Плохая примета

Плохая примета

Алеша, 15 лет

Один из самых моих любимых фотопроектов – «Века». Почувствовала себя настоящей владычицей морской, земной и исторической – по моей высочайшей прихоти помещала разных персонажей в тот или иной век, совмещала несовместимых, уговаривала неуговариваемых, превращала непревращаемых! Гурченко тогда впервые встретилась с Цискаридзе, и он, надо сказать, очень трепетал и переживал по поводу предстоящего знакомства. Нагиев был в паре с Юлией Меньшовой, и мы подыхали от хохота, Лещенко рассекал на байке с Алсу, Якубович – боже, он был Казановой! – по-настоящему приставал к Ларисе Голубкиной, босой Рязанов – Лев Толстой – пытался уйти в народ от Нани Брегвадзе, только что исполнивший роль Пушкина Сергей Безруков нянчил «ребенка» Оксаны Пушкиной, Хазанов-Наполеон строил имперские планы в паре с Катериной Гечмен-Вальдек, у Петросяна в крепостных была Наташа Королева, Нострадамус-Галкин рассказывал что-то зловещее королеве Галине Борисовне Волчек и так далее – разные люди погружались в определенную историческую эпоху с придуманным мною микросюжетом.

А Макс Покровский был у меня графом Дракулой, который пытался прокусить тонкую жилку на шейке у Кати Стриженовой, и надо сказать, ему в конце концов это удалось…

К съемке готовились молча и сосредоточенно. Саша Гречина, художник-постановщик, черным шелком торжественно обтягивала гроб – лежбище Дракулы – и все время ворчала, что не к добру это, ни к чему такие сюжеты снимать. Тем не менее гроб сделала богатый, отороченный красным бархатом, и оттуда картинно вставал бледненький и зубастый Макс, вытягивая жадные ручонки и пытаясь прихватить испуганную Катерину. Съемка удалась, но Гречина все равно была недовольна и все время поджимала губы.

Работа закончилась поздно, но мне надо было ехать на дачу, где меня ждал трехлетний Данька. Добралась к 11, сын уже заснул. Не успела я снять пальто, как раздался звонок от старшего сына. Но голос в трубке был чужой.

– Екатерина Робертовна, Леша упал… – произнес незнакомый голос. Первое, что я спросила почему-то, жив ли он… И сердце сразу стало растворяться, я это реально почувствовала. В груди разлилось жгучее липкое тепло.

– Пока да, – ответили мне.

– Что значит пока? Что случилось? – Я вышла на кухню и постаралась говорить спокойно, чтобы не услышала свекровь.

Мы играли в страйкбол, это типа пейнтбол, и он попятился спиной и провалился в открытый люк со второго на первый этаж. Ударил сзади голову о крышку люка. Сейчас внизу лежит… Там кровь… Он не двигается…

И слышу фоном чьи-то почти детские голоса и многоголосый плач: «Лешка, ты только не умирай!!! Лешка!»

И я всё это слышу! И не могу поверить, что там в луже крови лежит мой сын! А я за 40 километров от него и не знаю, как помочь!

– Не трогайте его, я сейчас вызову «Скорую помощь»! Никому чужому не отдавайте! Одного не оставляйте! Все время держите меня в курсе!

Сразу позвонила Рошалю, который, слава богу, оказался в Москве и сразу ответил! Я выпалила всё, что только что узнала.

– У него судороги есть? – был первый вопрос.

– Кажется, да.

– Так да или кажется? – Он на минуту замолчал. – Высылаю неотложку, пока не трогайте, укройте только.

Я позвонила водителю, чтоб возвращался, он только что привез меня и не мог, наверное, уехать далеко.

