Чиж на троне
Чиж на троне
Чижи пример брали с главного чижа России – с Николая II. Тот тоже был «интеллигентом»: не отказался от престола, охотно короновался, но вся его служба России сводилась к тому, что он всеми силами пытался переложить свои обязанности на кого-то другого.
Наследник, а затем и император Николай II не проявлял интереса ни к каким государственным делам и был твердо уверен, что трон ему дан для того, чтобы он мог развлекаться. Когда учивший его Победоносцев пытался объяснять наследнику, как функционирует государство, «тот с великим тщанием начинал ковырять в носу». «Государь, – разводил руками один из премьер-министров, Витте, – никогда не открыл ни одной страницы русских законов и их кассационных толкований», – при этом считается, что Николай имел высшее юридическое образование, полученное дома. Этот наглец Николай был глубоко уверен, что его дело подписывать бумаги, а обдумывать государственные вопросы и искать государственные решения обязаны его вельможи.
Жена Николая II считала его безвольным, ей было больно за него, и она постоянно напоминала: «Как легко ты можешь поколебаться и менять решения, и чего стоит заставить тебя держаться своего мнения… Как бы я желала влить свою волю в твои жилы… Я страдаю за тебя, как за нежного, мягкосердечного ребенка, которому нужно руководство», – но я полагаю, что она ошибалась.
Николай страдал, возможно, и не в явной форме, главной болезнью чижа, социопатией – полным безразличием к окружающим, за исключением разве своей семьи. Он не был безвольным, просто ему, как чижу, кроме себя, любимого, все было «до лампочки».
Смотрите, вот он записывает в своем дневнике важные для себя события: 28 мая 1905 года «ездил на велосипеде и убил 2 ворон»; 2 февраля 1906 года «гулял и убил ворону»; 8 февраля 1906 года «гулял долго и убил две вороны»; 8 мая 1905 года он записал, что во время гуляния убил кошку. Его дневники надо читать не просто историкам, а историкам вместе с психиатрами, чтобы те ответили на вопрос, может ли психически здоровый человек на должности императора России считать для себя важным убийство кошки, когда в империи полным ходом шла революция? Только за два этих года, с 1905-го по 1907-й, в России было убито 4500 государственных чиновников – его, Николая, слуг!! Нет, то, что убивают его слуг, Николаю было, конечно, неприятно, но не более того – не повод отменять прогулки или дополнительно поскрипеть пером в дневнике, делая записи о езде на велосипеде.
Давайте сами прочтем несколько страничек его дневника.
Но сначала вспомним о том, что именно люди записывают в свой дневник, поскольку сегодня дневники, по сути, никто не ведет. Конечно, это зависит от наличия времени и желания писать, но обычно в дневник заносят только самые яркие события этих дней. Так вот, давайте возьмем дневник царя за несколько дней до того, как он отрекся от престола, но предварительно вспомнив, что в это время Николай был Верховным главнокомандующим русской армией, а на русско-германском фронте как раз в эти дни шли ожесточенные бои. Царь выехал в свою ставку в Могилев.
«23 февраля. Четверг. Проснулся в Смоленске в 9 1/2 час. Было холодно, ясно и ветрено. Читал все свободное время французскую книгу о завоевании Галлии Юлием Цезарем. Приехал в Могилев в 3 ч. Был встречен ген. Алексеевым и штабом. Провел час времени с ним. Пусто показалось в доме без Алексея. Обедал со всеми иностранцами и нашими. Вечером писал и пил общий чай.
24 февраля. Пятница. В 10 1/2 пошел к докладу, который окончился в 12 час. Перед завтраком [?] принес мне от имени бельгийского короля военный крест. Погода была неприятная – метель. Погулял недолго в садике. Читал и писал. Вчера Ольга и Алексей заболели корью, а сегодня Татьяна последовала их примеру.
25 февраля. Суббота. Встал поздно. Доклад продолжался полтора часа. В 2 1/2 заехал в монастырь и приложился к иконе Божией матери. Сделал прогулку по шоссе на Оршу. В 6 ч. пошел ко всенощной. Весь вечер занимался.
