Непруха

Непруха

Было жаль, конечно, что мы не посмотрим Париж, а сразу же должны будем отправиться на вокзал. Хотя, если билеты еще не куплены, вполне возможно, что в поезд на Ниццу мы сядем только к вечеру. А значит, в нашем распоряжении останется целый день!

Но тут озорница Фортуна явно начала издеваться над нами. Во-первых, мрачная «шутка» Бени о непереведенных деньгах оказалась правдой, и для начала мы застряли в аэропорту Шарля де Голля, а Беня с заместителями побежали звонить не встретившим нас людям. В конце концов, когда мы окончательно намозолили глаза, администрация выделила для нашей группы бесплатный автобус до Лионского вокзала, откуда мы должны были продолжить свой путь.

И снова неудача. На вокзале мы просидели весь день.

Уставшие, измотанные, мы по очереди охраняли вещи, по очереди гуляли по вокзалу. К концу дня нас приметили украинские бомжи, живущие тут. Очень вежливые, пронырливые, немного суетливые, они проводили день в поисках, где бы что стырить, хотя многие из них, принципиально не опускаясь до воровства, питались в бесплатных столовых для бездомных, успевая за день посетить до трех раздач горячего питания. Это можно было сделать, имея часы, так как во все пункты раздачи еду привозили в разное время.

– Хотите увидеть дно? – спросил меня интеллигентного вида клошар в очках-полумесяцах и французском шарфике поверх спортивной куртки «Адидас» со значком «Зенит».

– Дно? – я приподнялась со скамьи.

– Я могу показать вам дно Лионского вокзала. Настоящее дно!

Я благодарно кивнула и, оставив давно надоевший чемодан на попечение сидевшей рядом журналистки, пошла, нет – полетела за новой информацией.

На самом деле, я бы и черту в пасть полезла, лишь бы не сидеть на месте, не зная, что будет дальше.

В Париже бомжи не такие, как в России. Здесь они чистенькие, потому что всегда есть где умыться, постирать вещи, сходить в туалет. Есть места, где можно посидеть или даже поспать в тепле или разжиться поношенной, но чистой одеждой.

– …Конечно, те, кто только что приехал во Францию, еще необтесанные, у них ничего нет, они дикие, злые, боятся… Я уже шестой год, привык, язык знаю. Тут жить можно даже без пособия. Здесь я бог и король. Кстати, меня здесь так и зовут – Король.

Дно Лионского вокзала представляло собой длинную платформу со всевозможными хозяйственными помещениями. Первым делом новый знакомый отвел меня в бесплатный туалет, после чего я с наслаждением помыла руки горячей водой с мылом.

– Здесь всегда можно умыться и даже постирать мелочишку, – деловито отрекомендовал заведение мой провожатый.

В это время в пункте бесплатного питания как раз начали раздавать суп. В очередь выстроились сумрачного вида люди: одна некогда красивая негритянка и несколько белых мужиков с невыразительными лицами… У всех поднятые воротники, потерянные взгляды.

Я сразу же поняла, что есть в этом месте не буду. Почувствовав мое состояние, Король, подхватив меня под локоток, помог подняться по небольшой лестнице, которая вывела нас на площадку, где пассажиры брали тележки.

– Тележка работает, когда в нее положишь монетку, – объяснил он. – Когда отвезешь вещи, забираешь монетку, и тележка стопорится.

– Понятно, – я посмотрела на тележку. Тележка как тележка. – И что?

– А то, что не все ведь забирают монетки! – весело сообщил Король и на полусогнутых побежал по первому ряду тележек, внимательно вглядываясь в щели приемных устройств. Заразившись его энтузиазмом, я тоже пошла вдоль тележек, пытаясь поймать свою «золотую рыбку».

Золотоискание оказалось делом интересным и весьма увлекательным. Пробежав вдоль второго ряда, я сбегала за угол, где стояли брошенные кем-то тележки. Наградой мне была одна монета.

Возвращаясь к Королю, я заметила рядом с ним полноватого мужика с рыхлым, бледным, точно непропеченное тесто, лицом.

