1955 год. Ходовые испытания торпеды-носителя атомного заряда

1955 год. Ходовые испытания торпеды-носителя атомного заряда

Шел 1955 год, седьмой год моей работы в «Приволжской конторе Главгорстроя» (так называлось наше предприятие). Уже появились КБ-1 и КБ-2, исследовательские и конструкторские секторы. Главным конструктором КБ-2 в то время был Н.Л. Духов. Наш отдел 49 входил в состав сектора 6, которым руководил Е.В. Гаврилов.

Где-то в Начале года Евгений Васильевич вызвал меня и Быструева И.М. и показал письмо за подписью Н.И. Павлова, начальника КБ-2 5 (московского филиала КБ-11), занимавшегося разработкой автоматики для атомного заряда торпеды. В письме излагалась просьба о выделении специалистов-взрывников для участия в экспедиции по испытанию автоматики и системы инициирования торпеды.

Я начал было отказываться под предлогом, что меня уже несколько раз срывали с учебы (я учился на третьем курсе вечернего института), но в ответ услышал, что сюда приехал не учиться, а работать, что с институтом договорятся о моем академическом отпуске. При разговоре присутствовал начальник сектора 9 Сергей Петрович Попов, и он сказал, что даст в мое распоряжение трех офицеров, окончивших военно-морское училище и прибывших в военную бригаду сектора. Моряки-офицеры должны были пройти стажировку по нашей специальности, а мы с Игорем Быструевым начали готовиться к экспедиции.

На заводе готовили по ведомости-комплектации плиты-отметчики, боекомплекты электродетонаторов, оснастку для снаряжения и обсчета плит после срабатывания. Я засел за переработку инструкции по снаряжению воздушного варианта 19Т на снаряжение БЗО торпеды.

В марте спецвагон с грузом для экспедиции отправили в Москву, а наша группа из 5 человек вылетела в КБ-25. Оттуда эшелоном вместе с сотрудниками КБ мы выехали в Киргизию, на озеро Иссык-Куль, в город Пржевальск.

В группу кроме меня и Быструева входили два старших лейтенанта — А.Н. Кибкало и А.В. Кораблин и лейтенант Ю. Одинцов. Руководили всей экспедицией сотрудники КБ-25 Гравве и Бавыкин. Эшелон формировался в центре Москвы, кажется, на станции Сортировочная, там за оградой находилась так называемая база со складскими помещениями, охраной и т. п. В пути нас сопровождала охрана с этой базы.

Через несколько дней мы прибыли в столицу Киргизии Фрунзе, где простояли около суток. На следующий день двинулись дальше. Дорога шла через горный перевал, а потом заискрилась водная гладь озера. Наш эшелон подошел к небольшому поселку Рыбачье. Здесь железная дорога оканчивалась, и мы перегрузились на машины. Стоял март месяц, кругом лежал снег, но вода в озере не замерзала, так как была очень соленая. Климат там довольно теплый, поскольку с севера и юга озеро защищено горами. Шоссе проходило как по северному берегу, так и по южному. Наша колонна двинулась по северному. По пути попадались деревушки с русскими названиями. Оказывается, сюда ссылали раскулаченных крестьян.

Конечным пунктом нашего пути был поселок Пристань-Пржевальск. Здесь на берегу бухты были расположены цеха торпедного завода. Главный центр — город Пржевальск — находился километрах в пяти от поселка, на возвышенности. Работников КБ-25 разместили в одной из комнат местного дома культуры, а нас пятерых — в красном уголке на заводе.

Вскоре из Ленинграда прибыла группа сотрудников одного КБ, где разрабатывались торпеды для атомного заряда (главным конструктором этих разработок был Калитаев). В одном из сборочных цехов была сделана выгородка для наших работ с боевыми зарядными отделениями (БЗО), нас охраняли солдаты внутренних войск, приехавшие с нами.

Ходовая часть торпеды готовилась рабочими завода вместе с ленинградцами, а по мере готовности торпеда закатывалась к нам за выгородку для стыковки БЗО с ходовой частью. В первых ходовых испытаниях мы не участвовали, ходовую часть проверяли ленинградцы, а ступени предохранения в блоке автоматики — москвичи.

Подготовленная торпеда на тележке выкатывалась на пирс. С пирса торпеда краном спускалась на воду и причаливалась к борту узкого катера, который буксировал ее на плашкоут. Плашкоут — это плавучее сооружение в виде плота, которое катером буксируется на место пуска и зачаливается при помощи якорей. На плашкоуте размещено оборудование для пуска торпеды.

