав свои корабли, сумеет нанести решающий удар по основным силам. Это был классический случай, когда разбросанность флота противника заставила англичан пойти на самую неплотную концентрацию. Одновременно относительное рассеяние британского флота заставило противника сконцентрировать свои силы и рискнуть. Нельзя сказать, что британцы навязали французам фатальное решение намеренно. Скорее это сработал стратегический закон, приведенный в действие смелым распределением британского флота. Англичане были уверены, что угроза вторжения хотя и была реальной, но все же не требовала от них столь плотной концентрации, чтобы оставить без защиты другие участки. Также нельзя сказать, что главной целью англичан было не дать французам сконцентрировать свои силы. Все военно-морские базы Наполеона находились под наблюдением эскадр, но адмиралы понимали, что этой мерой концентрацию не предотвратить. Уход даже одного-единственного дивизиона мог порвать всю цепочку. Но это соображение ничего не изменило. Распределение британских эскадр перед французскими военными базами было важным для предотвращения спорадических акций. Такое распределение диктовалось необходимостью защиты торговых путей, колоний и территорий союзников, иначе говоря, необходимостью поддерживать господство на море, даже если невозможно уничтожить флот противника.

Вся переписка Нельсона этого периода показывает, что своей основной целью он считал защиту средиземноморских торговых путей Великобритании, неаполитанской и турецкой территорий. Когда Вильневу удалось уйти, гнев Нельсона был вызван не перспективой концентрации сил французов, которая не слишком тревожила адмирала, поскольку он не сомневался в эффективности ответных мер. Его разозлило, что он утратил возможности, созданные попыткой концентрации в пределах его досягаемости. Адмирал последовал за Вильневом в Вест-Индию не для того, чтобы предотвратить концентрацию, а чтобы, во-первых, защитить местную торговлю и Ямайку и, во-вторых, получить еще один шанс нанести удар, поскольку первый он упустил. Лорд Бархам имел в точности то же мнение. Когда, получив известие о возвращении Вильнева из Вест-Индии, он выдвинул три дивизиона западной эскадры, то есть ушантскую концентрацию, навстречу, он ясно заявил, что цель – не предотвращение концентрации французского флота, а удержание его от спорадических действий. «Перехват этого флота, – писал он, – по возвращении в Европу будет величайшей целью из всех мне известных. Это ослабит все будущие экспедиции и покажет Европе, что иногда целесообразно расслабиться в блокадной системе, чтобы дождаться подходящей возможности для решительных действий».

У англичан действительно не было оснований предотвращать концентрацию противника. Это был их лучший шанс эффективного разрешения ситуации, с которой они столкнулись. Наша политика была направлена на обеспечение господства на море посредством важного военного решения. Пока противник разделен, ничего подобного не могло быть достигнуто. Только когда он начнет концентрировать свои силы и этот процесс достигнет последней стадии, появлялся реальный шанс. Сложная проблема, с которой англичанам предстояло справиться, упрощалась концентрацией британского флота вокруг стратегического центра в Ушанте. Но на последней стадии противник не оказался лицом к лицу с грозными позициями англичан. Его концентрация была остановлена. Вильнев отошел к Кадису, и проблема начала приобретать для англичан прежнюю сложность. Пока масса британского флота оставалась в районе Ушанта, опасности вторжения не существовало. Но этого было недостаточно. Огромные морские пространства оставались не защищенными от спорадических действий вражеского флота из испанских портов. На подходе были конвои из Ост-Индии и Вест-Индии, в опасности оказалась наша экспедиция на Средиземном море, и еще одна вот-вот должна была выйти из Корка. Ни Бархам в адмиралтействе, ни Корнуоллис, командовавший на Ушанте, ни минуты не сомневались. Оба одновременно решили, что масса должна быть разделена. Именно эта акция принесла Наполеону поражение. Так и должно было случиться, какими бы опытными ни были его адмиралы, потому что две эскадры не теряли связь. Наполеон оказался в ситуации, в которой ему не на что было надеяться. Его флот не был ни сконцентрирован для решающего удара, ни рассеян для спорадических действий. Он сам упростил задачу своих противников. Влияние англичан было сильнее, чем когда-либо, и в отчаянной попытке вырваться французский император поставил под удар свой флот, чего и ждали англичане.

