Как все

Хочу вспомнить еще одно – не знаю, как другие народы, но русскому человеку (я бы сказал шире – советскому) очень важно было знать, что его тяготы не отличаются от тягот остальных. Тогда он спокоен, тогда он способен (или был способен) перенести и преодолеть любые трудности. Мы своими корнями происходим от очень свободолюбивого общества, которое было таким благодаря исключительной преданности людей друг другу. Для русского человека «как все» – это магическое заклинание, оно действовало на него безотказно.

Я однажды попробовал это заклинание и, не буду умничать, как-то автоматически – я не задумывался особо над тем, что я делаю, а обдумал свои действия уже потом – когда увидел, что получилось.

Умер Черненко, и СССР возглавил пятнистый олень, который поначалу решил стяжать себе славу как «минеральный секретарь» – на почве «борьбы с пьянством». Все шло по уже накатанному до тошноты пути – партийные органы бодро начали проводить кампанию «борьбы за трезвость», которая должна была закончиться тем, чем и все партийные кампании до этого, – горами всяких бумаг, отчетов, рапортов и новыми должностями для бездельников. В плане этих отчетов партия повелела создать общества трезвости во всех коллективах – собачий бред, который, однако, надо было исполнять. И вот в пятницу на общезаводской оперативке директор завода С.А. Донской дает всем начальникам цехов распоряжение:

– Это очень серьезно. Я знаю, что вы можете мне сказать, – я сам могу вам это сказать и еще лучше, чем вы! Поэтому я не хочу слушать никаких комментариев и возражений – это не обсуждается! Я приказываю всем начальникам цехов до следующей пятницы создать в цехах добровольные общества трезвости и записать в них не менее 20 % работников цеха. Все! Повторяю, этот приказ обсуждению не подлежит!

А я, тогда начальник ЦЗЛ, играл на этих оперативках по пятницам роль некоего резонера – я подначивал коллег в случаях их неудачных мыслей или словосочетаний, но директора, само собой, подначивать побаивался. А тут меня черт дернул за язык подначить и его.

– Семен Аронович, а 100 % можно добровольно записать?

Директор рассердился и выдал гневную тираду о неких малолетних начальниках цехов, которые не понимают, что при несерьезном отношении к этому делу завод замордуют всевозможной критикой, проверками, придирками и прочим, а это заводу при его нынешнем тяжелом положении совершенно не нужно.

Я обиделся.

Иду с оперативки, злюсь и думаю, что я со своими подчиненными несправедливо поступать не буду, хоть ты меня на куски режь!

Тут дело в том, что добровольная запись в общество трезвости должна была сопровождаться уплатой годовых членских взносов на содержание аппарата бездельников этого общества (председатель городского общества трезвости уже был назначен, и его нам на оперативке представили). Сумма годовых взносов – 2 рубля, деньги не велики, и если бы было за что их платить, то кто бы отказался? Но под это?!

Положение усугубляло и то, что парторг цеха Чеклинский, неформальный лидер в цехе, начитался «Аргументов и фактов». А там демократические уроды по поручению ЦК КПСС топили это решение КПСС и объясняли народу, что общества трезвости – дело исключительно добровольное, что никакого насилия, даже морального, к людям применять нельзя и т. д., и т. п. – привычный интеллигентствующий словесный понос. Но тогда он был в диковинку, и народ на него клевал. Клюнул и Леня, а посему энергично начал проводить в ЦЗЛ мысль, что никто в это общество записываться не должен и что если есть в цехе трезвенники, то вот пусть они в это общество и записываются. Конечно, он и мне принес эти «Аргументы и факты» почитать, и со мною провел разъяснительную работу.

Это все хорошо, но мне-то приказ директора исполнять нужно! И я назначаю себя председателем этого самого цехового общества трезвости, секретаря цеха – секретарем и казначеем общества трезвости и поручаю ей отпечатать коллективное заявление всех работников ЦЗЛ с просьбой принять их в общество трезвости. Далее она печатает список добровольной уплаты членских взносов всех работников цеха, возглавляю список, само собой, я. Назначаю в красном уголке цеха № 4 (у нас своего не было) общее собрание ЦЗЛ по поводу вступления всех в общество трезвости. Докладывают, что Леня уже вошел в азарт и готовит мне на этом собрании бой за мое покушение на демократию и плюрализм. Собираем собрание в конце дня, но в рабочее время (чтобы пришли все), я беру слово и говорю примерно следующее:

– Директор приказал всем начальникам цехов, т. е. и мне, создать в цехах общества трезвости и записать в него 20 % штата. Мне это не нравится, как и вам, кроме того, не нравится и вот еще по какой причине.

