17

17

Весной 1984 г. Кейси был озабочен проблемой еще в одном месте Центральной Америки. Мексика с ее 77-миллионным населением представлялась ему бомбой с часовым механизмом.

Хотя Константин Менгес ушел из ЦРУ, пристроившись в Совет национальной безопасности, его призрак и постоянная озабоченность положением дел в Мексике остались. Он убеждал Кейси, что Мексика может быть потенциальным Ираном на границе США.

Самое сильное впечатление оказывала аналогия с Ираном — главным провалом разведки в период администрации Картера.

Менгес доказывал, что Мексика созрела для революции: правительство занимает опасные антиамериканские и антикапиталистические позиции, обременено проблемой долгового кризиса, который может привести к экспроприации иностранных капиталовложений. Социальные условия в стране являлись питательной средой для левого радикализма.

Кейси знал, что президент Мексики Мигель де ла Мадрид доставляет администрации большое беспокойство. Получивший образование в Гарвардском университете, де ла Мадрид был одержим проводившейся им кампанией против коррупции, получившей название «моральное обновление». Это — стоящее дело, считал Кейси, но главные проблемы де ла Мадрида носили экономический характер. Петлей на шее Мексики висел ее долг в 80 миллиардов долларов. У де ла Мадрида была еще одна навязчивая идея: посадить США и Никарагуа за стол переговоров для урегулирования их разногласий. Но это означало бы прекращение поддержки «контрас». Кейси был против этого, и его возмущало вмешательство мексиканцев. Переговоры с коммунистами — бесполезны. Де ла Мадрид высказывается как профессор на собрании левых интеллектуалов, проповедуя принцип невмешательства и заявляя, что действия США делают сандинистов более радикальными. Это, по мнению Кейси, обычная левая чепуха, которую всегда трудно воспринимать. Но еще труднее, когда она исходит от близкого соседа и предполагаемого союзника. Кейси приказал активизировать разведывательное наблюдение за Мексикой и за де ла Мадридом. Вскоре такая информация пошла потоком.

Кейси доказывал, что никарагуанская операция частично направлена и на защиту Мексики.

— Если Никарагуа будет позволено существовать в качестве модели левого государства, пламя революции может распространиться на север, — говорил он. — Серьезная угроза со стороны левых пока ощущалась только в Сальвадоре…

Консультативный совет по внешней разведке направил Кейси совершенно секретный доклад. В этом пятистраничном документе утверждалось, что ЦРУ «зарывает свою аналитическую голову в песок» и не знает, что происходит в Мексике. Одним из инициаторов доклада была Энн Армстронг, председатель совета, бывший посол США в Великобритании, проживавшая на обширном скотоводческом ранчо на самом юге Техаса, около мексиканской границы. Члены совета упорно продвигали мысль о том, что мексиканцы поступают недружественно, позволяя Советам вести обширную разведывательную деятельность против США с позиций своего посольства в Мехико. Совет обратился за консультацией к бывшему сотруднику ЦРУ, занимавшемуся мексиканскими проблемами в конце 70-х гг., который рекомендовал усилить резидентуру ЦРУ в Мехико.

В докладе содержался прогноз о расширении деятельности левых, особенно в районе Акапулько. Звучали нападки на де ла Мадрида, который характеризовался как технократ. Дискредитирующие его истории и слухи, исходящие от представителей деловых кругов, преподносились как факты. Доклад свидетельствовал о довольно примитивном восприятии Мексики и ее людей.

Кейси попросил оперативное управление проверить, соответствовало ли содержание доклада действительности. Даже если доклад не был разведывательным, Кейси должен был отнестись к нему серьезно. Факты и все остальное могло быть взято «с потолка», но выводы должны быть правильными.

Г од тому назад Менгес начал работать над составлением разведывательной оценки по Мексике, но вынужден был оставить ее ввиду появления более срочных центральноамериканских проблем. Таким образом, в течение нескольких лет оценки по Мексике не составлялось.

Преемнику Менгеса Джону Хортону, бывшему резиденту ЦРУ в Мехико, Кейси заявил, что работа над оценкой будет его первоочередным заданием. Однако шли месяцы, Кейси не видел реального прогресса и начал настаивать на завершении подготовки этого «злополучного документа».

— Не пойму, почему вы так долго с ним возитесь, — однажды обрушился он на Хортона. — Я мог бы набросать это за час.

Хортон поручил аналитику Брайану Лейтеллу подготовить первый вариант проекта. Лейтелл с ученой степенью в области истории был одним из тех дотошных специалистов, которые нравились Кейси. Ранее он подготовил разведывательную справку на Фиделя Кастро, которая произвела на Кейси большое впечатление. Он изобразил Кастро растерянным человеком, переживающим запоздалый жизненный кризис, неспособным управлять своей незавершенной революцией, неуверенным в своем месте в истории. Специалисты по Кубе раскритиковали Лейтелла, заявив, что он написал полупсихологический документ — пародию на разведывательный материал.

На неделю Лейтелл отправился в Мексику, чтобы самому ознакомиться с положением дел, — новая практика для аналитика, ставшая возможной в связи с увеличением бюджета ЦРУ.

Когда проект записки под названием «Мексика при де ла Мадриде» был готов, Лейтелл передал его Хортону.

— Кейси считает, что он пойдет, — сказал он.

Хортона охватила тихая ярость: Кейси должен был получить проект оценки одновременно с главами других разведывательных ведомств. И не раньше. Но Лейтелл нарушил субординацию. Влияние Кейси могло быть непропорционально его знаниям. Случайной репликой он мог нарушить весь процесс работы над оценкой, что неоднократно делал раньше. Предубеждения Кейси могли исказить документ.

