Виды языков-посредников

Виды языков-посредников

Поскольку опыты А. и Б. Гарднеров были первыми, многие, говоря о способе общения человека с шимпанзе, подразумевают амслен (AmSLan: American Sign Language) — упрощенную версию жестового языка американских глухонемых. Первое время этот язык действительно был практически единственным посредником в общении человека и обезьян. После Уошо ему обучали сразу нескольких шимпанзе как в лаборатории самих Гарднеров (Мойя, Тату, Дар и Пили), так и у нескольких энтузиастов-психологов, которые взяли в свои семьи детенышей шимпанзе и пытались повторить и проверить достижения Уошо (Люси, Элли и др.). Амслен стал языком общения и для двух горилл (Коко и Майкла), которых, начиная с 1972 года, воспитывает и обучает Фрэнсин Паттерсон (ПАТТЕРСОН И ДР. 2000; PATTERSON 1978; Patterson, Cohn 1990). В начале 80-х годов к этой компании присоединился и орангутан Чантек (MILES 1983, 1990, 1997).

Следует, разумеется, оговориться, что термин «амслен» употребляется здесь в значительной степени условно, т. к. система жестов, которую усваивали обезьяны, не была полным аналогом того языка, которым пользуются глухонемые люди в Америке. Например, грамматика обезьяньего амслена соответствовала грамматике устного английского, тогда как настоящий амслен наряду с ней обладает и своими особыми правилами (ХАЙЛИКС 2000). Не вдаваясь во все подробности, упомянем лишь, что по оценкам специалистов жестовая речь обезьян соответствовала скорее «лепету» двухлетних глухонемых детей, чем языку взрослых. Тем не менее, основные жесты и некоторые правила их объединения во фразы, характерные для амслена, в этой системе присутствовали.

Еще один подход к решению этой проблемы использовали супруги Энн и Дэвид Примэк (Premack & Premack 1972, 2003), работавшие с шимпанзе Сарой. В отличие от Гарднеров, супруги Примэк первоначально опирались на чисто бихевиористские представления. Они считали, что любое, в том числе и коммуникативное поведение может быть сформировано за счет «сочетания, совпадения и подкрепления» стимулов и реакций. По их мнению, для того чтобы научить шимпанзе языку человека, исследователь должен сначала мысленно расчленить его языковое поведение на некие элементарные компоненты, выделить основные параметры, характеризующие язык согласно современным представлениям лингвистики. Затем следует придумать программу обучения, позволяющую ввести эти компоненты в поведение животного, и далее обучать (дрессировать) шимпанзе в соответствии с этой программой.

После ряда неудачных попыток создать искусственный (неакустический) язык Примэки перешли к намагниченным пластиковым жетонам различной формы, обозначавшим слова. Они располагали жетоны в определенном порядке на вертикальной магнитной доске, и Саpа могла «высказываться» сама, также помещая на эту доску соответствующие жетоны. По своей конфигурации жетоны (как и лексиграммы, использованные позднее в языке йеркиш, см. далее) никак не напоминали те предметы и действия, которые они обозначали. Например, названием яблока служил треугольник (рис. 21), а слово «фpукты» обозначалось другим, столь же произвольным жетоном.

Рис. 21. Примеры процедуры обучения Сары знакам «называется» (вверху) и «не называется» (внизу) (по PREMACK, PREMACK 2003, с изменениями). Жетон-1 — «название (имя)» яблока; жетон-2 — «не есть название (имя)» яблока.

Наряду с этим имелись и жетоны, обозначающие абстрактные понятия: например, знак просьбы, знак условия («если… то»), знак отрицания, знак «называется» и т. п. Саpа освоила 120 таких знаков, могла выполнять задания и отвечать на вопросы, используя комбинации из нескольких жетонов. В отличие от Уошо (см. далее), Сару сразу обучали построению строго структурированных фраз, например, «ЕСЛИ САРА ПОСТАВИТ ЧАШКУ НА СТОЛ, ТО МЕРИ ДАСТ ЕЙ ЯБЛОКО», «ПОЛОЖИТЬ КОРИЧНЕВЫЙ (а затем и другие цвета) ДИСК НА КРАСНЫЙ ПОДНОС». В связи с такой установкой процесс обучения Сары происходил как типичная выработка дифференцировочных условных рефлексов, требующая сотен сочетаний при постоянном пищевом подкреплении (рис. 22). Еще одна особенность состояла в том, что эти предложения не были коммуникативными по своей природе и никаких спонтанных «высказываний» Сара не делала.

