Содержимое могильных курганов

Содержимое могильных курганов

Погребальный инвентарь, как правило, размещали непосредственно рядом с телом усопшего в определенном порядке: оружие могло лежать как справа, так и слева от покойного, доспехи рядом с головой или, как в захоронении Сандо в префектуре Киото, снаружи саркофага (рис. 36, а). В данном случае из-за недостатка места внутри шлем, доспехи и наконечники стрел были положены снаружи. Дно этого саркофага представляло собой подушку из мелких камней толщиной около восьми сантиметров.

Рис. 36. Расположение погребального инвентаря в захоронениях:

а – захоронение Сандо, Такено, префектура Киото;

б – захоронение Токумару, Титосе, префектура Фукуока.

Знаменитое захоронение Тёсидзуки в Икисане, префектура Фукуока, было возведено во второй половине IV века; погребальная камера сложена из камня, в ней установлен деревянный гроб. Пример именно этого могильника лучше всего показывает, что древние наделяли зеркала магическим смыслом: вокруг верхней части тела покойного было разложено десять зеркал – два у головы и по четыре по бокам. Создается впечатление, что это сделано с целью защиты умершего. Здесь же были обнаружены и несколько мечей, ножей и бусин. В очень многих захоронениях в ногах усопших находят керамические сосуды – часто их ставили просто на пол, а иногда – на деревянные полочки, которые в конце концов от старости или по другим причинам падали, рассыпались, и все находившееся на них билось, превращаясь в беспорядочную кучу черепков. Керамику складывали также в прихожей, хотя в отдельных случаях специально для погребальной утвари делали дополнительное помещение. На севере острова Кюсю находится от 40 до 50 захоронений, в которых имеется какое-либо декоративное убранство – резные орнаменты, стенная роспись или то и другое одновременно. В основном это коридорные гробницы позднего этапа периода могильных курганов, датирующиеся 500–700 годами нашей эры, причем главным образом это сооружения VI века. Хотя появление в Японии практики возведения таких гробниц явно объясняется влиянием находящейся неподалеку Кореи, общих черт между украшенными росписями гробницами в Корее и на Японских островах неожиданно мало. В некоторых случаях на саркофагах, стенах цист и погребальных камер встречаются одинаковые узоры, из них чаще всего встречается орнамент в виде концентрических окружностей, нарисованных красной краской, – наверное, это символическое изображение зеркала или солнца или же того и другого. Среди других абстрактных рисунков – сложный орнамент, состоящий из пересекающихся диагоналей и изогнутых линий (тёккомон) – впервые он появился в Кансае, откуда распространился по Японским ост-ровам; им украшали разнообразные изделия – зеркала, браслеты, ханива, рукояти и ножны мечей, а также многое другое. Судя по всему, этот орнамент имел какой-то тайный смысл, однако проникнуть в него не удалось и по сей день Кроме упомянутых встречаются также орнаменты из треугольников и еще нескольких геометрических фигур (рис 37) Более узнаваемы на рисунках лошади, колчаны, мечи, ножи; кроме того часто можно увидеть изображение, напоминающее морскую звезду с несколькими хвостами. Поскольку очевидным становится то, что отдельным орнаментам и повторению каких-то их частей придавалось особое значение, почти не остается сомнений в том, что им приписывалась магическая сила. Вероятно, они были призваны снискать расположение добрых духов и заручиться их помощью. В захоронениях в Корее концентрические окружности рисовали значительно реже, что, вероятно, отчасти объяснялось несовершенством методов строительства погребальных камер, на стенах которых художнику было сложно проявить себя, так как там почти не было подходящих поверхностей – ровных и без трещин. Однако более вероятным представляется другое объяснение – что идея орнамента в изобразительном искусстве в то время все еще находилась на очень примитивной ступени развития. Так, «хвосты» морских звезд, о которых мы говорили выше, часто встречаются и отдельно от самих звезд; тем не менее, орнамент, состоящий из «хвостов», даже расположенных в разных направлениях, вполне может быть символическим изображением церемониального веера, свидетельствующего о статусе своего владельца. Такой веер – это опосредованное заимствование из Китая (рис. 38).

Рис. 37. Росписи стен и каменных экранов в гробницах:

а – захоронение Идера, Рокка, префектура Кумамото;

б – захоронение Cегонко I, Осима, префектура Кумамото. Высота рисунка около 45 см.

Рис. 38. Изображение разноцветного церемониального веера на стене захоронения Камао в Нисисато, префектура Кумамото.

Самая интересная настенная роспись находится в гробнице Оцуки в префектуре Фукуока, причем там расписаны стены как прихожей, так и собственно погребальной камеры. В последней по обе стороны от входа нарисовано по миниатюрной фигурке всадника на черной лошади; на этой же стене изображено 14 больших колчанов. На двух других стенах сохранились достаточно четкие изображения щитов – 10 на одной и 11 на другой, свободное пространство между которыми заполнено треугольниками. В алькове, рассчитанном на двоих усопших, прямо над изголовьем, сделана полка; перед альковом установлены две каменные плиты – на них во время погребальной церемонии ставили светильники. На камнях нарисованы веера; значительная часть поверхности стен в непосредственной близости от того места, где должны находиться тела, разрисована небольшими треугольниками желтого, черного, красного и зеленого цветов.

