Куклин

В серию, в которую попадал «Интернат боли», должны были войти книги Валерия Попова и Льва Куклина.

С последним отношения категорически не складывались. Еще в Барковском клубе этот невысокий курносый человек вечно стремился чем-то меня поддеть, подшутить, сказать какую-нибудь колкость. Тогда как мне оставалось лишь уйти в тень.. Все-таки Куклин! Не хотелось ссориться с отличным писателем, но при этом и терпеть постоянные насмешки было невмоготу. Тем более, что не к моему же творчеству он цеплялся. А лично ко мне.

Наверное, следовало просто поговорить со Львом Валериановичем по душам, но на это я никак не могла решиться.

Помог случай. Однажды Куклин зашел в издательство «Продление жизни» как раз тогда, когда я там находилась. Неонилла предложила посмотреть ее рассказы, которые она только что отдала в сборник эротической прозы в «Неву», вот я и сидела, попивая кофе и смакуя ярко-красные конфетки с морковкой, которыми обычно угощала гостей главная редактрисса.

Заметив меня, Куклин улыбнулся, должно быть, отмечая про себя присутствие любимой жертвы. Я закусила губу, уткнувшись в текст. Рассказ был о китайцах, и мне почему-то виделась там какая-то временная несостыковка, так что отвлекаться не хотелось.

В присущей ему манере профессионального оратора, души общества и гвоздя любой программы, широким жестом выгребая из вазочки конфеты и засыпая их себе в карман, Лев Валерианович рассказывал Неонилле о своем двухнедельном посещении Японии.

Помня его рассказ о Греции, где он пил из Кастильского ключа бессмертного вдохновения, я отложила на минуту рукопись, приготовившись услышать откровения о Киото или Наре, где он вкусил высшую мудрость, познал свет Будды или соприкоснулся еще с каким-нибудь чудом. Впрочем, в устах Куклина самое заурядное событие начинало играть яркими красками, становясь необыкновенным и сказочным.

Начав свое повествование, Куклин сделал выразительную паузу, достойную лучших традиций МХАТ. Я увидела, как его грудь чуть вздрогнула, принимая в себя воздух, когда вдруг голос Неониллы рассек возникшую было тишину. Удар был таким резким, что Лев Валерианович, не ожидавший что его перебьют, шумно выдохнул набранный было воздух.

– Две недели, это что! Вот Юля Андреева жила и работала в Японии девять месяцев. Мы сейчас отсылаем в типографию один ее роман и берем в работу мистический боевик «Трансмиссия» по японской теме.

С сомнением во взоре Куклин взглянул на меня. И тут я поняла, что не только не услышу обещанный рассказ, но что Лев Валерианович вообще никогда уже не будет говорить при мне о Японии.

Но это было еще не все. На самом деле, с того самого дня Куклин перестал задирать меня. Наоборот: встречаясь на Макарова, 10[56], либо в Барковском клубе, он вежливо кланялся, спрашивая, как продвигаются дела в издательстве и не знаю ли я, готовы ли обложки на сборники, для которых он давал рассказы.

Несмотря на то, что с Львом Валериановичем мы никогда не дружили, тем не менее, я посчитала своим долгом прийти в Центр современной литературы и книги на сороковины смерти этого замечательного человека.

Светлый вечер светлой памяти светлого человека. Его супруга Светлана Яковлевна чуть дрожащим от волнения и какой-то невероятной нежности голосом рассказывала историю своего знакомства с Куклиным. Трогательные, забавные эпизоды их жизни и счастья. Над столом, точно старинный абажур настольной лампы, разложенные на каком-то возвышении, красовались трусы Льва Валериановича, которые любящая супруга подарила ему на последний день рождения, запихнув в ширинку сто долларов.

Это был мой первый приход в студию Андрея Дмитриевича Балабухи, куда меня пригласил Михаил Сергеевич Ахманов[57].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.