– Ну, что ты делаешь, Король! – журил моего нового знакомого новоприбывший. – Она тут всего ничего, а ты ей доверил такой объект! Непорядок, Король! Свергать тебя будем.

– Ничего, Рыло, – Король блаженно улыбался, жонглируя двумя весело подпрыгивающими в его правой руке монетками, – лиха беда начало. Пусть обживается в Париже. А то приехать во Францию и не получить никакого удовольствия от жизни…

На оставленную мне Королем монетку я купила ручку с Эйфелевой башней в подарок маме.

Первая ночь в Париже. Слава Богу, мы провели ее в гостинице, причем в достаточно приличной. С красивыми, хорошо обставленными комнатами и картинами на стенах. Нам – мне, Гарпии и еще двум дамам, одна из которых играла на сцене и в жизни королеву-мать, а другая поражала величиной своих габаритов и широтой взглядов – нам досталась очаровательная, просторная и светлая мансарда со скошенными потолками, крохотным трюмо и изящными креслицами в стиле кого-то из Людовиков.

Из окна открывался потрясающий вид на разнообразные крыши Парижа. Ах, как это было замечательно: серые, красные, рыжие, черные с маленькими шпилями, конусообразные, плоские со странными украшениями в виде ладьи или с изящными флюгерками. Крыши с круглыми окошечками, похожими на корабельные иллюминаторы, чердачные окошки с пристроенными маленькими кружевными балкончиками. Купола домашних церквей были украшены крестами, и тут же рядом можно было увидеть чей-то аляповатый флажок и флюгер в виде сгорбленного старца.

Два окна домов напротив были соединены крошечным мостиком. На нем, точно в сказке Ганса Христиана Андерсена, красовались алые и белые розы.

Первая ночь в Париже. О, сколько раз я себе представляла эту первую ночь в загадочном, таинственном, романтическом Париже! И что в итоге? Я и еще три тетки лежим вповалку на паре двуспальных кроватях, не в силах пошевелиться после измотавшего нас дня и прохладного душа.

Мы слышали, как кто-то ходил по коридору. Кто-то из наших намеревался идти смотреть ночной Париж, мы же могли только невнятно мычать что-то, уставшие от безмерно долгого сидения на Лионском вокзале. Какой позор!

На следующее утро я проснулась в странном настроении ожидания чего-то необъяснимого. Мы позавтракали, а затем я, Гарпия и примкнувшая к нам дама отправились смотреть Париж.

«О, Париж… там воздух пропитан любовью, там женщины точно цветы, а все мужчины дон Жуаны…». Мужчины действительно кричали нам вслед. А чего им не кричать, когда у меня рыжие до пояса волнистые волосы, зеленая шапочка от Кардена, зеленый легкий плащик, а на ножках изящные туфельки. Гарпия в снежно-белой курточке, распахнутой на пышном бюсте, голубых джинсиках на два размера меньше положенного и сапожках натуральной кожи, а наша новая знакомая так и вовсе в серой шали и юбочке с разрезом до задницы. Я бы как раз удивилась, если бы мы им не понравились. Тем более, что, как выяснилось, по-настоящему модных, красивых и стильных женщин в Париже днем с огнем не сыскать.

Где-то на третий день наших парижских странствий мы действительно приметили потрясающе красивую женщину лет сорока пяти, в рыжем шерстяном брючном костюме с рыжим же, подбитым мехом плащом до самой земли. Мы переглянулись, отмечая и ее аккуратно уложенные светлые волосы, и изящную шляпку, и тоненькие каблучки. Ах, как она не была похожа на всех остальных! На девушек в обуви, в которой русские барышни постеснялись бы в огороде копаться, в грубых юбках с карманами, сделанными в расчете на пол-литра пива, с ненакрашенными одутловатыми лицами.

– Вот она – настоящая француженка, парижанка! – с восторгом произнесла Гарпия.

– Должно быть, все, кого мы видели до этого, приезжие, – предположила в свою очередь наша новая знакомая. – Париж ведь столица, вот сюда и прут все кому не лень. Видали, сколько арабов? А негров?..

Так бы мы и шушукались, перешептывались и перемигивались, но вдруг очаровательная незнакомка сама подошла к нам.