Эта система знаков оказалась менее продуктивной, чем амслен и йеркиш, и не получила распространения. Впрочем, Д. Примэк ставил перед собой цель не столько создать искусственную коммуникативную систему, сколько найти пути для исследования наиболее сложных когнитивных процессов у шимпанзе в сопоставлении с процессами, лежащими в основе речи человека. В начале 1980-х годов он сформулировал программу поиска аналога этих процессов у животных и сосредоточился на изучении разных сторон интеллекта шимпанзе и его сравнении с интеллектом детей (Premack & Premack 2003).

Весьма перспективным оказался язык йеркиш, созданный Дуэйном Рамбо в начале 1970-х годов. Диалог с обезьяной был реализован с помощью компьютера, на клавиши которого были нанесены различные значки (лексиграммы), представлявшие каждый отдельное слово. Последовательности лексиграмм, выбранных на клавиатуре, высвечивались на мониторе, и обезьяна могла видеть, что она «сказала», и при желании исправить ошибки. Эту систему специалисты Приматологического центра им. Йеркса используют и по сей день, постоянно совершенствуя ее в соответствии с новыми задачами. Так, для прогулок были созданы портативные варианты клавиатуры, на которую наклеивались фотографии лексиграмм, а с определенного момента в работе используется клавиатура, при нажатии на клавиши которой раздается английское слово, соответствующее данной лексиграмме. При проверке понимания обезьяной устной речи авторы иногда прибегали к помощи синтезатора голоса, чтобы лишить обезьяну возможности ориентироваться по знакомым интонациям.

Обучение обезьян и амслену, и йеркишу оказалось неожиданно эффективным. Залогом успеха экспериментов была адекватность методов, использованных для того, чтобы выяснить, в какой мере такой язык может стать средством коммуникации обезьяны и человека, а также обезьян между собой.

Уже в первые два десятилетия своего существования языковые эксперименты приобрели значительный размах, к ним постепенно присоединялись новые исследователи, приобретались и воспитывались новые обезьяны. Опытами на антропоидах дело не ограничилось. После первых впечатляющих результатов возник вопрос о других животных, которым традиционно приписывают весьма высокий уровень интеллекта — о попугаях и дельфинах.

Для работы с дельфинами Луис Херман (HERMAN 1986; HERMAN ET. AL. 2001) применял два языка. Основу одного из них составляли движения рук, похожие на сигналы регулировщика дорожного движения, основу другого — создаваемые компьютером звуки. Удалось показать, что и дельфины, и некоторые другие морские млекопитающие способны к выполнению заданий, состоящих из нескольких «слов», и действуют при этом в соответствии с правилами синтаксиса (SCHUSTERMAN, GlSINER 1988; Gisiner, Schusterman 1992; см. также Зорина, Полетаева 2001/ 2003; Панов 1980, 2005).

Алекс — попугай доктора Айрин Пепперберг (PEPPERBERG 1981, 1999/2002, 2002) — долгое время служил единственным исключением: для общения с ним пользовались обычным устным английским. Оригинальная методика обучения («модель / соперник») делала процесс усвоения слов весьма эффективным. Мы более подробно рассмотрим эту работу ниже, в разделе «Обучение языкам-посредникам других животных». Правда, автор постоянно подчеркивает, что ее главная задача — изучение способности птиц к символизации и других когнитивных способностей, а не усвоения языка как такового.

По мере расширения и углубления исследований вопрос о понимании животными устной речи человека приобретал все большее значение и, начиная с гориллы Коко, обезьяны с самого детства воспитывались как билингвы — исследователи постоянно разговаривали со своими подопечными, параллельно обучая их пользоваться неакустическим языком. Наиболее фундаментальны в этом плане работы Сью Сэвидж-Рамбо (SAVAGE-RUMBAUGH ET AL. 1993, 1998; Savage-Rumbaugh, Lewin 1994/2003 и др.).

