7. Сью-Блю

7. Сью-Блю

Едва увидев ее в первый раз, Джон Альберт Коллинз понял: Гертруда Мартинас создана для него. Это случилось в мае 1956 года, в отеле «Уайт Кэннон» в Ист-Рокэуэй, Лонг-Айленд. Гертруда, или, как ее звали, Труди, пришла туда на танцы молодежного республиканского клуба. Коллинз со своим приятелем Роном Уайтом сидели в коктейль-баре, празднуя недавнее увольнение из армии. Они уже успели выпить по паре банок ледяного «хейнекена», когда Труди прошла мимо по пути в туалет. Друг Джека узнал ее и окликнул, чтобы поздороваться, а потом познакомил ее с Джеком.

— В тот миг, как только наши глаза встретились, — рассказывал Джек, — я заглянул прямо к ней в душу и мгновенно и страстно влюбился.

Но Труди поверила ему не сразу. В тот вечер она пришла на танцы с другом, который вряд ли был бы польщен вниманием к ней другого мужчины. Но Джек проявил настойчивость. Он узнал номер телефона Труди от Рона. Неделю спустя он позвонил ей и предложил встретиться. Она согласилась. На первом же свидании Джек сделал ей предложение. Родители девушки с вполне понятной настороженностью отнеслись к скоропалительному решению молодого человека, который устроился на лето чернорабочим, время от времени подрабатывая на сортировке мусора в департаменте общественных работ городка Линбрук, Лонг-Айленд, — неважно, что он ждал осени, чтобы поступить в аспирантуру Колумбийского университета по английской литературе.

Однако Томас Мартинас, банковский ревизор, тоже не умел подолгу болтать. Он сделал предложение Мейми Джоанне Хотц на третий день после знакомства с ней. Так что по его меркам Джек Коллинз выглядел медлительным и нерасторопным. (Отец Труди умер в июне 1994 года, прожив в браке с Мейми шестьдесят восемь лет.)

Но что бы ни было причиной — личная уверенность или божественное предначертание, — Джек и Труди Коллинз знали, чего хотят. Их помолвка состоялась в августе 1956 года, а в декабре они поженились. По иронии судьбы, еще в детстве родители Труди постоянно предостерегали ее: «Не ленись, а не то выйдешь замуж за мусорщика».

Проучившись семестр в Колумбийском университете, Джек решил, что степень доктора философии — не самый быстрый путь к той жизни, которой заслуживала Труди. Она нашла отличную работу юридического консультанта в «Колтексе», калифорнийско-техасской нефтяной компании, и чувства Джека, типичные для мужчины 50-х годов, оскорбляла мысль о том, что он живет на иждивении женщины. Он бросил аспирантуру и нашел работу в отделе закупок крупной международной инженерно-строительной компании М. У. Келлогга. Год спустя Джек получил повышение и записался в вечернюю школу права при Нью-Йоркском университете.

Постепенно сближаясь с зятем. Том Мартинас не переставал беспокоиться о том, что, поскольку Джек католик, Труди будет часто беременеть и проведет жизнь, воспитывая целый выводок детей. Однако после семи лет брака Джек и Труди оставались бездетными. К тому времени Джек закончил школу права и решил, что его влечет скорее карьера дипломата, нежели бизнесмена или юриста. Он выдержал печально известный своей трудностью экзамен дипломатической службы США и в присутствии Труди 2 января 1962 года принес присягу сотрудника дипломатической службы в зале Министерства иностранных дел.

Вот тогда, поселившись в пригороде Вашингтона, округ Колумбия, супруги и обратились в католическую благотворительную организацию Северной Виргинии с просьбой помочь им в усыновлении ребенка.

Но, поскольку Джек был католиком, а Труди принадлежала к англиканской церкви, их брак считался «смешанным», и им сообщили, что подобная ситуация не годится для усыновления. В епископальной церкви им сказали то же самое. Но желание супругов стать родителями не угасло. В августе 1963 года Джек служил вице-консулом в консульстве США в Алеппо, Сирия, отвечая за коммерческие и консульские дела. Он узнал о сиротском приюте «Креш» в Бейруте, столице соседнего Ливана, где можно легче усыновить ребенка.

Поскольку служебные дела удерживали Джека в Алеппо, Труди отправилась в Бейрут одна. Приютом «Креш» заведовали Сестры Милосердия, религиозный французский орден. Труди провели в комнату, где стояло около тридцати кроваток с детьми в возрасте от Нескольких дней до шести месяцев. Как раз в то время произошла попытка переворота в Сирии: границы закрыли, связь прервалась. Будучи изобретательной женой дипломата. Труди дождалась, когда минует кризис, а затем, как только восстановилась связь, позвонила Джеку в Сирию и сообщила: «Кажется, мы нашли ребенка». Но она умолчала о подробностях. И как только границы вновь открылись, Джек охотно предпринял путешествие длиной в триста миль, направившись на юг к Хомсу, потом на запад по побережью Средиземного моря, а затем вновь на юг, к Бейруту. Там он встретился с Труди, и они вместе приехали в приют. Труди и директор провели Джека в ту же комнату и не мешали, пока он ходил от кроватки к кроватке, знакомясь с каждым ребенком. Обойдя всех малышей, он сообщил Труди о своем выборе.

— Должно быть, из-за глаз, — объяснил Джек.

Он выбрал того же ребенка, что и Труди, — миловидного темноволосого и темноглазого полугодовалого мальчика. Директор сообщил, что ребенка можно забрать через несколько дней, как только монахини подготовят документы. 25 августа ребенка передали супругам. Монахини назвали его Роберт Раджа Рабех. Джек и Труди хотели дать ему имя Томас в честь отца Труди, но с грустью поняли, что его неизбежно будут дразнить Томом Коллинзом,[1] чему не обрадуется ни один мальчик, и потому примирились на имени Стивен Томас Коллинз.

