Глава 9 Рокеры и родители

Глава 9

Рокеры и родители

Я часто размышляю над тем, как и почему иные — далеко не все — люди начинают увлекаться рок-музыкой? И, как ни крути, получается, что часто в этом повинны… родители. Вот и я фактически с малых лет был погружен в звуки биг-бита. Я еще не ходил в школу, когда в нашем доме появилась ультрамодная для того времени магниторадиола «Романтика-М». В огромном и тяжелом коричневом ящике умещались и проигрыватель, и магнитофон, и приемник. Магнитофонные ленты (тип 2, рвущиеся, если их чуть-чуть потянуть) родители быстро заполнили записями шейков и твистов. За пару дней я научился пользоваться магнитофоном, и когда мама с папой уходили на работу, моими близкими друзьями становились Вадим Мулерман, Нина Бродская, Тамара Миансарова, Владимир Макаров и другие первые наши рокабиллы. Надо признаться, в ту пору я еще был не в состоянии различать танцы по стилям, это была просто ласковая домашняя музыка.

Потом появился магнитофон побольше и получше — двухдорожечная «Астра». Его купил отец — он разрабатывал для этой модели некоторые важные технические узлы. Став старше, я полностью «оккупировал» магнитофон западным роком. Отец по моде того времени попытался высказать негативное мнение по поводу моего нового увлечения. Вряд ли это было его собственное мнение, просто родители постоянно накачивались учителями и прессой плохим отношением к рок-музыке. Но однажды я услышал, как отец, отдыхая, насвистывал какую-то знакомую тему. Прислушавшись, я узнал мелодию из альбома «The Beatles» «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера». Я включил отцу оригинал, и больше вопросов между нами не возникало…

Очень часто, если не сказать почти всегда, родители сами направляли своих детей на стезю рока, отдавая на обучение музыке. Бывало, будущие рок-звезды этому еще и сопротивлялись, и даже отлынивали от занятий.

Юрий Шевчук признался, что записал на магнитофон, как он исполняет гаммы, и, когда приходило время домашних занятий по фортепиано, запирался в комнате и включал магнитофон. Сам же вылезал через форточку на улицу и шел гонять мяч с дворовыми мальчишками.

Гитарист «Самоцветов» Владимир Атрохов придумал такую хитрость: «Для меня музыкальные занятия были сродни наказанию, ведь одним глазом я смотрел во двор, как наши пацаны играли там то в хоккей, то в пекаря. Но моя мать находилась все время рядом и я вынужден был заниматься. Я ставил перед собой ноты самоучителя с известными мне классиками, но так как нот я не учил, то мне приходилось импровизировать под Баха или Бетховена, чтобы мать думала, будто я играю так, как там написано. И я минут по сорок пять — пятьдесят играл чистую импровизацию. Это, как говорилось на нашем жаргоне, «пролезало» в течение полугода, а потом пришла пора сдавать экзамены, и некоторые задания нужно было уметь читать с листа, а это для меня уже было проблемой. Я, конечно, огорчил своих родителей и был очень сильно наказан: мне устроили «шланговый пресс»…»

Басист группы «Второе Дыхание» Николай Ширяев рассказывал: «В музыкальную школу отвела меня моя мама. Знакомые как-то почувствовали, что у меня талант есть, и однажды я сдал экзамены сразу в три школы и выбрал ту, которая более ценилась. Это музыкальная школа № 2, что на «Аэропорте». Наш гитарист Дегтярюк тоже учился в этой музыкальной школе, но по классу скрипки. У него и постановка руки была приличная, и в звукоизвлечении чувствовалась школа, и по манере игры было видно, что он сильный музыкант.

А звук бас-гитары меня поразил с детства. Я как услышал бас-гитару, то себя в ином качестве уже не представлял. Маме это, конечно, не очень нравилось. «Ну что ж ты играешь все на этой бас-гитаре, — часто говорила она, — стал бы ты лучше классическим музыкантом, исполнял бы концерты, играл бы Чайковского!»»