Однако начало всему было положено опытами супругов Гарднер на шимпанзе Уошо, которую Дж. Гудолл так образно назвала «первой леди в мире шимпанзе».

Методические особенности подхода к изучению зачатков языка в работах А. и Б. Гарднер и Д. и А. Примэк

Итак, американские ученые — cупруги Алан Гарднер и Беатрикс Гаpднеp были первыми, кто перешел от слов к делу и попытался использовать для общения с шимпанзе незвуковой язык (рис. 23).

Прежде чем планировать собственные опыты, они внимательно познакомились с шимпанзе и их естественным поведением. Этой особенностью подхода к проблеме мы во многом обязаны Беатрис Гарднер (1933–1995). Если Алан Гарднер, специалист по сравнительной психологии, приобрел известность, изучая поведение животных в лабораторных экспериментах, то Беатрис (на «языке» Уошо она была «ТРИКСИ») специализировалась в области этологии и получила докторскую степень в Оксфорде под руководством Н. Тинбергена. Сотрудничество высоких профессионалов разного профиля (этолога и психолога) во многом предопределило успех этого начинания. Впоследствии Гарднеры всегда подчеркивали, что их работа имеет этологические корни. Не случайно, что одну из своих обобщающих статей (GARDNER & GARDNER 1985) они посвятили основоположнику этологии Н. Тинбергену. Стремясь к соблюдению биологической адекватности условий эксперимента, они пытались включить элементы языка-посредника в естественную структуру поведения обезьяны и рассматривали условия ее воспитания в семье человека как вариант применяемого в этологии метода перекрестного воспитания (Гарднер, Гарднер 2000; Gardner & Gardner 1989). Этот метод состоит в том, что детенышей изолируют от родителей в как можно более раннем возрасте и отдают на воспитание представителям другого, в той или иной степени близкого вида. Они подчеркивали, что «перекрестное воспитание — это совсем не то, что содержание животного в качестве домашнего питомца. В последнем случае хозяева могут создать ему прекрасные условия, могут очень любить его, но все же относятся к нему не так, как к своему ребенку. Истинная приемная семья рассматривает детеныша шимпанзе как собственного малыша во всех отношениях, во всех жизненных обстоятельствах, 24 часа в сутки изо дня в день, из года в год, подчиняясь строгим требованиям экспериментального режима» (Gardner & Gardner 1998, с. 292). С помощью этого метода этологи выяснили ряд принципиальных закономерностей формирования поведения в процессе онтогенеза. Как мы уже писали выше, в экспериментальной психологии этот метод также использовался и был признан весьма плодотворным — первую и оставившую глубокий след в науке попытку его применения для исследования поведения приматов предприняла Н. Н. Ладыгина-Котс, усыновившая Иони, затем У. и Л. Келлоги и К. и К. Хейсы. А начиная с работы Гарднеров этот метод обрел второе дыхание. В 1970-е годы их примеру последовали несколько семей психологов, которые обучали амслену детенышей обезьян, и до настоящего времени воспитание будущих экспериментальных обезьян в домашней обстановке остается важнейшим условием этого направления исследований.

Работа Гарднеров оказала огромное влияние на представления ученых не только о возможностях психики животных, но и о происхождении человеческого мышления. Его можно сравнить только с тем воздействием, которое оказали и продолжают оказывать на науку опыты В. Келера.

Следует отметить еще раз, что Гарднеры и начинавший в одно время с ними Д. Примэк были представителями разных направлений в изучении поведения животных. Д. Примэк исходил из постулатов бихевиоризма и считал, что любое, в том числе и коммуникативное поведение можно сформировать за счет «сочетания», «совпадения», «повторения» стимулов, подкрепления и реакций. Как уже упоминалось выше, он полагал, что если выделить основные «стимульные» параметры, свойственные языку человека, то далее на основе этой программы можно обучать обезьяну.