Кейси временами настолько возбуждался, что, тыча пальцем в грудь оппонента, мог пронзительно кричать: «Неверно, ошибочно!» — если был с чем-то не согласен. Хортон хотел дать достоверную информацию, указывающую направление действий, и ничего больше.

Хортон прочитал этот объемный документ. Мексика в нем была изображена так, как будто находилась накануне революции. Имели место беспорядки в городских и сельских районах, возможен внушающий тревогу процесс утечки капитала, инвеститоры и бизнесмены в панике покидали страну, деловые круги мало доверяли правительству, угрожающих размеров достигла коррупция. Эти мысли высказал какой-то выросший в Мексике руководитель крупной оборонной фирмы, и они были преподнесены как разведывательная информация.

У любого человека, ознакомившегося с содержанием оценки, будь то президент или государственный секретарь, волей-неволей создается впечатление, что на юге США развивается крайне опасная, нестабильная ситуация. В проекте делался намек на то, что возможны вспышки сильных беспорядков, для подавления которых придется использовать мексиканскую армию. То есть звучал отголосок иранских событий.

Хортон не только чувствовал себя обойденным. Он знал, что имеющаяся разведывательная информация не подтверждала содержащихся в проекте предположений. Хортон был согласен с тем, что в Мексике имели место коррупция, волнения, безработица. Однако по логике из документа вытекало, что, окажись американцы на месте мексиканцев, они стали бы революционерами или радикалами. Ошибка несомненная, считал Хортон. Вовсе не обязательно, что мексиканцы будут вести себя, как американцы. Наиболее тревожный вывод, который следовал из проекта, состоял в том, что русские и кубинцы спокойно обосновываются в Мексике или близки к этому.

Хортой знал, что Кейси нужен устрашающий документ, чтобы от него отстали президент и консультативный совет по внешней разведке. Он хотел показать, что Мексика представляет из себя слабое звено. Кейси и его сторонники не понимали исторической приверженности Мексики принципам невмешательства во внутренние дела других стран. Ни один мексиканский президент, очевидно, не поддержал бы Соединенные Штаты в вопросе о «контрас».

— Вас интересуют общеизвестные истины, — заявил Кейси, после того как Хортон высказал свои сомнения. — Ваши аргументы неубедительны.

— Но выводы проекта — в целом и в любой их части — не подтверждаются данными разведки, — парировал Хортон. — Они должны вытекать из оценки, а она в данном случае искажена.

— Да, в проект следует включить дополнительно некоторые мысли, — сказал Кейси.

— Слухи и анекдоты, — отвечал Хортон, — мысли некоторых бизнесменов, проследовавших через Мехико или отдыхавших в Акапулько, не могут выдаваться за разведывательные данные.

Кейси заявил, что Хортон хочет замолчать неопровержимые факты.

Хортон стоял на своем. Обвинение было очень серьезным, и это возмутило его.

— Мексика может стать очередным Ираном, — упорствовал Кейси.

Так началась серия почти ежедневных споров и обсуждений между Кейси и Хортоном. Хортон настойчиво старался убрать из проекта все положения, которые не были подтверждены данными из надежных источников. Возможно, администрация Рейгана предпочтет делать политику на основе субъективных «чувств» и «разговоров», случайных бесед в клубах республиканцев, мыслей людей, занятых сбором средств. Но такие положения нельзя включать в разведывательную оценку.

Хортон получил от Кейси длинный, написанный через один интервал меморандум, в котором директор центральной разведки пытался восстановить в подготавливаемой оценке некоторые ранее вычеркнутые положения. Затем от Кейси последовал еще один меморандум, автором которого, по мнению Хортона, являлся Менгес. Это была обычная тактика Кейси: показать проект документа или доклада, который ему не нравится, своим неофициальным консервативным советникам и попросить их подготовить свое заключение. Если ему нравилось заключение, он препровождал его от своего имени.

В указанных меморандумах приводились примеры недовольства в сельских районах, волнений в трущобных кварталах Мехико, о появлении какой-то поддерживаемой Кубой группы в отдаленном районе страны. Большая часть этой информации не была подкреплена ссылками на какие-то источники, и эти документы не убедили Хортона в необходимости менять свою точку зрения.

Заместитель директора ЦРУ Боб Г ейтс предложил выработать компромиссный вариант, однако Хортон считал это в данном случае неприемлемым. Речь шла об обращении с разведывательной информацией, которая добывается с большим трудом. Или опираться на нее, или искажать всевозможными слухами, предположениями. Кроме того, Хортон видел и еще одну сложность. Кейси интерпретировал неповиновение Хортона как попытку изменить политический курс. Главной заботой Кейси была операция в Никарагуа. И в этом плане прогноз, в котором не говорилось о трудностях в Мексике, не укладывался в сценарий Кейси, поскольку подразумевал, что де ла Мадрид еще долго будет находиться у власти. Если волна коммунизма и вызванной им иммиграции пока никому не грозит, тогда меньшую срочность приобретает и вопрос о поддержке «контрас».

При каждом упоминании об этой оценке Кейси становился все более раздражительным. Оценки рассылались от его имени, другие разведывательные службы могли высказать свои возражения. Этого достаточно. Один сотрудник, даже такой уважаемый, как старший разведчик-аналитик Хортон, может блокировать дорогу лишь временно.

Пока проект находился в руках Хортона, он не позволял включить в него ничего, что не было бы подтверждено разведывательной информацией. Чтобы иметь что-то на руках перед совещанием Национального совета по внешней разведке (НСВР) в составе руководителей разведывательного сообщества, Кейси согласился в конце концов разослать переработанный Хортоном вариант разведывательной оценки.