Первую гитару детям также чаще всего дарили родители. Если собрать рокеров и попросить поднять руки тех, кому гитару подарили родители или бабушка с дедушкой, то, уверен, руки поднимут почти все.

Известен даже случай, когда мама одного известного музыканта повлияла на рождение целого направления в нашем роке. Это — мама Александра Лермана, певца, проложившего для нашего рока фольклорную тропу. Близкий друг Лермана и музыкант группы «Скифы» Юрий Валов рассказывает, откуда взялась его фольклорная струя: «Этому его с детства учила мама, Зинаида Ефимовна. Она сама из деревни, с Севера. Занимаясь какими-то работами, они дома всегда пели: лепят они пельмени — и поют, причем поют какие-то определенные вещи. А другое дело делают — другие песни поют. И Сашу с детства мама приучала петь на голоса, даже до того, как он начал учиться музыке. И он всегда и везде пел всякие народные песни, причем совершенно неизвестные…» Фолковая струя у Лермана, по всей вероятности, связана с этим домашним воспитанием. Надо сказать, что для конца 60-х обращение к фольклору звучало как очень радикальный жест, поскольку тогда фольклор представлялся любителям рока как нечто совершенно банальное и затасканное. Тем не менее группа Лермана «Ветры Перемен» почти сразу стала популярной, и прежде всего благодаря великолепному (а ныне — легендарному) многоголосию и обращению к русской фольклорной мелодике, ярко проявившейся в оригинальных композициях «Новгородский пир», «Для песни задушевной», «Долина-долинушка» и других. Эти песни имели настолько большое значение для нашего национального рока, что даже после того как Лерман эмигрировал на Запад, их включали в свой репертуар многие известные наши группы, например «СВ» и «Скоморохи».

Лидер молодой московской команды «Медведь-Шатунъ» Джек Сохорев рассказывал, что самым счастливым в его жизни стал тот день, когда в 1994 году папа проникся его песнями и заплатил за студию, где за одну ночь Джек вместе с гитаристом Каркушей записал свой первый альбом «Отставной козы барабанщик».

Конечно, бывало и иначе. Отец Владимира Конькова, гитариста одной из первых московских групп «Красные Дьяволята», занимал высокий пост в КПЗ и за «излишнее» увлечение рок-музыкой постарался отправить сына на армейскую службу как можно дальше от Москвы. На призывном пункте младший Коньков познакомился с молодым майором, который, как оказалось, тоже увлекался рок-музыкой. Когда он узнал, что Коньков — гитарист настоящей рок-группы, то вскочил из-за своего стола и запел какую-то «битловскую» песню. В итоге Конькова направили под Мытищи, в музвзвод. Отец, узнав об этом, рассердился: «Тебя из-за рока из института отчислили, а теперь ты хочешь и армию в рок-ансамбль превратить?!» В итоге Володя Коньков поехал служить на советско-китайскую границу, где был проводником собаки. Демобилизовавшись, Коньков так и не вернулся назад в рок-сообщество, он поступил в школу КГБ, работал на разных ответственных постах, в конце 90-х вышел в отставку и занялся домашними хлопотами.

Но что же делать, если родители не хотят, чтобы их ребенок имел что-то общее с роком? Владимир Атрохов (Бусик) предлагает радикальный способ: бежать из дома!

Атрохов в 14 лет начал играть на гитаре в одном из центральных ресторанов Донецка, где он тогда жил. Но вскоре родители заволновались, что сын отчего-то вечерами стал пропадать и приходить в два часа ночи, а иногда даже и попозже. Однажды, когда группа Володи играла в коктейль-холле, туда зашел участковый и знаком позвал его за собой. «Вы — Атрохов?» — «Да, я Атрохов». — «Будьте любезны, пройдемте со мной вниз, а то в этом грохоте ничего не слышно…» Внизу стояли родственники: тетя, дядя, бабушка, дедушка, — и каждый из них посчитал своим долгом упрекнуть: «Володя, как ты мог докатиться до того, что ты играешь в ресторане! Мы все работаем, а ты нас позоришь!» Но «провинившийся» твердо стоял на своем: «Я хочу играть на гитаре!» А они в ответ: «Ты нас позоришь, потому что ты играешь в ресторане и ведешь аморальный образ жизни!» В конце концов Атрохова отвели в детскую комнату милиции, где он написал объяснение, почему играет на гитаре там-то и там-то, дав при этом обещание не делать этого впредь.

