Про пони и кино

Про пони и кино

21.09.2004

Крик души читателя Андрея Яблонского: «Не кажется ли Вам, что употребление в печати слов типа “пиндос”, хотя бы и в адрес граждан известной страны, указывает на кромешное отсутствие вкуса и стиля у Вас самих? Как Вы, наверное, знаете, наше Отечество тоже населено далеко не ангелами, и при желании к нам можно предъявить очень много обоснованных претензий. Несмотря на это, я ни разу не встречал в англоязычной прессе бранной лексики в наш (и ни в чей бы то ни было) адрес — по крайней мере в мало-мальски уважаемых изданиях. Думаю, соблюдение элементарных приличий пойдет на пользу всем, а то уже от матерщины стало решительно некуда деваться. Кроме того, даже не испытывая симпатий к упомянутой стране, все же следует проявить уважение к ней как бесспорному лидеру в той тематике, о которой Вы изволите трактовать. А у нас, извиняюсь, кибернетика довольно долго числилась лженаукой».

Подозреваю, что слово «пиндос» вводит в пунцовую краску не только Андрея Яблонского, но и других, лингвистически неискушенных читателей «Голубятен», поэтому даю развернутую справку.

Уж не знаю, какие ассоциации навеяло Андрею это слово (хотя догадываюсь), однако сразу спешу успокоить: к матерщине оно не имеет ни малейшего отношения. В современном разговорном языке «пиндос» прижился после совместного пребывания в Косово российских подразделений и натовских войск. Как писала газета «Советская Россия»: «У воинского контингента каждой страны есть уже сложившаяся репутация, которую определяют каким-то одним характерным словом. У наших репутация “crazy”, что может переводиться как “отчаянные” или как “чокнутые”. Наши тоже не остаются в долгу: бойцы РВК натовцев называют “пиндосами”. Никто не знает толком, откуда взялось это смешное слово, но оно хорошо передает слегка презрительное отношение наших солдат к своим натовским “партнерам”». Очень точно прокомментировала это сообщение газета «Дуэль»: «Наши солдаты в Косово увидели общечеловеков не на экране, не в парадной обстановке, а в деле. И, как видите, у них возникла соответствующая ассоциация — пиндосы! Слово действительно ничего не означает, кроме того, кого обозначает. Звучит слово красиво, скажешь пиндос — и все сразу поймут, о ком это, безо всякого словаря».

Впервые я услышал о пиндосах из уст солдатика, дававшего в Косово интервью корреспонденту НТВ. Солдатик честно признался, что не знает значения клички, данной натовцам, однако подчеркнул ее меткое акустическое попадание. Отношение к экспрессивности слова «пиндос» я уже выразил тем, что ввел его в свой словарь. Остается поделиться результатами этимологических изысканий (С благодарностью гостевой комнате М. Вербицкого, в которой почерпнул ряд ценных наводок).

На самом деле «пиндос» не является неологизмом и давно живет в русском языке. Изначально этим словом обозначали древнюю породу лошадок-пони (от названия горы Pindus, Пинд), обитающих в горных областях Фессалии и Эпира в Греции. Достаточно познакомиться с экстерьером фессалийских пони, чтобы понять — рано или поздно слово «пиндос» пристанет и к людям: «Удлиненная голова, узкий корпус с длинной спиной, слабым крупом, крепкими копытами, которые обычно не подковывают. Эти пони смелые и выносливые, хотя порой излишне упрямы. Пиндосов отличает уверенная поступь и устойчивость на ногах».

Так оно и вышло: уже в XIX веке пиндосами стали называть черноморских и азовских греков. Выражение «грек-пиндос», как утверждают некоторые сетевые ресурсы, встречается в одном из рассказов Чехова (не проверял. — С.Г.). Далее самое забавное. В период между Первой и Второй мировой войнами слово «пиндос» прижилось в американском сленге: так называли всех низкорослых и черноволосых выходцев с Балкан (греков, румын, болгар) и юга Италии. В этом значении «пиндос» обильно встречается в детективах Чейза (не проверял. — С.Г.).