У «калитаевцев» что-то не ладилось с рулями глубины. При пусках некоторые торпеды начинали выпрыгивать из воды, как дельфины. Торпеду заправляли горючим на определенное расстояние. Потом затонувшую торпеду доставали водолазы и переправляли в цех на разборку.

Торпеды, у которых в БЗО находились плиты-отметчики, выпускались по цели. Цель — деревянный щит из тонких бревен, который устанавливался в воде в вертикальном положении. После срабатывания плита-отметчик оставалась в БЗО, откуда ее извлекали и обсчитывали. Результаты по разновременности срабатывания заносились в протокол.

Пусковых испытаний, в которых проверялась работа системы автоматики и инициирования, было не более трех. Первый этап испытаний торпед закончился через три месяца. Где-то в середине первого этапа к нам приехали Н.А. Терлецкий и С.П. Попов. Они присутствовали при нескольких пусках торпед, проверили нашу работу, остались довольны нашими действиями. Потом обсудили результаты с представителями КБ-25 Гравве и Бавыкиным и решили, что после окончания первого этапа надо дать месяц разработчикам носителя для исправления недостатков в ходовой части, после чего приступить ко второму этапу.

В начале июня мы вернулись домой, а в начале июля я опять начал собираться в экспедицию на Иссык-Куль. Со мной был направлен С.И. Борисов, начальник группы из нашего отдела. Он был назначен ответственным за технику безопасности, так как взрывные узлы находились во всех БЗО.

Все происходило так же, как и в первой экспедиции: база в Москве, эшелон до поселка Рыбачье. Оттуда нас повезли не на машинах, а на самоходной барже. Загрузив в трюм имущество, мы расположились на палубе. Погода стояла отличная, было тихо на воде, и только чайки нарушали тишину, вылавливая мелких рыбешек. Самоходка шла со скоростью около 10 узлов. Получалось, что от одного конца озера до другого она доходила за 10 часов. Иногда с воды взлетали стаи уток, гусей, попадались лебеди.

Так, не спеша, мы добрались до пристани Пржевальск, разгрузились в тот же цех, где наше место за выгородкой было сохранено. Сотрудники КБ-25 опять разместились в ДК, а мы с Борисовым — в финском домике, в одной из двух комнат. Во второй комнате поселился полковник КГБ, который прибыл с нами из Москвы. Если мне не изменяет память, его фамилия была Федюков.

Разработчики торпеды были уже на заводе и занимались контрольными пусками. На совещании руководитель ленинградцев (Калитаев к этому времени был снят за срыв испытаний) доложил, что торпеда готова, можно приступать к работе.

Как-то зайдя на пирс, мы были приятно удивлены: у пригорка стояли два «морских охотника» МО-4 и один торпедный катер ТК-1. Их привезли по железной дороге с Каспийского моря из Махачкалы для обеспечения наших работ. Обслуживали их несколько матросов под командой старшины первой статьи. Непонятно, для чего привезли МО-4, ведь они не имели торпедных аппаратов, так как предназначались для борьбы с подводными лодками посредством сбрасывания глубинных бомб. Я думаю, их использовали для того, чтобы доставлять участников, занятых на пусках торпед. Торпедный катер тоже ни разу не использовался для пусков — все ходовые испытания проводились с плашкоута.

Второй этап испытаний прошел довольно гладко. В этот раз система автоматики срабатывала не от удара о преграду, а от временных датчиков или датчиков расстояния, пройденного торпедой. Происходило все следующим образом. Транспортный катер переправлял торпеду к плашкоуту. Оттуда она запускалась вдоль залива на расстояние до нескольких километров. За ней шел торпедный катер, с мостика которого велось наблюдение. Это было возможно, так как за торпедой оставался след в виде дорожки из воздушных пузырьков. После срабатывания системы инициирования и подрыва взрывчатки на плите-отметчике наступала разгерметизация БЗО, всплывал большой воздушный пузырь, и движение торпеды прекращалось. Это место фиксировалось с торпедного катера буем. Подходил водолазный бот, водолазы спускались, зачаливали торпеду тросами, и дальше ее поднимали и доставляли в цех на разборку.

Все шло хорошо, работы подходили к концу, но все же ЧП произошло. При одном из пусков двигатели у торпеды отказали, и она затонула на глубине 50 м. В БЗО — снаряженная плита-отметчик, ступени предохранения все сняты, что делать?