Но выдержал Володя всего лишь две недели и снова вернулся в коктейль-холл «Москва». Все были рады: Бусик вернулся! Для Донецка он уже тогда был легендарным человечком, на Бусика ходили и его слушали. Он прыгал, носился по сцене, падал на колени. Однажды у него все разлетелось и остались только две струны, соль и ре, одна с оплеткой, другая — без оплетки. И ему пришлось выкладываться изо всех сил, чтобы доиграть пьесу до конца! И Бусик с этим справился, вот только все пальцы стер в кровь.

Но вот однажды снова сюда зашли его родители и спросили: здесь ли их сын. Им ответили, что Володи, конечно, здесь нет и быть не может. Они ушли, но вернулись через черный ход, именно в тот момент, когда Бусик вылезал из-под стола, где прятался, и шел с гитарой на сцену. Конечно, его снова отвели в детскую комнату, снова заставили писать объяснение, а руководителю ансамбля дали второй строгий выговор с занесением в личное дело. Закончилось все тем, что Володю посадили как бы под домашний арест: в девять часов вечера он должен был звонить в детскую комнату милиции и докладывать: «Я дома», — а мама должна была подтверждать это.

Атрохов выдержал две недели. К тому времени коктейль-холл закрылся и музыканты перешли работать в бар «Шахтерский». Кто был в Донецке, тот знает, насколько это престижное место. И тогда Володька убежал из дома. У него был друг Вадик Липовой. Он очень хорошо играл, и у него было чему поучиться. Вот он и говорит: «Вовка, у меня родители уезжают на лето. Они оставили 600 рублей». (А это для 1975 года были бешеные деньги!) Бусик в ответ: «Вадька, я все понял и еду к тебе». И он ушел из дома, никому ничего не сказав, — только забрав гитару и магнитофон «Дайна», который служил ему «овердрайвом».

Спустя три месяца кто-то из соседей увидел Володю в баре «Шахтерский» и сказал об этом матери. В «Шахтерский» отправился его дядя и говорит: «Слушай, Вовка! Имей совесть! Мамка вся извелась! Езжай домой!» — «Дядя Гриша, — отвечает Бусик, — я не могу, потому что хочу быть музыкантом, а из меня хотят сделать хирурга!» (А еще раньше Бусика хотели сделать авиаконструктором, потому что он хорошо рисовал самолеты и из аэропорта вытащить его было невозможно.) И после разговора с дядей Гришей мать сказала Володе: «Все! Иди куда хочешь, только живи дома».

Звукооператор группы «Мастер» Андрей Крустер рассказывал, что в 14 лет он тоже ушел из дома. «Отец каждое утро говорил: «Вставай и иди искать себе работу! — до сих пор в голосе Крустера звучит горечь. — Учиться ты не хочешь, ничего делать не хочешь, иди и ищи работу!» Он всегда хотел, чтобы я карьеру делал, чтобы пошел учиться, а я настолько зарубился на этой музыке, что мне ничего другого уже не надо было — только музыка. И я просто ушел из дома. И фактически до сих пор туда не вернулся. И когда мать говорила: «Я тебя не видела сто лет», — я отвечал: «Возьми мою фотографию и посмотри». Грубо — не грубо, но вот так было».

Сбежала из дома в столицу и молодая талантливая певица Оксана Чушь, выступающая в составе московской команды «Регулярные Части Авантюристов». В группе Оксану называют «капитанской дочкой», ведь она родилась в семье военного и вместе с отцом объехала полстраны. Сначала Оксана училась в музыкальной школе, причем заниматься ездила за тридцать километров от дома. Потом окончила ялтинское музыкальное училище по классу вокала. Но все места, где она жила, были настолько далеки от ее любимого рока, что в конце концов она решилась на побег в столицу.