Герб Мейер, один из помощников Кейси и вице-президент НСВР, который теперь контролировал выработку национальных разведывательных оценок, по телефону информировал руководителей разведывательных ведомств о направлении им проекта оценки. Узнав от своих представителей, что Хортон и Кейси «готовы из-за нее убить друг друга», они проявили к оценке большой интерес.

Совещание состоялось в начале апреля (как раз в это время назревал скандал в сенате по поводу минирования никарагуанских портов) в штаб-квартире разведывательного сообщества на улице Ф-стрит, в мрачном здании в одном квартале от старой канцелярии Белого дома.

Хортон кратко изложил содержание оценки: имеет место кризис, однако реальных признаков катастрофы нет.

Кейси отметил, что проект оценки отличается благодушием.

— И мне досадно, — добавил он, — что в проекте не излагаются вероятные направления развития событий. Я бы хотел, чтобы мы проанализировали, насколько вероятна катастрофа в Мексике.

Он ясно дал понять, что, по его мнению, Мексика находится на грани этого.

Представитель государственного департамента высказал свою озабоченность по поводу положения в других латиноамериканских странах, таких, как Аргентина и Бразилия, имевших большую внешнюю задолженность. Их положение давало не меньше поводов для опасений.

Помощник директора ФБР обратил внимание на активность советских представителей в Мексике. С территории этой страны они активно работают против США.

Один из членов НСВР заметил, что это не имеет никакого отношения к нестабильности обстановки в Мексике. А именно это является темой проекта оценки.

Кто-то указал, что это свидетельствует об усилении советского влияния.

Представитель министерства торговли, аналитик ЦРУ, работавший там по временному контракту, кажется, был готов «упасть к ногам Кейси». Хортон нашел это похожим на слащавый спектакль.

Представитель министерства финансов также высказал мрачную точку зрения. В основном она вызывалась озабоченностью по поводу долгового кризиса. По его словам, американские банки находились на крючке у Мексики, которая задолжала им много миллиардов долларов.

Военные разведывательные службы — АНБ, РУМО, управления сухопутных войск, ВВС, корпуса морской пехоты — почти не высказали озабоченности по поводу положения в Мексике. Располагавшая армией примерно в 120 тысяч человек, Мексика в стратегическом плане особого интереса не представляла.

За исключением ФБР, министерств торговли и финансов — трех наименее важных из разведывательных ведомств, — Кейси остался почти в одиночестве. Он решил оказать давление на собравшихся.

— Прошу провести голосование по вопросу о том, какова возможность возникновения полного хаоса в Мексике, — заявил он, ударяя по столу. Лично он считал, что такая вероятность составляла 50 на 50. Называя одного за другим сидящих за столом, Кейси получил поддержку только от тех же трех ведомств.

— Можно считать, что, судя по вашей реакции, шансы составляют один к пяти, — заявил Кейси, пытаясь достичь компромисса.

Ему никто не ответил.

— Я хочу, чтобы проект был соответствующим образом переработан, — приказал Кейси, — и эта цифра — 20 % вероятности возникновения хаоса в Мексике — была внесена в оценку. Без указания такой вероятности нельзя докладывать оценку президенту.

Хортон был доволен, что мнение профессионалов на его стороне. Кейси удалось добиться упоминания о 20 процентах, поскольку он председательствовал на совещании.

После совещания Кейси, обругав Хортона, приказал Гербу Мейеру переписать основные положения оценки.

Хортон пожаловался Гейтсу, и последний согласился проследить за работой Мейера. Однако вскоре сам Хортон подключился к разработке нового варианта, исправляя ошибки в изложении исторических фактов, сглаживая наиболее резкие формулировки. Оценка не должна походить на сценарий страшного суда, как этого хотел Кейси. Окончательный вариант оказался довольно нечетким. Несколько военных разведывательных служб в бросающемся в глаза примечании на первой странице отметили свое несогласие с прогнозом о том, что в Мексике имеется 20-процентная вероятность революционного взрыва.

Окончательный вариант с грифом «Секретно» был направлен в адрес нескольких сот официальных лиц администрации, но был, очевидно, прочитан лишь единицами. Хортон недоумевал. Конкретным результатом, к которому привело появление оценки, было лишь принятие решения о направлении в Мексику дополнительных сотрудников ЦРУ для работы против советских представителей. Но ведь оценка составлялась не ради этого. По крайней мере, успокаивал себя Хортон, он добросовестно делал свое дело. Однако чем больше он думал о случившемся, тем большее беспокойство испытывал. Все это стоило ему лично очень дорого. Хотя Кейси и извинился после совещания, их взаимоотношения были окончательно испорчены. Кейси подозревал его, а он подозревал Кейси.

Потерпев катастрофу в Иране, ЦРУ считало, что оно сможет обезопасить себя, предсказывая революции, хаос и бедствия. Придерживаясь такой линии, оно никогда не дало бы неверной оценки. В равной степени оно не могло дать верное представление о реальной обстановке, подготавливая документы, поднимающие необоснованную тревогу.

Иран оставил после себя страшный рубец, даже более ужасный, чем думал Хортон. Он слышал, что Кейси предупреждал резидентов в странах Латинской Америки: «Ищите аятоллу — человека, который поведет за собой разгневанные массы». Подобные представления еще широко бытовали в ЦРУ.

У Хортона были на Кейси и другие обиды. Генерал Пол Ф. Горман, командующий американскими войсками в Панаме, сообщал, что, судя по сведениям из Сальвадора, президент Дуарте назначает на командные посты в армии офицеров, не запятнавших своей репутации компрометирующими поступками в области прав человека.