Они вернулись в Штаты, когда Стивену исполнилось полтора года, а гражданство мальчик получил 9 ноября 1964 года в Федеральном суде Манхэттена в толпе новых граждан Америки со всего мира. Когда пришла очередь Стивена принести присягу на верность новой стране, Труди подняла за него правую ручонку. Месяц спустя все трое отправились в Швецию — Джек получил назначение в посольство США в Стокгольме, и на этот раз малыш Стивен путешествовал с американским дипломатическим паспортом. В Стокгольме Джек занимал должность заместителя атташе по науке. Едва обосновавшись в Швеции, Джек и Труди начали подумывать о втором ребенке. Они связались с бейрутским сиротским приютом и спросили, нельзя ли на этот раз взять девочку. Но ни одной девочки в возрасте, который требовался супругам, в приюте не оказалось, и они продолжали поддерживать связь с приютом, надеясь на будущее. К тому времени, как они вернулись в США, в конце 1966 года, и устроились в своем доме в Александрии, Виргиния, супруги так и не сумели усыновить второго ребенка. В марте 1967 года, будучи на воскресной службе в церкви Святого причастия, Джек заметил объявление. В нем говорилось, что католические благотворительные общества изменили прежнюю политику усыновления и что теперь для этого требуется только один родитель-католик. Вернувшись домой, Джек взволнованно рассказал Труди об этой новости, и на следующий день они подали заявление. Последовали многочисленные беседы и визиты, — как казалось Коллинзам, воспитание уже подросшего Стивена изучалось до мельчайших подробностей.

Наконец к лету им позвонили из агентства, сообщая, что одна из девочек-сирот может им подойти. Ей исполнился год. При крещении ее нарекли Реджиной Челестой, что означало «царица небесная», но все звали ее просто Джиной. Увидев девочку в первый раз, Джек и Труди, по их собственным словам, нашли ее «невозможно милой». Хотя, как им пришлось признать, день для встречи был выбран неудачно. Накануне девочка сильно простудилась, из носа у нее текло, она хныкала не переставая. Кроме того, она страдала врожденным вывихом правой стопы, и потому каждую ночь была вынуждена спать с распорками — конструкцией, с виду напоминающей средневековое орудие пытки, прикрепленное к каждой щиколотке, чтобы она не сдвигала их во сне. Несмотря на это, девочка была обворожительной блондинкой с чистой, почти матовой кожей. Через шесть — восемь месяцев о распорках можно было забыть, но еще до пяти лет ей предстояло носить ортопедическую обувь. Должно быть, эта детская травма произвела на девочку глубокое впечатление, поскольку, подрастая, она постоянно занималась спортом, особенно связанным с бегом.

Ее миловидности не повредило прошлое, которое оказалось плачевным. За год жизни девочка уже успела побывать в трех семьях. Ее родила совсем юная незамужняя женщина, отдавшая ребенка в приют в надежде на лучшую жизнь для себя. Вначале девочку взяла к себе семья военных, но вынужденные перебираться на новое место, они снова сдали ее в приют. Агентству не повезло и со следующей семьей, в которую отдали девочку: заподозрив, что с ребенком плохо обращаются, его забрали обратно. Девочка только что вернулась из третьей приемной семьи, когда Джек и Труди увидели ее и полюбили. Они решили назвать ее Сюзанной Мари, дав второе имя в честь матери Труди, Мейми. Чтобы Стивен не чувствовал себя обиженным, его заверили, что его выбрали из множества детей, что для родителей нет никого дороже его, а теперь у него будет сестричка, радость и гордость всей семьи.

Отправившись за Сюзанной, Труди и Джек взяли Стивена с собой.

— Мы надеялись на идеальную ситуацию, — вспоминал Джек. — Мы рассчитывали, что малышка с радостью бросится к нам. Но вместо этого, как только мы вошли, она попятилась и заплакала. Мы сделали еще один шаг — она снова попятилась и еще громче разрыдалась. А потом Стивен подошел к ней, она бросилась к нему и обняла обеими руками. По-моему, они полюбили друг друга с первой минуты.

Труди добавила:

— После всех испытаний, которые ей пришлось пережить, она так боялась взрослых, что была рада увидеть ребенка, почти ровесника. Пока они возвращались к машине вместе с Сюзанной, она по-прежнему шмыгала носом и всхлипывала, ничуть не радуясь новой семье. Но потом Стивен обнял ее за плечи и сказал:

— Все хорошо, Сюзанна, не плачь. Ты будешь жить с нами, мы — твоя семья. — И она перестала плакать.

В машине Джек и Труди снова услышали всхлипы, а затем шепот Стивена. Всхлипы прекратились. Так продолжалось несколько раз по дороге домой, и Стивену всегда удавалось утешить девочку. Родители так и не узнали, что он ей говорил, но Труди заметила, повернувшись к Джеку:

— Стивен стал старшим.

По приезде домой именно Стивен показал Сюзанне ее комнату и кровать. Он объяснял ей, что надо делать. Сюзанна с первого дня привыкла подчиняться Стивену и преклоняться перед ним. Примерно месяц после того, как Сюзанна переселилась в новый дом, она выполняла все, о чем ее просили, не споря и не капризничая. Некоторое время это радовало всех, а затем Труди забеспокоилась.

— Мне все время казалось, что с этим ребенком творится что-то неладное. Она была необычной девочкой. Чересчур послушной. Внезапно мы поняли: помня о прошлом, Сюзанна не знала наверняка, позволят ли ей остаться здесь. Стивен подолгу беседовал с ней, и, как только Сюзанна убедилась, что ей ничто не угрожает, она стала нормальным ребенком.

То, что Труди заметила в дочери в раннем детстве, не изменилось и на протяжении всей взрослой жизни Сюзанны: эта красавица-блондинка с голубовато-зелеными глазами была очаровательна и всегда рвалась во все стороны сразу.

— Как настоящий Близнец! — уверяла Труди.