— Как произошел твой «исход» из дома? — спросил я однажды Оксану. — Это решение было принято вдруг или ты готовилась к побегу?

— Я к этому готовилась, — ответила Оксана. — Тайно.

— То есть рюкзачок потихонечку собирала? Провиант?

— Я собирала не рюкзачок, а сумочку, причем довольно большую. Прятала ее в шкафу. Готовилась очень тщательно. Во-первых, скопила денег. Во-вторых, собрала вещи. Я тогда работала в Доме культуры методистом по дошкольному воспитанию, довела свою работу до конца, сделала все, что там от меня требовалось, провела последний утренник, и на следующий день — как раз была суббота, родители пошли в ресторан, а дома остались только брат и сестра, — я написала родителям письмо и с легким сердцем уехала. Мама была, конечно, в панике. Я позвонила ей уже из Москвы. «Ну что ж ты так! Я бы тебе помогла! Мы бы дали тебе денег!» А я подумала: «Да! Сейчас!»

— Наверняка и сумку спрятали бы!

— Конечно! Там такой был бы скандал! А на расстоянии и любовь крепче, и рейтинг детей возрастает.

«А я не могу родителям предъявить никаких претензий, — говорит поэтесса Маргарита Пушкина. — У меня в семье никогда не было так называемого конфликта поколений. Они всегда относились к моему увлечению рок-музыкой так: дети с ума сходят — и пусть сходят. Я даже не могла красиво уйти из дома, как уходили хиппи, — в этом просто не было необходимости. Мама для всех жарила котлеты, папа отдал свои военные ботинки какому-то босому. Градский — дикий хулиган — щеголял в ту пору в папкином шитом золотом генеральском мундире, потому что ему носить было нечего. Вовка Полонский, ударник Градского, ходил в полевой форме, тоже генеральской, с дубовыми листочками. Все, кто приходил в наш дом, получали кров, питание и… понимание. Потому я и не могла, как было принято, красиво уйти из дома! Меня это жутко угнетало! Ведь драматизма мало было! Папе говорили: дочка ходит босиком — пусть ходит. Пластинки слушает? Пусть слушает: музыка — она и есть музыка.

В Пединституте я училась вместе с Артуром Макарьевым, ныне известным радиоведущим, только я училась на испанском факультете, а он — на английском. Он помогал мне переводить тексты песен, мы вместе ходили на концерты, а тогда интересно было — «Миражи», «Крестоносцы», «Славяне». Сам Артур Макарьев был менеджером группы «Русь». И мой папа-генерал, главнокомандующий, для солиста группы «Русь» Леньки Савкина привез из Будапешта чешскую гитару «Иолана» — тогда это считалось очень круто, чуть ли не «Фендер Стратокастер»! Я представляю, как мой папа поехал со своим адъютантом за покупкой в центр Будапешта в музыкальный магазин, сверкая погонами и лампасами…»

Первую репетиционную базу для группы «Сокол» нашел и «пробил» отец вокалиста этой группы Юрия Ермакова, он тогда командовал ПВО страны. База находилась в помещении агитпункта дома № 77 по Ленинградскому проспекту. «Хотя мой отец и был генералом, — вспоминал Юрий Ермаков, — но в молодости, когда в кинотеатрах еще крутили немые фильмы, он был тапером — играл в кинозале на скрипке, сопровождая эти фильмы. Он был очень музыкальным человеком, и, вероятно, поэтому у него лично рок-музыка не вызывала раздражения, хотя сам он любил другую музыку».

Юрий Шевчук как-то рассказывал, что он всегда свои песни первым делом пел маме и ждал ее оценки. «Папа всего этого рок-н-ролла не одобрял, постоянно пенял мне, когда я, слушая музыку, начинал отстукивать какой-нибудь ритм: «Ну что ты трясешься?! Когда же ты человеком станешь?!» А мама меня защищала, она отлично понимала, что рок-н-ролл для меня — это не какая-то фигня, это — страсть». И когда Шевчук переехал из Уфы в Ленинград, он по-прежнему пел своей маме новые песни. Интересно, что ее оценка всегда оказывалась верной: если она говорила, что песня станет популярной, она действительно становилась таковой, если же считала, что песня не удалась, то и публика впоследствии ее не принимала.