26 февраля. Воскресенье. В 10 час. пошел к обедне. Доклад кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы. Написал Аликс и поехал по Бобруйскому шоссе к часовне, где погулял. Погода была ясная и морозная. После чая читал и принял ген. Трегубова до обеда. Вечером поиграл в домино».
Напомню, что это писал император, у которого в эти дни на фронте шло сражение, а в столице с 23 февраля разгоралось восстание, и Николай, по сути, от него удрал в ставку. И он «меры принял»: преодолевая зевоту, выслушивал доклады генералов аж по целых полтора часа в день и подписал телеграммы об усмирении восставших всеми способами. Теперь его слуги обязаны были все эти проблемы решить, а ему, как вы видите из дневников, они были неинтересны. Жена, напомню, считала его безвольным, но при чем тут безволие, когда очевидно, что прогулка по Бобруйскому шоссе была ему интереснее, чем то, что происходило на фронте?
А с другой стороны фронта в ставке командующего германским Восточным фронтом генерала Людендорфа его начальник штаба генерал-майор Гофман тоже нашел время занести в свой дневник: «Наше маленькое предприятие у Стохода вчера прошло хорошо. 9.000 пленных, среди них четыре полковых командира, 15 орудий, 200 пулеметов и минометов. Это довольно прилично. Я рассчитывал максимум на 3.000. Русская армия становится все хуже и хуже».
Между прочим, на фронте у немцев положение было очень сложным, поэтому Гофман только 5 марта смог его осмыслить:
«В общем, теперь, как и раньше, большое оживление на всем русском фронте. Русские воздвигают много новых укреплений, и до окончания этих работ они, по-видимому, наступать не станут. Наше положение, в общем, теперь лучше. Я получаю так много резервов, что могу совершенно спокойно смотреть на будущее. То, что русские оставили нас за последнюю неделю в покое, явилось для нас большим счастьем. Они не знали своих преимуществ. Если бы они три недели тому назад начали наступление в некоторых пунктах, мы бы полетели к черту. Это чувство очень мучительно и действует, конечно, на нервы; отсюда, вероятно, и мое плохое настроение за последние недели».
Как вы поняли, успех боев настолько висел на волоске, что у немцев не проходило плохое настроение. И если бы у русской армии был главнокомандующий, который бы принял решение три недели назад нанести удар в нужных местах или додавить немцев в те дни, когда Николай гулял по шоссе и целовал иконы, то немцы потерпели бы решительное поражение на своем Восточном фронте. «Три недели назад» от 5 марта – это примерно 12 февраля, в этот день Николай отметил существенные события своего дня: «Утром шел снег и мело; днем вышло солнце, и стало морознее. Были у обедни, завтракал Митя. Осмотрел дом с трапезною, который построен заботами Ломана в старом русском стиле – очень красиво. Погулял с Марией. До чая принял Сергея. После 6 час. читал и писал Карлу (норвежскому). Вечер провели на той стороне. Опять играли румыны, и Лерский потешал нас до 12 час.».
У немцев в тылу тоже назревали неприятности, и хотя генерал Гофман по своему статусу был несоизмеримо мал по сравнению с русским императором, тем не менее в то время, когда Николай 23 февраля самым важным событием дня отметил то, с кем он обедал, Гофман записал: «Ясно, что поляки теперь разовьют большую пропаганду за то, чтобы Литва и Курляндия были бы присоединены к польскому королевству. Я в настоящее время веду очень оживленную переписку с Варшавой, иностранным ведомством и канцлером, чтобы заткнуть полякам глотку.
Тут в нашем районе четыре враждующих элемента: немцы, поляки, литовцы и латыши, которых ни один политик в мире не в состоянии объединить. И поляки, и литовцы, и латыши ненавидят нас, так как каждый из этих народов хочет властвовать. Это положение изменить нельзя. У меня в этом отношении совершенно чистая совесть, я поэтому пригласил сюда депутатов, чтобы они лично ознакомились с местными условиями. Все мы знаем, что Людендорф – не политик. Он слишком импульсивен для этого. У него все должно немедленно осуществиться, в то время как политик должен уметь выжидать».