Свою отвагу и приспособляемость она проявляла по-разному. С младенчества она с трудом обходилась без соски — Джек считал, что эту привычку она приобрела в одном из приемных домов. Когда Сюзанне еще не исполнилось двух лет, семейство Коллинзов отправилось на краткий отдых в Бетани-Бич, Делавэр. Должно быть, Сюзанна ухитрилась опустить заднее стекло, потому что Стивен вдруг воскликнул:

— Мама, папа! Сюзанна потеряла соску!

Надо найти ее, решила Труди, но Джек сказал, что здесь останавливаться нельзя.

Сюзанна заявила, что обойдется и без нее. Растроганная Труди подхватила:

— Сюзанна, ты уже большая девочка. Соска тебе не нужна.

— Давно бы так, — вмешался Джек. — Теперь она тебе больше никогда не понадобится.

Жизнь настолько завораживала Сюзанну, что девочке хотелось изведать все сразу. И если что-нибудь приковывало ее внимание, никакими уговорами или угрозами невозможно было заставить ее отказаться от своих намерений. С раннего детства у Сюзанны Мари Коллинз на каждый день имелось свое расписание. Этой привычке она не изменила и в юности.

Еще одной стороной ее характера сделалась неизменная любовь к старшему брату. Даже когда четырехлетний Стивен решил, что жаль делить маму и папу с младшей сестрой, и иногда дулся, когда ему приходилось играть с ней и делиться игрушками, Сюзанна по-прежнему обожала его. Эти два ребенка ни в чем не походили друг на друга — смышленый, смуглый мальчик с внимательными глазами и его белокурая, ласковая куколка-сестра. Стивен отличался повышенной активностью, вечно чем-нибудь занимался, стремился всегда поступать по-своему. Сюзанна была более сдержанной, милой и обаятельной; она просто радовалась жизни и надежной, теплой атмосфере в доме. Сюзанна тоже стремилась все делать по-своему, но она, похоже, инстинктивно знала, как огибать острые углы и идти к цели окольным путем. Или, как недавно определил Стивен, он был более пылким и целеустремленным, как его мать, а Сюзанна — спокойной и сдержанной, как ее отец. А своего отца она покорила с первых же дней. С самого начала стало ясно, что излюбленный цвет Сюзанны — синий. Заметив это, Джек начал звать ее Блю-Белл, Колокольчик. Он считал, что при определенном освещении глаза девочки приобретают небесный оттенок. Иногда для краткости он звал ее просто Белл, а Труди — Сью-Блю. Сюзанне нравились все прозвища. Серьезный Стивен продолжал именовать ее Сюзанной. Любопытная, независимая натура девочки проявилась с первых же лет ее жизни. Она научилась раскачивать колыбельку, чтобы передвинуть ее к шкафу, где хранились юридические книги Джека, и не раз забиралась в этот шкаф. Во время поездки с семьей в Чикаго Сюзанна, которой тогда было три года, чуть не потерялась, увидев вдалеке качели и решив покачаться на них. Когда перепуганная Труди отыскала дочь, та уже играла с пятью другими детьми.

— Она никогда не оглядывалась, — вспоминает Труди. — Ей был неведом страх. Я не уверена, что Стивен вел себя намного лучше Сюзанны, однако благодаря своей рассудительности и чувству опасения он реже попадал в беду.

Когда Стивен учился в начальной школе, а пятилетняя Сюзанна ходила в детский сад, семья перебралась в Салоники, в Северную Грецию. Для обоих детей этот переезд стал настоящим приключением. У Стивена сохранились обрывочные воспоминания о Швеции, но для Сюзанны путешествие было совершенно новым и восхитительным событием.

Прежде чем Джек занял пост политика в американском консульстве в Салониках, неделю он принимал дела в посольстве в Афинах. На это время семья поселилась в элегантном отеле «Кингс Пэлэс». Отдохнув после девятичасового перелета, они приступили к ритуалу, который Джек и Труди всегда называли ЗЛР — чистка зубов, мытье лица и рук. Сюзанна пошла в ванную первой. Заметив, что девочка так долго задержалась, Труди позвала:

— Сюзанна! С тобой все хорошо?

— Конечно, мама! — откликнулась девочка.

— Я слышу, льется вода. Разве ты еще не закончила?

— Закончила, — подтвердила Сюзанна. — Я уже почистила зубы.

— Тогда открой, пожалуйста, дверь.

Сюзанна обнаружила, что колпачок от американской зубной пасты плотно входит в отверстие греческой раковины. Наполнив раковину, девочка наблюдала, как вода льется через край на пол. Зрелище было впечатляющим.

Позднее они отправились ужинать в ресторан на крыше отеля, откуда открывался великолепный вид на залитый огнями Акрополь. Джек читал меню и переводил его на английский детям, которые хором воскликнули:

— У них нет гамбургеров? Не может быть!

Немного погодя свет на террасе вдруг погас. Официанты с подносами налетали друг на друга. Опасаясь худшего, Труди спросила:

— Сюзанна, у тебя в руке что-то есть?

— Да, мама, — ответила она.

— Отдай мне это, пожалуйста. — Как и следовало ожидать, это была электрическая пробка. — Девочке просто хотелось узнать, зачем нужна эта штука, — объяснила Труди.

Увы, их обслуживал тот самый официант, которого послали вытащить пробку из раковины в затопленной ванной номера.

Номер находился на четвертом этаже. На следующий день Труди услышала крик Стивена: «Мама, она опять!» — и, выглянув, увидела, как Сюзанна взбирается на балконные перила. Она просто не ведала, что такое страх.

Четыре дня спустя, уже собираясь покинуть отель, семья решила в последний раз пообедать в ресторане.