Кампания показала, что именно понималось под концентрацией в конце больших войн на море. Для лорда Бархама и искусных адмиралов, которые претворяли его планы в жизнь, она означала возможность массирования в нужном месте в нужное время. Она означала, по аналогии со стратегическим развертыванием на земле, расположение эскадр вокруг стратегического центра, где флоты могли собираться для массированных акций в любом требуемом направлении и куда они могли при необходимости отойти. В этом случае основным центром была узкая часть Английского канала, где наполеоновская армия пребывала в готовности к переправе, но массирования там не было. Такое непродуманное распределение могло бы означать чисто оборонительную позицию. Это могло быть ожиданием удара, но никак не подготовкой к удару.

Пока мы рассматривали концентрацию только применительно к войнам, в которых англичане имели перевес военно-морских сил, однако принципы действуют и в тех случаях, когда в результате создания коалиции они оказывались в меньшинстве. Показательный пример – кампания 1782 года. Она велась только в обороне. По имевшейся информации Франция и Испания намеревались закончить войну большой совместной операцией против Вест-Индских островов, в первую очередь Ямайки. Было решено, что угрозу следует встретить концентрацией для наступательных действий в Карибском море всего, что не было абсолютно необходимым для организации обороны своей страны. Вместо того чтобы попытаться накопить силы для наступления в обоих районах, было решено определить, какой из них является самым критическим. Для этого «домашний флот» был настолько уменьшен по отношению к тому, что противник имел в европейских водах, что о наступлении не было и речи.

Родней готовил наступление, а лорд[22] командовал дома. Его задачей было не допустить создания коалиции, которая могла бы установить господство в британских водах, поставив под угрозу торговые пути и побережье Великобритании. Задача была не из легких. Англичане знали, что противник планирует организовать совместную атаку на Вест-Индию и попытаться установить контроль в Северном море и, вероятно, Дуврском проливе, вместе с голландской эскадрой из 12–15 линейных кораблей. В это время объединенный франко-испанский флот из по крайней мере 40 кораблей должен был занять устье Английского канала. Также существовала вероятность того, что эти силы постараются объединиться. В любом случае целью совместных операций было парализовать торговлю Великобритании, лишить покоя прибрежные районы, тем самым заставить англичан отказаться от Вест-Индского региона и двух лакомых для Испании кусочков – Менорки и Гибралтара. У Англии в домашних водах было около тридцати линейных кораблей, и, хотя в основном это были трехпалубники, многие из них не были готовы к выходу в море.

Таким образом, хотя противники превосходили англичан численностью, но все же речь о пассивной обороне не велась. Необходимо было что-то предпринять, чтобы помешать наступательным операциям союзников в Вест-Индии и против Гибралтара, иначе они могли добиться своих целей. Было решено повлиять на наступление противника, организовав ряд малых контрударов по его коммуникациям на пределе досягаемости занятых в обороне кораблей англичан. Это означало, что концентрация британского флота будет очень растянутой, но зато она могла позволить помешать отправке в Вест-Индию из Бреста подкрепления, по возможности перехватить ряд французских торговых судов, и, наконец, англичане были готовы пойти на любой риск и освободить Гибралтар.

В таких условиях оборонительная концентрация сосредоточилась на центральном массировании или резерве в районе Спитхеда, эскадре в Даунсе, которая наблюдала за Текселем, чтобы обезопасить торговые пути в Северном море, и еще одной эскадре, наблюдающей за Брестом, готовой прервать его трансатлантические коммуникации. Кемпенфельт, командовавший последней эскадрой, показал, на что способен, захватив конвой де Гишена, который вез запасы в Вест-Индию. В начале весны его сменил Баррингтон, который 5 апреля отправился к Ушанту. Ему было поручено не вступать в бой с превосходящими силами противника, если только не сложатся исключительно благоприятные обстоятельства, а отступить к Спитхеду. Он отсутствовал три недели и вернулся с французским ост-индским конвоем, направлявшимся в Ост-Индию с войсками и запасами, а также двумя кораблями эскорта.

До этого времени не было признаков большого движения с юга. Франко-испанский флот, собравшийся в Кадисе, был занят защитой собственной торговли. Однако голландцы становились активнее, и как раз приближалось время появления британских грузов на балтийских торговых путях. Росс в Северном море имел только четыре линейных корабля и не мог справиться с опасностью. В начале мая центр тяжести домашней концентрации переместился в Северное море. 10 мая Хау вышел в море вместе с Баррингтоном и основными силами флота, чтобы присоединиться к Россу в Даунсе. А Кемпенфельт снова занял позицию в Ушанте. Только половина эскадры попала из Бреста к испанцам в Кадис, и ему было поручено перехватить остальные корабли, если они выйдут в море. По инструкции Баррингтона при встрече с превосходящими силами противника ему следовало отойти по Каналу вдоль британского побережья и соединиться с Хау. Несмотря на то что на флоте в это время свирепствовал грипп, Кемпенфельту удалось удержать французов от активных действий. Хау тоже сумел добиться успеха. Голландцы вышли в море, но сразу вернулись, поскольку знали о его присутствии. Крейсируя в районе Текселя, Хау заставил голландцев оставаться в порту и обеспечил господство на море до тех пор, пока грузы по балтийским торговым путям не прибыли в пункты назначения.