Среди разнообразных изображений на стенах очень мало жанровых сцен, где были бы показаны люди в процессе какой-либо деятельности. Такие рисунки есть в захоронении Горояма в префектуре Фукуока. Наряду с изображениями луков, колчанов и стрел, там имеется несколько схематичных рисунков сцены охоты: люди натянули тетивы луков, направленных в сторону каких-то животных на четырех ногах. Хотя рисунки сохранились довольно плохо, вполне очевидно, что один охотник верхом на лошади, не исключено, что и двое других тоже. Несмотря ни на что, со времени рельефных изображений на колокольчиках и процарапанных рисунках на керамике эпохи Яёй не было достигнуто никакого прогресса ни в плане композиции картин, ни в плане пропорций фигур. Наиболее совершенный по дизайну рисунок найден в захоронении Такехары – на нем изображен человек, подвергшийся нападению двух животных; по обе стороны от него находится по большому вееру. Значительный Интерес представляет настенный рисунок из захоронения Медзураси тоже в префектуре Фукуока – это необычное сочетание колчанов, спиралей и солнц с другими предметами (рис. 39). Там есть лодка – похоже, под парусом; на носу лодки сидит ворона – двуногая, в отличие от корейской трехногой, являющейся символом солнца; с противоположной стороны мы видим лягушку – не исключено, что это символ луны.

Рис. 39. Рисунок на стене захоронения Медзураси в Фукутоми, префектура Фукуока.

Рис. 40. Рисунок лодки на стене захоронения Онидзука в Ими, префектура Оита.

Интересно, что в ряде захоронений среди прочих настенных изображений весьма заметное место занимают лодки. Скорее всего, этот образ связан с транспортировкой души умершего в иные края. Так, в могильнике Онидзука в префектуре Оита нарисована лодка, судя по всему, с парусами, а на западной стене захоронения Мидорикава в префектуре Кумамото имеется достаточно четкий процарапанный рисунок плывущей лодки, однако его древность вызывает определенные сомнения (рис. 39, 40). На противоположной стене, сделанной, как и упомянутая выше, из твердого андезита, изображена целая флотилия лодок – по крайней мере, не меньше десяти штук (рис. 41). Можно предположить, что на одной-двух еще не распущены паруса, а также то, что, судя по сходству с аналогичными изображениями из других захоронений, похожие на листья предметы – это, вероятно, весла. Многие возможные вопросы нам помогает снять выполненная в технике ханива лодка из Миядзаки. Все эти лодки относятся к типу гондол; непонятно, почему нигде нет ни одного рыбака. Люди изображены только в одном случае – на процарапанном рисунке в коридоре выдолбленной в скале гробницы в Такаиде, Касивара, префектура Осака (рис. 42). На приведенном фрагменте мы видим шесть человек, обращенных к зрителю лицом, на всех одинаковые костюмы и высокие головные уборы, у троих в руках копья. По крайней мере один человек стоит в лодке; не исключено, что и второй тоже, но в данном месте рисунок становится нечетким. Чем-то это напоминает группу военного десанта. Отдельные детали позволяют понять, что лодка управляется одним веслом, а в качестве якоря используется тяжелый камень.

Рис. 41. Вырезанный рисунок лодок на стене выдолбленной в скале гробницы в Мидорикаве, префектура Кумамото.

Рис. 42. Фрагмент рисунка с изображением мужчин и лодок, вырезанного на стене выдолбленной в скале гробницы. Такаида, Касивара, префектура Осака.

В префектуре Кумамото есть несколько устроенных в скале гробниц, вероятно датирующихся VI веком, участки скалы непосредственно перед входом в которые украшены примитивными скульптурными изображениями. Перед входом находящейся в деревне Набета гробницы имеется изображение двух человек: в руках одного лук, второй человек виден только со спины, которую частично закрывает какой-то другой рисунок. Другие аналогичные скульптуры подтверждают предположение, что таким образом было принято показывать фигуру человека со спины в том случае, когда на плече у него висит колчан. Вероятно, этот человек собирается выпустить из лука стрелу, которая хорошо видна слева. Ниже изображен еще один колчан, но уже другого типа; между мужчинами мы видим кружок – это томо, инвентарь лучника; возможно, не выбитый до конца рисунок внизу – это какое-то животное, добыча, которую преследовали охотники. В гробнице № 7 в Омуре, считающейся одной из самых ранних в этом комплексе, имеются изображения лошадей: по крайней мере на одной лошади в верхнем ряду надето седло. Животное с длинными ушами в нижнем ряду очень похоже на осла. Слева видны предметы, висящие на какой-то длинной палке, – вероятно, это сильно увеличенные изображения одного маленького и двух больших колокольчиков, которые подвешивали на шею лошадям.

Нательная амуниция очень хорошо известна по находкам во многих могильниках и по образцам ханива, дополнительно проливающим свет на этот предмет. Наиболее распространенными изделиями из железа были кирасы или латы, состоявшие из горизонтальных, находящих одна на другую и соединенных клепкой полос металла; по бокам они усиливались вертикальными полосами (рис. 43, в). Судя по ханива, подобные приспособления из кожи могли привязывать и спереди; достаточно широкое распространение имели защитные наплечники (рис. 43, б). Более сложным было полное защитное одеяние, замечательный образец которого был найден в Нагамотияме в префектуре Осака. Небольшие железные пластины закреплялись при помощи кожаных шнуров. Была защитная амуниция для рук, ног, щек и специального щитка для шеи, прикреплявшегося к шлему.

Рис. 43. Железная кираса и выполненная в технике ханива амуниция:

а – Тацукава, префектура Гумма;

б – Симомасуда, префектура Мияги, высота около 40 см;

в – Киса, префектура Хиросима.