И скорее всего потому, что немцы в отличие от Николая лично ломали головы над тем, что им делать с проблемами в своем тылу, их неприятности так и остались не более, чем неприятностями. А у Николая события раскручивались:
«27 февраля. Понедельник. В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Был недолго у доклада. Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу. Погода стояла солнечная. После обеда решил ехать в Царское Село поскорее и в час ночи перебрался в поезд.
28 февраля. Вторник. Лег спать в 3 час., т. к. долго говорил с Н.И. Ивановым, которого посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Спал до 10 час. Ушли из Могилёва в 5 утра. Погода была морозная, солнечная. Днём проехали Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9 час.
1 марта. Среда. Ночью повернули с М. Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел Рузского. Он, Данилов и Саввич обедали. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства все время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!
2 марта. Четверг. Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев – всем главнокомандующим. К 21/2 ч пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил; и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.
Кругом измена и трусость и обман!»
Отметьте, что если Николай жил не в вагоне едущего поезда, то ни разу не забыл погулять, но за все эти дни этот император всероссийский ни разу не вспомнил ни о России, ни о ее народе, ни об армии, ни о своем долге перед ними. Ведь бунт был только в Петрограде, вся Россия была еще твоя, не генерала Иванова надо было посылать, а самому, как Петр I, возглавить войска и идти в Петроград усмирять бунтовщиков и спасать Россию!
И мыслей таких у чижа не было!
Ну, хорошо, отрекся он от должности царя в пользу своего брата, но ведь он был полковник Преображенского полка и обязан был выехать в полк на службу, ведь война шла! В ноябре 1915 года ушел в отставку потомок герцогов Мальборо военно-морской министр Уинстон Черчилль. И хотя он был депутатом парламента и мог остаться в Лондоне, но Черчилль тут же надел форму майора и уехал во Францию в окопы командовать батальоном шотландских стрелков. В Австро-Венгрии в мае 1917 года ушел в отставку премьер-министр Венгрии граф Тиса. И этот полковник резерва тут же выехал на фронт и принял полк.
Поразителен случай немецкой самоотверженности. В начале июня 1918 года начались поджоги американских складов горючего во Франции. В порту Ла-Рошель, где находилось 75 % горючего американской армии, в течение восьми ночей подряд от неизвестной причины вспыхивали пожары. Виновников найти не удавалось. В этом городе находился лагерь военнопленных с 3000 немцами, а при лагере военнопленных находился некто Фрейтаг, принадлежавший к составу Шведского Красного Креста, посланного по просьбе германского правительства для оказания необходимой медицинской помощи германским пленным. В конце концов американская контрразведка выяснила, что именно он и организует поджоги. Фрейтага арестовали, на допросах он держал себя гордо, не отвечая ни на какие вопросы. Лишь на замечание начальника контрразведки, что он будет повешен, Фрейтаг ответил, что имеет право быть расстрелянным. Германское правительство, узнав об аресте Фрейтага, предложило обменять его на большое количество союзных военнопленных, и по этой инициативе немцев удалось установить, что Фрейтаг не кто иной, как младший сын императора Вильгельма – Иоахим. Как видите, немецкие великие князья не гнушались и не боялись никакой службы во имя победы Германии.
И только полковник Николай Романов и не думал о фронте, а сразу же начал выговаривать себе и семье отъезд через Мурманск за границу с возвращением после войны в Россию для постоянного проживания в Крыму в Ливадии. Наглость изумительная! Россия остается истекать кровью в развязанной Николаем войне, а он поехал отдыхать за границу! Даже временное правительство не стало реагировать на эту низость Николая и просто арестовало его.
Но это случилось позже, а сейчас после отречения, что должен был делать и думать царь, если он русский царь? Наверное, должен был всю ночь метаться от мыслей о самоубийстве? А как же! Вот он продолжает вести записи в дневнике.
«3 марта. Пятница. Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 91/2 перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше.
4 марта. Суббота. Спал хорошо. В 10 час. пришел добрый Алек. Затем пошел к докладу. К 12 час. поехал на платформу встретить дорогую мама?, прибывшую из Киева. Повез ее к себе и завтракал с нею и нашими. Долго сидели и разговаривали. Сегодня, наконец, получил две телеграммы от дорогой Аликс. Погулял. Погода была отвратительная – холод и метель. После чая принял Алексеева и Фредерикса. К 8 ч. поехал к обеду к мама и просидел с нею до 11 час.».