К концу мая все было сделано, и, поскольку британская разведка получила информацию о том что вот-вот начнется большое движение флота из Кадиса, Хау, которому была предоставлена некоторая свобода действий, решил, что пора переместить основной вес на другой фланг и приблизиться к Кемпенфельту. Однако правительство считало, что он имеет возможность использовать свои силы для наступательных операций против голландской торговли. Адмирал посчитал, что такие действия были бы в корне неправильными, и проинформировал правительство о нецелесообразности отправки отрядов из его эскадры для нападения на торговые пути – слишком далеко им придется идти. Поэтому, в соответствии с общими инструкциями, он оставил Россу сильную эскадру из 9 линейных кораблей – этого было достаточно не только для сдерживания, но и, при необходимости, для уничтожения сравнительно слабых голландских судов. С остальными кораблями Хау вернулся на запад[23]. Он намеревался идти со всей возможной скоростью к Кемпенфельту, остававшемуся у побережья Франции, но не смог этого сделать из-за эпидемии. Кемпенфельт был вынужден приблизиться, и 5 июня эскадры соединились в районе Спитхеда.

Эпидемия была настолько сильной, что в течение трех недель британцы не имели возможности начать движение. Затем поступила информация, что флот из Кадиса под командованием Лангара вышел в море в тот день, когда Хау добрался до Спитхеда, и адмирал решил совершить рывок со всеми кораблями, пригодными для выхода в море, чтобы отрезать противника от Бреста. Он опоздал. Флот Лангара соединился с брестской эскадрой, и союзники объединенными усилиями заняли устье Канала. Общая численность их флота достигала сорока линейных кораблей, а Хау удалось собрать только двадцать два, но среди них было семь трехпалубных и три 80-пушечных корабля. Вскоре должно было прибыть подкрепление. Три самых маленьких корабля Росса получили приказ вернуться, и еще пять завершали подготовку, но только Хау не мог ждать. Как раз подходил конвой с Ямайки, который следовало спасти любой ценой.

Что же оставалось делать? Увидев противника, адмирал понял, что на успех можно не надеяться. Когда рано утром 12 июля «мы находились в пятнадцати лигах к юго-юго-востоку от Силли», с западной стороны был замечен Лангара с тридцатью шестью линейными кораблями. «Как только, – писал Хау, – вражеские корабли были опознаны, я посчитал правильным в сложившихся условиях уклониться от вступления в бой и взял курс на север, чтобы пройти между Силли и Лэндз-Энд. Моей целью было оказаться с запада от противника, чтобы иметь возможность защитить конвой с Ямайки и навязать противнику бой в другой ситуации, более для нас желательной, учитывая разницу в численности».

Благодаря великолепному искусству мореплавания англичан маневр был благополучно завершен ночью и оказался успешным. Довольно долго союзники не отваживались выходить в Канал; действия противника оказались весьма эффективными. Предположив, что он обошел их с тыла в сторону моря, они искали противника на юге, и на безрезультатные поиски у них ушел месяц. А Хау тем временем выслал вперед свои крейсера на рандеву с конвоем у юго-западного побережья Исландии и увел весь свой флот почти на 200 миль в западном направлении от Скеллиг, чтобы его встретить. Северные ветра не позволили ему прибыть в нужные широты вовремя, но это не имело большого значения. Конвой прошел между флотом Хау и южной оконечностью Ирландии, и, поскольку противник предпринял бросок к Ушанту, сумел беспрепятственно войти в Канал, не увидев ни одного вражеского паруса. Не зная, что произошло, Хау крейсировал в течение недели, отрабатывая совместное движение кораблей. Затем, убедившись, что его флот готов к выполнению превентивной тактики в соответствии с описанием Кемпенфельта, он вернулся, чтобы поискать противника на востоке, попытаться оттянуть его от позиции в районе Силли и открыть Канал. По пути он узнал, что конвой благополучно проследовал, и, избавившись от этого беспокойства, отправился к Лизарду, где его ожидало подкрепление. Там он обнаружил, что Канал свободен. Из-за отсутствия припасов противник был вынужден вернуться в порт. Тогда Хау вернулся в Спитхед, чтобы подготовиться к освобождению Гибралтара. Пока шла эта работа, эскадра Северного моря снова была усилена, чтобы возобновить блокаду Текселя и защитить прибывающие с Балтики осенние конвои. Задача была успешно выполнена. Ни одно судно не попало в руки противника, и кампания, а по сути и война, завершилась уходом Хау и его флота в Гибралтар, который ему тоже удалось освободить. Нет лучшего примера, иллюстрирующего силу и размах хорошо спланированной концентрации.