Из железа делали два вида шлемов, один из них – овальный сзади и заостренный спереди – часто встречается в сочетании с кирасой того типа, о которой мы только что говорили. Другой вид шлемов имеет округлую форму, часто у него бывает украшенное орнаментом забрало, а сверху – напоминающий чашу держатель для плюмажа. Вероятно, как правило, оба эти вида шлемов были снабжены щитками, предохраняющими от повреждений шею и, возможно, также щеки. Обычно большое внимание обращают на декоративную отделку шлемов второго вида: судя по всему изображения рыб птиц и животных говорят об общественном положении владельца данного изделия. Не вызывает сомнения то, что в протоисторический период оружие и амуниция изготовлялись под сильным влиянием континента, тем не менее, похоже, что запечатленные на предметах амуниции странные фантастические существа своим появлением целиком обязаны фантазии японских мастеров.

Фигурки ханива в шлемах демонстрируют нам значительно большее разнообразие шлемов как металлических, так и изготовленных из кожи. Безусловно, последние сделаны по подобию первых. Однако, с моей точки зрения, едва ли какой-то из кожаных шлемов является плодом вымысла автора фигурок (рис. 44). Некоторые шлемы кажутся более практичными, чем другие, поэтому нельзя исключить, что последние были предназначены главным образом для церемониальных целей. Основная часть найденной амуниции датируется средним этапом периода могильных курганов; способ соединения между собой небольших железных прямоугольников появился только во второй половине V века.

Рис. 44. Защитные шлемы, представленные на фигурках ханива:

а – княжество Сава, префектура Гумма;

б – Минова, префектура Гумма;

в, г – место обнаружения неизвестно;

д – Тибата, префектура Сидзуока;

е – Тюдзо, префектура Сайтама.

Племенной союз Ямато отдавал явное предпочтение длинному одностороннему мечу, прообразом которого был китайский меч династии Хань. Отчасти это предпочтение объяснялось большим, по сравнению с коротким мечом, психологическим воздействием на врага. В одной гробнице было найдено четырнадцать таких длинных мечей, а по десять или около того штук в захоронении встречается довольно часто. Некоторые мечи вложены в покрытые золотом ножны, на золоте сделан выпуклый рельеф; рукояти мечей перевиты золотой проволокой (рис. 46). Из Кореи пришел меч с рукоятью в виде кольца, на Японских островах, как обычно, его усовершенствовали. Корейский орнамент в виде трилистника и рукояти в форме трех арок в Японии встречаются очень редко, а вот такие известные в Корее мотивы, как головы драконов и птиц (поодиночке, друг напротив друга или затылок к затылку), попадаются здесь чуть ли не повсюду. Одно изображение анфас звериной морды – рисунок очень китайский по духу – можно увидеть в нескольких вариантах. Самое сложное и тщательно выполненное изображение – это две головы друг напротив друга, удерживающие один мяч; часто оно покрыто позолотой (рис. 45). Скорее всего, это был один из характерных для буддизма символов (сначала, как обычно, весьма реалистичный), на примере которого в полной мере проявился талант японцев превращать первоначальный реальный замысел в нечто абстрактное. С течением времени, в данном случае в таких регионах, как префектуры Окаяма, Миэ и Тиба, изображения голов в профиль стали делать более плоскими, они приобрели стилизованный и чисто декоративный характер. В книге «Шесть законов» китайской императорской династии Тан есть упоминания о покрытых орнаментами рукоятках церемониальных мечей, которые вполне могут быть прообразами данных японских произведений; при этом следует отметить, что китайские оригиналы, подходящие под это описание, пока не обнаружены. Корейские аналоги этих японских произведений родом из княжества Силла. Во второй половине VII века в Японии появился меч с круглой головкой рукояти, как правило тоже украшенной причудливым орнаментом.

Рис. 45. Навершия мечей с изображением голов дракона:

а – Кусе, префектура Окаяма, высота 8,5 см;

б – Йоккаити, префектура Миэ высота 8 см;

в – Иино, префектура Тиба, высота 6 см.

Рис. 46. Железный меч с отделкой из золота. Ниихари, префектура Ибараки. Длина около 110 см.

Три основных типа бронзовых наконечников стрел с хвостовиками имели самое большое распространение на раннем этапе периода могильных курганов, в захоронениях этого времени они встречаются вместе. Реже находят наконечники с тонким, как лист бумаги, лезвием, отверстиями в центре, треугольным зубчатым основанием и коротким хвостовиком, не выступающим дальше нижних углов копья. Также редко попадаются наконечники без хвостовиков, рабочий конец и тело этих наконечников имеют выпуклые очертания, а углубление в форме буквы U перекрыто тонкой перемычкой.

Щиты находят в гробницах настолько часто, что внешний вид типичного щита (выгнутый аркой сверху и немного вогнутый по бокам) всем хорошо известен (рис. 47, б). На одном из зеркал, наряду с изображениями множества небольших человеческих фигур, есть и изображения щитов – больших и имеющих изогнутую форму (рис. 47, в). Однако необходимо заметить, что по поводу этого зеркала возникает целый ряд вопросов. Прямоугольные железные щиты, состоящие из полос металла, соединенных между собой при помощи клепки, встречаются среди погребального инвентаря. Для практического применения они едва ли пригодны, ведь они слишком высоки – примерно 1 метр 20 сантиметров – и тяжелы. Вероятно, это были наградные щиты, которые император вручал своим подчиненным, – о таких щитах есть упоминания в литературе. Более удобными в применении представляются щиты из дерева и кожи. Судя по окрашенным остаткам щита из кожи, обнаруженным в захоронении Сакурадзука (город Тоёнака, префектура Осака), такие щиты, похоже, покрывали лаком или обтягивали парчой (рис. 47, а). Складывается впечатление, что украшения из бронзовых окружностей, цветов и «водоворотов» придавали изделию дополнительную жесткость и лишь отчасти выполняли декоративные функции (рис. 47, г – ж).