— В нижнем зале, — вспоминает Труди, — там, нам казалось, будет безопаснее. Мы уже заканчивали, когда я взглянула на Сюзанну и увидела, что она взяла в рот край бокала — это был бокал для вина на тонкой ножке, Сюзанна раньше таких не видела. Я спросила: «Сюзанна, ты пьешь или просто играешь с бокалом? Может, поставишь его на место, если не пьешь?» Она так и сделала, и я с ужасом обнаружила, что от бокала откушен огромный кусок стекла. Я сказала: «Сюзанна, молчи и слушай. Кивни, если во рту у тебя не еда». Она кивнула. Я попросила: «Осторожно открой рот и выплюни это мне в руку». Слава Богу, она откусила стекло аккуратно, не разбив его и не поранившись. Я спросила: «Сюзанна, зачем ты это сделала?». «У нас дома нет таких бокалов, — ответила она. — Я хотела узнать, вкусные ли они». Мы поскорее удрали; из отеля и больше туда не возвращались.

Стивен вспоминает, что Сюзанна всегда была чрезвычайно жизнерадостным ребенком.

— Она всегда сияла, всегда пребывала в отличном настроении. Из-за работы моего отца родителям часто приходилось принимать гостей, и Сюзанна неизменно была звездой представления. Ей нравилось внимание. Ее любили все.

Этим словам есть немало подтверждений. У Джека и Труди сохранилось десять или двенадцать толстых альбомов с фотографиями, запечатлевшими детство и юность детей. Среди них нет ни единого снимка, на котором на лице Сюзанны отсутствовала бы ее сияющая улыбка. Она с легкостью обзаводилась друзьями. Труди записала ее в скаутский отряд для девочек, и Сюзанна была очень довольна. Ей хотелось постоянно носить форму, она не могла понять, зачем надо приберегать ее для собраний.

Все, что занимало воображение Сюзанны, давалось ей легко; а к тому, что не вызывало у нее интереса, она относилась как к визитам к дантисту — в том числе и к учебе. Когда семья переехала из Салоников в Афины, Сюзанну и Стивена отправили в школу урсулинок. В сентябре или октябре на второй год учебы одна из монахинь прислала родителям Сюзанны записку, сообщая, что девочке не дается таблица умножения. Вернувшись вечером с работы, Джек спросил дочь:

— Ты же умная девочка, так в чем же дело?

Сюзанна ответила:

— Похоже, за лето у меня расплавились мозги.

Джек даже попросил ее повторить ответ, полагая, что ослышался, а потом предложил: «Давай поиграем в игру. Мы сделаем из таблицы умножения развлечение».

— И я начал натаскивать ее. Как только она попадалась мне на глаза, я командовал: «Восемью два!» или «Девятью шесть!», а она должна была дать правильный ответ. Мне казалось. Труди это раздражает, но с помощью игры Сюзанна без труда заучила таблицу. Ей был необходим вызов.

Несмотря на отсутствие интереса к учебе у Сюзанны, языки легко давались обоим детям. Говоря по-английски, Стивен после младенчества в Ливане и Сирии хорошо понимал арабский и французский. Он изучал французский в колледже и теперь бегло болтал на нем. Оба они изучали греческий в школе, и учителя поражались, видя как быстро и точно Сюзанна схватывает правильный акцент и интонацию — еще лучше, чем Стивен.

К тому времени, как семья покинула Грецию, Стивену исполнилось тринадцать лет, а Сюзанне — десять. Джек был рад вернуться домой. Последние два года его службы в Греции совпали с периодом политических волнений в стране, кипрским кризисом и его последствиями. Несколько американцев погибли, и Джеку не нравилась сложившаяся ситуация. Он боялся, что не сумеет защитить семью, и такая беспомощность его не радовала.

Вернувшись из Греции в 1976 году, семья Коллинзов отправилась в Мэдисон, штат Висконсин, в рамках новой программы Министерства иностранных дел, согласно которой дипломаты должны были ознакомиться с управлением ниже федерального уровня чтобы лучше объяснять эту систему за границей. Джек был назначен помощником губернатора, а затем стал особым советником главы Министерства здравоохранения и социальных служб. Джек и Труди считали себя консервативными людьми, сторонниками традиций, и все, что окружало их в либеральном городке, вызывало у них настороженность. Особенно их беспокоили взгляды, которые дети приобретали в школе. Но Мэдисон оказался живописным и очаровательным городком, и у родителей, и у детей появились здесь хорошие друзья, а впервые побывав в «Макдоналдсе», Сюзанна решила, что в Америке живется здорово. Хорошенькая голубоглазая блондинка, она не выделялась среди местных жителей шведского и немецкого происхождения: казалось, она только что прибыла с одной из окрестных молочных ферм. С другой стороны, Стивен был полной противоположностью ей, выходцем с Ближнего Востока посреди Америки. Одноклассники принимали его за мексиканца и немилосердно дразнили, хотя Стивен стоически сносил все обиды. В сущности, уже после окончания школы он признался родителям, как относились к нему в Висконсине, и оба они испытали чувство вины — оттого, что не заметили проблему и не справились с ней. Но в результате Стивен самоутверждался, старательно занимаясь, и с тех пор учился только на отлично. Он даже вступил в школьную футбольную команду, хотя был невысоким, коренастым и его частенько поколачивали белокурые верзилы. Вероятно, в результате первых месяцев жизни, проведенных в ливанском сиротском приюте, Стивен всю жизнь придерживался мнения, что за все надо бороться. Следующей гаванью этой одиссеи стал Спрингфилд, Виргиния, город по соседству с Вашингтоном, когда Джек вернулся в штаб-квартиру Министерства иностранных дел. Сюзанне уже исполнилось двенадцать лет, а Стивену — пятнадцать, и если какой-нибудь город они и считали родным, то именно Спрингфилд.

Джефф Фримен познакомился со Стивом Коллинзом летом, перед тем как оба пошли в десятый класс, и они быстро стали лучшими друзьями. Вскоре Джефф подружился и с Сюзанной, которая, как ему запомнилось, была тогда резвой девчонкой-сорванцом, предпочитающей общество старшего брата и его друзей. Кроме того, Джефф помнил, что когда Стиву докучала младшая сестренка, как это иногда бывает со старшими братьями и сестрами, он всегда действовал тактично и прилагал сверхъестественные усилия, чтобы не обидеть ее.