— Почему этого нет в наших информационных документах? — спросил Кейси Хортона и приказал ему навести справки.

Хортон доложил Кейси, что эта информация включена в ежедневную разведывательную сводку, рассылаемую высшим должностным лицам.

— Никто не читает этот мусор, — перебил Кейси. Его слова означали, что ни президент, ни госсекретарь, ни министр обороны, ни советник по национальной безопасности не обращали особого внимания на эту сводку. Со стороны Кейси это было неосторожное замечание. Как будто совершенно секретная ежедневная разведывательная сводка была побочным продуктом информационной деятельности ЦРУ.

Вполне возможно, что Кейси не имел этого в виду. Ведь именно Кейси всегда выступал за ограничение доступа к этой сводке. Запрещал ее фотокопирование и очень огорчался, когда ее небольшие части появлялись в средствах массовой информации. Но в этой ремарке отразились жесткость Кейси и тенденция давать выход своему постоянному раздражению. Ведь его сотрудники прилагали большие усилия к тому, чтобы качественно составлять этот важный документ. Если директор называет сводку «мусором», более чем вероятно, что подобным же образом он высказывается о ней и в других местах. И эта точка зрения может стать известной тем, кто, не разгибая спины, ежедневно трудится над подготовкой этого документа.

В течение года пребывания Хортона на посту начальника информационной службы ЦРУ по странам Латинской Америки ему пришлось пережить и ряд других неприятных моментов. Кейси хотел, чтобы была сделана оценка состояния оппозиционных сил на Кубе. У Хортона не было достоверной информации по данному вопросу, поскольку ЦРУ такими сведениями не располагало. Возможности ЦРУ на Кубе были ограниченными, Хортон пришел к выводу, что внутренняя оппозиция режиму Кастро была незначительной. Но такой вывод не устраивал Кейси, и он отнесся к нему с подозрением, полагая, что Кастро должен иметь значительное число противников.

Вообще Кейси испытывал радость и удовольствие лишь тогда, когда получаемая разведывательная информация подтверждала его концепцию или соответствовала политике администрации.

В 1983 г., как раз перед выборами в Аргентине, Хортон начал работать над составлением национальной разведывательной оценки, чтобы попытаться спрогнозировать результаты выборов. Получалось, что адвокат Рауль Альфонсин, придерживающийся центристско-левых взглядов, глава партии Радикальный гражданский союз, может победить. Хортон доложил об этом Кейси. Кейси проворчал что-то невнятное. Хортон разъяснил, что после восьми лет военной диктатуры победа Альфонсина, возможно, будет благом для Аргентины. Однако, учитывая его взгляды, вероятно, это не самый лучший вариант для Соединенных Штатов.

Кейси с удивлением посмотрел на Хортона и спросил:

— А что, Альфонсин марксист-ленинист?

Хортон недоумевал, почему у директора центральной разведки возник именно такой вопрос.

Альфонсин победил.

Через несколько дней после рассылки оценки по Мексике Хортон пришел к Гейтсу и заявил о своем намерении уйти из ЦРУ. Он готов остаться только до подбора себе замены. Поскольку замены не появилось, Хортон в следующей беседе с Гейтсом сказал:

— Мой контракт заканчивается в конце мая. Почему бы мне после этого не уйти из ЦРУ?

Г ейтс с ним согласился.

Хортон испытывал неприятные чувства. Может быть, это не совсем справедливо по отношению к Кейси, но, по его мнению, суть ситуации заключалась в следующем: Кейси, подобно главному исполнительному директору большой корпорации, пришел на этот пост, чтобы получить для себя максимум возможного. Конечно, Кейси считал себя старым сотрудником Управления стратегических служб. Он с уважением относился к разведывательной работе. Но если будут искать козла отпущения за просчеты в Центральной Америке, им, конечно, будет не Кейси и не Рейган. Все повесят на ЦРУ. Именно сейчас закладываются семена для нового гигантского скандала — проведение расследований по примеру комиссий Черча и Пайка.

Хортон знал, что Кейси достоин похвалы за поддержание контактов со многими нужными людьми. И, как показал случай с Мексикой, не все они разделяют его мнение на мировые дела. Кейси был слишком груб с людьми и с ним, Хортоном, тоже.

Хортон считал, что Кейси не слишком привязан к ЦРУ, не совсем понимает необходимость для разведки быть независимым органом. ЦРУ снова стало инструментом администрации, используя который она пыталась навязать миру свою точку зрения. Слишком много было искажений и подделок. Хортон чувствовал, что он не может долго «стоять на воротах». Он не хотел быть и страдальцем.

Была еще одна причина для принятия Хортоном решения уйти из ЦРУ. Смысл ее состоял в том, что он просто не смог ужиться с Кейси. Директор центральной разведки был задирой и хулиганом.

* * *

Через десять дней после брифинга, заставившего меня задуматься над вопросом о том, какой информацией о Каддафи «напичкало» меня ЦРУ — направленной или объективной, я вылетел в Триполи.

Подобно большинству визитеров, много дней я прождал встречи с ливийским лидером. Наконец, один из его переводчиков поселился рядом со мной на двенадцатом этаже гостиницы «Баб-Эль-Бахар». Большую часть дня и ночи мы провели за разговорами или чтением, ожидая приглашения на беседу. Усталость расслабила нашу скованность. Когда утром мы вышли прогуляться на свежий холодный воздух к морю, переводчик, высокий, крепко сложенный человек сказал, что его особенно угнетает разгром внутренней оппозиции в стране. Он указал, что имеются тысячи политических заключенных, высказывавшихся против революции или против Каддафи.