Рис. 47. Щиты и украшения для щитов:

а – щит из захоронения Сакурадзука (реконструкция), Тоёнака, префектура Осака;

б – рисунок на стене захоронения Оцука, префектура Фукуока;

в – изображение щита на зеркале с фигурами охотников, префектура Еумма;

г, д – украшения из захоронения Кинреи, города Кисарадзу, префектура Тиба;

е, ж – места обнаружения неизвестны.

Рис. 48 Колчаны, выполненные в технике ханива:

а – Годо, префектура Гумма, высота около 70 см;

б – Мияке, префектура Нара, высота около 115 см;

в – Окубо, префектура Киото, высота около 105 см.

Переносной колчан в основном привязывали за спину – об этом мы можем судить по ханива, каменной скульптуре и рисункам на стенах гробниц (рис. 48, а). Однако несколько фигурок ханива имеют огромные, в рост человека колчаны; поскольку у этих колчанов слишком много общих особенностей, едва ли они являлись плодом воображения изобразивших их мастеров (рис. 48, в). Вероятнее всего, такие колчаны делали из дерева. Сейчас можно только строить предположения, как их переносили с места на место (вероятно, силами двух-трех человек) и для чего они были предназначены (возможно, для обучения и тренировки лучников). Не исключено, что их могли носить во время торжественных процессий, использовать по прямому на-значению во время соревнований лучников или имеющих непосредственное отношение к соревнованиям церемоний. Интересно, что, подобно многим другим колчанам, в этих стрелы тоже поставлены остриями вверх.

Каменные копии обнаруженных в гробницах ножей, кинжалов, наконечников копий, а также разнообразных оружия и амуниции в некоторых случаях отражают такое явление в психологии человека, как вера в то, что число талисманов и амулетов пропорционально числу магических заклинаний. Одними из самых известных сторонников этой точки зрения являются собиратели магатам. В захоронении Катонбояма в городе Сакаи были найдены более двух десятков миниатюрных – длиной около 2,5 сантиметра и шириной около 1,5 сантиметра – ножей в ножнах, похожих на те, что изображены на рисунке 49, е – з. На рисунке показаны небольшие ножи с выгнутым режущим краем, а у фигурок ханива ножи находятся в закрепленных на поясе кожаных футлярах, поэтому об их точной форме можно только догадываться. Однако не вызывает сомнений, что это похожие на мясницкие ножи с широким лезвием, имеющие один режущий край. До сих пор никому не удалось дать какое-либо правдоподобное объяснение тому факту, что лезвия ножей почти всегда спрятаны. Стремительный рост популярности лошади во второй половине V века заставил обратить внимание на необходимость защиты ног всадника и крупа лошади и создание соответствующей амуниции для конного воина. От прежней амуниции не отказались в одночасье, однако она уже ни фактически, ни психологически не соответствовала потребностям пересевшего на коня мелкопоместного дворянства первой половины позднего этапа периода могильных курганов. VI век, к которому относятся выполненные в технике ханива фигурки лошадей, стал временем расцвета искусств. Страна находилась на пороге перехода к буддизму, и гильдии ремесленников аккумулировали традиции и совершенствовали мастерство, необходимое для того, чтобы удовлетворять запросы богатых людей, желавших в качестве погребальной утвари иметь высокохудожественные произведения. Кроме того, подсознательно ремесленники уже готовили себя к работе по изготовлению убранства для буддистских храмов. Поэтому, хотя в конце VI и начале VII веков, как часто бывало и раньше, приходилось привозить в Японию корейских мастеровых – в данном случае для обучения японцев изготовлению совершенно незнакомых для последних предметов поклонения и другого убранства буддистских молелен, переход к новым видам работы прошел довольно гладко. Например, гончарам, специализировавшимся на серой керамике, было несложно переключиться с производства церемониальной погребальной утвари на производство изразцов для храмов.

Рис. 49. Каменные кинжалы, наконечники копий и ножи из захоронений:

а – Мироми, префектура Гифу;

б, е – Каваи, префектура Нара;

в – префектура Гумма;

г – Иокогама, префектура Тотиги;

д – Умами, префектура Нара;

ж – Минамитатибана, префектура Гумма;

з – Ивахана, префектура Гумма.