Решили посоветоваться с представителями завода. С.И. Борисов остался на водолазном ботике, а меня руководитель испытаний взял с собой. На торпедном катере быстро «долетели» до завода, собрались в кабинете директора. Было решено на лебедках поднять торпеду на поверхность и отбуксировать ее к берегу, где восстановить последнюю ступень предохранения и попытаться отстыковать высоковольтные разъемы от блока автоматики. А может быть, и расснарядить плиту-отметчик, снять электродетонаторы. С этой целью я взял с собой тару для электродетонаторов, и мы двинулись в обратный путь. С нами также отправился и директор завода.

Торпедный катер подошел к водолазному боту, директор перешел на бот и спросил, кто добровольно пойдет на поиски торпеды. Место, где она затонула, было примерно известно, но на такую глубину спускаться в легких водолазных костюмах было запрещено.

Согласился идти на дно один здоровый молодой парень. Ему помогли одеть костюм, проверили связь, стукнули по шлему, и он пошел. Торпеду нашел быстро, так как вода в озере Иссык-Куль очень прозрачная, видимость хорошая. С лебедок спустили тросы, водолаз зачалил торпеду и приготовился к выходу. Поднялся небольшой ветерок, ботик стало раскачивать, то натягивая, то ослабляя трос. По правилам с выхода из такой глубины положено сделать несколько выдержек водолаза на разных глубинах, чтобы он не заболел кессонной болезнью. Но водолаз, зная, что торпеда с зарядом, на каждой остановке, не выдерживая положенного срока, торопил: «Поднимай быстрее!» Когда он поднялся на бот и снял костюм, у него из ушей тоненькими струйками текла кровь. Директор завода быстро отправил его на транспортировочном катере на завод, где имелась кессонная камера.

Торпеду лебедками подтянули к борту, и бот малым ходом пошел к берегу. В самом низком месте бот ткнулся носом в берег, а поскольку головная часть торпеды намного выходила за нос бота, то БЗО оказалось на суше. Регулируя натяжение тросов, лебедками торпеду плавно опустили на берег. Первыми к ней подошли два представителя КБ-25, их задачей было поставить последнюю ступень предохранения в исходное состояние и открыть головную часть.

Последняя ступень предохранения снималась с помощью турбинок: они вращались при движении торпеды от тока воды, и после определенного количества оборотов ступень предохранения снималась. Для возврата в исходное состояние нужно было торцевым ключом раскрутить турбинку в обратную сторону. Наступила наша очередь. Я расстыковал разъемы и поставил на них заглушки. Затем извлек из центральной розетки пробку с КД и передал ее Сергею Ивановичу Борисову, а взамен получил пробку с фальш-КД (закороткой). Заменив все пробки с КД, мы сделали торпеду менее опасной (на плите-отметчике все равно оставалось ВВ), после чего головную часть закрыли, торпеду стащили на воду, причалили к транспортному катеру и отправили в сборочный цех.

Еще один казус приключился уже по нашей с Борисовым вине. Дело было так. Испытания подходили к концу, и в это время пожаловали гости, какие-то чины из ВМФ в звании не ниже капитана 2-го ранга, три или четыре человека. Они присутствовали на предпоследнем пуске, прибыв к плашкоуту на МО-4. Испытания прошли удовлетворительно, гости остались довольны. Оставался последний пуск торпеды, в БЗО которой был установлен ШЗ с индексом «К», т. е. в ШЗ вместо ЦЧ стоял алюминиевый керн. Мы такой заряд называли контрольным. Для испытания торпеды с таким зарядом был выбран узкий длинный залив, в конце которого был установлен щит, при ударе о который заряд срабатывал.

При сборке торпеды «К» присутствовали представители ВМФ. Ходовую часть доставили за выгородку, чтобы состыковать ее с БЗО, но прежде надо было снарядить ШЗ электродетонаторами. Перед операцией снаряжения все люди из сборочного цеха удалялись. Согласно инструкции ТБ, в выгородке оставались два человека снаряжающих и один — контролер из числа руководителей от КБ-25. Вот тут и приключился казус.

Сергей Иванович Борисов, как ответственный за ТБ, обратился к представителям ВМФ с предложением покинуть сборочный цех на время снаряжения. Им это очень не понравилось, но пришлось подчиниться. Потом они отплатили нам по-своему. Нас, после окончания работ, обещали доставить до поселка Рыбачьего на МО-4. Но обидевшиеся на нас офицеры перед своим отъездом оставили распоряжение: «охотников» не посылать. Пришлось нам добираться на самоходке.