Стивен продолжал делать успехи в старших классах школы Роберта И. Ли, но Сюзанна отнюдь не блистала в школе Фрэнсиса Скотта. Во время неоднократных встреч с родителями учителя и консультанты утверждали, что Джек и Труди слишком строги, что обоим детям, в особенности Сюзанне, нужна более свободная жизнь. Но Джек и Труди считали, что при ее неспособности или нежелании сосредоточиться на учебе ей прежде всего требуется жесткий распорядок. Оба они испытывали замешательство и растерянность, словно все традиционные нормы и правила таинственным образом изменились или исчезли, пока они жили за границей.

К примеру, для Сюзанны в спорах или разговорах с родителями всегда главным доводом было «так делают другие девочки в школе», о чем бы ни шла речь — о макияже, прогулках без родителей, поздних возвращениях домой. Этот довод казался Труди не слишком убедительным, и между матерью и дочерью возникали конфликты. Труди всегда предпринимала те меры которые считала наилучшими в интересах ее детей, неважно, шли они вразрез с общепринятым мнением или нет. Но Сюзанна продолжала поступать так, как считала нужным, просто считая наказания неизбежной расплатой. Был случай, когда Сюзанна захотела переночевать в доме у подруги, мать которой жила с приятелем, с точки зрения Джека и Труди, это было абсолютно недопустимо.

— В тот раз между нами вспыхнула настоящая ссора, — вспоминает Труди.

Кроме того. Труди запрещала дочери применять макияж даже в старших классах, хотя многие одноклассницы Сюзанны уже давно красились. Джеффу Фримену в то время принадлежала собственная строительная и ремонтная фирма. Он проделал большую работу, чтобы подновить дом Коллинзов в Спрингфилде, прежде чем его продали в 1994 году. Прочищая отдушину в подвале, он обнаружил тщательно завернутый пакетик. Достав его. Джефф нашел внутри тени, губную помаду и подводку для глаз. Джефф снова завернул косметику и положил ее на прежнее место, а потом позвонил Стивену и сообщил о находке.

— Ручаюсь, ее спрятала Сюзанна, — ответил Стивен, вспоминая, какую изобретательность проявляла его сестра, чтобы обойти запреты матери. Консервативная и добропорядочная Труди не позволяла дочери надевать джинсы в школу, и потому Сюзанна иногда уходила из дома в юбке и переодевалась в джинсы в кустах.

— По правде сказать, — признается Стив, вспоминая об этом периоде своей жизни, — по сравнению со мной Сюзанна была сущим ангелом. Три-четыре раза в неделю я выпивал. А она не умела маскироваться так, как я. Я хорошо учился, а когда приносишь домой отличные отметки, остальные провинности легко скрывать. Но Сюзанна училась неважно и всегда находилась словно под микроскопом. Родители гораздо больше беспокоились о ее проблемах, чем о моих. Я всегда производил впечатление рассудительного юноши, а она не выполняла даже простые распоряжения и потому вполне могла совершить какую-нибудь глупость.

Поведение Сюзанны волновало Джека не так сильно, как Труди, хотя он признавался, что, поскольку часто уезжал из города, воспитание детей лежало в основном на его жене. Подобно Стивену, Джек отчасти желал, чтобы дочь была более скрытной в своих поступках — по крайней мере, тогда он не знал бы о них.

— По-моему, наши проблемы были не особенно серьезными, — размышлял Джек — все родителю стремятся к идеалу и, когда видят, что добиться его не удается, торопятся принять меры. Возможно, это была борьба воли. Сюзанна заявляла: «Я уже взрослая. Я отвечаю за свои слова. Я хочу полагаться только на себя!»

Так и шло. Она не уступала ни на йоту. Но и мы не сдавались.

— Сью часто повторяла: «Я сама буду распоряжаться собственной жизнью, — вспоминала Труди. — Хочу сама решать, чем буду заниматься». А я отвечала: «Но пока ты не имеешь права принимать некоторые решения. Ты еще несовершеннолетняя, а мы — твои родители». Тогда она возражала: «Но я сама знаю, что для меня будет лучше». «Ну, это с какой стороны посмотреть, — отвечала я. — И кроме того, старшие здесь мы».

— Она всегда говорила: «Стив гуляет допоздна, почему же мне нельзя?» — вставил Джефф.

Труди продолжала:

— Ей полагалось возвращаться домой к определенному времени, а она не приходила и не предупреждала, что задержится. Когда она наконец возвращалась, то держалась вызывающе. Конечно, можно было бы сказать: «Мы предупреждали тебя; в следующий раз ты сможешь гулять на час меньше». Но это было бы бесполезно. Она все равно уходила и гуляла допоздна. И Стив, и Джефф Фримен вспоминают, что Сюзанну часто наказывали за ту или иную провинность.

— Ее всегда в чем-то ограничивали, — вспоминает Стив. — Доходило до того, что больше ограничивать ее стало не в чем. Родители засаживали Сюзанну за уроки и стояли над ней, пока она не заканчивала их. Они так любили ее, что хотели видеть идеальной во всех отношениях. Но как бы там ни было, по-моему, она была более нормальной личностью, чем я. Мне всегда хотелось добиться совершенства, а Сюзанна отличалась более беззаботным отношением к жизни. Намеренно или случайно, Сюзанне удавалось нажимать нужные кнопки, чтобы вызвать у родителей и положительную, и отрицательную реакции. Труди гордилась одеждой, которую покупала для дочери, и выходила из себя, узнавая, что Сюзанна без конца одалживает вещи или меняется ими с другими девочками.

— Я собиралась стирать и спросила у нее: «Откуда у тебя эта вещь?» «Она не моя, а Сары Джейн», — ответила Сюзанна. Я сердилась: «Ну сколько можно твердить, что нельзя носить чужую одежду или отдавать другим людям свою!» Но она пропускала мои слова мимо ушей, а потом заявляла: «Так все делают, мама». Как мне надоело выслушивать подобные доводы! Но удержать ее было невозможно — она продолжала поступать по-своему.