Ренессанс искусств VI века в Японии проходил на фоне постоянных в этот период на континенте политических потрясений. Похоже, что какое-то из сильных тюркских племен, вероятно населявшее не слишком удаленные от прежнего государства Вэй в Китае земли, через Корею пришло в Японию и к этому времени уже составляло значительное большинство высшего сословия. Благодаря частым бра-кам с людьми чужой крови оно находилось в тесном родстве с аристократией Силлы; на новую родину оно принесло законы, привычки и обычаи своей страны. По мнению Н. Эгами, некоторыми своими важными особенностями протоисторический период в Японии обязан влиянию внутренних областей Евразийского материка. Он предположил, что произошедшие изменения были напрямую связаны с приходом на остров Кюсю воинов-пастухов, которые навязали себя японскому аграрному обществу в качестве правителей. Справедливость этого предположения не лишена оснований, особенно для тех, кто готов согласиться, что несколько волн миграций привычных к коню жителей степей действительно имело место (а такая вероятность очень высока) и что основная часть переселенцев прибыла на острова ближе к концу VI века – как раз на это время приходится период, когда японцы окончательно пересели на лошадь. В противном случае, как объяснить появление характерных для внутренних областей Евразийского материка особенностей в культу-ре периода могильных курганов? Удовлетворительного объяснения этого феномена нет.

Меч с круглой головкой рукояти – постоянный компаньон боевого убранства коня, хотя его история в Японии, по сравнению с началом массового производства средств для защиты лошади в бою, насчитывает, как минимум, на пятьдесят лет больше. Тем не менее, примерно в середине VII века перестают делать как одно, так и другое. Интересно наблюдать знакомые по фигуркам ханива детали в скульптурных рельефах материкового Китая, которые изображают мужчин в мешковатых штанах, вооруженных похожими мечами.

Рис. 50. Серебряная накладка в виде лошади на железном мече из захоронения Фунаяма, Кикусуи, префектура Кумамото.

Ханива в очередной раз приходит нам на помощь, когда мы пытаемся понять, какой была конская сбруя и какие декоративные элементы в ней использовались. В фигурках ханива лошадь предстает дружелюбным созданием, молчаливым защитником, животным неподвижным и одновременно полным сдерживаемой или скрытой до времени энергии, которая в любой момент готова выплеснуться. С другой стороны, на рукояти меча из префектуры Кумамото мы видим редкое изображение бегущей лошади – оно выполнено в виде серебряной накладки (рис. 50). Качество техники, в которой оно выполнено, чуть выше посредственного, однако именно благодаря его несовершенству фигура животного наполняется первобытной силой и энергией, которые в других изображениях отсутствуют. Спиральные завитки на крупе лошади, возможно, свидетельствуют о наличии опосредованных связей со скифами.

Уздечки варьируются от самых простых и лишенных каких-либо украшений до отделанных золотыми S-образными пластинами экземпляров, что тоже говорит об отдаленном влиянии культуры скифов. Подобным же образом привлекающий внимание реализм цветочных узоров второй половины позднего этапа периода могильных курганов явно имеет истоки в искусстве времен китайских династий Суй и Тан, хотя те из цветочных узоров, которые отличаются большей стилизацией, несомненно, имеют местное японское происхождение. Типичные стремена – судя как по фигуркам ханива, так и по нескольким подлинным находкам, – представляли собой похожие на мешочки изделия круглой или овальной формы, которые иногда под ногой всадника заметно расплющивались снизу (рис. 51). Лошадь ханива без стремян – это нечто из ряда вон выходящее; у одной фигурки имеется какой-то поврежденный бесформенный предмет – вероятно, мастер предпринял попытку изобразить позолоченное бронзовое стремя, какие были в моде в конце периода. Стремена, очень похожие на стремя из префектуры Фукуока, в настоящее время находятся в Сёсоине и Хорюдзи.

Рис. 51. Стремя из захоронения Миядзигоку, префектура Фукуока. Позолоченная бронза.

Обнаруживаемые в гробницах остатки седел чаще всего представляют собой металлические дуги (от задней и от передней частей седла) с орнаментом. Седло на фигурках ханива имеет мало общего с удлиненным седлом государства Вэй, а вот с седлом более близкого соседа – Силлы определенное сходство заметно.

Ханива отлично демонстрируют нам, насколько разнообразными были такие украшения лошадей, как подвески (рис. 52). Очень часто эти позолоченные изделия ажурного литья, выполненные в виде миниатюрных седел более или менее квадратной формы, декорированы характерными континентальными цветочными узорами или сердечками, а также различными кругами, овалами, ромбовидными фигурами или сочетаниями окружностей и пятиугольников. Маленькие сферические бронзовые или золотые колокольчики подвешивались к упряжи на голове, шее и боках лошади, а большие вешались на шею. Колокольчики, идентичные представленным на фотографии, были найдены в захоронении Мендори в одноименной деревне в префектуре Эхиме на острове Сикоку. Колокольчиками другого типа украшали щеки и круп лошади – это были сферические колокольчики, закрепленные с внешней стороны кольца, диска или покрытой мелкими бугорками пластины. Такое украшение, очень напоминающее бронзовое зеркало с небольшими колокольчиками, было обнаружено в Синтаку, префектура Сайтама.

Рис. 52. Украшения для конской сбруи:

а – Фуруити, префектура Осака;

б – Цума, префектура Мияги;

в – Мэйдзи, префектура Тотиги;

г – Сайтама, префектура Сайтама;

д – захоронение Оцука, префектура Фукуока.

Рис. 53. Артефакты из камня из захоронений:

а – захоронение Тяусуяма, префектура Нара, высота 48 см;

б, в – захоронение Маруяма, Томио, префект6а Нара;

г – Исигами префектура Нара. Высота 6 см, в и г даны в том же масштабе.

Среди прочих предметов в гробницах раннего этапа периода могильных курганов встречается множество разнообразных аккуратно вырезанных и от-полированных предметов из камня, предназначение которых остается неясным (рис. 53, б – г). Они похожи одновременно на стилизованные фигурки, рукояти мечей, магатаму на сломанном мече, слегка стилизованные фаллические символы и другие предметы – как воображаемые, так и реальные.