Последний опыт прошел удачно. Взрыв был не очень громкий — прошел под водой, зато рыбы мы собрали много. Тут были и маринка, и голый осман, и особенно много было чебака.

Хочу рассказать, как мы проводили свободное время. Иногда вместе с солдатами охраны ловили неводом рыбу. Несколько раз я ходил на охоту с инспектором спецотдела КБ-25 Иваном Даниловичем Руденко. Он брал с собой в экспедицию ружье. Мы ходили на уток, а стреляли по очереди. Несколько раз директор завода выделял нам грузовик ГАЗ-53, и мы ездили в горы. Один раз были в Теплоключенке, где был санаторий местного значения, там мы с Сергеем Ивановичем попробовали радоновые ванны. Температура радоновых источников была около 80 градусов, но текла вода по трубам, проходившим по горной речке, и за это время остывала.

Возили нас в Джеты-Огуз, что в переводе с киргизского означает «семь быков». В этом гранитном ущелье стояли семь гранитных столпов высотой метров 20–30 с отвесными стенами. Как-то раз шофер из местных возил нас в долину цветов. Правда, добрались мы до нее с трудом, машина еле шла в гору. Когда наконец доехали, обомлели: красота неописуемая, все цвета радуги на поле. Я видел такое зрелище впервые. Иногда в заводском ДК крутили фильмы, там же был отличный бильярдный стол. Иногда ездили в Пржевальск.

Наконец работы были окончены, нужно было уничтожить оставшиеся КД и запасные части из ВВ для плиты-отметчика. Нужно было как-то их подорвать, а на заводе никаких источников высокого напряжения не было. Я пошел в транспортный цех, нашел магнето с редуктором, который при вращении давал около 10 кВ, приделал к редуктору ручку — подрывная машинка готова. Сложили остатки ВВ в металлическую банку, и на катере вчетвером переехали на противоположную сторону залива. К. Бавыкин и М. Студенецкий остались на берегу, а мы с Борисовым полезли в скалы. Забравшись на довольно приличное расстояние, я установил банку между камнями, протянул пару проводов метров на двадцать, подключил провода изолентой к контактам КД и поместил в банке с ВВ, прижав его крупным камнем. Укрылся за скалой и подключил провода к магнето. Потом крутанул ручку и взрыв. Мы пригнулись, а камни полетели к берегу, где прогуливались Бавыкин и Студенецкий. К счастью, никто не пострадал. Мы спустились на берег, и катер доставил нас к пирсу.

На следующий день шла погрузка, а во второй половине дня наша самоходка взяла курс на Рыбачье. В поселок мы пришли, когда уже стемнело. На ночлег мы устроились в трюме, кто где. Здесь же спали и солдаты охраны, и полковник КГБ Федюков. На следующий день мы должны были отправиться в Москву, но непредвиденный случай задержал нас на двое суток. Случилось вот что. Ночью нас разбудил сильный храп. Мы проснулись, но не удивились, люди по-разному спят. Потом храп перешел в хрип, к утру все затихло. А утром выяснилось, что умер один из солдат охраны. Он сменился с поста в четыре утра, и проходя мимо Федюкова, заметил стоящую бутылку, хлебнул из нее, а это оказался дихлорэтан. Полковник, как он объяснял потом, утром собирался почистить китель.

Начальник охраны сообщил о происшедшем в Москву, прибыл судмедэксперт, пригласили желающих присутствовать при вскрытии. Я и один сотрудник КБ-2 5 согласились. Вскрыв брюшную полость и грудную клетку, медэксперт дал нам понюхать печенку, легкие, а вскрыв черепную коробку, и мозги. Все пахло дихлорэтаном. Заложив мозги в брюшную полость, медэксперт со словами: «Все равно они ему больше не нужны», зашил места вскрытия. Мы подписали акт и заключение о причине смерти солдата. На следующий день состоялись похороны, и мы стали готовиться к отъезду.

За время командировки мы поистратили деньги, а впереди — еще несколько суток пути, и нужно чем-то питаться. Посмотрели свое имущество. У меня оказалась лишняя рубашка, у Борисова — брюки и кожаная куртка военных времен. Пошли на базар и сбыли все это за не очень высокую цену. Купили ведро яиц (засыпали их опилками), две буханки хлеба и пол-ящика копченого чебака, благо он был очень дешевый. На пятые сутки прибыли в Москву. Зашли в контору на Цветном бульваре и взяли аванс в счет зарплаты. А на следующий день прибыли на объект.