Но вместе с тем Сюзанна умела пользоваться своим обаянием и свойствами привязчивой и любвеобильной натуры. Она любила обниматься. Труди рассказывает:

— А потом она обнимала меня и говорила: «Мама, извини меня». Я часто предупреждала: «Не смей подлизываться. Зачем эти объятия, если ты не можешь даже выполнить мою просьбу?» Она отвечала: «Неужели объятия ничего не значат?» Разумеется, мне приходилось уступать и объяснять: «Конечно значат». Основным поводом для конфликтов с родителями оставались оценки Сюзанны.

— Надежды Коллинзов были всегда обратно пропорциональны успехам их детей, — шутит Джефф. — Стив учился прекрасно, а Сюзанна — средне.

Но учеба в школе ничуть не интересовала Сюзанну. Как утверждает Стив, в старших классах ей недоставало вызова. Зато все другие стороны школьной жизни казались ей чрезвычайно увлекательными. Каждый год Сюзанну выбирали в совет учащихся, она посещала все школьные вечеринки. В церкви она постоянно вызывалась помогать умственно отсталым детям и молодежи. Труди вспоминает одно мероприятие, которое Сюзанна помогала организовывать для молодых инвалидов:

— Некоторым из них было уже лет двадцать шесть, а врачи говорили, по уровню интеллектуального и эмоционального развития они ближе к семилетним детям. Сью пообещала мне: «Я заставлю их танцевать».

Она сказала, что это им понравится, и оказалась права. Она добавляла: «Не понимаю, почему люди так боятся их. Мы можем немного скрасить им жизнь — это очень важно». Помню, я ответила ей: «Я восхищаюсь тобой, Сюзанна, но лично я бы на это не отважилась, не зная, какую реакцию вызову». Сюзанна объяснила: «В этом нет ничего сексуального, мама, — ровным счетом ничего. Они просто хотят, чтобы кто-нибудь заботился о них, по-доброму относился к ним, а мне это нравится».

Кроме того, ей нравилось беседовать со стариками и помогать им, и у нее установились теплые отношения с родителями Труди. Казалось, она получает удовольствие и удовлетворение, оказывая помощь и влияя на окружающую жизнь. Сюзанна была первой школьной наперсницей для всех, кто страдал от несчастной любви; учителя постоянно ловили ее в те моменты, когда она передавала записки на уроке, давая советы подругам о взаимоотношениях с друзьями. Большинство этих вещественных доказательств ее «преступления» отсылали домой к Труди вместе с сопроводительными письмами учителей: «Вот чем сегодня занималась Сюзанна, вместо того чтобы слушать урок».

Один из учителей замечал: «Если бы в школе преподавали только науку общения и социальной помощи, Сюзанна училась бы превосходно».

Ее комната была отражением ее широкой натуры. Ей отвели самую большую спальню во всем доме, и она наполнила ее куклами и мягкими игрушками. Забив ими все полки, она принялась за подоконники. Из всех путешествий по свету Джек привозил дочери какой-нибудь сувенир.

— Однако, — замечает Труди, — ей было трудно надолго сосредоточиться, чтобы найти этим сувенирам подходящее место, и они отправлялись в угол, а затем в шкаф, и больше их никто не видел. Из резвой и проказливой девчушки Сюзанна превратилась в очаровательную девушку. «Чрезвычайно миловидную, каких редко встретишь», — горделиво отмечал ее брат. Его мнение подтверждали другие.

Джефф вспоминает:

— К десятому классу она расцвела, и это придало ей уверенности в себе. Мне она казалась очень симпатичной.

Она обладала превосходным чувством моды и вкуса. Все это также вызывало у Стивена тревогу за сестру.

— Мне всегда хотелось знать, с кем она, когда она отправлялась на свидание, — признается он. — Перед ее уходом мы пытались выяснить, с кем она встречается, и шутливо, но в то же время серьезно припугнуть этого парня. Ею многие интересовались, и я просто пытался позаботиться о ней и помочь, — тревогу Стивена за судьбу сестры всерьез воспринимали все, кто добивался ее благосклонности. Несмотря на невысокий рост и плотное сложение, Стивен вырос настоящим спортсменом, тяжеловесом с бицепсами, как стволы деревьев.

Сюзанна тоже была спортивной, как и Стив. Она быстро повзрослела, вскоре стала выглядеть старше своего возраста и уже не походила на младшую сестренку Стива. Еще учась в школе, она казалась ровесницей Стива и его друзей, и вскоре его стали спрашивать: «Почему ты не приводишь с собой Сью?» Она пользовалась популярностью у сверстников. И если многие стороны жизни Сюзанны всерьез беспокоили ее родителей, они всегда доверяли ее суждениям насчет мальчиков. По этому поводу она не доставляла родителям никаких беспокойств, и, кроме того, они знали, за сестрой присматривает Стивен. По негласному обычаю пригородов, Стивен научился водить машину незадолго до шестнадцатилетия, вскоре получил права, а затем купил себе огромный подержанный «понтиак». Джек и Труди надеялись, что им удастся удержать Сюзанну от намерения получить права, пока она не исправит оценки.

— Каждый раз, когда она приносила домой табель, я говорила: «Видишь, Сью, до твоей мечты еще далеко. Может, стоит задуматься об этом?» — вспоминает Труди.

Кроме общественной работы, величайшим увлечением Сюзанны в школе был спорт. Она отлично преодолевала барьеры в школьной легкоатлетической команде и защищала заднюю зону в женской софтбольной команде. С длинными ногами и высокой, стройной фигурой она была прирожденной спортсменкой, и это особенно поражало, если вспомнить, что первый год жизни она каждую ночь спала с распорками на ногах. Поскольку она считалась признанной красавицей, ей не раз предлагали присоединиться к школьной команде поддержки, но это занятие было не для нее.

— Мы считали ее неисчерпаемым источником энергии, — рассказывал Джефф Фримен. — Сюзанна всегда предпочитала заниматься делом, а не смотреть на него со стороны. Ей хотелось находиться в гуще событий. Она рано стала самостоятельной, — добавляет он. — Чувство собственного «я» развилось у нее раньше, чем у большинства детей.