Следует отметить, что почти все они имеют общие черты, к числу которых относится и наличие двух ножек; последние иногда уменьшаются до небольшого выступа, имеющего форму рыбьего хвоста (изображенный на рис. 53, в предмет – исключение из правил). То ли по простому совпадению, то ли нет, но в Кансае эти предметы находят в тех же могильниках раннего этапа, что и «браслеты-мотыги», и также часто.

Р. Моримито считает, что данные изделия из камня объединяет общее происхождение, причем явно японское, однако он не отрицает наличия и определенного континентального влияния Строя свою теорию на том факте, что вырезанный из рога оленя предмет в форме плектра гитариста был найден в коридорной гробнице он выдвигает предположение, что эти изделия – сильно стилизованные варианты кобылок, которые подкладывают под каждую струну кото – упоминаемого в ранней литературе музыкального инструмента; за игрой на нем изображены некоторые фигурки ханива. Кстати, в числе изделий ханива обнаружен и плектр для игры на сямисэне – инструменте, напоминающем гитару.

Каменный предмет из гробницы Тяусуяма, датирующейся ранним этапом периода могильных курганов, специалисты признали символом власти (рис. 53, а). Он имеет форму меча, на одном конце у него сделано навершие, а на другом – совершенно бесполезная рукоять; изделие усилено железным стержнем, проходящим по всей его длине.

Должно быть, ценность каменных копий браслетов из раковин и металла заключалась в их количестве: так, в гробнице в Акасаке, префектура Гифу, обнаружено 54 круглых браслета и один «браслет-мотыга»; в одной из гробниц княжества Цудзуки в префектуре Киото найдено 11 браслетов четырех разных типов (рис. 54). Каменные браслеты могут встречаться целыми комплектами, состоящими из браслетов разных размеров, часто они покрыты красной краской. Наиболее распространенными являются браслеты в форме кольца. Изделия, похожие на гарду эфеса, встречаются в нескольких вариантах, наибольший интерес из них представляет так называемый «браслет-мотыга» (рис. 54, а). Таинственные легенды связывают его обретение с лисой и с богом риса Инари: судя по всему, первый «браслет-мотыга» был выкопан из земли лисой. Нет сомнения, что это крайне несерьезное объяснение. Скорее всего, данное изделие – это сильно увеличенное в размерах и потерявшее свой первоначальный вид приспособление лучника. Со временем его характерные черты были утрачены, и сейчас его происхождение с полной уверенностью определить невозможно.

Рис. 54. Браслеты из камня из захоронений;

а – захоронение Маруяма Томио, префектура Нара;

б – место обнаружения неизвестно;

в – захоронение Яватамати, префектура Киото, диаметр 8 см.

Иммигранты из Кореи принесли с собой в Японию декоративные головные уборы и, возможно, именно благодаря корейцам аборигены островов нашли их весьма привлекательными – о таком отношении островитян к этим изделиям свидетельствуют ханива и остатки погребального инвентаря. Небольшой золоченый головной убор из гробницы Фунаяма в префектуре Кумамото, без сомнения, сделан в Корее: на проходящем по краям изделия жестком каркасе закреплено ажурное металлическое полотно со сложным рисунком с изображением животных. Считается, что такие головные уборы носили в сочетании с короной – подобно тому, как это делали на юге Корейского полуострова. Высокие вертикальные короны обнаружены в префектурах Гумма, Фукуи, Тиба, Сига, Эхиме и во многих других местах. Одна из найденных корон состоит из удлиненных выступов, напоминающих деревья с тремя ветками а к ним на золотых проволочках могли подвешивать небольшие магатамы или диски – это изделие очень похоже на те, что делали в корейских княжествах Мимана и Силла и, соответственно, говорит о наличии непосредственной связи с Кореей. На фигурках ханива представлен великолепный ассортимент головных уборов, в том числе и корон (рис. 64).

Бронзовые туфли с позолотой тоже имеют аналоги в Корее – это наводит на мысль о том, что владельцы этой обуви прибыли на острова совсем недавно, ведь переселившиеся в Японию члены корейской королевской семьи неоднократно упоминаются в письменных памятниках. Большинство подвесок на туфлях до нашего времени не сохранилось, а когда-то даже с их подошв свисали миниатюрные рыбки. Ни на одной из фигурок ханива нет подобной обуви, поэтому можно сделать вывод о ее церемониальном предназначении – в первую очередь погребальном. Следует отметить, что такие туфли являлись предметом роскоши и были недоступны ни большинству элиты, ни кому-либо другому, кроме носителей титула.

В число личных вещей, которые клали в могилу с усопшим в VI веке, входили также серьги и украшения для пояса (рис. 55). Большое сходство с аналогичными корейскими изделиями говорит о том, что с того времени, как К. Хамада и С. Умехара сделали вывод об их корейском происхождении, не случилось ничего такого, что бы изменило данную точку зрения. По мнению этих исследователей, серьги и украшения для пояса, наряду с бронзовыми туфлями, были изготовлены либо в самой Корее, либо в Японии корейскими мастерами. Китайцам рассчитанная на публику демонстрация подвесок для ушей была чужда, а вот в Силле очень любили различные висячие украшения – подвески, бусы, сердечки, диски и прочее – и декорировали ими самые разнообразные предметы в том числе и серую керамику, которую в качестве погребального инвентаря клали в захоронения. Корейцев в шутку можно назвать создателями «культуры подвесок». Техническое исполнение серег находится на высочайшем уровне а филигрань на некоторых из них явно указывает на то что сделаны они были корейцами Позолоченными подвесками в форме рыб украшали пояс одежды – это особенно любили китайцы времени правления династии Тан Вероятно в странах Дальнего Востока вера в то что эти подвески выполняют функции талисманов, уже тогда насчитывала много столетий. Что касается данных рыб, то обнаруженные в могильниках Кореи и Японии копии этих украшений могут достигать длины 20 сантиметров.