— Не говорите, — сказал я, — какие могут быть тысячи?

— Да, тысячи, — повторил он настойчиво. — Я говорю вам, тысячи. Страна находится в состоянии брожения. Всего можно ожидать.

Я сказал переводчику, что послал в редакцию сообщение о том, что в университете Триполи было повешено двое студентов. Виселицы были поставлены на университетском дворе, тысячи студентов присутствовали при этом. От ужаса многих рвало, некоторые с криками бежали прочь.

Около пяти часов утра мне сказали, что в этот день интервью не будет. Мы прождали почти весь следующий день. Я сохранял терпение только потому, что переводчик Каддафи постоянно находился при мне, фактически ни с кем не общаясь. Он был расстроен так же, как и я. Спустившись по его приглашению в фойе, я услышал от него следующие слова:

— Мне бы хотелось, чтобы вы увидели его, — говорил в гневе переводчик.

То, что он затем рассказал мне о Каддафи, почти точно повторяло картину, недавно нарисованную мне сотрудником ЦРУ. Повторялись не только слова, ссылки на успокоительные таблетки и все остальное, но повторялись, с одной стороны — презрение и высмеивание, а с другой — удивление и невольное уважение. Создавалось впечатление, что переводчик, проведший сотни часов в компании Каддафи, и сотрудник ЦРУ, в течение долгого времени изучивший его, имеют один и тот же стереотип.

Я не исключаю возможность, что переводчик был агентом ЦРУ, что все это подстроено или же люди из ЦРУ и переводчик имели одинаковое мнение.

Копия моего сообщения о публичных казнях в Триполи поступила в МИД Ливии. В тот же день меня доставили в аэропорт и отправили в США настолько быстро, что это напоминало официальное выдворение.

По возвращении в Вашингтон я опубликовал о Ливии пространную статью, в которой связал рассказ переводчика об успокоительных таблетках Каддафи и сообщенную мне сотрудником ЦРУ информацию. Статья появилась в воскресном выпуске под заголовком «Говорят, что Каддафи теряет власть».

8 мая, через две недели после моего возвращения из Ливии, в редакцию газеты «Вашингтон пост» стали поступать срочные телеграфные сообщения о том, что в Ливии была предпринята попытка осуществить переворот, имело место нападение на казармы «Сплендид Гейт». В сообщениях говорилось о схватках в центре города, которые продолжались несколько часов. В одном из них было ошибочно сказано, что Каддафи убит.

Когда в Лэнгли проанализировали все сообщения о событиях в Ливии, стало ясно, что это была самая серьезная попытка государственного переворота за пятнадцать лет пребывания Каддафи у власти. И в первый раз, очевидно, удалось сблокироваться силам внутренней и внешней оппозиции.

Заговор был раскрыт после захвата на тунисской границе трех его участников. В ходе допросов были получены данные о заговоре против Каддафи. В Триполи было арестовано около пятнадцати человек, планировавших совершить нападение на лидера Ливии.

Оказываемое Нимейри содействие заговорщикам помогло, по крайней мере, всколыхнуть обстановку в стране, хотя попытка оказалась неудачной. Кейси сделал следующий вывод: в первый раз ливийцы доказали, что они готовы умереть, чтобы избавиться от этого человека, и приказал срочно сделать анализ уязвимых мест Каддафи. Пришло время предпринимать больше усилий, чем до сих пор.

Кейси беспокоило, что ему придется пройти еще через одну «инквизицию», на этот раз связанную с его личными финансами. Служба внутренних налогов «охотилась» за ним, причем делала это недружественно, по-бюрократически, заваливая Кейси письмами и напоминаниями. Она требовала уплаты налогов по некоторым деловым операциям, которые, по мнению Кейси, не должны облагаться налогом и были проведены им в конце 70-х гг., до прихода в ЦРУ. Обычно такие споры ведутся между налогоплательщиком и службой в конфиденциальном духе. Но некоторые из бывших партнеров Кейси оспаривали требование службы внутренних налогов в судебном порядке, поэтому имя Кейси всплыло на поверхность.

Именно критика со стороны общественности больше всего беспокоила Кейси. Большинство людей просто не понимало разведывательной системы. Как и многое другое, это недопонимание берет свое начало со времен Управления стратегических служб и второй мировой войны. Тогда УСС осуществляло важную, но довольно простую разведывательную операцию. Американских граждан, проводивших свои отпуска в Европе, просили присылать местные открытки, особенно с видами портов и пляжей. Затем сотрудники разведки микрофильмировали эти открытки и приклеивали к соответствующим карточкам. Все делалось с помощью клея и ножниц. Подготовленные документы служили хорошим справочным материалом о любом пляже или гавани, и, таким образом, союзные войска имели по крайней мере некоторые сведения, с учетом которых осуществлялась заброска агентуры, совершались рейсы специальных групп, высадка войск и бомбовые налеты. Именно война заронила в Кейси семена бизнесмена, и эту систему организации микрофильмирования он не раз применял в своей деловой практике.

После войны дух бизнесмена возродился в Кейси и принес немалый капитал. Кейси нанял инженерную фирму в Бостоне, которая сконструировала машину для выполнения работы по разрезанию — наклеиванию микрофишек. Была создана компания «Фильм Сорт». Кейси начал продавать машины и технологию, организовывать филиалы компании по всей стране. В 1949 г. компания была продана. Доля Кейси составила несколько сот тысяч долларов, а это в послевоенные годы было немалое состояние, первые заработанные им реальные деньги. За 50 тысяч долларов Кейси купил имение Мейнолл.