Она все стремилась испытать сама. Однажды, это было уже в старших классах, Сюзанна с подружкой прогуляли уроки, добыли бутылку рома и распили ее, чтобы узнать, что это такое. А потом Сюзанна допустила тактическую ошибку, явившись на тренировку по софтболу.

Труди позвонили из школы: «Ваша дочь в сомнительном состоянии. Вам будет лучше приехать за ней». Едва взглянув на Сюзанну, Труди поняла, в чем дело.

— Она была пьяна.

Когда они вернулись домой, Сюзанна робко спросила:

— Мама, ты сердишься?

— Скажем так: я разочарована, — сухо ответила Труди.

— Ты накажешь меня?

— Нет, Сюзанна, — ответила ее мать, — потому что завтра утром тебя накажет Господь.

— Что это значит? — удивилась Сюзанна.

— Завтра увидишь.

— На следующее утро ей было так плохо, что на ее лице менялись все цвета радуги, заканчиваясь зеленым. Это было ужасно, похмелье продолжалось два дня. Я сделала ей холодный компресс, а она сказала: «Мама, почему ты такая хорошая?» Мне было очень жаль ее, — рассказывала Труди. — Когда она наконец пришла в себя, то сказала: «Это мне не понравилось», а я ответила, что очень рада это слышать. Дом в Спрингфилде стал центром встреч друзей Стива и Сюзанны. Возможно, это произошло благодаря организационным способностям Сюзанны, а может, и потому, что Джек и Труди всегда охотно принимали друзей своих детей и разговаривали с ними, как со взрослыми. Часто Стив приводил домой по десять — двенадцать друзей сразу. Многие подолгу оставались у него в гостях. До сих пор друзья Сюзанны и Стивена продолжают навещать Джека и Труди, останавливаются у них переночевать, приезжая в город.

Учась в старших классах, Сюзанна как-то рассказала матери, что в ее классе есть девочка по имени Джина и что ей, Сюзанне, очень нравится это имя. Труди обратила внимание на любопытное совпадение, и сказала, что Сюзанну вначале звали Джиной.

Сюзанна спросила:

— Как думаешь, мне удалось бы выяснить, кто моя настоящая мама?

— Пожалуй, да — благодаря таким законам, как указ о свободе информации, — объяснила Труди. — Если для тебя это важно и если ты хочешь, мы поможем тебе ее найти.

— Мне надо подумать, — ответила Сюзанна, но больше не возвращалась к этому разговору.

Когда Труди спросила Стивена, хочет ли он узнать о своих настоящих родителях, он ответил:

— С какой стати я должен их искать? Я счастлив с вами.

Сюзанне оставалось еще два года до окончания школы, когда Стивен покинул дом, отправившись в колледж при Университете Виргинии в Шарлотевилле, где вскоре стал одним из первых учеников, как и в школе. Он намеревался специализироваться на изящных искусствах, но к концу первого года учебы решил, что гораздо больше его интересуют коммерческие искусства, и потому решил перевестись в Университет Виргинии в Ричмонде, где имелась программа, более ориентированная на его новую специальность.

Джек счел неудачной мысль сына уйти из перспективного и престижного университета, но не стал вмешиваться. Более активную позицию он занял, когда Стив отправился в Техас на рождественские каникулы навестить друга, а потом объявил, что решил остаться в Техасе, бросить учебу и поискать работу в сфере нефтяной или газовой промышленности.

Джек сказал сыну:

— Ты принял необдуманное решение, и, если будешь настаивать на нем, отвечать за последствия тебе придется самому. Мы не станем выручать тебя.

Сюзанна крайне встревожилась, считая, что Джек и Труди собираются бросить на произвол судьбы ее любимого брата.

— Нет, Сюзанна, мы не бросаем его, — возразил Джек. — Он сам сделал выбор. Если он останется в колледже, мы сделаем все возможное, чтобы помочь ему и обеспечить поддержку. Но он делает неудачный выбор, и я не стану поощрять его или поддерживать. Родители так и не поняли, одобрила Сюзанна шаг Стивена или нет, но независимо от своих чувств и конфликтов с родителями мысль об отчуждении Стивена от семьи стала для нее невыносимой.

Однако рынок нефти в то время начал сокращаться, и работы не находилось. Кроме того, Стивен ощутил некоторое недовольство родных друга: они опасались, что Стивен поселился у них навсегда. Тем временем он познакомился с девушкой, которая предложила Стивену пожить у нее. Он получил работу в местном супермаркете, чтобы помогать ей сводить концы с концами, и написал о новой знакомой Сюзанне. Он сообщал, что его подруга — миловидная блондинка, вылитая его сестра. Любопытно: пока Стивен жил в Техасе, его друг из Техаса решил учиться в Вашингтоне и некоторое время жил в доме у Коллинзов. Однажды Стивен решил приехать домой в гости и предупредил, что привезет с собой подругу. Познакомившись с ней, Сюзанна поняла, что эта девушка ничуть не похожа на нее.

Стивен вернулся в Техас и нашел работу в строительном бизнесе. Джек и Труди были вне себя.

— Наконец он позвонил нам, — рассказывает Джек. — Он попал в аварию, порвал с подругой, кто-то украл у него бумажник с водительской лицензией, он остался без жилья, очки разбились, а деньги кончились. Дальше надеяться ему было не на что. Джек не мог отложить дипломатические дела, и Труди отправилась в Техас одна.

— Я никогда не задумывалась о дьяволе и тому подобном, но, когда приехала туда и увидела, что произошло, я сразу решила: дьявол живет в Арлингтоне, штат Техас. Я повидала немало молодых людей, ушедших из дома. Они не жили, а просто существовали, и это существование было ужасным. Девушки приходили ко мне поговорить — как к матери, — и каждая рассказывала печальную историю об одном и том же: она познакомилась с женатым мужчиной, он любил ее и собирался разойтись с женой. Каждая верила своему избраннику. Это было печально.