Рис. 55. Одна серьга из пары золотых серег и одна подвеска из пары позолоченных бронзовых подвесок в виде рыб:

а – захоронение Камоинарияма Мидзё префектура Сига длина около 6 см;

б – Киёкав, Кисарадзу префектура Тиба высота 18 см.

Говоря о древних символах, нельзя не упомянуть о магатаме – бусине изогнутой формы, игравшей такую важную роль в защите потомков богини Солнца (рис. 56). Уже в эпоху Дзёмон к ней относились как к талисману-хранителю, она существовала и в эпоху Яёй, хотя особой популярностью не пользовалась и в крупных поселениях этой эпохи была практически неизвестна. Расцвет магатамы пришелся на период могильных курганов, что, возможно, связано со вновь усилившимся влиянием корейской культуры. Появляется огромное количество новых форм, магатамы изготавливают из практически любого доступного камня и из стекла. В некоторых захоронениях встречаются целые коллекции магатам, насчитывающие сотни экземпляров. Временами попадаются очень крупные изделия, длиной больше 10 сантиметров. При всем разнообразии каждая магатама состоит из двух частей, соединенных по принципу «спина к спине» и «на закорках» (или, по японской терминологии, «мать и дитя»). Отдельно магатамы не встречаются, они используются в сочетании с другими предметами, на которых они закрепляются.

Рис. 56. Каменные магатамы из захоронений:

а – захоронение Ка-негасаки, Мацуэ, префектура Симана;

б – Утиура, префектура Сидзуока, длина 8 см;

в – найдена рядом с захоронением императора Нинтоку, Сакаи, префектура Осака, длина 6 см;

г – захоронение Кагамидзука, Исохама, префектура Ибараки.

В захоронении Кинреи (город Кисарадзу, префектура Тиба) за саркофагом, среди черепков разбитых керамических сосудов были найдены две плоские бронзовые с позолотой резные пластины. Их местонахождение в погребальной камере указывает на то, что первоначально и они, и керамика находились на деревянной полке. Одна пластина очень сильно повреждена, а вторая почти целая, за исключением сломанных завитков по краю и нескольких утраченных подвесок (рис. 57). Специалисты узнали в них церемониальные веера, к которым прикрепляли перья или что-то в этом роде; опахало насаживали на длинное древко. Медленные движения опахала сопровождались приятным перезвоном, призванным отгонять рыщущих поблизости злых духов. Судя по использованному в ажурном рисунке пластины мотиву труб и по другим свидетельствам, обнаруженным в ходе обследования гробницы, эти изделия, вполне вероятно, были созданы в VII веке. Попутно следует заметить, что еще в 1932 году в этом постепенно открывающем свои богатства захоронении были обнаружены бронзовые с позолотой туфли, а в ходе раскопок 1950 года – саркофаг, конская упряжь (три неполных седла и различные детали из металла) а также амуниция шлем, железные мечи с круглой рукоятью, многочисленные бронзовые колокольчики серебряные наконечники стрел для лука золотая тесьма два бронзовых сосуда, одно зеркало, первоначально находившееся на груди усопшего, сотни бусин и около 210 керамических изделий в различной степени сохранности.

Однако вернемся к вееру. Изображения церемониального веера сохранились как на стенах гробниц, так и в фигурках ханива; края веера могли быть как круглыми, так и зубчатыми, причем последние сохранились значительно хуже (рис. 38; 58, а). В Японию были принесены два вида церемониальных вееров, придававших особое достоинство высеченным на барельефах китайского государства Вэй фигурам местной аристократии, причем со временем, даже учитывая воображение местных умельцев, ни один из них не претерпел слишком сильных изменений. Стоит отметить, что изображенные в технике ханива веера по крайней мере на столетие старше этих бронзовых экземпляров. Вероятно, веера ханива – это одна из вариаций продолговатого китайского опахала V века, а веера из гробницы Кинреи – другая вариация изделий того же века, изображения которых сохранились на стенах пещерных храмов Лунмынь в Китае.

Подобное произошло и с зонтом от солнца. Но он, в отличие от веера, приобрел весьма живописный и в то же время нехарактерный для этого предмета вид (рис. 58, б). Правда, не исключено, что он произошел от довольно большого по размеру переносного зонта для защиты от солнца – такие зонты изображены на зеркале с четырьмя зданиями. Сохранились свитки с зарисовками сцен одной из церемоний в храме Исэ: участники процессии несут зонты, украшенные различными декоративными элементами, отделка по краю зонтов поднята вверх. Судя по иллюстрациям, пышность изделий действительно заметно преувеличена, однако не до нереальных масштабов. Некоторые зонты декорированы вездесущим узором тёккомон. На скульптурах воинов часто можно видеть томо лучника – пустотелое шарообразное приспособление, помогающее посылать стрелу и усиливающее сопутствующий этому звук; обычно его вешали на пояс. Увеличенный во много раз по сравнению с обычными размерами, он тоже стал достойным для изображения в ханива (рис. 58, в).