Вероятно, российские солдаты в Косово сначала услышали слово «пиндос» со стороны и только потом осознали, как оно замечательно ассоциируется с «вооруженным до зубов трусливым американским солдатом» (еще одно определение, обнаруженное мною в Интернете [Там еще был и сочный производный синоним «пиндосный» в значении «трусливый, подлый, наглый, жадный, мерзкий»]). Вряд ли «пиндос» сорвался с уст американских военнослужащих в адрес пробегавшей мимо пони. Скорее всего он относился к «низкорослым и черноволосым» албанцам. По крайней мере последняя версия отлично вписывается в красочные фоторепортажи из тюрьмы Абу-Граиб!

Как бы то ни было, после боя шапками не машут: слово «пиндос» уже получило международное признание. В энциклопедии Freedictionary.com читаем: «Пиндос (или пиндосян) — прозвище родилось во время операции ООН в Косово. Его придумали русские солдаты, размещенные в аэропорте Приштины». В уникальном словаре национальных прозвищ (2166 кличек!) сказано еще проще: «Пиндос — новое слово, используемое в России, для обозначения американца». Так тому и быть.

Заканчиваем про пони и переходим к кино. Речь пойдет о довольно неожиданном аспекте компьютерных программ, предназначенных для редактирования цифрового видео. Начну издалека. Чем хороша «Голубятня»? Тем, что каждую неделю в ней разыгрывается театральное представление для компьютерных неофитов. Эдакий любительский драмкружок при Доме железнодорожника станции Узловая. Стоит старому голубятнику написать: «Решил я тут заняться цифровым видеомонтажом, в котором не понимаю ни бельмеса», как каждый читатель уже знает: ситуация пойдет аккурат по сценарию, как если бы он сам проделывал то же самое. А попробуйте заставить профессионального программиста признаться в том, что он чего-то не знает или не понимает. Да он скорее удавится, чем пойдет на такое унижение. Оно и понятно: всё, что у программиста есть, — это его «кноу-хоу», а чаще — лишь видимость «кноу-хоу», без которой не поиметь зарплаты или доверия покупателей.

Обратная сторона медали: профессиональный программист всякий материал излагает с учетом сверхзадачи — во что бы то ни стало продемонстрировать ламерам, что они ламеры. За примером далеко ходить не надо: откройте файл-справку любой компьютерной программы и удостоверьтесь, что писана она инопланетянами на мутном, корявом и путаном языке. Не потому, что они такими народились, а потому, что такая у них установка.

Однако кривая справка — это полбеды. Гораздо хуже, когда программисты берутся писать программы в тех областях знания, в которых они ни шиша не смыслят. Об этой проблеме я писал пару лет назад в «Голубятне», посвященной программе Bridge Baron: если узкоспециальную программу пишут знатоки своего дела, то получается монстр, разящий наповал убожеством интерфейса и программного кода. Если же ее пишет профессиональный программист, то на фоне безупречной формальной реализации получается полная смысловая галиматья. Хорошо, когда изъяны лежат на поверхности. А если они прячутся глубже, на концептуальном уровне?

Удивительный пример такого концептуального диссонанса я наблюдал минувшим летом. В июне, перед тем как вручить себя и своих домочадцев Понту Евксинскому (во фразу залудил, а?), я приобрел цифровую видеокамеру. Ясен перец, все делалось по совету Евгения Козловского. Вопреки многолетнему членскому стажу в Союзе кинематографистов Козловский занялся цифровым видео всего за полгода до меня, поэтому и свою камеру, и ПО выбирал по рекомендации одного очень большого специалиста в области цифрового видео, коего из вежливости называть не буду. Как можно не прислушаться к компьютерному гуру? И я купил себе точно такую же камеру, что и Козловский (Canon MCX 100i), а заодно установил такую же редакторскую программу — Ulead Mediastudio Pro 7. О камере мы говорить не будем, потому что говорить о ней нечего: через два с половиной месяца бережной эксплуатации она сломалась. На ровном месте: перестала запускаться и всё — ни в режиме записи, ни в режиме проигрывания. Кассета не вынимается, ничего не шевелится. Только и радует, что трехлетняя гарантия: доберусь до Москвы, снесу в починку. Хотя, согласитесь, осадочек тот еще остается. Ну да ладно: мы поговорим об Юлиде.