Если мы, на основе приведенного выше и аналогичных примеров, попытаемся сформулировать принципы, которые могли бы служить руководством при выборе соотношения концентрации и разделения, то, прежде всего, придем к следующему выводу. Степень необходимого разделения прямо пропорциональна количеству военно-морских баз, из которых противник может действовать, чтобы ущемить наши интересы на море, и протяженности береговой линии, на которой они расположены. Этот принцип берет начало в неписаном законе англичан, которые всегда стремились не только не дать противнику нанести удар в свое сердце, но ударить его в тот самый момент, когда он попытается действовать. Они всегда считали необходимым сделать из каждой такой попытки возможность контрудара. Распределение флота, которое влечет за собой эта цель, может быть разным с разными противниками. В войнах Великобритании и Франции, особенно когда испанцы и голландцы выступали союзниками французов, число военно-морских баз противника было очень значительным, и они были разбросаны по длинной береговой линии. В англо-голландских войнах, с другой стороны, и число баз, и протяженность линии были относительно невелики, а концентрация британского флота – плотной.

Однако эта мера распределения – далеко не единственный фактор. Концентрация зависит не только от числа и расположения вражеских военно-морских баз. Она будет изменяться в зависимости от степени, в которой операционные направления, начинающиеся в этих портах, пересекают наши воды. Причина очевидна. Что бы противник нам ни противопоставил и каков бы ни был характер войны, всегда необходимо держать флот дома. В любых обстоятельствах это жизненно важно для защиты своих торговых портов. Кроме того, это своего рода центральный резерв, из которого дивизионы могут отправляться для защиты удаленных портов или для нанесения контрудара, если возникает такая возможность. Это, по выражению лорда Бархама, есть «основная пружина, дающая импульс всем наступательным операциям». Эта эскадра должна быть постоянной, как фундамент всей системы. Очевидно, что, если, как в случае англо-французских войн, французские операционные направления не пересекают британских вод, плотная концентрация английского флота у своих берегов не будет полезной. Если же, с другой стороны, как в англо-голландских войнах, операционные направления пересекают британские воды, концентрация в них британского флота – это все, что необходимо. А разделение зависит от избытка сил и возможности отправки эскадр для наступательных действий против удаленных морских интересов противника, не ставя под удар защиту своих рубежей и способность при необходимости нанести прямой удар по противнику. Все сказанное относится, естественно, к операциям основных сил флота. Если противник имеет базы флота в удаленных колониях и может оттуда угрожать нашей торговле, в этих районах тоже необходимо создать малые концентрации флота.

Далее следует отметить, что, если эскадры противника разбросаны по многочисленным базам, не всегда можно упростить проблему, оставив часть их открытыми, искушая его сконцентрировать флот и уменьшить число портов, за которыми приходится вести наблюдение. Поступив так, мы предоставим оставшимся без наблюдения эскадрам свободу для спорадических акций. Если только мы не уверены, что противник собирается концентрировать флот для решительных действий, единственный способ упростить ситуацию – вести наблюдение за каждым портом, чтобы успеть помешать спорадическим акциям. Лишенный возможности вести спорадические атаки, противник или будет бездействовать, или начнет концентрацию.

Следующий принцип – гибкость. Концентрация должна быть организована так, чтобы любые две части могли свободно связаться и все части имели возможность быстро собраться в массу в любом месте района концентрации. Воздерживаться от формирования массы имеет смысл для того, чтобы не дать врагу информацию о своем действительном распределении или намерениях в любой данный момент и одновременно обеспечить возможность корректировки для встречи опасности. Необходимо помнить, что наша цель не только не позволить любой части быть сломленной превосходящими силами. Мы должны рассматривать каждую отдельную эскадру как ловушку, ведущую противника к уничтожению. Короче говоря, идеальная концентрация – это внешняя слабость, прикрывающая внутреннюю силу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.