Этологический подход, использованный Гарднерами, побуждал их внимательно относиться к малейшим особенностям анатомии и физиологии изучаемого вида, его развитию и социальному поведению. Основываясь не только на работах своих предшественников, но и на собственных наблюдениях за повадками шимпанзе, Гарднеры понимали, что обучать их звуковой речи было бы пустой тратой времени. Они утвердились в этом представлении и благодаря изучению кинозаписей опытов с Вики: трудности с произнесением немногих, «вымученных» слов очевидно контрастировали с ее выразительной жестикуляцией. Как отмечали Гарднеры, шимпанзе — довольно молчаливые животные: группа может кормиться на фиговом дереве, а люди пройдут внизу и ее не заметят. Язык жестов больше соответствовал естественному для шимпанзе способу коммуникации. Уже в 60-е годы, благодаря ранним работам Дж. Гудолл (VAN LAWICK-GOODALL 1968), Я. ван Хоффа (VAN HOFF 1967), а также ряда других исследователей, был известен поведенческий репертуар шимпанзе, существенную роль в котором составляла весьма разнообразная жестовая сигнализация.

Решение Гарднеров обучать обезьяну языку жестов вывело проблему поиска прообраза и истоков человеческого языка из того тупика абстрактных рассуждений, в котором она находилась, и перевело ее в новое русло — в русло изучения межвидовой коммуникации с помощью языка-посредника. Амслен, выбранный Гарднерами для обучения Уошо, явился удачным языком-посредником в диалоге человека с его ближайшим родичем.

Помимо самих супругов Гарднер, с Уошо работали и студенты и ассистенты, которые достаточно часто менялись. В конце 1967 г. около Уошо появился еще один наставник. Это был молодой ассистент А. Гарднера Роджер Футс, активно участвовавший в обучении амслену не только Уошо, но еще и ряда других обезьян, которых также воспитывали в приемных семьях (например, Люси). Футсу предстояло фактически на всю жизнь Уошо (довольно долгую) стать ее опекуном и другом. Когда Гарднеры в 1970 г. закончили свои опыты, Уошо угрожала перспектива отправиться в один из биомедицинских приматологических центров, и если не погибнуть в проводившихся там опытах, то уж во всяком случае провести остаток дней в небольшой одиночной клетке, без привычного окружения, без людей и без сородичей. Именно Футс спас ее (а потом и других шимпанзе, вышедших из опытов у Гарднеров) от такой судьбы. За годы экспериментов он не на шутку привязался к своей воспитаннице, так что расставание с Уошо стало бы для него едва ли не личной драмой. Вот как он описывает свои ощущения в ожидании предстоящей разлуки: «Я думал о том, как мне будет не хватать Уошо. Во время наших игр в трейлере, наших дружеских перепалок, потасовок и бурных проказ она завоевала мое сердце. Мне будет не хватать ее проделок на любимом дереве, интереса к любимым книгам, озабоченности моими порезами и царапинами, того, как она „говорила“ „УОШО ХОРОШАЯ ДЕВОЧКА“. Но больше всего я жалел, что не увижу ее взрослой. Как старший брат, отправляющийся в колледж, я грустил, что не увижу большей части детства своей сестрички. В следующий раз я встречу ее совсем другой. Думать об этом было горько» (FOUTS, MILLS 1997/2002, с. 108).

Р. Футс перевез Уошо в Институт изучения приматов при Университете штата Оклахома, на так называемую Обезьянью ферму доктора Б. Леммона — специалиста по клинической психологии.

Помимо Уошо он работал там еще с несколькими шимпанзе (Буи, Бруно, Тельма, Синди), а также курировал обучение трех обезьян, которых Леммон отдал в приемные семьи, в том числе и своим пациентам. Одна из этих обезьян, Люси, училась весьма успешно и участвовала в ряде важных экспериментов. По завершении своих проектов Гарднеры передавали Футсу и остальных обезьян. С тех пор эта колония образует так называемую «семью Уошо», которая, сменив ряд приматологических центров, в настоящее время живет в Элленсбурге (штат Вашингтон) в организованном Футсом в 1993 г. Институте изучения коммуникации шимпанзе и человека. Наблюдения за поведением этой группы на протяжении почти 30 лет послужили источником разнообразных данных о поведении «говорящих» обезьян, в частности о роли культурной преемственности в его формировании (см. ниже).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.