Софтверную компанию Юлид (Ulead) я знаю лет восемь. Практически с момента ее учреждения. В те далекие годы я пребывал в дорогом моему сердцу Пиндустане и собственноручно ваял интернет-странички для будущего сайта Мириад и «Виртуального Колледжа». Юлид продавал маленькие миленькие утилитки для рисования кнопочек, создания менюшек и анимирования «гификов». Этой камерностью подхода Юлид мне и запомнился. Стоит ли говорить, что, обнаружив мощнейший пакет цифрового видеомонтажа — Mediastudio Pro, я искренне порадовался за ребят: это ж надо — так быстро пройти путь от скромных поделок веб-дизайна к вершинам профессионального кино!

Первая ласточка, которой я, увы, не придал значения, пролетела при первом же запуске программы. Я глядел на интерфейс Mediastudio Pro круглым бараном, понимая, что я не просто чего-то не понимаю, а что не понимаю вообще ничего! Звоню Козловскому. Оказывается, бородатый огородник тоже ничего в Mediastudio Pro не понял, поэтому приобрел толстый самоучитель (написанный все тем же вышепомянутым специалистом). Нема проблема: за день до отъезда поскакал в магазин и купил себе спасительную книжку («Быстро и легко. Цифровые видеокамеры, видеомонтаж и фабрика видеодисков дома: Ulead Mediastudio Pro 7»). Увы, не спасся. Чем больше я ее читал, тем больше терял уверенность, что когда-нибудь осилю эту тарабарщину. Дело даже не в том, что книжка написана так, как ее и должен был написать компьютерный человек (инопланетным языком), а в том, что сама программа, как бы поточнее выразиться, странная. В тот момент мне не с чем было сравнивать, потому я и не мог сформулировать свои претензии.

Загадку Ulead разрешил случай. Пару недель назад я совершил трехдневный бросок с морского берега в Кишинев, где навестил давнего друга, замечательного молдавского режиссера-документалиста и кинооператора Влада Друка. Оказалось, что все свои фильмы Влад давным-давно снимает на цифру. Сам и монтирует. Очень познавательная вышла у нас встреча. Во-первых, я увидел, как выглядит настоящая цифровая видеокамера. То, что она настоящая, я понял уже по тому, что на ее мониторе при съемке в формате 16:9 изображение тоже было 16:9, а не 4:3, как на моем «Кэноне» (Влад недоуменно поднял брови: «Какой смысл снимать в широком формате, если не видишь кадра в процессе съемки и не можешь его скорректировать?»). Во-вторых, я разобрался, наконец, с Юлидом. Профессиональный киношник Друк (а равно все его знакомые операторы и в Молдавии, и в Румынии, и во Франции, и в Голландии, и в Англии) монтирует фильмы только в Adobe Premiere. На что я, как и подобает дерзкому неофиту, заявил (попкой повторяя чужие слова), что и Влад, и все киношники отстали от жизни, поскольку пользуются неправильной программой. Мол, весь цивилизованный мир давно перешел на Ulead Mediastudio Pro. Влад тут же изъявил желание опробовать программу в действии. Не откладывая в долгий ящик, мы установили Юлид на его компьютере, и началась демонстрация. Демонстрация, завершившаяся полнейшим провалом. Поначалу Влад долго смотрел на монтажный стол Mediastudio Pro, потом попытался выполнить несколько элементарных задач, потерпел неудачу и обратился за помощью: «Как тут выделить эти кадры?» Я сопел, сгорая от стыда: несмотря на многократное прочтение самоучителя, без шпаргалки я не мог совершить в Mediastudio Pro ни одного телодвижения. И тогда Влад произнес те самые главные слова, которых мне недоставало для точной оценки Юлида: «Господи, какая же это неинтуитивная программа! Сразу видно, что ее писали люди, не имеющие ни малейшего представления о профессиональном киномонтаже. Premiere, может, и не такой навороченный, как этот твой Юлид, зато точно учитывает и передает все тонкости и правила нашего ремесла. А главное — в нем все так естественно и просто, смотри сам!» — он запустил программу и легкими выверенными движениями продемонстрировал мне основные элементы монтажа, которые в исполнении Adobe Premiere и вправду выглядели на несколько порядков интуитивней, чем в Mediastudio Pro.

Читатели, следящие за «Голубятнями», вряд ли заподозрят меня в симпатиях к Адобе. Но: sed magis amica est veritas. Уж не знаю, приложили ли к разработке Premiere руку смежники из Голливуда, но то, что Mediastudio Pro лабали сугубо компьютерные люди, сомнений нет.