И т. д. и т. п.
Калашников пишет: «Знаете, почему официоз и поповщина стенают по поводу «святого» Николашки и всей проклятой династии? Потому, что они – родственные души». Под этими словами остается подписаться – действительно, Николай был наглой и бессовестной скотиной! Безусловно идеал для деятелей сегодняшнего режима!
Да вот только не то что народу нынешней России, а и своим дворянам он и даром не был нужен.
В 1919 году в Сибири против большевиков воевали силы адмирала Колчака, имевшего на довольствии армию, состоявшую из 800 тыс. офицеров, дворян, помещиков, бывших царских чиновников и прочих. Летом и осенью военным министром в правительстве Колчака был барон Будберг, истинный монархист. 17 июля 1919 года, в первую годовщину смерти Николая II, Будберг делает в своем дневнике запись:
«В соборе состоялась панихида по царской семье; демократический хор отказался петь, и пригласили монахинь соседнего монастыря, что только способствовало благолепию служения. Из старших чинов на панихиде был я, Розанов, Хрещатицкий и уралец – генерал Хорошкин; остальные постарались забыть о панихиде, чтобы не скомпрометировать своей демократичности.
После панихиды какой-то пожилой человек, оглядев собравшихся в соборе (несколько десятков, преимущественно старых офицеров), громко произнес: «Ну и немного же порядочных людей в Омске».
Барон Будберг даже в дневнике не хочет признаться в очевидном – дело не в непорядочности служившего у Колчака русского дворянства и не в его «демократичности». В той же демократической Европе и монархи, и даже отпрыски уже лишившихся власти династий пользуются безусловным уважением. Да и в чем в чем, но в демократичности адмирала Колчака обвинять нельзя – чего стоит, к примеру, расстрел по его приказу членов Учредительного собрания России, демократично избранных в 1917 году. Дело в другом: белые, то есть дворянство и зажиточные классы России, используя смерть царя в антикоммунистической пропаганде, в то же время ненавидели последнего российского императора неизмеримо более люто, нежели большевики. Для большевиков Николай II был всего лишь символом, который, попав к белым, мог вызвать дополнительные смерти десятков тысяч русских людей на полях Гражданской войны. И большевики уничтожили всю царскую семью, как уничтожают тифозную вошь, чтобы не дать распространиться в России смертельной болезни. А вот для белых Николай II был предателем и человеком, виновным в том, что они потеряли ту Россию, в которой им было так удобно жить! И дворяне, и тогдашние попы ненавидели Николая гораздо больше, чем большевики.
Ну и как, глядя на этих чижей у власти, должна была себя вести Россия? В Первую мировую войну наибольшее военное напряжение испытали Франция и Германия – у них в армию было мобилизовано 20 % населения, в Англии – 13 %, а в России – 9 %. Тем не менее к 1916 году из французской армии дезертировало 50 тыс. человек, а из русской – 1,2 млн. Глядя на чижей дворянства, в чижей превращался и народ, а те, кто и не стал чижом, кровь проливать за чижей все же не спешили.
Октябрьская революция 1917 года была справедливой – это была удачная попытка стряхнуть с шеи народа России чижей, на тот момент – дворянских и капиталистических.
А Николай II, зашив в подкладки платьев дочерей бриллианты, размечтался где-либо скоротать деньки в приятном ничегонеделании и в занятиях любимой фотографией. Не получилось.
Сейчас общепринято, что в Екатеринбурге большевики убили мученика царя Николая II. Да нет – в Екатеринбурге большевики по военной надобности расстреляли главного чижа России. И теперь чижи всех национальностей (от русского «дворянина» Михалкова до еврея Немцова) об убиенном сородиче горько сетуют. Есть отчего: этот чиж в свое время недурно устроился на шее России – царем. Это тогда все понимали, и в то время никто в России – от крестьянина до служивого дворянина – об этом «великомученике» не сожалел.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.