— Наконец, я сказала Стивену: «Это твой последний шанс. Вот так. Или возвращайся со мной, или оставайся здесь». Я купила ему новые очки, оформила водительские права и заявила: «Больше мы не будем финансировать твои прихоти. Хочешь вернуться — поедем сейчас же». Так он и сделал. Он вернулся домой накануне Рождества 1983 года. На этот раз Джек заявил, что Стивену придется повременить с учебой в колледже.

— Поработаешь годик и решишь, что делать дальше.

Через год Стивен вернулся в Университет Виргинии, где снова стал лучшим студентом, специализировался на экономике и успешно закончил учебу в 1987 году. Вспоминая свою прошлую жизнь в Техасе, Стивен заметил:

— За эти два года я повзрослел сразу на десять лет.

И признался, что теперь, оглядываясь назад, понимает: у его белокурой и голубоглазой подружки «не было ничего общего с Сюзанной».

Джефф Фримен рассказывал:

— Сюзанна была для Стивена опорой. Когда отношения с родителями осложнялись, Стивен и Сюзанна крепче привязывались друг к другу. Чем старше становилась Сюзанна, тем чаще Стив прислушивался к ее советам. Он очень любил ее.

У Сюзанны не было такого выбора, как у брата.

Несмотря на сообразительность, ее оценки были недостаточно хороши для поступления в университет или другой более-менее солидный колледж. Сюзанна ясно дала родителям понять, что не желает поступать в местный колледж или браться за какую-нибудь «дешевую работу», как она выразилась: ей хотелось уехать куда-нибудь подальше от дома.

Ее решение поступить на воинскую службу стало сюрпризом для родных. В школу приходили вербовщики всех родов войск, и однажды в марте в последний год учебы Сюзанна, вернувшись домой, сообщила родителям:

— Я только что поступила в морскую пехоту.

Джек не припоминал, чтобы она когда-нибудь прежде заговаривала об армии. Он не знал, как к этому отнестись, но сказал:

— Слушай, Колокольчик, меня мучает любопытство. Ты же знаешь, как я гордился тем, что служил во флоте — должно быть, ты наслушалась моих рассказов о кораблях. Но я никак не возьму в толк, почему ты выбрала морскую пехоту, а не флот.

Сюзанна уставилась на него в упор: «Потому, папа, что морская пехота лучше всех».

— Ну, что я мог ответить? — рассказывает Джек. — Я пробормотал: «И ты тоже лучше всех, Сюзанна, так что все правильно».

Когда Стивен узнал о решении сестры, он был удивлен не меньше родителей.

— Я думал, она поступит в колледж. Я и не подозревал, что она не хочет продолжать учебу, но спорить не стал. Главное, что я помню, как я гордился ею.

Джефф Фримен говорит:

— Я изумился. Мне казалось, что это чертовски тяжелая работа для женщины. Но она заявила, что ей нужны трудности, и я не сомневался, что она их преодолеет.

Джеку понадобилось немало времени, чтобы освоиться с решением дочери.

— Я то и дело спрашивал у Труди: «Думаешь, это удачная мысль? Может, надо отговорить ее?» А потом я подумал: ладно, рассудим не торопясь. В колледж ей все равно не поступить. Если она не попадет в морскую пехоту, она тем более не останется дома. Она поселится с какой-нибудь подругой, найдет работу. А мы сойдем с ума от беспокойства, не зная, где она находится, где останавливает машину, не возвращается ли домой в темноте и в одиночестве. Мне казалось, по крайней мере в армии она будет в безопасности. Кто-нибудь все время будет наблюдать за ней, она окажется под присмотром.

Даже после того, как Сюзанна завербовалась в морскую пехоту, Джек не мог не остаться типичным отцом. Когда она сошла вниз, чтобы продемонстрировать платье для выпускного бала — ярко-красное и очень короткое, подчеркивающее ее восхитительную фигурку, Джек спросил: «А ты уверена, что ничего не забыла надеть?»

— Платье было не из тех, которые я выбрал бы для дочери. Но каждый раз, услышав от меня подобное замечание, она говорила в ответ что-нибудь вроде: «А ты не собираешься подрезать бачки, папа?» И все заканчивалось дружным смехом. Сюзанна закончила школу 4 июня 1984 года, а 27 июня уже отправилась в морской корпус. Основную подготовку она проходила в пункте сбора новобранцев корпуса морской пехоты на острове Паррис, Новая Каролина.

Те из нас, кто нес службу в войсках ВВС или каких-нибудь других, знают, как тяжела по сравнению с ними основная подготовка морской пехоты. Главный принцип — сломать каждого новобранца, а затем вновь собрать его или ее по типичному образцу морского пехотинца. Сюзанна с восторгом проходила подготовку, радуясь каждому новому вызову. Она коротко подстригла свои длинные белокурые волосы и потратила целый день, подгоняя форму. Дисциплину, которую Сюзанна терпеть не могла дома, она охотно и с воодушевлением приняла в армии. Инструктор по начальной подготовке был особенно строг к Сюзанне — вероятно, из-за ее миловидности и принадлежности к верхушке среднего класса. Но Сюзанна восприняла это как часть вызова. За восемь недель основной подготовки некоторые женщины из ее взвода отсеялись, другие были на краю нервного срыва. Но Сюзанна приняла подобный образ жизни и полюбила чувство направления, которое он принес ей. В письмах домой она подробно рассказывала, насколько серьезна подготовка, но никогда не выражала никаких сомнений или сожалений. А когда Джек и Труди прибыли на остров Паррис после завершения начальной подготовки новобранцев, они преисполнились чувством гордости за дочь. Сюзанна подвела Джека к огромной вышке и, указав на нее, похвасталась; «Папа, я забралась туда! Здорово, правда? Я сумела!» Почти с такой же гордостью она продемонстрировала матери, что ее дочь, которую с трудом удавалось заставить привести комнату в порядок, теперь тщательно, по всей форме, заправляла свою койку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.