Свойство продуктивности

Свойство продуктивности

Свойство продуктивности означает способность создавать и понимать неограниченное число сообщений, преобразуя исходно ограниченный запас знаков. Как мы упоминали выше, все обезьяны создавали собственные знаки, а также комбинировали известные им жесты и лексиграммы для обозначения предметов, названий которых они не знали. Эта способность отмечена у всех обезьян кроме, пожалуй, Шермана и Остина. Даже Лана, поведение которой всегда оценивают как крайне ограниченное, по собственной инициативе ввела понятие «ВНЕ КОМНАТЫ», а также прибегала к дополнительным определениям, когда, например, хотела получить перезревший и почерневший банан. Выше мы уже приводили примеры словотворчества Уошо и других амслен-говорящих животных, однако неоднократно приходилось слышать предположение, что всё это совпадения или случайности. Тем не менее, такие примеры многочисленны, и накопившийся за годы экспериментов материал склоняет к мысли, что они достоверно отражают природу языковых способностей антропоидов. Так, горилла Коко изобрела жест «ДЕРЕВО САЛАТ» для обозначения любимого лакомства — побегов бамбука, карнавальную маску она называла «ШЛЯПА ГЛАЗА». Чантек именует жидкость для промывания линз «ГЛАЗ ПИТЬ», а «семья Уошо» зовет рождественскую елку «КОНФЕТА ДЕРЕВО», и т. д.

О наличии свойства продуктивности может свидетельствовать и гибкое использование синонимов для обозначения одного и того же предмета в зависимости от контекста (чашка — «ПИТЬ», «КРАСНЫЙ», «СТЕКЛО»; подробнее см. Панов 1980; ЛИНДЕН 1981).

Неожиданное развитие эта тема получила опять-таки благодаря наблюдениям за Канзи. Известно, что бонобо более «говорливы», чем обыкновенные шимпанзе, и Канзи не составил исключения. Создалось впечатление, что он слишком говорлив даже для бонобо, причем эта черта проявилась у него уже в очень юном возрасте. Временами окружающим казалось, что он пытается имитировать некоторые гласные звуки. Например, обычно ему давали арахис со словами: «Канзи, ты любишь орехи?», — и Канзи произносил [е-uh] [33] — сочетание звуков, похожее на «peanut» без согласных. Точно так же, когда речь шла о дыне, он произносил нечто вроде [eh-uhn], опять-таки, похожее на «melon». Окружающие отвечали Канзи теми же звуками, пытаясь построить с их помощью систему коммуникации, при которой обе стороны легче понимали бы друг друга.

Изучив видеозаписи поведения Канзи, Шермана и Остина, исследователи были поражены тем, что, общаясь с людьми с помощью клавиатуры и обычных для шимпанзе жестов, Канзи постоянно издавал еще и разнообразные звуки. Лексиграммы, жесты и звуки, казалось, были объединены в один коммуникационный комплекс — явление, характерное для шимпанзе, видоспецифичная коммуникация которых включает параллельное участие разных каналов связи, вовлекающих разные сенсорные системы (Дерягина, Бутовская 2004). Это побудило С. Сэвидж-Рамбо более тщательно изучить природу звуковой сигнализации Канзи.

Все звуки, издаваемые Канзи, были записаны и сопоставлены с теми, что издают другие четыре бонобо, содержавшиеся в Региональном центре изучения приматов им. Йеркса, — Лорелл, Лаура, Линда и Босонджо, которых не учили никакому языку. С помощью анализа сонограмм удалось идентифицировать 14 групп звуков. Десять из них были обычными для всех пяти изученных обезьян, тогда как четыре были характерны только для Канзи: [ennn], [ii-angh], [whai] и [unnn]. Большинство звуков у бонобо имеют тенденцию перетекать один в другой, но некоторые звуки, встречавшиеся только у Канзи, были явно другого характера, как в группе [ii-angh]. Таким образом, впечатление наблюдателей оказалось верным: Канзи не только издавал больше звуков, чем остальные бонобо, но также придумал и новые, собственные звуковые сигналы.