С тех пор, в отличие от других, Кейси уделял большое внимание планированию своего будущего, поиску мест применения своих талантов, завязыванию нужных связей. Он мог бы поместить свои деньги в акции крупных биржевых корпораций и чувствовал бы себя в полной безопасности, жил без хлопот, связанных с управленческими проблемами, спорами, судебными делами. Вместо этого, он вложил деньги в создание подводных лодок-малюток, которые можно было бы использовать для поднятия ценностей с кораблей, затонувших в районе Ки-Уэста (Флорида); в фирму, импортирующую югославские и бельгийские ковры; в программу компьютеризации процессов начисления налогов; в компанию по планировке земельных участков, стал партнером фирмы, занимающейся теннисными сооружениями.

Часть своих денег Кейси вложил в создание специального приспособления в виде пера, с помощью которого можно было бы вводить рукописную запись в компьютер. Группа, занимавшаяся созданием этой техники, «Пен Вертер партнере», за 4 миллиона долларов купила секретную технологию у другой фирмы, заплатив наличными только 100 тысяч долларов. Остальные 3,9 миллиона долларов были в расписках, которые подлежали оплате в случае, если «перо» будет создано и найдет сбыт. При такой системе «Пен Вертер» за 4 года потеряла 6 миллионов долларов. А Кейси, уплативший по 95 долларов за акцию, получил 60 тысяч долларов за счет освобождения от уплаты налогов, что не разрешалось правилами службы внутренних налогов.

Этот инцидент был потенциально взрывоопасным, так как директор ЦРУ 600 раз вкладывал свои деньги в операции, не облагавшиеся налогами. Министру юстиции Уильяму Френчу Смиту в свое время был сделан общественный выговор за дела гораздо меньших масштабов.

10 мая мне позвонил Кейси. Он интересовался ходом расследования его дела, которое вел репортер Чак Баблок, входивший в штат моих помощников в газете «Вашингтон пост». Да, согласился Кейси, возможно, он и должен государству 100 тысяч долларов в виде налогов. Но это не страшно, заявил Кейси, он готов заплатить, и деньги у него на это есть.

Баблок опубликовал большую статью о неурядицах Кейси с налогами и инвестициями под заголовком: «Директор ЦРУ Кейси подвергает сомнению законность требования службы внутренних налогов об уплате 100 тысяч долларов в виде налоговой задолженности».

На состоявшемся позднее в Нью-Йорке судебном заседании Кейси занял наступательную позицию, оспаривая утверждения адвоката службы внутренних налогов о том, что он, Кейси, присоединился к тем, кто занимался «распродажей освобождений от уплаты налогов».

— Я бы хотел возразить против утверждений о том, что я покупал «освобождения от уплаты налогов», поскольку это является грубым искажением истины, — сказал он. Потом отметил, что еще в 1952 г. написал свою первую книгу «Защищенные от налогов инвестиции».

— Я начал все это дело, — заявил Кейси, и добавил, цитируя библейское изречение: — «Я искупил свои грехи», когда стал председателем комитета по… инвестициям и ценным бумагам.

К удивлению Кейси, никто ни в конгрессе, ни в средствах массовой информации не проявил желания залезать в гущу его личных финансовых дел. Небольшая откровенность и искренность сделали свое дело.

Хотя конгресс не соглашался рассматривать просьбу администрации о выделении еще 21 миллиона долларов на оказание помощи «контрас», Кейси понимал, что ни одно официально избранное лицо, особенно демократы, не захочет иметь, по определению Кейси, «синяки под глазами», которые последуют за оставлением на произвол судьбы никарагуанских борцов за свободу. При любой возможности он отстаивал свою точку зрения и побуждал президента и Макфарлейна разыгрывать эту карту.

Да, он знал, что все во власти конгресса и что вполне вероятна задержка с решением этого вопроса. 27 марта 1984 г. Кейси направил Макфарлейну меморандум с пометкой «Только лично», в котором изложил следующие мысли: «Ввиду возможных трудностей в деле получения дополнительных ассигнований, необходимых для продолжения тайных операций в Никарагуа, я полностью согласен с тем, чтобы вы изучили возможность получения средств у Саудовской Аравии, Израиля или у кого-либо еще. И, наконец, после изучения всех законных возможностей можно было бы попытаться найти частных американских граждан, готовых образовать соответствующий фонд, который мог бы изыскать средства из неправительственных источников».

Кейси подписал меморандум большой буквой «К», сам привез его Макфарлейну в Белый дом и попросил советника по национальной безопасности возвратить его сразу по прочтении. Копий не должно оставаться, «никто больше об этом не должен знать».

Кейси было известно, что Макфарлейн не очень верит в эффективность тайных операций. Он занимался этим постольку, поскольку на этом настаивал президент. Макфарлейн был просто одним из игроков, не посредником и не лидером. Кейси приходилось идти своей дорогой.

По пути в Лэнгли Кейси позвонил в свою канцелярию и попросил к его приезду собрать в своем кабинете всех основных специалистов по Никарагуа. Повесив пальто и шляпу, Кейси спокойно сел во вращающееся глубокое кресло, взял скрепку и начал ее распрямлять.

— Вы знаете, — наконец начал он, — Белый дом собирается принять некоторые решения в отношении «контрас». Что у нас есть по Никарагуа?

Было сообщено несколько оперативных деталей с мест действий, а также краткий анализ, касающийся сандинистов.

— Разве мы не являемся мозговым центром? — спросил он. — Мне кажется, тема «контрас» будет во главе повестки дня… Давайте подумаем, что может понадобиться президенту, а затем прикинем, как можно это сделать?