После травмы в институте нейрохирургии им. Бурденко

Позвонила мужу. Оделась и пошла через лес по темному шоссе навстречу машине. Сердце ухало, и каждый шаг отдавал в голове. Почему-то отстраненно, как бы и не про себя, подумала, что в такой ситуации надо было выпить или водки, или валокордина – идти было действительно тяжело, сердце щемило, дышать было трудно. Вот свалюсь где-нибудь в сугроб, и никто даже не найдет, разве что весной, когда снег стает. Но упорно шла по обледенелому шоссе. Наконец, рядом затормозила машина. Мчались, не разбирая пути. Мне казалось, что я не успею его спасти. И казалось, что спасти могу только я. Мне так надо было быть рядом. Все время молилась. Звонила на Лешин телефон. Снова молилась. Позвонила нашему хорошему другу Сан Санычу Потапову, главному врачу нейрохирургического института имени Бурденко. Он в свое время спасал отца и очень много сделал для нашей семьи. Сказал, чтобы срочно везли к нему. «Скорая» была уже на месте. Почему-то приехала вторая. Страшно было отдавать – могли увезти куда-то, и сгинул бы сын: черепно-мозговая, без сознания, органы… Мысли лезли ужасные. Снова молилась, снова звонила Рошалю. Как доехали до больницы, не помню.

Внизу в приемном покое встретила двух врачей со «Скорой». Бросилась к ним: «Вы парня привезли с черепно-мозговой?» – «Да, а вы кто?» – «Мама…» – «Тяжелый… Но довезли. Без сознания. Там всё скажут». Довезли. Довезли. У лифта увидела каталку с Лешкиной толстовкой. Ее рукав, пропитанный кровью, свешивался вниз, словно человеческая рука. Под каталкой лужица крови. И снова как в плохом фильме. Поднялась на 9-й этаж в нейротравму. Муж был уже там, ждал под дверью. Бледный, испуганный. Пока ничего еще не сказали, кроме того, что сыном занимаются. Рядом сидела пожилая пара. Молча. Он трогательно держал ее за руку. Вскоре вышел хирург и направился к ним. Видимо, они уже разговаривали. Что-то сказал тихим голосом. И женщина завыла! По-звериному, яростно и безысходно. Муж беззвучно заплакал. Как мне стало страшно!

Мы ждали еще несколько часов… Потом появился врач и сказал нам, чтобы мы шли домой: Леша в коме, им занимаются. Им занимаются. Им занимаются… Сидеть бессмысленно, раньше утра ничего не скажут. Дальше я просто не помню. Пошли домой, живем мы недалеко от института. Я остаток ночи стояла, как пограничник, с биноклем, направленным в сторону больницы. Высматривала, что происходит в Лешкином окне. Движение было постоянно. Плохо это или хорошо, не понимала. Но знала, пока я слежу, ничего плохого не произойдет! С раннего утра мы с мужем заняли пост под дверью реанимации.

– Пока в коме. Но рефлексы сохранены. Такое ощущение, что его уберег ангел-хранитель. С такими травмами не выживают. Он чуть не снес себе голову бортиком люка. Перелом основания черепа, ушиб головного мозга.

– А какие прогнозы? – спросила я.

– Еще рано о чем-то говорить. Посмотрим, давайте еще сутки понаблюдаем…

Наконец, пустили к сыну. На голове повязка. Вроде как спит. Не двигается. Глаза не открывает. Из уха постоянно капает кровь. Капельницы. Но ведь живой! Вдруг мурашками вспомнился вчерашний страшный крик той женщины у входа в реанимацию… И я поняла, что я самая счастливая! Ничего! Главное, жив! Вытянем! Починим! Поставим на ноги! Я осталась с сыном. А что касается ангела-хранителя, я была уверена, что это отец. На все 100 процентов!

Через две недели Леша вышел из комы.

Еще через месяц мы выписались домой.

Больше такие сюжеты я не снимаю.

Леша с Митей

Еда – самое любимое увлечение

Музыка – любимое увлечение

Выпускной в школе

Данный текст является ознакомительным фрагментом.