В каком краю – неведомо, в каком году – не сказано…
В каком краю – неведомо, в каком году – не сказано…
Как же классно на самом деле писать о людях давно ушедших эпох! Кто проверит, любил граф Тулузский сладкое вино или сухое? Факт, что не пиво. Оно бы там явно не прижилось, в царстве винограда-то. Но даже если бы… Ну не сам же граф Раймон явится спросить за недостоверность пересказанных событий. Совсем другое дело с персонажами этой книги. Мало того, что половина из них не может даже приблизительно сказать, когда произошло то или иное событие, датируя пересказанные истории с точностью плюс-минус десять лет, они еще и норовят все запутать так, что и Шерлок Холмс не сумел бы разобраться. А потом звонят с претензиями и уточнениями в любой час дня и ночи.
«Он жил на одной из Советских улиц, которые прежде назывались Рождественскими». Ладно, пока все как будто верно. «Выскочили из метро, прошли мимо гастронома, на месте которого в прежние времена стояла Греческая церковь». Стоп. Не гастронома, а БКЗ «Октябрьский». Поехали дальше. «О том, как эта изящная византийская церковь была разрушена, писал свидетель тех событий Иосиф Бродский:
Теперь так мало греков в Ленинграде,
что мы сломали Греческую церковь,
дабы построить на свободном месте
концертный зал. В такой архитектуре
есть что-то безнадежное. А впрочем,
концертный зал на тыщу с лишним мест
не так уж безнадежен: это – храм,
и храм искусства. Кто же виноват,
что мастерство вокальное дает
сбор больший, чем знамена веры?
(отрывок из стихотворения “Остановка в пустыне”)».
Ну вот же, как будто бы ясно написано. Концертный зал, а не гастроном. А то я, грешным делом уже усомнилась, а не было ли там двух Греческих церквей, одна во имя святого великомученика Димитрия Солунского, а вторая… А впрочем, не было в Питере второй Греческой. На Песках – там, где сейчас Советские улицы, находилась Греческая слобода. Там со времен Петра I селились греки и, как это было заведено в Санкт-Петербурге, проживали они своей общиной.
Путают мои авторы, сиречь персонажи, ой как путают. Словно шифруют события, перемножая их, складывая одно с другим, безжалостно вычитая, вымарывая неугодных знакомцев, разделяя, но не властвуя.
«Было это в 80—90-х годах» – жуткая по своей абсурдности фраза. Восьмидесятые – царство застоя, а девяностые – перестройка, бандиты, открытие границ, волна проповедников и непуганых иноземных бизнесменов, желающих спешно открыть свой бизнес в бывшем СССР.
«Проходил концерт, как его… не помню, какой группы. Где было? Ну, наверное, в ДК пищевиков, но может быть, и в «Красном Октябре», нет, точно в «Балтийском Доме». Да. Стопроцентно – в ДК «Маяк». Были я и еще два известнейших поэта. Один из Латвии, ты его не читала, а другого должна знать обязательно. Такой, с длинными, грязными патлами, в сером вязанном джемпере. Ну как его… он еще всегда бухим читал!» Вот и ищи неведомо в каком году и в каком здании грязного, нечесаного поэта в джемпере, привыкшего радовать публику будучи под мухой. Да под подобное описание разве лишь лысые не подходят. Трудно разговаривать с нашими людьми. Ох, трудно!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.