Действительно, главное — не в разборках, кто круче в конфликте детей и отцов. Куда важнее доказать родителям, что ты что-то можешь, что имеешь «право на рок». Отец Сергея Попова, лидера группы «Алиби», был, что называется, закаленный эстрадник, всю жизнь руководил эстрадным оркестром, мама дирижировала хором и добилась ощутимых результатов в этой области. Но они признали право сына на рок лишь после того, как в газетах появились статьи о группе Сергея. (Счастлив, что большую часть этих статей написал я.) Но случилось это лишь спустя двадцать лет после того, как Попов начал играть в своей первой рок-группе.

Павел Молчанов, вокалист группы «Тайм-Аут», рассказывал: «Лет пять меня мама чмокала, чтобы я устроился на нормальную работу. Но как-то раз я сводил ее на концерт и маме понравилось: весело, говорит, все пляшут и смеются…»

К Оксане Чушь мама приезжала в Москву на концерт в клуб «Форпост». «Теперь у нее уже другое отношение, — рассказывала Оксана, — теперь она говорит, что нам нужно то-се, пятое-десятое: реклама, менеджмент. То есть у нее уже заинтересованность появилась, словно я на работу устроилась в хорошую школу учительницей. Ну, и потом у мамы есть личное отношение ко всему этому: ей очень не нравится наш первый альбом, особенно ее раздражает песня «Брошу все, пойду по свету», она считает, что там про нее написано».

Отец Гарика Сукачева играл на тубе в духовом оркестре, и Гарик всегда во всех интервью подчеркивал, что продолжает семейное дело. Пытаясь как-то визуально оформить это, Гарик однажды снял клип на собственную песню «Вальс Москва», в котором принял участие и его отец. Но интересно иное — сейчас на концертах Гарик исполняет музыку молодости своего отца, причем не только кавер-версии старых хитов, но и собственные произведения, написанные в той же стилистике.

И Сукачев не единственный, кто трепетно относится к любимым мелодиям своих родителей, — и Александр Ф. Скляр, и Борис Гребенщиков, и покойный Толик Крупнов отдали дань «старому» звуку. Это вообще одно из главных веяний последнего времени — возвращение к музыке родителей. Впервые эта тема проявилась еще в начале 90-х, но, как ни крути, Валерий Сюткин, первый апологет новых тенденций, гулял сам по себе и был сам себе стилем, а для не всегда попадавших в ноту «Дубов-Колдунов» это было в большей степени игрой, стёбом, нежели жизнью, поскольку все участники этой смешной группы были преуспевающими музыкантами из весьма продвинутых ленинградских составов. Зато в конце минувшего века возвращение к старому звуку приняло массовый характер: «Револьвер», «Новые Праздники», «Гавайцы», «Регулярные Части Авантюристов» двинулись по дороге назад. Интересно, что, в отличие от Сюткина или «Дубов-Колдунов», все они — совсем юные ребятишки, которые в силу своего возраста не могли сознательно участвовать даже в музыке 70-х, а в 60-е они и вовсе еще не родились. То, что играют эти группы, — это фон, на котором прошла молодость их родителей.

Вместо эпилога к этой главе — фрагмент однажды подслушанного разговора.

Однажды я почти две недели просидел в Парке Горького, реконструируя личную историю Стаса Намина. Задача оказалась довольно сложной, поскольку Стас слабо помнил даты и фамилии окружавших его людей, и она была решена только с появлением вокалиста «Цветов» Александра Лосева. Вот чья память была действительно феноменальной! Он мог вспомнить мельчайшие подробности из жизни группы.