Начальник оперативного отдела стран Ближнего Востока ЦРУ Чак Коган, пятидесятишестилетний высокий, худой, с ухоженными усами, увлекался всеми видами спорта. По линии ЦРУ Коган ранее работал в Индии, Конго, Судане. Был резидентом в Марокко. Выпускник Гарвардского университета 1949 г., Коган пришел в ЦРУ в период «холодной войны» 50-х гг. У него было холодное деловое рукопожатие, острые, как у детектива, глаза. Небольшой, едва различимый рубец на одной стороне лица подчеркивал это впечатление.

Обязанности начальника оперативного отдела в штаб-квартире в Лэнгли состоят не только в чтении телеграмм и направлении указаний в резидентуры. Важное место занимает работа по поддержанию контактов с посольствами в Вашингтоне, через которые проходит интересная разведывательная и политическая информация.

Один из таких контактов установил и поддерживал Коган. Связь поддерживалась по закрытым каналам, с послом Саудовской Аравии в США принцем Бандаром. Яркий, красивый, общительный тридцатипятилетний сын влиятельного министра обороны Саудовской Аравии, Байдар представлял собой новый тип полномочного представителя: активного, обаятельного, светского. Бывший пилот саудовских ВВС, Бандар имел привычку размахивать кубинскими сигарами, весело смеяться, угощать гостей в своем кабинете любимыми хамбургерами «Макдональдс Биг Мак» на подносах из чистого серебра.

Во времена администрации Картера, до назначения на пост посла, Бандар поддерживал и развивал отношения с Белым домом через помощника президента Гамильтона Джордана. При Рейгане положение изменилось. Бандар понял, что полномочия распределились между различными министерствами и службами Белого дома. Учитывая произраильскую направленность политики администрации Рейгана, особенно государственного секретаря Шульца, неофициальные связи через Когана приобрели особое значение.

Как посол, Бандар имел необычайно широкое поле для маневра. Он имел доступ к огромному богатству. При монархии саудитов в стране не существовало никакого законодательства, судов или наблюдательных комитетов, имевших контрольные функции. Хорошо осведомленный об этом государственный департамент мог обратиться к саудовцам за любой помощью, в которой конгресс США может отказать. Если намечаемые мероприятия соответствовали политике Саудовской Аравии, в большинстве случаев такая помощь предоставлялась. Саудовцы получали определенные выгоды от стран, которым они помогали, в том числе и от Соединенных Штатов. Их доллары играли двойную роль.

Открывавшиеся при таких договоренностях возможности в области разведки были привлекательными. Например, саудовцы оказывали помощь противникам марксистского правительства Эфиопии. Для них это было вполне естественно, поскольку им не нравились левые или коммунистические режимы, особенно по другую сторону Красного моря. Кейси и ЦРУ были благодарны им за это.

Взаимоотношения между ЦРУ и разведывательной службой Саудовской Аравии были в целом хорошими. Они брали свое начало со времен, когда во главе разведки Саудовской Аравии стоял легендарный и чрезвычайно богатый Камаль Адхам. В 1970 г. саудовцы содержали на своем обеспечении тогдашнего вице-президента Египта Садата. Нередко невозможно определить, где в подобных мероприятиях кончаются интересы саудовцев и начинаются интересы ЦРУ.

Весной 1984 г. Коган уходил из отдела стран Ближнего Востока. В прощальной беседе с Бандаром он почти открыто затронул вопрос о трудностях, с которыми сталкивается Кейси в деле получения денег для «контрас». Коган напомнил о появившейся месяц тому назад в газете «Вашингтон пост» статье, в которой говорилось, что Саудовская Аравия, возможно, предоставит «контрас» определенную сумму денег.

— Это вы инспирировали эту статью? — спросил Коган Бандара. — Источником было посольство Саудовской Аравии?

— Нет, — ответил Бандар.

— Возможно, это пробный шар, — сказал Коган. — Кто-то отсюда или откуда-то еще намекает на заинтересованность Саудовской Аравии. Конечно, это может быть полезным. «Контрас» нужно 20–30 миллионов долларов. Мелочь, — добавил Коган.

Бандар сказал, что кроме статьи в газете он не слышал ни о каких предложениях. По содержанию статьи можно судить, что за ней стоит ЦРУ или администрация. В статье фактически говорилось, что Кейси решает вопрос о том, стоит ли обращаться за помощью к другой стране, например к Саудовской Аравии, не так ли?

Коган ответил, что ЦРУ не обращается за помощью.

Бандар сказал, что прозондирует вопрос с верхами Риада, есть ли там какой-либо интерес.

— Давайте подождем официального ответа, — сказал он. Через несколько дней посол Бандар получил из Риада отказ.

В обоснование были даны следующие причины:

— ЦРУ не предлагает что-либо взамен, во всяком случае, на этот счет никаких идей нет.

— Внешняя политика Саудовской Аравии в Центральной Америке не совпадает с американской. Сандинистское правительство придерживается в основном проарабских позиций, в то время как проамериканские режимы в Коста-Рике и Сальвадоре в недавнем времени практиковали антиарабскую дипломатию и перевели свои посольства из Тель-Авива в Иерусалим.

— У Саудовской Аравии нет уверенности, что администрация Рейгана сохранит дело в секрете, сведения о тайной помощи «контрас» могут просочиться в прессу, что доставит всем большие неприятности.

Бандар передал представителю ЦРУ, что Саудовская Аравия не может оказать какую-либо помощь. Была достигнута договоренность, что вопрос поднимался лишь в целях проработки, а контакты носили неофициальный характер: ЦРУ ничего не просило, а Саудовская Аравия ни в чем не отказывала.