Анализ видеозаписей показал, что новые звуки у Канзи почти всегда были ответом на вопрос собеседника-человека, реакцией на его комментарии или просьбой. Хотя различия в использовании звуков не всегда были достаточно четко заметны, все же удалось выявить некоторую закономерность. Например, очень частая группа [ennn] оказалась одной из составляющих просьбы, обычно сопровождаемой жестом. На кассете запечатлен случай, когда Канзи указывал на пищу вблизи холодильника, а собеседник-человек не обращал на это внимания. Канзи повторил жест, на этот раз добавив звуки [ennn]. В ответ на вопросы Канзи чаще всего использовал группу [ii-angh], особенно если вопрос кончался двусложным словом, например, «peanut». Звуки [whai] наиболее часто употреблялись после вопросов типа «Хочешь поиграть в прятки?» или «Ты все еще хочешь, чтобы тебе дали мячик?». Последнюю из четырех, группу звуков [unnn], он произносил в ответ на вопрос человека: «Я хочу налить в твою чашку сок, ты его хочешь?».

Появление новых звуков в коммуникативном репертуаре Канзи шло вразрез с широко бытующим мнением, что набор звуковых коммуникативных сигналов у приматов жестко ограничен и не может сильно меняться или расширяться. Эти звуки не только уникальны для бонобо, но они и явно не похожи на звуки других особей этого вида. Тот факт, что Канзи приобрел их в языковой среде, формируя навыки понимания устной речи, позволяет предположить, что он пытался имитировать человеческую речь или, по крайней мере, ее интонации. По мере взросления Канзи стал лучше владеть своим голосовым аппаратом и, как считает С. Сэвидж-Рамбо, продолжает пытаться имитировать звуки человеческой речи. Эти данные несомненно представляют немалый интерес, но они, по-видимому, все-таки субъективны и пока могут рассматриваться как самый первый намек на наличие такой формы продуктивности в языке бонобо. Во всяком случае, некоторые независимые специалисты, слышавшие эти записи, не улавливают того сходства со словами, о котором говорит С. Сэвидж-Рамбо [34].

С. Сэвидж-Рамбо была, по-видимому, готова к скепсису в отношении этих данных. Свою позицию она сформулировала в беседе с репортером одного научного журнала, который сказал ей: «Вам никогда не поверят». Сэвидж-Рамбо ответила: «Наука состоит не в том, чтобы добиваться результатов, в которые поверят люди. Она должна изучать явления, происходящие вовне, независимо от того, правдоподобны они или нет. Если бы я руководствовалась в своей работе тем, что считается „правдоподобным“, я бы никогда не узнала, что Канзи может вдруг самостоятельно овладеть языком, как люди, сможет так много понять и изобретет свои собственные грамматические правила, как сделали когда-то наши предки» (SAVAGE-RUMBAUGH, LEWIN 1994/2003 с. 176).

До недавнего времени считалось, что свойство продуктивности совершенно не характерно для естественных коммуникативных систем животных. Однако современные исследования видоспецифичной коммуникации диких шимпанзе свидетельствуют, что репертуар звуковых сигналов — не настолько закрытая система, как было принято думать. Не останавливаясь на этих данных (подробнее см. ЗОРИНА, ПОЛЕТАЕВА, РЕЗНИКОВА 1999/2002), упомянем, что так называемые долгие крики шимпанзе обнаруживают признаки продуктивности — последовательность элементов в них может меняться. Они состоят из ограниченного числа базовых элементов, которые могут комбинироваться по-разному в зависимости от ситуации и у разных животных, тем самым расширяя диапазон возможных сообщений (MITANI 1992; Hofmann, Fruth 1994).

Интересно упомянуть также, что спонтанное изобретение собственных слов отмечено и в процессе обучения попугая Алекса (Pepperberg 1999/2002), см. выше.

Однако следует еще раз подчеркнуть, что спонтанное расширение лексикона проявляется у всех обезьян лишь эпизодически, как тенденция, как отражение потенциальной способности к такому расширению, и не идет ни в какое сравнение с продуктивностью языка человека, которая обеспечивает закономерный и постоянный рост его лексикона, а главное, объема и разнообразия передаваемых сообщений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.