В ряду прочего Стас Намии рассказал о том, как, еще учась в седьмом классе, он собрал группу «Меломаны», в которую кроме него входили дети ряда видных партийных работников: Григорий Орджоникидзе, Александр Цейтлин, Владимир Уборевич и брат Стаса — Александр Микоян, поэтому группа имела и второе — тайное — название «Политбюро». Но так как дело это было давнее, а потому многие другие более значимые события закрыли его, Стас с трудом вспоминал подробности из истории этого состава. В конце концов он позвонил своему другу детства Григорию Орджоникидзе, работавшему в ЮНЕСКО, и прямо спросил его, не помнит ли тот, как все было.

«Стасик, — ответил Орджоникидзе (специально для меня была включена громкая связь), — ты позвони моей маме, мы же на ее глазах хулиганили, она все помнит…»

Глава без нумерации. Металлическая мама

ЛИДИЮ ВАСИЛЬЕВНУ КУЛИКОВУ в рок-сообществе называют «металлической мамой». С конца 80-х годов она возится с молодой «металлической» порослью, устраивает концерты, находит для них репетиционные базы, помогает с аппаратурой, утрясает проблемы, которые возникают у юных музыкантов, а проблем — надо честно сказать — немало: и в школе, и дома. В помощи Лидия Васильевна не отказывает никому, ведь ее сын — тоже «металлист». Сейчас он — лидер популярной тяжелой группы «Железный Поток», но ведь чтобы взобраться на гору Олимп, ему пришлось преодолеть тернистый путь.

История эта началась в 1988 году, когда Дима Куликов прочитал в какой-то газете, что Московская рок-лаборатория устраивает Фестиваль Надежд для самых молодых команд. Дима сказал тогда маме: «Послушай, мама, в рок-лаборатории будет фестиваль, ты не могла бы договориться, чтобы нас туда взяли? Ведь ты же у нас член партии (а Лидия Васильевна действительно была секретарем парторганизации коллектива Хора им. Пятницкого), тебя там послушают». Лидия Васильевна позвонила в рок-лабораторию, а там говорят: «Прослушивание на Фестиваль состоится уже завтра, но приезжайте, мы вас как-нибудь всунем». Лидия Васьтьевна поспешила домой: «Завтра мы выступаем. Вы готовы?!» А молодежь что обычно отвечает? «Всегда готовы!»

И вот «Железный Поток» приехал на прослушивание. Перед ними как раз объявили перерыв и комиссия ушла совещаться. Музыкантам уже на сцену пора выходить, а жюри все нет. Музыканты заволновались, а Лидия Васильевна, почувствовав их растушую нервозность, скомандовала: «Начинайте!» И тогда Дима запел:

Как всемирный потоп,

железный поток

брызжет лавой стальной.

Сжигает зависть,

подлость и ложь…

Заслышав его сильный голос, в зал пришли и члены жюри…

Нужно было сыграть только две вещи, но Лидия Васильевна подошла к жюри и попросила разрешения исполнить еще одну песню. «Играйте!» — сказали ей. И «Железный Поток» исполнил четыре вещи. Уже после прослушивания Лидия Васильевна отвела в сторону одного из членов комиссии и спросила: «Скажите честно, стоит ли тратить на них свои последние деньги? Заниматься ими или не заниматься? Скажите правду!» Администратор рок-лаборатории Саша Агеев ответил: «Ребята у вас талантливые и музыка у вас хорошая».

А сын тоже подхватил: «Мам! Занимайся нами!»

Лидия Васильевна привела ребят во Дворец пионеров, где преподавала хореографию, и начали они репетировать. Она присутствовала на каждой репетиции и давала советы, если чувствовала, что где-то что-то не так. Лидия Васильевна стала настоящим продюсером этой группы: сын стихи напишет — прочтет ей, а она скажет, что и где надо исправить, барабанщику партию подправляет, ведь в Хоре им. Пятницкого она чечетку танцевала и в ритме кое-что понимает…

«Родители родителям, как говорится, рознь, — отвечает Лидия Васильевна на вопрос, почему она возится с рокерами. — Я же артистка! Я выступала в Хоре им. Пятницкого и за рубеж начала ездить с 1961 года. В 1976 году мы поехали на гастроли в Америку и там я увидела эти роковые группы Все это я узнала раньше своего сына. Мне все это было интересно!»