По вопросу о помощи «контрас» к Бандару подходили эмиссары и других организаций. Два директора-распорядителя крупных американских корпораций обращались к нему с подобной же просьбой. Ответ Бандара был отрицательным. Помощник генерал-майора ВВС в отставке Ричарда Секорда также интересовался, не могут ли саудовцы оказать помощь. Ветеран тайной войны в Лаосе, Секорд руководил частной сетью групп, занимавшихся транспортировкой оружия.

— Передайте Секорду, пусть занимается этим делом сам и не беспокоит меня.

И все же сделка состоялась. Советник по национальной безопасности Макфарлейн и Бандар однажды вечером встретились наедине, за рюмкой спиртного, в зеленом домике, расположенном в глубине обширной резиденции Бандара в Маклине, штат Вирджиния. Макфарлейн рассказал, что «контрас» находятся в затруднительном положении в связи с истощением финансовых средств. В результате президенту может быть нанесен большой политический ущерб. Американские друзья в Гондурасе, Коста-Рике, Сальвадоре будут покинуты в беде. Латинская Америка может не понять этого.

Бандар согласился с такой оценкой. Однако он высказал недоумение по поводу непоследовательности американской внешней политики. Почему принимаются обязательства, подобные договоренности с «контрас», если они не могут быть выполнены?

В ходе дальнейшего разговора Макфарлейн понял, что Бандар может предложить свою помощь. А Бандар был уверен, что его упорно склоняют к этому. Открылась возможность, которую ни один из них не мог игнорировать. К обоюдному удовлетворению, они пришли к соглашению, что саудовцы предоставят «контрас» 8—10 миллионов долларов, по миллиону в месяц. Но при соблюдении чрезвычайной секретности. Эта договоренность вне зависимости от возможных обстоятельств должна быть похоронена навечно.

Бандар был осведомлен о способностях АНБ перехватывать и расшифровывать дипломатические сообщения, поэтому он направил сообщение королю Фахду почтой.

В тот период Иран все больше угрожал транспортировке нефти из Персидского залива. Бандар пошел на прием к Шульцу. Вскоре президент направил письмо королю Фахду, в котором подтверждал свою поддержку при любой стычке Саудовской Аравии с Ираном. Фахд хотел получить несколько сот современных противовоздушных ракет «Стингер», но в ходе переговоров американская сторона наложила определенные ограничения на сделку. Через Бандара Фахд направил секретное письмо лично президенту на семи страницах. В Белом доме Рейган прочитал это послание и, посмотрев на Бандара, сказал: «Перед друзьями мы условий не ставим».

Чтобы обойти конгресс, президент использовал свои чрезвычайные полномочия, и в мае 400 ракет «Стингер» были секретно отправлены в Саудовскую Аравию.

Бандар с согласия короля получил в Эр-Риаде от правительства Саудовской Аравии чек на 8 миллионов долларов для оказания тайной помощи «контрас». Макфарлейн открыл для «контрас» банковский счет и передал его номер своему помощнику в Совете национальной безопасности подполковнику Норту: 541—48 в банке «БАК Интернэшнл Бэнк» на Каймановых островах. В пятницу 22 июня на встрече с Бандаром в Белом доме Макфарлейн передал послу карточку с отпечатанным на ней номером счета. Для обеспечения секретности Бандар намеревался лично вылететь в Женеву, где у него был свой дом, и организовать перевод денег через швейцарский банк. Они договорились, что по завершении операции он сразу же даст знать об этом Макфарлейну. Если придется говорить по телефону, перевод денег будет обозначаться кодовым словом «сигареты».

27 июня Бандар прибыл в Женеву и попросил сотрудника банка прийти к нему домой, где он передал ему чек на 8 миллионов долларов, а также номер счета в банке на Каймановых островах, на который необходимо переводить по миллиону долларов в месяц. Он дал указание поместить 8 миллионов на общий счет «Свисс Бэнк Корпорейшн» и переводить деньги с этого счета так, чтобы нельзя было установить их вкладчика.

Тем временем Макфарлейна начала беспокоить задержка с переводом денег. Он позвонил Бандару. «Мой друг все еще не получил свои сигареты, — сказал Макфарлейн, — а он курит очень много».

Для проверки саудовского чека банку потребовалось больше недели, и первый миллион долларов был переведен только 6 июля.

Макфарлейн информировал президента о том, что саудовцы секретно финансируют действия «контрас». Президент выразил свою глубокую признательность. В течение следующих восьми месяцев саудовцы перевели 8 миллионов долларов, позволив тем самым «контрас» продолжить свое существование.

После обсуждения с Кейси и Клэриджем оперативных и материально-технических потребностей «контрас» Норт направил Макфарлейну секретный меморандум с просьбой разрешить ему выехать в Центральную Америку. Под своей визой Макфарлейн поставил инициалы «Р. К. М.» и дописал: «Соблюдайте максимальную осторожность. Никаких открытых встреч. Пресса не должна знать о вашем нахождении в этом районе».

У Кейси была возможность оказать давление на Израиль. Он предоставил израильтянам широкий доступ к фотоснимкам американских разведывательных спутников. Израиль старался отблагодарить своего покровителя.

Официально Израиль отрицал свою помощь «контрас». Но сообщения об этом не переставали появляться. Ни одна страна не прячет свои разведывательные и другие секреты лучше, чем Израиль. Было ясно, что Израиль получает какие-то дивиденды от администрации США за изыскание возможностей выделить «контрас» несколько миллионов долларов наличными или поставить им вооружение, возможно, через какого-то южноамериканского посредника. Но получение дивидендов — это еще не доказательство их участия в делах «контрас».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.