– Девочки, вы откуда? – спросила она на чистом русском.

– Из Питера, – растаяла Гарпия.

– А я из Москвы. Здесь у меня фирма, пятнадцать лет уже живу. Как здорово, что увидела своих…

Вот так нашли красивую француженку…

Впрочем, все это было на третий день знакомства с Парижем, а в тот первый выход в город мы просто шли вдоль Сены, шли и не понимали, что происходит. Дело в том, что местами Париж разительно напоминает Питер. Вот буквально, идешь себе, рассматриваешь витрины антикварной мебели, играешь в игру «Что бы купила, если бы были деньги», идешь и постоянно ловишь себя на мысли, что и не в Париже ты вовсе. Какой там Париж, когда буквально за поворотом Марсово поле? Идешь себе, идешь и… Елисейские Поля…

Солнце светило, но воздух еще был прохладный, знаете, как бывает – холодный и горячий воздух почти не смешиваются, а точно обжигают. На многих окнах тяжелые деревянные ставни, которые хозяйки отворяют утром, чтобы в доме было светлее. На внутренней стороне ставень в специальных углублениях расположены горшочки с цветущей примулой или фиалками. Так и получается, что, когда ставни распахнуты, цветы украшают их, а вместе с ними и весь дом, напитываясь солнечным воздухом, а вечером ставни закрываются, цветы отправляются спать в теплые комнаты, минуя ночную свежесть и возможные заморозки.

Вот, пожалуй, и единственное различие – ставни. Ну еще один раз встретился непривычного вида темный храм, который, точно ржавая иголка, пытался пырнуть висевшее над ним рыхлое облако.

Я шла и буквально внушала себе, что я в Париже, что оказаться здесь была моя детская мечта, еще со времени прочтения «Трех мушкетеров», «Анжелики» Анн и Серж Голон и «Сирано де Бержерака». Все напрасно, что-то во мне упорно противилось впускать в себя Париж.

И тут произошло чудо.

На другом берегу реки мы увидели не похожее ни на что ранее виданное здание с башней, походившей одновременно на ракету и что-то неопознанно-острое, рядом с ракетой торчало нечто, напоминающее каменное кольцо. При этом чем ближе мы подходили к странному храму, тем больше удивлялись, так как с разных ракурсов собор Парижской Богоматери смотрелся по-разному. Что это именно он, мы поняли одновременно, чуть не закричав о своем открытии.

Мы перешли мост и всей троицей влетели в Нотр-Дам де Пари, наконец-то осознавая, что мы действительно в Париже, что мы добрались до цели, что…

Огромный темный храм с множеством расставленных рядами, потемневших от времени сидений. На некоторых разложены книги. Сразу же обратили на себя внимание огромные сине-красные витражи и…

…И тут заиграл орган. Прямо у нас над головами, напротив алтаря. В одно мгновение протяжные, глубокие звуки наполнили пространство, так что сам воздух сделался звенящим. Что-то темное, жившее во мне, рванулось было к выходу, но было убито на взлете. Показалось, что кто-то с невероятной силой распахнул парадную дверь в мою душу, и тут же музыка прошла навылет, оставив ничего не понимающее беспомощное тело наблюдать, как сквозь него летели аккорды. Я видела направляющиеся на меня и пролетающие насквозь звезды и планеты, неслись обломки стульев и уличный мусор. Летели свечи и сорванные с картин персонажи…

Я не могла ни сесть, ни сдвинуться с места, пораженная, пронзенная, убитая или воскресшая.

Неожиданно музыка сделалась мягче, и я, сорвавшись с невидимого крючка, сделала несколько шагов к алтарю, удивляясь вновь обретенной способности владеть своим телом.

Обычно, заходя в храмы, я надеялась услышать там голос Бога. То, что произошло со мной в соборе Парижской Богоматери, не содержало мыслеформ-слов. Я не получила ответа ни на один из припрятанных в душе вопросов, да я их и не задавала, буквально задавленная, разорванная неведомой мне до этого силой музыки.

В этот приезд в Париж, я каждый день ходила в собор послушать орган. Но никогда больше он не производил на меня такого ошеломляющего впечатления.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.