Так Лидия Васильевна Куликова попала в рок-сообщество. Все заговорили: «Ой! Тетка занимается «металлом»!» А однажды позвонил Паук «А я ж не знала, кто такой Паук, хотя он уже тогда был лидером нашего металла! — вспоминала Лидия Васильевна. — А ребята слушают: «Ой, мама, это ж Паук из «Коррозии»!» Спрашиваю его: «А как вас зовут-то?» — Отвечает: «Сергей, — и смеется. — А можете — Паук». И пошел: тра-ля-ля-ля-ля — он очень быстро говорит. Я его спрашиваю: «Ты помедленнее можешь говорить?» — «Могу». — «Ну так говори». — «Вы не могли бы и нам найти помещение для репетиций?»»

Тогда Лидия Васильевна пошла к директору Дворца пионеров и сказала: «Я слышала, что наверху какие-то комнаты хотят сдать районному отделу народного образования. Вы только представьте себе: у вас РОНО на крыше! Да вас же заедят! Ни в коем случае! Да сдайте лучше музыкантам! Во-первых, это — престиж, во-вторых — работа с молодежью, а в-третьих, они вам будут деньги платить». Вот так и отдали Пауку то помещение, где он начал делать свою Корпорацию тяжелого рока…

Позже Паук уговорил Лидию Васильевну стать организатором фестивалей «Железный марш».

Самым удачным своим концертом она считает сейшн в «Крыльях Советов», в котором участвовал «Kreator» — культовая группа немецкого хэви-метал. «Это я делала, — мечтательно говорит Лидия Васильевна. — Да мы все всегда сами делали: билеты распространяли, афиши расклеивали. Милиция нас тогда поймала! А я ж не могу им сказать, что я — Металлическая мама! «Вы видите, что я — бабушка?! Должна же я на жизнь как-то зарабатывать?!» — «Вы же взрослый человек, бабушка, — говорят они мне. — Как вам не стыдно! Вы клеите афиши на домах!» — «Да мы клеим только там, где было грязно, — говорю я им. — А где чисто, мы не клеим». — «Ну ладно, идите отсюда, чтоб мы вас не видели!» Мы спрятались, а сами молчим, что у нас в машине еще много афиш!»

Новая группа ее сына называется «Ночная Жара». Лидия Васильевна создала при ней нечто вроде родительского комитета. Мамы помогали устраивать концерты, договаривались о репетиционной базе, короче, помогали детям, как могли.

«Во многих ли группах родители принимают такое же участие в жизни детей или вы — исключение?» — спрашиваю у басиста «Ночной Жары» Володи Фрыгина. «Нет, конечно. Мы — исключение, — отвечает он. — Музыканты из других групп, с которыми мы общаемся, нам завидуют. Я играл в группе «Камера Обскура», и барабанщик Дима Вебенин часто мне говорил: «Ой, Володя, как я тебе завидую! А мои родители не понимают, чем мы занимаемся»».

«Тяжелый рок — довольно опасное место, здесь может случиться все, что угодно, — говорит Лидия Васильевна, — но если бы на концерты приходили женщины, матери, то тяжелый рок не был бы таким устрашающим. Ведь на попсу же ходят матери и отцы с детьми! Хотя там тоже… уходишь из зала, а на полу и бюстгальтеры валяются, и презервативы…

Мне порой ночью звонят музыканты (а я всем всегда давала свой телефон) и просят: «Поговорите с моей мамой, а то она рвет мои кассеты, выкидывает магнитофон, а я все равно буду слушать тяжелый рок!» С родителями я всегда разговариваю. «Да это же опасно!» — говорят они мне. Я же им отвечаю: «Главное, следите, чтобы дети не принимали наркотики, а музыку пусть слушают». И если бы больше родителей попыталось понять, что такое тяжелый рок, у нас не было бы наркомании, не было бы и пьянства на концертах!»