Рис. 57. Бронзовый веер с позолотой из захоронения Кинреи, Кисарадзу, префектура Тиба. Высота около 30 см.

Рис. 58. Выполненные в технике ханива веер, зонт от солнца, приспособление лучника и меч:

а – префектура Гумма;

б – захоронение Хибасухиме, префектура Нара;

в – Иседзаки, префектура Гумма;

г – Денентёфу, район Ота, Токио, длина 100 см.

Мечи ханива помогли по-новому взглянуть на проблемы, связанные с предметами, не представленными в захоронениях в своем натуральном виде.

Внешне эти мечи напоминают небольшой ручной огнетушитель, имеют гарду, защищающую тыльную сторону руки, и всегда вложены в длинные ножны (рис. 58, г). Ничего подобного, выполненного в бронзе или железе, в захоронениях найдено не было, поэтому, по мнению С. Гото, можно предположить, что мечи такого типа не были предназначены для обычного использования по своему предназначению. Он считает, что эти мечи имеют непосредственное отношение к церемонии Сенгусики в храме Исэ, связанной с переносом каждые двадцать лет резиденции божества в новое святилище. Участники этой церемонии, совершаемой в точном соответствии с книгой X века «Энгисики», традиционно несут определенные символы: зонт на длинной ручке, опахало тоже на длинной рукояти, копье, щит, колчан и меч. Меч относится как раз к тому типу, который изображают ханива. Следовательно, предназначение таких мечей чисто церемониальное, вероятно не имеющее никакого отношения к культу мертвых и всему, связанному с ним. Однако это не исключает такой возможности, что данные мечи могли нести участники храмовых и погребальных церемоний, а после того, как государственным декретом были запрещены сложные погребальные мероприятия, мечи стали использовать исключительно в храмах. То же самое, вероятно, имело место и в том случае, когда положение умершего с точки зрения служителей храма не было высоким.

Найденные в захоронениях изделия из стекла представлены главным образом бусинами, однако были обнаружены и две великолепные стеклянные чаши: одна, якобы извлеченная из гробницы императора Анкана, правившего в эпоху Токугава в 534–535 годах нашей эры, а до того принадлежавшая Сайриндзи, почти идентична чаше из захоронения императора Нинтоку (рис. 59). Поскольку по происхождению ни одна из них не может быть японской, в поисках возможного места ее создания представляется необходимым обратить внимание не толь-ко на ближайшие страны континента, но и на более отдаленные места – например на Византийскую империю. Самое древнее в Японии стекло было найдено в Сугу и Микумо в одной ассоциации с кувшинными захоронениями, оно датируется примерно I веком до нашей эры или нашей эры. Это были целые бусины и их фрагменты. В эпоху Яёй появились другие изделия из стекла, в том числе магатамы. Учитывая то, что магатамы имели ценность только в Корее и Японии, напрашивается вывод, что их не могли делать где-то далеко. Возможно, уже к началу периода могильных курганов стекло изготавливали в Японии из импортного китайского сырья; напомним – на этот момент в Китае была уже давно известна одна из разновидностей свинцового стекла. Из встречающихся в захоронениях стеклянных изделий обращают на себя внимание предметы, где участки разноцветного полосатого стекла заключены в круги стекла другого цвета. Тем не менее, кажется совершенно невозможным, что техника шлифовки стекла и резки по нему достигла такого высокого уровня, чтобы позволить изготовить чаши Анкана и Нинтоку. Нет сомнения, что они свидетельствуют о связях Японии с отдаленными государствами на уровне посланников.

Рис. 59. Стеклянная чаша; традиционно считается обнаруженной в захоронении императора Анкана, Фуруити, префектура Осака. Высота около 8 см.

Местные ремесленники обычно быстро начина-ли производить на месте товары по образцу заграничных, однако в случае с зеркалами было иначе. Дело в том, что совершенно непонятная японцам чужеземная символика и та поначалу неоднозначная роль, которую играло зеркало в религиозной практике, могли выступить в качестве сдерживающих факторов, препятствующих местному производству зеркал. В течение трех столетий Китай удовлетворял потребность Японии в этом товаре, а когда под влиянием буддистских верований зеркал там стали делать меньше и, соответственно, сократилось их поступление в Японию, местные мастера были вынуждены компенсировать их нехватку. Это произошло примерно в середине III века, в то время, когда племенной клан Ямато стремился укрепить свои позиции, поэтому началом производства зеркал японцы, возможно, обязаны именно этому клану, покровительницей которого была богиня Солнца. В этот период зеркало, до того момента имевшее особую важность только для группы Кинки, так как она считала его символом Солнца, стало символом лояльности.

Прототипами изображений на большинстве японских зеркал были давно и хорошо знакомые по даосизму божества и священные животные, духи которых обрели форму во времена правления династии Хань и чьи воплощения сохранились с некоторыми вариа-циями до времени государства Вэй. Незначительные отличия в Японии заключались в объединении трех или четырех символов, причем последние утратили все свои характерные признаки и стали аморфными и похожими на червей, за счет чего приобрели еще большую таинственность. Вероятно, следует упомянуть и о тех случаях, когда зеркала, отлитые в одной форме, потом находят в одной гробнице или в гробницах по соседству. Сразу же возникают вопросы о центре производства, контроле за распространением, о том, не были ли зеркала переданы кому-то в качестве дара и являются ли они свидетельством признанной власти.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.