С месяц назад мы отмечали профессиональный праздник ЦЗЛ – День химика. Как вы помните, мы отмечали его на втором этаже в банкетном зале ДК «Металлург». Хорошо посидели, поплясали, а когда в начале двенадцатого нас начали выгонять, что сделал весь коллектив цеха? Правильно – тут же смылся! А что делали активисты цеха до часа ночи? Правильно – убирали, мыли посуду, приводили зал в первоначальное состояние.

Так вот, мне надоело эксплуатировать активистов цеха! И так – как какая общественная работа ни возникает, она всегда достается активистам, а остальные – по кустам! Хватит! Нужно совесть иметь! Если я сейчас объявлю добровольную запись в общество трезвости и запишу 20 % работников, то это опять будут активисты. Все, я этого делать больше не буду! И ставлю перед вами вопрос так – либо мы все запишемся в это хреново общество, либо никто. Даже если среди вас есть трезвенники, то создавайте это общество сами – без меня.

Конечно, меня за это как-нибудь выдерут – всегда найдется повод за что-нибудь снять с меня премию, но я – начальник, и это издержки моей должности. Во всяком случае сохранять себе эти деньги за счет активистов я не буду.

Я совершенно не веду речь о том, пить вам или не пить, поскольку у нас не такой коллектив, чтобы эта проблема не давала нам хорошо работать и посему волновала меня как начальника. Речь идет всего лишь о том, чтобы в четверг сдать заявления о приеме в общество трезвости и деньги. Вот я при вас сдаю 2 рубля и расписываюсь, призываю и вас это сделать. Секретарь цеха будет собирать подписи и деньги до обеда четверга. Если к этому времени запишутся не все, то я верну вам деньги, порву заявление и ничего сдавать не буду. Я все сказал.

Сейчас я уйду, а вы, кто хочет, записывайтесь, кто не хочет – не записывайтесь. Если есть вопросы – задайте.

Встал Леня Чеклинский, и по нему было видно, что я испортил ему песню. Махнул рукой.

– Все это неправильно, нельзя насильно записывать в трезвенники! Но если всем записываться, то и я тоже, естественно, запишусь.

К четвергу из примерно 150 человек ЦЗЛ в общество трезвости не записалась инженер, хороший специалист, но женщина себе на уме, и несколько беременных, которые после отпуска по уходу за ребенком, судя по всему, не собирались возвращаться на работу к нам. Этим можно было пренебречь, и мы сдали списки и деньги председателю заводского общества трезвости.

В следующую пятницу замдиректора по кадрам Ибраев начал читать итоги того, как начальники цехов выполнили приказ директора и план по трезвенникам. Темирбулат начал, само собой, с плавильных (основных) цехов, результаты у них были в пределах 7 – 12 %, директор эти цифры соответственно комментировал. Потом пошли крупные вспомогательные цеха с примерно таким же результатом, наконец, Ибраев сообщил: «ЦЗЛ – 97 %». Коллеги с удивлением повернулись в мою сторону, Донской, поняв, сколько у меня записалось, с уважением сказал:

– А я думал, ты шутишь, а ты – серьезно!

Ну, так ведь и я сначала думал, что я шучу, а потом оказалось, что я говорил серьезно. Для меня это был эпизод даже не очень интересный в то время, поскольку у меня тогда было достаточно гораздо более интересных дел. Но теперь я думаю, что этот мой успех в деле с трезвенниками заставил директора и партийную власть взглянуть на меня по-новому: я оказался не просто диссидентствующим беспартийным начальником цеха, оказалось, что я имею в своем цехе авторитет, превосходящий авторитет в своих цехах других начальников цехов. Это, с одной стороны, было очень хорошо, но только в случае, если я вел цех туда, куда указывал директор, с другой стороны, это грозило большими неудобствами, если бы я повел цех в другую сторону. Повторю, в то время я об этом совершенно не думал, теперь же полагаю, что некоторое время спустя это предопределило в моей жизни короткий, в десяток дней, период, в течение которого мне небо казалось с овчинку. Но об этом после.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.